Kitabı oku: «Голод Рехи», sayfa 7
«Неужели ко мне явились эти самые древние духи-боги?» – устрашился Рехи, когда Сумеречный нехотя стряхнул свежую кровь со стального клинка. Все-таки завидное оружие он носил, красивое, прочное, с горящими письменами, чем-то напоминавшими рисунки на песке.
– Скажи ему короче: после неудачи с кругом Двенадцати вы наштамповали единицы поменьше, – недобро ухмыльнулся Сумеречный, обращаясь к притихшему Митрию. – Для более мелких поручений, с более слабой силой. Но опять все пошло наперекосяк. Нет? М-м-м? Не так было?
– Что ты тут забыл? – недовольно вздрогнул Митрий, уходя от ответа. – Ты мог освободиться, мог раньше и проще… Зачем вообще попал в эту проклятую деревню людоедов? Зачем позволил себя избить? Для тебя все игра?
– Смотрел сквозь людей и на людей. Да-а-а… Не всякий мир достоин спасения.
– Всякий.
– Уйдите от меня, оставьте в покое, – прошептал Рехи, решительно разворачиваясь. «Пусть хоть в спину бьют!» – подумал он. Лишь бы не оставаться рядом с этими безумцами.
Он сосредоточился на поскрипывании песка под ногами. Как и требовал Проводник: только песок, больше ничего, совсем ничего. А там нашлась бы надежная холодная пещера, отлежался бы. И потом пошел бы дальше. Из раны больше не сочилась кровь. Только бы не напороться на очередных дикарей или ящеров – и уже нормально.
– Рехи! Постой… – слабо возразил Митрий.
– Что ты его останавливаешь? Он идет туда же, куда и мы. Только что мы там будем делать? Все мы. У тебя ведь тоже нет плана, – язвительно хмыкнул Сумеречный.
– Но я нашел Рехи.
– И он тебе не рад.
«Имя мое откуда-то знают. Ну, нашел ты меня! Лучше бы не находил», – отметил Рехи. Мысли ударялись в виски, перекатывались от затылка ко лбу, сжимали обручем. Однако ноги еще куда-то несли, и он шел.
Сначала Рехи опасался, что Проводник и Сумеречный будут его преследовать, но они остались позади и вскоре скрылись за грядой валунов. Он двигался наугад, тянул воздух, опасаясь наткнуться на хищников или людей – обоих всегда сопровождал удушливый смрад. Но обоняние щекотал только тяжелый пепел.
«Камни истлели
В пожарище горестном.
Мир обезлюдел.
Камни плакали,
В прах земной обратились
От злобы людской», –
распевал отстраненный голос, та самая «единица поменьше». Нашелся бы толк от нее, сила какая-нибудь, как в сказках для маленьких. Там вечно рассказывали про великих героев, которые спасали мир или даже миры. Но что-то никто не спешил приходить и вытаскивать их всех из этого вечного бессмысленного кружения в плену голода и страха, который поселился где-то под сердцем воспоминанием о склизких «линиях мира». Рехи даже посмотрел на пальцы: никакой слизи, ни следа.
«Ладно, не знаю, что это. От мыслей проще сдохнуть, а мне надо идти», – твердил он себе с завидным упрямством. Снова единственным спутником сделалась давящая тишина. Где-то издалека доносился гул камнепада, напоминавший утробный рев гигантской твари. Что если вдали ждало неизвестное огромное зверье? Голодное, как и все.
Но долго огорчаться грядущими бедами не удалось: в дымный воздух примешался едва уловимый запах живого существа. Рехи тут же схватился за клинок, новый клык, полученный в бою. Тряпка уже прилипла к ране, прижимать не приходилось, только сил на очередной поединок совсем не осталось. У всех есть свой предел.
– Опять ты… – безысходно выдохнул Рехи. Он ожидал от себя любой реакции: злости, негодования, хоть радости, но усталость украла все чувства. Перед ним предстала Лойэ. Она выскользнула из-за валунов, очевидно, до того скрывалаясь, выслеживая возможную добычу.
– Ага. И опять ты! – недобро хохотнула Лойэ. Она выглядела тоже потрепанной и измученной: туника из шкуры ящера пестрела дырами, сквозь одну временами просвечивала правая грудь; синяки и ссадины испещрили руки и лицо, волосы спеклись от крови, она же забрызгала впавшие щеки, но кровь была явно чужая. У Лойэ обнаружился ее же старый клинок. Неужели ей удалось спастись от отряда эльфоедов? Скрылась? Сбежала? Сражалась? Хотя разве стоило переживать о ее злоключениях? Она же бросила, предала. Но все это ощущалось каким-то далеким и малозначительным. Перед глазами болезненно стояли сплетения линий, словно не осталось чего-то более важного.
– Что с тобой сделали людоеды? – спросил Рехи. Сражаться с Лойэ и ненавидеть ее больше не хотелось, а злиться он устал.
– Ты в плен к ним попал, что ли? – Лойэ горделиво подбоченилась.
– Да.
– Слабак, я от них отбилась, – небрежно бросила Лойэ. – Эй! Ну, ты чего? Рехи! Рехи! Рехи!
Лойэ затараторила с суетливым беспокойством. Врагов так не зовут! Но Рехи уже не слышал, зачем к нему обращаются: силы дошли до предела, до роковой черты, словно эта встреча выдавила последние капли выносливости. Он устал сражаться с собственными противоречиями. Все-таки он любил Лойэ, по крайней мере, не представлял, что однажды придется убить ее. Нет уж! Ни за что. Рехи уже определился и стоял на своем, хотя на самом деле почти падал.
Глупое и бессмысленно хрупкое тело вновь теряло сознание, оставляя себя на милость то ли подруге, то ли врагу. Над головой несколько мгновений маячило черное-пречерное небо, пронизанное красными жилками. Дальше все провалилось в пустоту.
«Расцвети, древо,
В тебе еще сок жизни:
Путь не закончен», –
на прощанье пропел очередной безумец, словно сидел где-то на краю пропасти, болтая беззаботно ногами, рассматривая смерть сквозь неизбежность жизни. Конец? Финал всех страданий? Без решительного удара? Без великих битв? Не всем уходить красиво. Но как же не хотелось умирать!
– Больно же! – вскинулся Рехи. Что-то пронзило припухший левый бок, не клинок, а что-то маленькое и острое. По ощущениям напоминало волос в горле или шип под ногтем: терпимо, но выматывающе неприятно.
– Не дергайся! Так лечились в прежние времена, – донесся знакомый голос, и сильные женские руки настойчиво прижали плечи обратно к земле. Рехи часто заморгал, озираясь вокруг. Он лежал в пещере, со сталактитов во тьме капала вода, стекая невидимым ручейком. Все-таки Лойэ не добила, даже притащила в убежище. Как странно и великодушно с ее стороны. В ней открывались все новые и новые черты. Раньше она воспринималась просто девчонкой из отряда, развлечением, временами – обузой. Потом стала последней выжившей из их деревни, последним знакомым эльфом в этом огромном мире. Теперь еще и пыталась лечить. В руках она держала тонкую иголку с ниткой и упрямо тыкала этим приспособлением в рану Рехи.
– Как лечились? Откуда ты знаешь? – возмутился он, не слишком-то доверяя такому врачеванию. Сама же пырнула, а теперь исправляла. Да, Лойэ в деревне ловко управлялась с починкой одежды, но Рехи-то не был туникой или штанами!
– От одной старухи научилась. Она отца штопала… – Лойэ болезненно запнулась: – Но он все равно умер. Иголку я из деревни прихватила, всегда с собой носила.
– Она не говорила, что от гнили в зашитых ранах умирали? – Рехи припомнил метавшихся в бреду раненых, отца Лойэ в том числе. Стало жутко. Порой воины возвращались с победными улыбками на лицах, бодрые, лишь немного обескровленные. Но через пару смен красных сумерек впадали в бредовые видения и мучительно умирали с почерневшими губами и пеной у рта.
– В незашитых тоже. Ничего, я вроде бы промыла, – пожала плечами Лойэ, кивая на водицу, стекавшую со сталактитов. – Все равно мы безнадежные странники.
– Но умирать так я не планирую!
– Молчи и не мешай! Мне самой страшно, я ж первый раз.
Рехи морщился, но терпел. По счастью, стежков пришлось делать немного, хотя края воспаленной кожи и плоти стягивались неохотно, причиняя страдания. Какое-то время пришлось молчать, сжимать зубы, чтобы не заорать в голос.
– Безнадежные странники, – протянул Рехи, бессильно выдыхая, когда все закончилось. – Мы можем остановиться.
Почему-то вновь полезли глупые видения о том, как они с Лойэ прямо в этой пещере создают новое поселение. Место казалось подходящим: темным, закрытым от ветра. В узкий лаз входа не протиснулись бы незваные гости. Рехи вдруг невыносимо захотелось построить собственный дом, соорудить вокруг частокол, раскинуть шатры из шкур – вот и деревня готова. А от ураганов защитила бы пещера.
– Где? И как? – оборвала пространные раздумья Лойэ, вновь возвращая его на тропу бессмысленных скитаний.
– Поищем деревню эльфов, – предложил Рехи, морщась, пока Лойэ завершала свою работу. Справилась она неплохо и быстро, словно и правда воспринимала испещренную шрамами кожу эльфа как латаную-перелатаную одежду.
– Нас не примут, – упрямо отмахнулась она. – Да и здесь деревень эльфов почти не осталось.
– В Долине Черного Песка еще могут быть, – предположил Рехи.
– Где? Ты их видел? – недовольно воскликнула Лойэ, отскочив в сторону, и скрылась в густой темноте. – Нет, Рехи, мы пойдем только вперед. Ты и сам это знаешь.
Рехи некоторое время молча лежал, ощущая спиной только вывернутую мягкой стороной наружу тунику, расстеленную на камнях. На зубах неизменно поскрипывал песок, а в пещере монотонно капала вода.
– Куда ты направлялась? – вскоре спросил Рехи. – Неужели только меня выслеживала?
– Да сдался ты мне! Я иду к Последнему Бастиону, – чуть помедлив, ответила Лойэ, вновь приближаясь и садясь рядом. – Я хотела уйти из деревни еще с тех пор, как погиб отец. Сейчас выбора не осталось. В Бастионе есть место для всех. Так говорят. Помнишь наших соседей…
– Которые все перемерли в пути? Помню я про Бастион. Еще одна выдумка. Значит, нам не по пути. Я иду к Разрушенной Цитадели.
– Будто она реальна. Да, значит, не по пути.
– А может быть, остаться здесь? – вновь несмело предложил Рехи. Он уже не слишком верил, что дойдет до Цитадели, да и Сумеречный с Митрием направлялись туда же. Встречать их больше не хотелось. А последние слова Сумеречного об отсутствии плана и вовсе звучали крайне зловеще. Если те двое не представляли, что делать, то куда уж Рехи? Двенадцатый Проклятый был очень опасным монстром. Возможно, стоило просто остаться, остановиться, сделаться незаметной песчинкой на фоне великих свершений.
– Остаться? Где? – снова встрепенулась Лойэ, словно дикий зверь. От нее исходила необузданная мощь, которую не сломила даже пустошь. Она вбила себе в голову не менее безумную цель скитаний, чем Рехи. Но он теперь мечтал отдохнуть.
– Ну, прямо здесь.
Он обвел взглядом пещеру. Лойэ вздохнула и потянулась к нему, запустив длинные пальцы в его спутанные патлы. Рехи прикрыл глаза, стало спокойно и даже уютно. На мгновение он почти поверил, что Лойэ согласится с его замыслом. Но она с прощальной грустью ответила:
– Нет. Уже никак. Мы теперь дети урагана. Он нас снес вместе с деревней. Это ураган! – она прижала руки к груди, к сердцу. – Он теперь внутри. Мы теперь – ветер. Чувствуешь это вечное стремление куда-то?
– Чувствую, – признался Рехи, и собственные глупые идеи о новой деревне оставили его.
– Вот и я тоже. Мы идем только вперед.
– Но почему не в одном направлении-то?
«Мне надо к Цитадели. Ты ищешь Бастион. Как же нам удержать друг друга?» – совсем растерялся Рехи. Лойэ же, вероятно, неуклонно следовала своему неведомому плану, потому не мучилась.
– Так уж случилось.
– Я так устал… – пробормотал вскоре Рехи. Лойэ вновь ласково погладила его по голове, и с прикосновениями ее ладоней уходила щемящая тоска, забывались искореженные линии мира, наставал глухой, но сладостный покой. Время не имело значения, пока она оставалась рядом. На миг или на вечность – не так уж важно.
– Спи.
– Чтобы ты меня убила? – постепенно проваливаясь в дрему, ехидно заметил Рехи. Нет, он уже знал, что Лойэ простила его, а вернее, решила, что они в расчете. Обидеться бы, высказать что-то. Но зачем? Слишком мало оставалось времени для взаимного непонимания. Лучше чувствовать прикосновения ладоней и легкие поцелуи на рассеченных скулах. Умела же Лойэ быть невероятно нежной, невыразимо трепетной.
– Уже не убью. Ты предал меня, я предала тебя. Мы оба выжили – равновесие восстановлено.
– Стихийная ты… точно ураган.
– Ураган…
Голоса таяли, тонули в перезвоне капель. Тишина застыла для двух скитальцев в крошечном мире пещеры. Сначала Лойэ держала голову Рехи на своих коленях, потом свернулась рядом калачиком. В полудреме казалось, что нет места безопаснее и надежнее этой пещеры. Но за ее пределами расползался хаос…
Не в своем уме
Вновь мерещились непонятные картины: случайные штрихи сливались в величественные строения, мерцающие точки – в живых существ…
Замок показался знакомым, непроизвольно вспомнились названия растений в саду, не пугало обилие гобеленов и барельефов в прилегавших к нему галереях; статуи в фонтанах и нишах уже не выглядели непривычно и дико. Правда, на этот раз сад показался запущенным и унылым: на дорожках шелестели пожелтевшие листья, вода в фонтанах отдавала гнильцой, по ее мутной поверхности плавали мелкие веточки, утонувшие мухи и сморщенные лепестки. Не осталось богатства и радости жизни, которые шокировали в прошлый раз. Или Рехи просто привыкал к непонятным снам, где он вроде и не был собой. Слишком много знал, слишком легко понимал то, что никогда не видел, ведь он даже не подозревал, как выглядел мир до Падения. Возможно, оно уже приближалось: печать уныния подсказывала, что садом некому заниматься.
Правители мобилизовали в регулярную армию последних садовника и поваренка, оставив служить во дворце лишь самых немощных. «Что-что? Откуда я таких слов-то нахватался? – дивился самому себе Рехи, впрочем, интересные видения заставляли махнуть на все рукой: – А!.. Я – не я. Лучше знать, чем не знать. Лишь бы не мешало».
Так он парил, не ощущая собственного тела, по опустевшему дворцу, где скулили длинноногие мохнатые животные, которых называли собаками. Наверное, они были вкусными, вкуснее ящеров. Да… Даже сквозь сон Рехи почуял теплую кровь в бьющихся жилах. Вот если бы после Падения остались они, не пришлось бы людьми питаться… Хотя… Почему не осталось никого, кроме ящеров? А вдруг это собак превратили в мохнатых рептилий? По стати и размеру некоторые вполне подходили. После взгляда на «линии мира» Рехи – или другая сущность в его сознании – строил всевозможные теории. Вряд ли смутные сны показывали историю другого мира. Только где существовали дворец и город? Почему речь шла об армии? Все воспринималось как бездоказательно верное, и пугали слишком сложные слова, значение которых воспринималось на уровне подсознания как готовая картинка.
Вот так Рехи легко и определил, когда «подлетел» к просторной пустынной зале, что попал на военный совет. Вокруг длинного стола с обширными подробными картами стояло несколько человек в начищенных доспехах, плащах и мантиях. Некоторые явно принадлежали к военному сословию, другие были жрецами, третьи – вельможами, о чем говорили пышные бархатные камзолы всех цветов…
Цвета… Яркий свет и цвета! Рехи различал цвета! Неправильно и странно: он видел сон, где существовало такое многообразие красок, что наяву он бы вмиг сошел с ума. Да измененное зрение жителя ночи в обычной жизни и не восприняло бы такое ненужное разнообразие оттенков. Вот и новое открытие, вот и новая странность. Впрочем, рассматривать слишком подробно обитателей залы не хотелось, больше заинтересовало, над чем корпит совет элиты во главе с уже знакомым правителем.
– Королевства эльфов согласились присоединиться к нам в борьбе с Вашим братом, мой король, – донесся обрывок отчета одного из советников. Он раскатал длинный список по столу, надломив зеленую сургучную печать с гербом в виде скрещенных сабель на фоне дубового листа. Там же содержался текст, с которым немедленно ознакомился король, хмурясь по мере прочтения.
Рехи глядел через плечо правителя, который не гнушался сходить с трона и склоняться вместе со всеми над картой. И, что самое удивительное, Рехи различал буквы. В реальности он бы тупо глядел на сплетения бессмысленных черточек, напоминавших следы маленькой ящерки. Но здесь он четко уловил написанные витиеватым стилем распоряжения другого короля, его согласие на военный союз и посильную поддержку ресурсами. Эльфийского короля! У Рехи перехватило дыхание, если так случается у призраков из будущего, попавших в прошлое: «Эльфы?! Эльфы? Эльфы… Но как? Мы что, сражались плечом к плечу с людоедами триста лет назад? Или они еще не были людоедами?»
Он задумался: в мире прошлого при всем этом изобилии вряд ли практиковалось поедание друг друга. Да и старики не просто так утверждали, будто когда-то эльфы не пили кровь.
– Хорошо, – вздохнул король, взмахнув рукой, отчего длинный рукав взметнулся наподобие крыла. – Но западные эльфы слабее восточных, а те не откликнулись.
– У нас есть крепость, – твердо говорил один из военачальников, для верности хлопнув себя металлической позолоченной перчаткой по золоченому же панцирю. Такой бы найти в кургане! Рехи все больше разбирало любопытство, как жили эти люди, раз даже обломки их мира приносили неплохие доспехи и мечи. Кое-где еще встречались искореженные куски чудных штук, которые здесь назывались кораблями.
Несколько человек как раз склонились над картой, на которой расплылось синее пятно, море с очертаниями материков, и деловито передвигали по ней миниатюрные кораблики. Их поглощала эта занятная игра. Впрочем, «другой» Рехи вовремя подсказывал своему глуповатому собрату из пустоши, что это вовсе не игра, а разработка стратегии. Планировали отправить флотилию на защиту приграничных крепостей королевства, потому что с той стороны наступала угроза смешанной армии эльфов и людей.
– Да, крепость, – вздыхал тем временем меланхоличный король. – Осада вымотает всех. Будет ли милостив к нам Двенадцатый…
«Да куда уж ему!» – усмехнулся Рехи, откровенно издеваясь над тупым поклонением фальшивому идолу.
– Выбора нет, – мрачно заверил военачальник. – В открытом бою мы не выстоим, пока не прибудет подкрепление от северных наемников и западных эльфов. Но когда оба войска придут, они нападут на врагов с тыла.
– Еще нельзя забывать о пиратах с юга. Они уже три раза атаковали наши крепости. И мы не располагаем информацией, чьи интересы они представляют, – подал голос сухощавый мужчина в изумрудном плаще. Каштановые волосы были коротко острижены, на плечах красовались нашивки с изображением якорей, камзол отливал цветом морской волны. А из-под волос отчетливо торчали аккуратные заостренные уши.
«Да он эльф! Эльф в рядах людей! Ничего не понимаю», – поразился Рехи, помотав призрачной головой. Ломались все его представления о мире: еда воспринималась как личности, куча неизвестных терминов легко и просто становились понятными. Да еще этот эльф с якорями казался смутно знакомым. Выглядел он крайне мрачным: выступающие скулы сильно заострились, под глазами пролегли тени, а на лбу вздулась жила. Его больше всех беспокоил невеселый Совет.
– Я помолюсь Семарглам и Двенадцатому в Храме Надежды. Надеюсь, они будут к нам милостивы, – четко сказал сам Рехи, даже губы невольно шевельнулись на грани яви и сна.
«Нет, точно: здесь я – не я», – одернул он себя, потому что, будучи в своем уме, он бы ни за что не выпалил такую бессмысленную ерунду. Да даже в чужом уме это звучало ужасно глупо. Говорил кто-то другой, кто-то, кем он был до этого. Или не был никогда. Тот, кто подал голос на Совете, светил лиловой мантией жреца, прятал ладони в широких рукавах и, очевидно, искреннее веровал, что имеет некую связь со всеми этими бесполезными летающими созданиями, которые до смерти напугали на пустоши «настоящего» Рехи. Значит, здесь их называли Семарглами.
– Молитва нам сейчас очень пригодится, – скорбно кивнул король, как будто враги уже обложили со всех сторон его крепость. Да он еще не познал ни лишений, ни голода: на столике с витыми ножками стояла ажурная ваза с сочными нетронутыми фруктами. Невидаль какая… Рано еще молиться, когда хватает еды, как считал Рехи, и со злобной завистью рассуждал: «Этот слабак проиграет, по лицу вижу. Он не выживет с таким настроем, слишком надеется на высшие силы, слишком мало верит в себя. Жалкий паникер».
– Да помогут нам Митрий и Двенадцатый! – кивнул в ответ другой жрец в бордовом балахоне. Лицо его скрывал капюшон, плащ скрепляла у горла застежка в виде головы гепарда.
– Пусть будет милостив тот, кто вечно плачет за мир, – вторил ему другой жрец. Они превратили военный совет в обмен любезностями. Но шикнуть на них никто не посмел.
«Что? Митрий? Да ты в одной шайке с Двенадцатым Проклятым! Крылатая ты тварь, тебе еще молились, а ты допустил все это», – возмутился Рехи. Хотя он уже сомневался, виноват ли во всем этом один семаргл.
Картинка сменилась, Рехи надеялся проснуться, вынырнуть из бесконечной череды кружения по чужим сознаниям и воплощениям. От сна он лишь больше уставал. На мгновение его пробудила острая боль в ране, но не вернула к реальности, лишь отозвалась тошнотой и слабостью, огрела со всего размаху волной озноба, а потом снова сшибла в забытье, снова в этот вязкий, тягучий кошмар благообразия прошлого мира.
На этот раз Рехи оказался на обширной каменной террасе, увитой побегами винограда. С нее открывался чудесный вид на огромный город: разноцветными точками маячили всевозможные каменные строения с черепичными и соломенными крышами, где-то вились артерии и вены улиц, по ним текла суетливая толпа, доносилось ржание лошадей, разнообразные окрики. На многочисленных башнях развевались лиловые флаги с гербом в виде руки, сжимавшей фигурно вырисованное пламя. «Свет Двенадцатого да пребудет с нами!» – гласил девиз, начертанный вокруг рисунка. Хотя расстояние вряд ли позволило бы четко рассмотреть, скорее «другой» Рехи знал эту фразу наизусть.
«Это что, я иду набить морду божеству?! Ну что они все ему так поклоняются? Двенадцатый… Тринадцатый… Сумеречный Эльф Тринадцатый. И что? Видел я и Сумеречного, и как Митрий придавил его к земле, и в деревне людоедов у столба. Вполне себе человек. Ну, почти», – заключил Рехи. Его упрямство не позволило бы усомниться в верности собственного безумного плана, кем бы ни был Двенадцатый Проклятый. Делалось обидно за всех этих далеких непонятных людей, за их наивную веру, ведь с ними просто играли, не лучше, чем с корабликами на той карте.
«Какой мир разрушили, какой мир… Сколько тут еды!» – ахал и охал Рехи, пока не заметил сидевшую на скамье девушку. Она рассматривала город у подножья дворца. От нее веяло неземной печалью. Легкий синий шелк закрытого платья струился по полу длинным шлейфом, черные локоны рассыпались из высокой прически вдоль покатых плеч. Ее тихое смирение кардинально отличалось от необузданной красоты Лойэ. Она очаровывала, словно от нее веяло прохладой вечернего моря, тогда как от Лойэ всегда летели незримые искры.
«Ох, как бы она сейчас ревновала!» – усмехнулся Рехи, невольно сравнивая девушек. Определенно, в прошлом женщины выглядели какими-то совсем беспомощными, как куклы, которых мастерили из обрывков кож маленькие девочки в деревне. Разве удастся отбиться от ящера в таком неуклюжем балахоне, да еще расшитом жемчугом? Новой знакомой вряд ли приходилось хоть когда-то держать в руках оружие. Может, и зря.
«Если город падет, что будет с Миррой, что будет с ней?» – запричитал не своим голосом Рехи, как будто застрял в чьем-то сознании. Он не верил в переселения душ, не верил в повторную жизнь. Но кто-то взывал столь ясно и пронзительно, что хотелось хоть как-то поддержать его в этой бесконечной тревоге. Несчастным оказался все тот же жрец в лиловом балахоне. Он наблюдал за девушкой из-за угла, прячась за колонной. Пару минут смотрел, потом отворачивался и горестно заламывал руки, скулы его сводило, из глаз едва не текли слезы.
«А, влюбленный! И явно не по статусу. Да она же принцесса! Ну, дочка вождя или вроде того, – самостоятельно догадался Рехи, насмехаясь над сдержанностью молодого жреца. – Ну, ты еще расплачься, мужик. Успокойся, все падете. И ты, и твоя Мирра». Он бы уж точно не подглядывал за девушкой из-за угла. Как минимум, подошел бы, поговорил, а там как-нибудь уединился бы в укромном уголке. Хотя здесь, наверное, так было не принято. Все-то у этих прошлых людей оказывалось затянуто в рамки условностей и бессмысленных клятв.
«Митрий… Митрий! Ответь! Ты наделил нас силой, мы, твои Стражи Миров, взываем к тебе! Что делать теперь? Враги наступают с юга и с северо-запада. Как поможет моя сила? Я готов отдать свою жизнь!» – все причитал парень, беспрестанно теребя в руках застежку в виде головы гепарда.
«И ты туда же… Ну вот опять. Заткнись уже! Ну, заткнись! Мне же кажется, что это я бормочу! А если меня там Лойэ услышит? Засмеет же» – попытался шикнуть на жреца Рехи, естественно, безуспешно.
От сцены на террасе всех отвлек безумный возглас, донесшийся из зала Совета. Мирра испуганной птичкой отпрянула к перилам парапета, сжав их так, что побелели костяшки. Красивая она была все-таки, такая хрупкая, что хотелось защитить. Но прошлое – самый надежный тайник, из него уже ничего не вытащить, в нем уже ничего не изменить. Поэтому мимолетное сожаление Рехи потопил в заинтересованности воплями.
Он несся вместе со жрецом в зал. Теперь там царил хаос: военные карты кто-то изодрал в клочья, игрушечные кораблики разметал по полу, добротный длинный стол исцарапало лезвие кинжала. А посреди всего этого метался знакомый эльф с якорями. Он то носился вокруг стола, то вскакивал на него, то со всего размаху, расшибая лоб, падал на пол и бился в конвульсиях. Изо рта его шла пена, становясь кровавой из-за обкусанных губ. При этом Рехи не заметил клыков во рту эльфа – все не так, все странно. Но больше заинтересовало то, что в бессильном отчаянии, до сорванного голоса восклицал несчастный:
– Город падет… Падет город. Двенадцатый отвернулся от нас. Двенадцатый – он Проклятый! Мы все молились Проклятому!
«Да это ж мой старик! Ну, тот, который меня вырастил!» – вдруг узнал ополоумевшего военачальника Рехи – уловил слишком знакомые интонации голоса. И фрагменты образа окончательно сложились. Испещренное морщинами оплывшее лицо дряхлого эльфа из «прошлых времен» едва ли походило на заостренные черты этого безумца. Но манеры, движения – все неуловимо совпадало, особенно эти экзальтированность и пророческие вопли.
– Ты совсем с ума сошел! – кинулся к нему жрец, разметав широкий балахон, точно огромную фиолетовую тучу. Впрочем, поймать верткого воина не сумел: он скакал по столу и прятался за спинкой трона, страшно вращая глазами. Пальцы его кривились, словно когти, и скребли дорогую обивку, оставляя борозды.
– Не сошел! Ко мне во сне явился Тринадцатый! – осмысленно воскликнул эльф, вновь вскочив на стол. На его вопли сбежался весь двор, стражники уже ощерились пиками, за их надежной защитой стоял растерянный король.
– Тринадцатый?! – почти в панике всплеснул руками король. – Ужас-без-имени?! Ты сошел с ума!
– Ко мне явился Тринадцатый! – воздевая руки к небу, голосил ненормальный. – Он предсказал всем нам скорый конец и наказание жизнью тем, кто уцелеет!
В тот момент его все-таки стащили со стола и уложили лицом вниз, скрутив руки за спиной. Он продолжал истошно скулить и бормотать, как он проживет еще три сотни лет и узрит разложение душ людей и эльфов. Не соврал ведь, старый дурак.
– Не убивать! – вовремя успел приказать король, заметив занесенный меч.
– Мой король, он предатель и смутьян! – возник вертлявый советник.
– Стража! Уведите его! Адмирал сошел с ума, – приказал после некоторой паузы король. Он был шокирован, словно потерял близкого родственника, вернее, важного соратника. Бывалый воин, когда-то стоявший во главе целых флотилий и ведший их на штурм неприступных крепостей, бился головой о стены и катался по полу, вырываясь из рук обескураженных стражников. Скоро он затих и, обессилев от приступа, заключил убитым тоном:
– Брат пошел на брата. Мы обречены.
Он обвис на крепких руках стражников и больше не сопротивлялся. Король распорядился запереть его в самой высокой башне.
– Сколько лет он служил мне, – сокрушался правитель, устало садясь на трон. – Обращайтесь с ним как можно бережнее! Мы не выбираем, когда лишиться разума. Это просто недуг, как любая другая болезнь.
Лицо его при этом выражало неподдельное участие. Другой уже при первых словах срубил бы адмиралу голову с плеч, чтобы в трудные времена никто не сеял дополнительную панику. А этот просил еще заботиться о бывшем соратнике. Обращались с ним и правда хорошо, раз он пережил Падение и оказался «наказан долгой жизнью». Король ведь явно не дотянул до конца войны. «Хороший ты дядька, добрый, – вздохнул Рехи. – Но слабый».
– Недуг ли? Что если проклятье? – сомневался молодой жрец. – Все потому, что он эльф… Говорят, нескольким эльфам одновременно явился Тринадцатый. Проклятый.
«Эй, братец! Ты не эльф, что ли? А с какого ящера я через твою голову все вижу?! Страж ты Мира, тьфу!» – выругался мысленно Рехи. Похоже, он стал свидетелем начала губительного разделения народов.
– Да-да, – подтвердил второй жрец в бордовом балахоне. – А как его зовут, знаете? Сумеречный Эльф. Ясное дело, что с эльфами что-то не то творится.
– А что если они и правда предчувствуют конец? Говорят, они наделены даром предвидения, – сокрушенно прикрыл лицо рукой усталый король.
Казалось, в нем все стремилось к смерти. В душе он уже давно проиграл, его вера в себя истлела. Он уже представлял, как лично зарежет любимую дочь, чтобы она не досталась грязным захватчикам.
– Ваше Величество! Мы выстоим! – убеждали его на разные голоса придворные, жрецы, военачальники. Но Рехи уже улетал от них, устремляясь в давящую ледяную темноту.
«Что это? Смерть?» – в который раз испугался он, опасаясь, что яд отравленного клинка все-таки доконал его избитое тело. Но он оказался в полной темноте не в одиночестве. Перед ним теперь отчетливо проступали черты назойливого Сумеречного Эльфа. Лицо его выглядело напряженным, как будто он тоже вспоминал вместе с Рехи и переживал эту невеселую историю, предшествовавшую Падению.
– Ну, привет, Ужас-без-имени, – поддразнил Рехи. Даже перед ликом гибели он не смирился бы, не стал умолять.
– Не люблю это прозвище. «Знающий», как меня называли прошлые эльфы, мне больше по душе.
– Ты вроде провожатого смерти?
– Нет. Я человек.
– Человек, как же, – хмыкнул Рехи. – Зачем я вспоминаю прошлое?
– Кто не помнит прошлого, теряет будущее, – высказал прописную истину Сумеречный. Рехи без своего «внутреннего жильца» ничего такого никогда не слышал, но фраза ему все равно не понравилась. Что же, если он не помнил своих родителей, то сам не имел права заводить детей? Впрочем, и не хотел особо, уж точно не на этом вечном пути к Цитадели.
