Kitabı oku: ««Три звезды» для стюардессы», sayfa 3
– Потому и гуляешь по ночам?
– Да. Недавно узнала. Живот заболел, – зачем-то начала рассказывать я свои женские проблемы незнакомому опасному мужику, – сняли с рейса. Я стюардесса, – пояснила, он кивнул, пыхнул сигаретой, прищурился, – отправили в больницу. Ничего особенного, обычный приступ. Но обследовали. И вот…
– Ну, это же не окончательно?
– Окончательно. Все. Я и раньше… Болела. Но думала, что… А теперь…
Я махнула рукой. Слез не было. Я вообще редко плачу. Только, наверно, когда совсем невмоготу. А пока что я до такого не дошла. А, может, и не осознала.
– Сочувствую, лисичка.
Он больше ничего не сказал. Смотрел перед собой, курил. А я, уже приноровившись к темноте, могла разглядеть черты его жесткого серьезного лица.
Мужчине было примерно около сорока, сорока пяти. Тяжелый подбородок, твердая линия губ, нахмуренные брови, резкие морщины, разбегающиеся от углов глаз… Крупные руки, с неожиданно длинными и красивыми пальцами…
Привлекательный.
Почему один здесь? По дочери скучает?
– А вы… Дочка большая уже, наверно?
– Да, тринадцать лет.
– А за границу к кому?
– К матери своей.
– О… Вы в разводе…
– Мы не были женаты.
Он затянулся, опять отпил из бутылки.
– Я вообще только пару месяцев, как узнал, что у меня дочь есть, прикинь?
– Даже так…
– Ага… Ее мамаша, стерва, бл… – Он скомкал ругательство, глянул на меня, – прости… Но слов прям нет других.
– Не извиняйтесь, – кивнула я, – всякое бывает…
– Ну да. Но она… Черт… Ладно. Я вышел как раз, – тут он глянул на меня, уточнил, – из тюрьмы.
Я кивнула. Понятно уже по наколкам на пальцах, что человек с прошлым.
– Ну вот. Вышел, встретил ее. Она как раз в магазине работала, веселая, шустрая такая. Ну как-то завертелось все. Потом узнал, что беременная, радовался, как дурак. Счастливый ходил, думал мелкий у меня будет. Или дочка. Дочку даже больше хотел. А потом… Потом меня закрыли опять… – Он глянул на меня, снова уточнил, – посадили…
Подождал, видно, ожидая реакции. Но я не стала ничего говорить. И никак не выразила своих эмоций. Потому что… Ну кто я такая, чтоб осуждать? Глупо и бессмысленно.
– А она… Она сразу сказала, что ждать не будет. Скандал на свиданке устроила. Я ее все уговаривал не беситься, ребенку навредить же можно, переживал. С пацанами на воле договаривался, чтоб помогли ей… А потом, я уже по этапу уехал, через месяц примерно. Она звонит и говорит, что аборт сделала. И чтоб не искал ее.
Я молчала. Да, ситуация тоже. У каждого – своя.
– Я тогда охренел. По всем прикидкам, у нее четыре месяца было. Там мелкий уже шевелиться мог! Я читал про это, знал! Зачем она? Не, я, конечно, сам … Тут без вариантов… Но мелкий-то при чем?
Мужчина распалился, начал говорить громче, размахивать рукой с сигаретой.
Я сидела, смотрела на него. А ощущала свою боль. Он потерял ребенка, думал, что потерял. Я потеряла возможность иметь детей. Даже гипотетическую.
Наши потери… Сопоставимы? Может, и нет. Но разве сейчас это важно?
– Короче, я тогда накосячил на нервах… И мне еще два года впаяли. Вышел и искать ее не стал даже. Потому что знал, встречу – убью ведь. И опять сяду. А я больше не хотел.
– А как нашли дочь?
– Случайно… Замутка одна случилась на моей территории, там… Не важно, короче. Стал решать, встретил мента одного борзого, а у него племяшка как раз встряла. Смешная такая девчонка, светленькая, глазастенькая… Ну я с ней заговорил, пока с ментом решал, в шутку поинтересовался, сколько лет. «Тринадцать», – говорит. А я подумал, что моей бы тоже было тринадцать… И спросил, не Валькой ли мамашку зовут. Оказалось, Валькой… Оказалось…
У него неожиданно перехватило горло, заклокотало что-то, он поперхнулся, торопливо отпил еще, закусил сигаретой. Помолчал, подышал, глядя перед собой.
– Она… Она не сделала аборт, су… Черт… Она мне наврала. Сама родила, с работы ушла с той, жилье поменяла. Мои пацанчики, что я зарядил на нее, потом и не искали. Я же отменил. Никто не знал. В одном городе, выходит, с дочкой жил. И не знал, что она тут, рядышком, ходит…
– Ну, самое главное, что теперь вы знаете, – сказала я, сочувствуя и радуясь одновременно за него.
– Да… Знаешь, у меня будто… Я не могу сказать… Словно другим стал человеком. Она на нее похожа, на Вальку. А вот взгляд – мой. И характер, похоже, тоже мой. Шустрая.
– Я рада за вас, – искренне сказала я.
– Да, а я-то как рад. Как дурак, месяц ходил, лыбился. Братва думала, на что-то серьезное подсел… А потом она, Валька, то есть, ее к себе забрала. Су… Кхм… Она уехала туда к мужику, немца нашла какого-то. И Ленку мою… Тоже. Я только и успел, что несколько раз поговорить…
– Ну… Германия всего в паре часов перелета, – утешила я, – это не страшно.
– Да Валька не хочет, чтоб мы виделись… Она же… Ну ладно. Это все решаемо, ты права. Просто я сегодня провожал ее, Ленку мою… И она сказала, что… Скучать будет…
После этого голос у него ощутимо дрогнул, сигарета выпала из пальцев.
Я изо всех сил порадовалась за неизвестную маленькую Лену, которую он, похоже, очень сильно любит. Он, наверно, был бы хорошим отцом, несмотря на определенные… Сложности.
Я бы, наверно, хотела, чтоб у моих детей был такой отец.
И вот после этой мысли я и разрыдалась.
Как-то очень остро накрыло ощущение непоправимости ситуации, окончательности. Потери. Странно, я же, на самом деле, и не задумывалась раньше о возможности стать матерью. Просто это где-то всегда было. Незримо. А вот теперь… И не было.
Я рыдала, самозабвенно и взахлеб, а незнакомый мне мужчина обнимал меня, гладил, что-то бурчал в макушку успокаивающее.
И мне было неожиданно хорошо в его грубых руках. От него приятно пахло, смесью спиртного и чего-то горьковатого, и этот аромат одновременно успокаивал и будоражил.
Это было настолько правильно в тот момент. Настолько логично.
И то, что он меня поцеловал потом, тоже было логично. И то, что мы, не размыкая рук и непрестанно целуясь, поднялись ко мне и провели остаток этой пьяной ночи откровений еще более откровенно, было во сто крат логичней.
И правильней.
И утром у меня, на удивление, не было похмелья.
Ничего не было.
А мужичина, странный, непростой, но в чем-то очень честный и открытый, был. И мне совсем не хотелось, чтоб он уходил.
Он и не ушел.
Так и остался со мной, утешая, успокаивая, называя лисичкой, маленькой и рыжей.
Откуда он взял это определение, учитывая мой природный каштановый цвет волос, было непонятно.
Он не пояснял.
А через двое суток, проведенных вместе, практически в обнимку, отвез в аэропорт. У меня был рейс.
И, вот честно, мы не договаривались ни о чем. Ни о будущем, ни о настоящем.
Не знаю, как для него, а для меня эти двое суток были каким-то выпадением из реальности. Странным и волнующим.
И сам он, странный и, наверно, для кого-то страшноватый мужчина, был лекарством. Антидепрессантом. Который вызывает привыкание.
