Kitabı oku: «Пройди свой путь. Часть I», sayfa 2

Пропажа

– Просыпайся. Я сегодня отведу тебя в школу. Потом на работу пойду, – донеслось из кухни.

Мама стучала бигудями о ковшик с водой, снимая их с головы. Так волосы получаются красивее, говорила она. Папа разливал чай по кружкам.

Мы вместе дошли до школы. На лестнице среди других взрослых стояла Софья Ивановна. Она была в нарядном костюме и с цветами в руках. Мама быстро поздоровалась с ней, и мы прошли в секцию, где был мой класс.

Мама недолго поговорила с Верой Васильевной, которая спокойно кивала ей в ответ, и направилась к выходу из класса. Я в это время стояла в коридоре у входа в кабинет и ждала.

– Обещай мне, что не будешь задавать на уроках столько вопросов учительнице.

– Хорошо. Я просто буду повторять то, что она говорила.

– Будь умницей. – Мама потеребила меня по плечу. – Вечером дома я расскажу все, что тебе интересно.

– Кто такие цыгане?

«Зачем нужно ждать вечера?»

– Все. До вечера.

Мама поцеловала меня в щеку и заторопилась на работу.

«Вот теперь придется до вечера ждать, чтобы узнать про цыган». Вздохнув, я начала снимать портфель с плеч, чтобы зайти в кабинет.

– Помни. Я все равно тебя люблю! – донеслось до меня.

– Хорошо.

Вера Васильевна начала урок. Звуки ее голоса отдавали эхом из опустевшего коридора. Катька с Димкой за соседней партой переговаривались, о чем-то хихикая. Девочка в другом ряду молча водила карандашом по бумаге.

«Вот бы скорее узнать, кто такие цыгане. Почему та женщина так смотрела на меня? И самое главное, почему к ним нельзя подходить?» Так и проглядела я в небо из школьного окна весь урок.

Осталась последняя неделя занятий, потом летние каникулы. Меня, скорее всего, отвезут в деревню, к дедушке с бабушкой в гости. Там можно будет покататься на коне и даже купаться в ванне, которая стоит прямо в огороде.

Вечером за чаем с конфетами мы обсуждали предстоящее чаепитие в последний день в школе. Папа спросил, что я хочу туда отнести. Я выбрала печенье с корицей: родители помогут мне испечь его. Но больше думала о том, как пойду в школу в своем новом нарядном сарафане. В нем даже можно будет отметить мой день рождения этим летом.

Мурзик маячил под ногами и бил лапкой, выпрашивая еду или фантик. Мама начала убирать со стола.

– Иди смотреть, что Хрюша с Каркушей покажут, – позвал папа из большой комнаты.

Из комнаты доносилась знакомая мелодия вечерней передачи. Я из нее уже выросла, но папе нужна компания, чтобы смотреть старые мультики. В этот раз показали про льва и большую черепаху, которые пели песенку про солнце. Папа улыбался и постукивал ногой в такт.

Завтра в школе нужно спросить у девчонок, что они наденут в пятницу и что принесут к чаю.

С утра моросил мелкий дождь, небо было неприятно серое с облаками. Все это я увидела из окна в большой комнате.

– Надень кофту, сегодня прохладно. – Мама услышала, что я проснулась. – Я сегодня уйду раньше. Ты поешь – все на столе. Закрой входную дверь. И после школы – домой. Никаких погулять. Поняла?

– Поняла… домой… – бубнила я себе под нос, заправляя кровать.

– Маша, не ходи одна далеко. Только во дворе. – Мама стояла в дверях.

Она несколькими быстрыми движениями перевязала мне белый бантик покрепче. Волосы у меня капризные, так говорили, и косички расплетаются, если их не затянуть потуже.

– Хорошо, – тихо ответила я.

Из подъезда выскочили мальчишки и, смеясь, побежали к аллее, ведущей к школе. Если пойти за ними, то я быстро доберусь до нее. А вот если обойти дом с другой стороны, то можно погулять еще чуть-чуть перед уроками, раз после уроков нельзя. И я пошла в другом направлении.

Прямо за поворотом, еще не успев до конца обогнуть дом, я наступила на чью-то тень. Подняла взгляд от земли. Передо мной стоял мужчина.

Тот самый мужчина с базара.

Босой…

*

Мама в третий раз вышла во двор. На качелях нет. У коробки, где Маша могла стоять и смотреть на летающий туда-сюда мяч, – тоже нет. И в соседнем дворе нет…

– Коля, она еще не пришла домой. Не видел во дворе?

– Нет. Мне никто ничего не говорил, – проговорил папа, снимая ботинки.

Он посидел в коридоре, где обычно разувался после работы, немного подумал. Снова надел ботинки.

– Пойду в школу – она в библиотеке. Лето скоро. Книжки выбирает.

Мама прикрыла лицо руками и присела на кухне. Тикали часы. Она молчала. Что-то не так.

*

– Я думала, она заболела, – в голосе Веры Васильевны прозвенело волнение. – Хотела зайти к вам сейчас. Поговорить.

Что Маши нет в классе, было понятно сразу. Уроки прошли спокойно. Дети сегодня не проказничали.

Вера Васильевна уже сидела в учительской, когда ее вызвали и начали расспрашивать. Тревога отца передалась ей. Все, кто вышел в холл, переглядывались между собой. Руки пожилой учительницы младших классов подрагивали.

Вместе с Софьей Ивановной они на всякий случай обошли всю школу. Ходили между рядами библиотеки. Даже заглянули в столовую, но и там, конечно, никого не было.

Папа обошел все кругом. В кустах у школы нет. На стадионе девочку не видели.

Загудели соседние дворы. Люди ходили вверх-вниз по лестничным площадкам. Спрашивали друг у друга. Баба Сима сидела и покачивала головой. Она тоже сегодня Машу не видела.

Зажглись фонари. На улице еще раздавались встревоженные голоса. Начался майский ливень.

Ближе к утру в дверь постучали. Принесли белый бант. Его нашли на окраине города.

Часть II. В таборе. Перелет⏏

Похищение

– Хочешь покататься на лошадке? – Странная женщина обратилась ко мне, шагнув из-за угла дома, где я встретилась с босым цыганом…

– Да, но потом!

– Почему? – пропела женщина, поравнявшись с мужчиной, который, скрестив руки на груди, молча смотрел на меня.

Я узнала ее – та самая цыганка, смотревшая мне вслед на базаре, только сейчас она была в другой юбке и без монет на шее. Это меня немножко успокоило: с незнакомыми людьми нельзя общаться, а этих я уже видела.

– Я иду на уроки. После школы меня ждет мама…

– А лошадка ждать не будет, – закончила цыганка и протянула мне руку. – Пойдем! Здесь недалеко. Я отведу тебя.

– Это надолго?

«Надо понять, надолго я опоздаю или как иногда получалось».

– Не-е-ет, – она распела это и задорно расхохоталась, показав очень белые зубы.

Мы пошли вдоль ограды. Я видела сквозь кустарник детей, которые собирались на школьном стадионе. Потом мы перешли дорогу. Дома в этой стороне были совсем другие. Серые. Длинные. Люди мелькали в окнах и вдалеке во дворах.

Мы еще недолго прошли по тропинке. Там, где заканчивались деревья, стояла повозка с впряженной лошадью. Летом в деревне я каталась с дедушкой на такой же.

Молчавший всю дорогу мужчина подхватил меня и посадил на край повозки. Рядом села женщина. Повозка тронулась.

Ноги свисали с повозки. Я посмотрела на них и увидела, как дорога быстро побежала между колес. Потом зеленая полоска травы разбила дорогу пополам.

– Нравится? – спросила меня цыганка.

Внутри повозки сидели еще женщины. Такие же, как она. Они говорили, но я не понимала о чем.

– Нравится? – еще раз спросила она чуть громче.

– Мне надо в школу… – начала я.

«Теперь уж точно сильно опоздаю. Будут ругать. И маме обещала…»

– Смотри! – Она протянула руку и показала пальцем вдаль. – Там далеко город. Там и школа твоя. Теперь не надо никуда идти.

Повозка подскакивала на ямах. Ухали колеса. Вдалеке виднелся город. Дома были совсем маленькие. Из высокой трубы над городом выходил дым, который опускался на гладь соленого озера рядом.

Лошадь фыркала. Порыв ветра сорвал мой бантик. Тот взметнулся белой лентой, извиваясь, и полетел в сторону города. Белая лента мелькала на фоне темно-синего неба, предупреждающего о приближении дождя.

– А как же дом? Там мама и папа… Они меня ждут.

«Они ждут. Будут ругаться, что я поехала кататься на лошади без них. Одна. Далеко».

– Дома теперь нет, – тихо сказала женщина. – Но мама и папа всегда рядом, даже если не знают, где ты.

Подарок цыганки

Дождь пузырился на земляной дороге. Колеса стали увязать в образовавшихся лужах. Люди в повозке начали переговариваться громче, и сидящая рядом женщина тоже вступила в общий разговор. Странные слова то звучали как песня, то кашляли, то сплывались в совсем уж непонятные звуки.

– Мне страшно, я хочу домой.

Дома тепло и можно рисовать в раскраске. Водить мокрой кисточкой по цветам и смотреть, как появляются на бумаге разноцветные пятна.

– Почему страшно? Посмотри – мы не боимся. Хочешь так же, как мы, не бояться ничего? – поинтересовалась женщина, пересаживаясь вглубь повозки.

Над повозкой мужчина натянул купол, как у палатки. Я видела такие, когда мы ездили летом на пресное озеро. В них можно спать ночью. Только эта была не зеленого цвета, а из разных кусочков цветной ткани.

В середине палатки уже сидели люди. Одна из женщин подвинулась, чтобы я села рядом. Другая накрыла меня пахнущим шерстью тонким одеялом. Моя спутница налила мне в кружку без ручки чай. Он был сладковатым и пах ягодами.

Я принялась разглядывать людей. У них была кожа того смуглого оттенка, что я видела в атласе, и темные волосы. На одной из девушек с очень приятным лицом был ярко-красный платок со звенящими бусинами. Наверное, это она тогда сидела на базаре у стены. Девушка внезапно повернулась ко мне, и бусины снова зазвенели.

– Мой бантик улетел! – выпалила я от неожиданности.

Мне было немного стыдно, что я так пристально рассматривала ее платок.

Она улыбнулась и, стянув платок с головы, протянула его мне:

– Бери.

– Нет, не надо! – Я замотала головой, испугавшись неожиданного движения.

– Почему? Разве он не красивый? – поинтересовалась моя спутница.

– Красивый, но мне не надо, – сказала я, больше для себя, чем для других.

– Так почему?

– Мне говорили, что нельзя брать ничего у людей, которых я не знаю.

«Ох, и достанется же мне от мамы, а если еще и платок увидит…»

– Я Ратори, – назвалась моя спутница. – Зови меня Ратори. Гюли не просит взять платок, она дарит его тебе. От подарка цыганки не отказываются.

Она взяла платок из рук Гюли, и та слегка рассмеялась. Быстрыми движениями платок был аккуратно повязан у меня на голове.

– Теперь ты Мохана.

Гюли проговорила странные слова другим женщинам, и те одобряюще закивали. Ратори мягко улыбнулась.

– Красиво. – Она прижала меня к себе, и стало теплее.

Повозка покачивалась, дождь барабанил по крыше и стенам купола. Слышно было, как фыркает лошадь.

Раскаты грома временами заглушали голоса людей. Они говорили на другом языке, и мне было непонятно. «Почему они не могут говорить со мной как Ратори? Потому что не ходили в школу? Но мне теперь тоже не нужно, поэтому очень скоро я начну их понимать».

Незаметно сон накатил на меня и увел за собой в раскраску, где я прикасалась к предметам, и те начинали менять цвет.

Жизнь в таборе

Повозка стояла на месте. В ней никого, кроме меня. Я выглянула наружу. Неподалеку выпряженная лошадь со спутанными ногами пощипывала низенькую траву. Она обмахивала себя хвостом и дергала головой вверх-вниз, раздувая ноздри. С другой стороны стояло еще несколько повозок. За ними слышались голоса людей. Я спустилась с повозки и направилась в их сторону.

Я проходила мимо других повозок, как вдруг кто-то потянул меня за подол. Прозвучал знакомый резкий звук. В клетках сидели гуси. Тот, который меня напугал, не мог дотянуться до травы. Я нарвала травы и насыпала в его клетку. Другие гуси сами вовсю щипали травку. За ними стояли клетки побольше, с курами.

Из-за телеги вышел огромный черный пес. Он негромко зарычал и начал осторожно приближаться на присогнутых лапах. Не двигаться! Его глаза были неподвижны. Он слегка обнажил клыки. Подойдя еще ближе, замер на месте и начал принюхиваться. Потом снова стал приближаться, но уже выпрямившись. Ткнулся своим блестящим носом в мой красный платок и облизнулся. Затем неуклюже улегся рядом с клетками и начал водить зубастой мордой по своим лапам. Теперь можно идти дальше.

У другого угла телеги стояла женщина, которую я еще ни разу не видела. Она начала раздраженно что-то говорить и махать руками в мою сторону.

– Где Ратори? – обратилась я к ней.

Ответ был длинный, но кроме имени Ратори я ничего не поняла. Женщина развернулась и пошла туда, откуда доносился разговор остальных. Я последовала за ней.

Дальше от повозок сидели женщины, возле них играли маленькие дети. Совсем маленький кудрявый мальчик остановился, указав пальцем в мою сторону: «Мо». Женщина в зеленом платке погладила его по голове и подтолкнула к другим детям. Она обменялась с моей проводницей несколькими словами и проводила нас глазами, пока мы шли мимо резвящихся детей.

Мы поравнялись с толпой мужчин, и те расступились. Уже знакомый мне цыган был среди них. Он стоял, все так же скрестив руки на груди, и подмигнул мне, когда мы проходили мимо. В этот раз на нем были высокие блестящие черные сапоги.

У костра сидела Ратори и еще две молодые девушки. Они резали овощи и потрошили гуся. Интересно, он успел сегодня пощипать травку? Рядом с ними лежали собаки: рыжая, черная, какая-то пегая и серая, как волк. Когда меня подвели к Ратори, та взмахом руки отогнала собак. Они нехотя поднялись и отошли подальше, где снова залегли.

– Вот куда ушел Банку! – воскликнула она, обернувшись ко мне. – Я думала, ты еще спишь.

Одна из девушек погладила меня по руке и распустившимся после сна волосам.

– Им нравится твоя белая кожа и твои светлые волосы, – проговорила Ратори, снова занявшись гусем.

– Я кормила гусей, а ко мне подошел черный пес, – пожаловалась я.

Ничто не проходит бесследно: испуг от рычавшего пса все еще внутри. Мишка со двора говорил, что нельзя убегать от собаки. У нее может проснуться инстинкт, и она нападет. Тем более собака бегает быстрее человека, и тем более – быстрее ребенка.

– Ты знаешь гусей? Они есть в городе? – спросила она меня, вероятно, чтобы отвлечь от мыслей о собаке.

Ратори как будто нервничала. Я, немножко успокоившись, ответила:

– Не в городе. В деревне. Дедушка держит кур, уток, гусей и смешных индоуток.

Этим летом меня собирались сразу после школы отвезти в гости в деревню. С прошлого лета я гостила у бабушки с дедушкой одна и все дни проводила во дворе.

Утро в деревне начиналось с шипящих блинов и топленого масла. После этого можно было бегать во дворе, потому что он огорожен и там только свои. Из серого сарая доносилось хрюканье. Свиней плохо видно через решетку. Они большие и часто трутся о дверцу. Дедушка говорит, что они так чешутся. Когда их выпускают из клеток гулять, я не хожу во двор. Свиньи быстро бегают и роют землю своими пятаками. Неприятно смотреть, когда они что-то находят и громко чавкают.

Другое дело, когда выпускают белых гусей. Они всей стаей, расправив крылья и задрав головы, поспешно проходят через двор за ворота. Их красно-рыжие лапки, которыми они быстро перебирают по земле, забавно смотрятся на фоне белоснежных туловищ. С гоготаньем гуси бегут, подлетая, к пруду у дороги и там проводят весь день. Когда они возвращаются обратно во двор, то из большого ящика, амбара, им насыпают зерно и отруби в кормушки, стоящие на земле.

Еще мы с дедом ходим в сарай, посмотреть: нет ли новых яиц в гнездах? Складываем их к нему в шапку и относим в комнату за кухней, где хранится мука и много банок. Бабушка хвалит нас за это.

– Мама будет ругаться, когда я вернусь, – сказала я, усаживаясь возле Ратори.

Мне протянули чашку с едой. Пока я вспоминала про гусей, уже сняли еду с костра и созвали всех на обед.

– Мама будет радоваться, когда ты вернешься, – загадочно проговорила нараспев Ратори. – Но это будет не сегодня.

Мужчины закончили обедать и ушли в поле за лошадьми. Было видно вдалеке, как некоторые лошади, прихрамывая на спутанных ногах, пытались отойти подальше. Их успокаивали и возвращали обратно. Начали запрягать телеги. Женщины сворачивали одеяла, расстеленные на траве, и ловили веселившихся детей. Вещи сгружали в повозки с натянутыми куполами. Старый цыган вылил из кастрюли воду в костер и затоптал его сапогом. Убедившись, что нет красных огоньков, он направился обратно к табору.

Повозки тронулись. В этот раз было веселее. За повозками ехали верхом несколько мужчин. Слышались голоса птиц.

Гюли в этот раз ехала с другими. За ней семенил по дороге черный Банку. Когда лошади взяли шаг чуть быстрее, Банку запрыгнул на телегу и улегся у ног Гюли. Вот зачем он нюхал платок: тот пах его хозяйкой. Хороший подарок.

*

Вот уже несколько дней вокруг нашей повозки бесконечные пустые поля. Иногда по ним прокатывалась колючая трава, подскакивала как мячик и затем снова катилась как колесо. Я слышала, как наши собаки звонко гавкали, и видела, как они рыли землю вдоль дороги, пытаясь что-то достать оттуда зубами.

Солнце жарило, приходилось скрываться внутри, под куполом палатки. Когда вереница телег останавливалась, я разглядывала, что же в других повозках. В некоторых были какие-то вещи и большие емкости, в других же что-то похожее на кресла и кровати.

Гюли полила мне воды, чтобы я могла умыться. Табор остановился и расположился в тени повозок. Многие ребята уже толкались рядом с женщинами с водой, кто пил, кто умывался. Воду черпали из больших емкостей. Водопровод есть только в многоэтажных домах. Даже в деревне приходилось идти с ведром к колонке. Черная труба торчит из земли. Ручка колонки так смешно скрипит на всю улицу, когда начинаешь качать воду. Сама эта колонка-труба далеко уходит под землю, и смотреть туда страшно. Вода есть не только на поверхности, вот что это значит.

Ратори нашла или просто перешила мне длинные юбки. Они закроют мои ноги от солнца, так она сказала. В них неудобно бегать, зато можно ходить босиком, и никто не ругает за это. Земля горячая, в туфлях будет жарко.

Теперь я такая же, как они: нарядная, в пестрых юбках. Женщины приветливо улыбаются мне и гладят по лицу. Гюли научила меня общаться с этими людьми, и теперь дети меня не боятся и зовут поиграть вместе. Мы весело бегаем возле повозок или играем с собаками. Кроме Банку. Он любил все время лежать отдельно и совсем не хотел играть с нами.

– Иди, помогай женщинам, – схватив меня за плечо, остановил один из мужчин с черными усами.

Я чуть не догнала серую собаку. Но она посмотрела на мужчину, склонила голову ближе к земле и, поджав хвост, спряталась за колесом.

– Я еще маленькая, поэтому играю, – проговорила я, пытаясь отдышаться.

– За один день не научишься быть взрослой, – нахмурившись, сказал мужчина.

– Не сердись, Баро, – появилась откуда-то Ратори. – Она еще не знает, что нужно делать.

– Она не такая, как эти дети, – снова сердито проговорил Баро.

– Идем. – Ратори потянула меня за руку в сторону, ничего не ответив мужчине.

Мы прошли туда, где сидели взрослые девушки. Они разговаривали друг с другом и рассматривали украшения и материю. Ратори села рядом со мной.

– Почему я не такая, как все дети?

«Юбки у меня такие же. Рост тоже. Говорим уже на одном языке».

– Они с самого детства с нами, а ты недавно, – спокойно ответила Ратори, даже не посмотрев на меня.

С той стороны, где играли дети, послышался свист и хлопанье в ладоши. Мужчины и женщины собрались в полукруг, а дети и ребята постарше танцевали. Слышались песни. Баро стоял среди них и довольно улыбался. Ему нравилось.

– Я тоже хочу тоже танцевать и петь. Мне нравится, – говорила я Гюли.

– А ты смотри и повторяй, – отвечала она.

Гюли часто пела по вечерам, и ей подыгрывали на гитаре. Песни были совсем не такие, как я слышала раньше по телевизору или в актовом зале. Я так не умею.

– Я научу тебя читать карты, – пробормотала Ратори и принесла из повозки колоду карт. – Песнями и танцами простых людей не удивишь.

Читать карты? Папа доставал такую колоду, когда приходили гости и взрослые сидели на кухне. Было слышно, как карты падают на стол, кто-то вздыхал, а после непродолжительной тишины все смеялись.

Ратори начала выкладывать карты перед собой. Но она сложила их не по порядку, а почему-то вперемешку и картинками вверх.

– Смотри, это Дорога. Дальняя Дорога. Вот Светлая Женщина и карта Слез. – Красные и черные карты с картинками и цифрами по очереди оказывались в руках Ратори. – Вот карта Опасность, а за ней Верный Друг – значит, предыдущая карта несильная. Смотри и учись. Простые люди за это платят деньги.

– Почему простые?

«И правда, почему?»

– Ты запомнила, что это значит? – Она ткнула пальцем сначала в одну карту, затем в самую последнюю, будто не услышав меня.

– Это Дорога, а это Дом…

«Почему простые?»

Когда стемнело, Гюли затянула песню. С ней рядом сидел Баро. Он был важным человеком в таборе, как и Ратори. Он смотрел на Гюли и перебирал струны. Они улыбались друг другу.

Из моих рук взяла кусочек мяса рыжая собачка. Она была небольшая и потому чаще сидела в повозке с детьми. Когда Баро ушел, к ногам Гюли снова пришел черный Банку. Он лег подальше от костра, из темноты сверкали только его глаза.

– Это волк, – сказала Гюли. – Я выкормила его и его серую сестру. Поэтому мы вместе.

Волки крупнее собак. «Я же видела на картинках. Почему я не догадалась?» Они не лаяли и держались в стороне от других собак.

– У меня тоже будет волк?

«Мне тоже нужен волк. Он будет всегда со мной».

– Не знаю, – Гюли слегка рассмеялась. – Если тебя примут в стаю.

Надо будет спросить у Ратори про волка. Она все знает. К ней часто подходят посмотреть карты. Или, может, она подскажет мне, где найти ответ, если нет библиотеки.

Я нашла Ратори:

– У Гюли волк, а не собака.

– И тебе тоже нужен, – ухмыльнулась она. – Всему свое время. Сейчас волк тебе не нужен.

– А когда он будет мне нужен?

Ратори не ответила. Она даже не смотрела на меня. Она смотрела вверх, на небо. Там, на черном небе, была яркая луна и большая россыпь звезд. Одни крошечные, совсем рядом друг с другом, другие, наоборот, светили ярче, но глядели одиноко. Мама видела среди них Малую Медведицу и повторяла, что ее глаз показывает, где север.

Зачем мне знать, где север?