Kitabı oku: «Лекарство от безумия. Записки психиатра», sayfa 2

Королева Марго

Костя сидел в машине и доедал караимский пирожок.

– Ну, что, вставила тебе Лариса? – спросил водитель.

– Обещала медалью наградить за спасение Фридмана на пожаре.

– Фридман за сегодняшнее представление вообще зачет тебе не поставит.

– Поставит. Мне этот «острый живот» уже во сне снится вместе с Фридманом.

– Едем куда?

– Сначала за Алисой. Она нас у входа в больницу ждет, а потом к королеве Марго.

– А Марго тут при чем?

– Социально опасная. У нее судимость за развращение малолеток.

– Тоже мне, социально опасную нашли: баба, как баба, – возмутился водитель.

Алиса села рядом с водителем. Передала Гарику его халат и сообщила:

– Лариса Ивановна сказала, чтобы мы посетили королеву Марго. Но у меня нет ее карточки.

– Карточка не нужна. Она сама все расскажет, – махнул рукой Гарик. – Не слышу восторгов.

– Два дурака неслись по лестнице, старика чуть не убили. Его еле откачали, – нахмурилась Алиса.

– Опять я виноват. Я же Фридману сказал, чтоб дорогу освободил, – возмутился Гарик.

– Так никому и в голову прийти не могло, что ты там устроишь? Я думала, что ты стекла отберешь у больного и свяжешь его.

– Бритвы и стекла я из рук больных не выбиваю. Не мой профиль.

– Почему?

– Личико могут порезать. Я видел в Симферополе санитаров, которые на бритву шли. Все лицо в шрамах. Женщины целовать не будут.

– Мне кажется, ты не прав. Мужчину шрамы украшают.

– Алиса, тогда с тебя поцелуй. У меня рубаха в крови.

– Больной тебя порезал в машине? – с тревогой спросила Алиса.

– Нет. На мне кровь моего врага, кровь Фридмана.

– На мне тоже. Ему же вену больной перерезал. И напрасно ты на него буром идешь. Фридман нормальный мужик, классный хирург, а зато, что он из тебя душу выматывает за «острый живот» и внутренние кровотечения, – потом благодарить будешь. Пропустил «острый живот» – похороны. Ты же не хочешь людей убивать?

– Не хочу.

– Тогда зубри симптомы «острого живота».

– Что делается. Любимую женщину Фридман за полчаса перевербовал чашкой кофе и шоколадными конфетами «Белочка». Он теперь хороший, а я тупой студент. Костя, пойду утоплюсь. Ты был прав. Не любит она меня, а тут еще и Лариса выговором грозит за всенародный подвиг.

– А ты как думал. Женщинам умные мужчины нравятся. Кулаками махать – много ума не надо, – улыбнулась Алиса.

– Приехали, – прервал разговор Костя. – Марго на третьем этаже живет.

Гарик помог выбраться из машины доктору, а когда они вошли в подъезд, Алиса вдруг прильнула к нему и шепнула: «Ты молодец. Я удивлена. Хирурги были в шоке».

Марго в коротеньком халатике колдовала на кухне. На вид ей было далеко за сорок. Толстые стройные ноги, узкая талия и огромные груди выдавали в ней топ-модель тридцатилетней давности. Она оценивающе посмотрела на санитара.

– Не жалеешь?

– О чем? – напрягся Гарик, внимательно наблюдая за руками больной.

– Чего испугался? Насиловать не буду, – расплылась в улыбке женщина. – В машине хотела вас двух дураков приласкать, а они вместо того, чтобы получить удовольствие, связали меня как террористку. Я когда санитарам в приемном покое рассказала, как вы от меня защищались, мужики ржали. А теперь за руками следит. Боится, чтоб я его сковородкой горячей не огрела по башке. Свидетельницу привел.

– Я не свидетельница, я участковый врач-психиатр. Вы будете у меня наблюдаться.

– Хочешь меня вылечить от любви, – громко расхохоталась Марго. – Ты на себя посмотри. Поди, тоже с модельного бизнеса начинала, врач-психиатр! Какой из тебя психиатр с такой фигурой. Мужики-психи будут кидаться на тебя как на бабу, а больные бабы возненавидят красотку за красоту, потому что санитары и фельдшера теперь не на них, а на тебя будут пялиться. Вон, смотри, как у кучерявого глазки горят, когда на тебя смотрит. Заходи в комнату, спрашивай. Я правду говорю, потому что у меня справка есть, а все остальные врут тебе в глаза. И Ларису бойся, себе на уме. Она тоже красивых баб ненавидит. Меня в дурку упрятала за красоту и страсть.

Алиса с Гариком вошли в комнату вслед за Марго. В комнате был идеальный порядок. Ни соринки.

– Одна живу, – пояснила женщина. – Так что тебя интересует?

– Как вы попали на учет? Что с вами случилось?

– Я в Москве жила. Учительницей в школе работала. Муж был никакой. Деньги приносил домой, спали вместе, вначале меня все устраивало, а потом почувствовала тягу к пацанам шестнадцатилетним. Урок преподать захотелось. Стать первой учительницей в этом деле. Для себя выучить. Но в Москве я подобные желания отметала, а когда поехала на курорт, решила попробовать то, что ночами во сне видела. На пляже выбрала 16-летнего пацаненка-южанина. Домой привела. Вином угостила. Потом оказался он в моей постели. Сам приставать стал. Я ж учительница, знаю, как свои желания в желания учеников превратить. На первых порах от этой любви одна головная боль оставалась, после него приходилось снимать стресс с местными музыкантами. А потом смотрю, и у моего ученика что-то получаться стало. А на 21—й день у нас такая любовь случилась, что я сама чуть с ума не сошла, а уж про пацана и говорить не буду. У него до конца жизни такой любви не будет. Вот с этого все и началось. Я поняла, что мне от этих мальчиков надо, и учила их тому, чего больше всего сама хотела.

– А на учет как попали?

– Пока на курортах гуляла, все было тип-топ. А однажды москвича привела к себе 16-летнего. Короче, узнала его мамаша, к кому он в гости ходит. Пацана в милицию на учет, а меня в дурдом на лечение.

– Судимость за что?

– Тогда и осудили за этого пацана к принудиловке. В СССР же секса не было никогда. Натихаря, что угодно, но стоило засветиться где-нибудь, тут же туши свет.

– А сейчас не тянет с мальчиками повторить свой прошлый опыт?

– Это вопрос или предложение?

– Вопрос, – улыбнулась Алиса.

– Если честно, и сейчас хочу с твоим телохранителем переспать. Отдашь в аренду на ночь?

– Гарик же не хочет.

– Боишься. И правильно делаешь. После меня мужики своих баб бросают. Я такие привороты знаю. Объявления на столбах видела: «Потомственная ведьма Марго. Стопроцентный приворот»? Это моя реклама. Но для жизни мне сейчас крепкий, настоящий мужик нужен. Пацаны таким как ты интересны. А в сорок пять настоящий мужик нужен, который способен бабу всю ночь гонять по кровати. Так что с учета снимай из-за смены ориентации. А вот он подходит. Руку так крутанул, до сих пор болит. С виду дохляк, но как вцепится, не оторвешь. То, что мне нужно сегодня. И там у него все в порядке. Я проверяла, когда они мне в машине руки крутили. Мой размер.

– Марго. При молодом человеке такие слова. Он же мальчик не целованный.

– Так я тебе и поверила, не целованный. Честно признайся, положила глаз на кучерявого?

– Марго, у меня муж молодой, зачем мне коллега по работе?!

– Не зарекайся, докторша, не зарекайся. Тебя от этой любви одни беды ждут. А я бы его научила всему. Может, оставишь на одну ночь?

– Нет! Самой пригодится, – улыбнулась Алиса. – Вы скажите спасибо, что я вас дома оставила после таких слов.

Алиса попрощалась с Марго и, подхватив в подъезде под руку Гарика, шепнула ему: «А ты, оказывается, повышенным спросом у старых шизофреничек пользуешься».

– Тут и не такое услышишь, – смутился Гарик. – Врет она все.

– Скажи, а зачем нас Лариса сюда послала? Марго по ошибке на спецучете стоит. Она уже давно ни для кого никакой опасности не представляет. Может, она ревнует тебя ко мне?

– Сказанула. Лариса же старуха.

– Да не такая уж она и старуха. Ей еще и сорока нет, и она уже год без мужа.

– Если бы Лариса хотела чего-то такого, давно бы меня пригласила к себе, а она только орет за каждую мелочь. Хирургам псих руки порезал, а я виноват. Новая докторша пристает ко мне – я виноват.

– Я тебе за такие слова язык вырву. И близко теперь ко мне не подходи.

– Я б и рад, но у нас клиент шибко нервный. Инженером в НИИ работал. Что-то там открыл сверхсекретное, а потом свихнулся. Бабу свою приревновал к милиционеру и убил топором. Потом с этим топором к участковому заявился. Кастрировать хотел, но не смог. Успел только руку отрубить. Все остальное при нем осталось.

– Этого придурка ты выбрал из списка? – напряглась Алиса.

– Нет. Лариса. К нему медсестры не ходят. Боятся, чтобы он и им чего-нибудь не отрубил.

– Тебе не кажется странным этот подбор больных в один день. Старуха-педофилка, муж-убийца с бредом ревности, – пристально посмотрела на Гарика Алиса.

– Ты к этому списку еще и кобелей из хирургии приплюсуй. Ларисе они кофе ни разу не наливали, а тебя еще и шоколадными конфетами угостили. Чувствуешь разницу?

Убийца из НИИ

Алиса подошла к машине и села рядом с водителем.

– К кому едем теперь? – спросил Костя.

– К инженеру из НИИ на Революцию, – сказал Гарик.

– Нашли куда ехать на ночь глядя. Может, завтра с ним пообщаетесь?

– Лариса сказала в морг, значит, в морг, – буркнул санитар.

– Ну и шутки у тебя дурацкие. Алиса Викторовна, это очень опасный больной, – продолжил водитель. – Лариса к нему ни разу домой не ездила, а вас послала.

– Чего каркаешь, – неожиданно взорвался Гарик. – Еще одно слово скажешь, убью. Алиса Викторовна, за спиной моей стойте в двух метрах, чтоб у меня место для маневра было. Я говорю с ним. Пока не обыщу – не подходите.

Инженер Свистунов никого не ждал. Увидев незваных гостей, он сразу помрачнел и напрягся.

– Руки покажи, профессор, – неожиданно заорал Гарик. – Вверх руки, пальцы разжал!

Гарик быстро обыскал больного и мгновенно вытащил из-за пояса немецкий штык со свастикой на лезвии. После чего швырнул больного на пол, заломив руку.

– Кого убить хотел? – заорал Гарик. – Быстро отвечать, пока не убил.

– Тебя, санитар, и бабу мою. Ты зачем у меня жену увел? Такую красивую!

Больной смотрел на Алису и заливался слезами.

– Тут нет вашей жены. Я врач-психиатр. Буду вас лечить.

– Мне не нужен врач. Ты моя жена. Он украл тебя. Изнасиловал, надругался! Мне плохо. Сердце. Отпусти, мне лекарство надо.

– Гарик, отпусти его. Ему плохо с сердцем.

– Его нельзя отпускать. У Свистунова обострение. Он опасен.

– Нет. Отпусти больного. Ему надо выпить лекарство.

– Его грохнуть тут надо, тварюгу, жену и ребенка убил, мента покалечил.

– Отпусти, я сказала! – перешла на крик Алиса. – Нельзя так с больными. Он не виноват. Это болезнь.

Гарик со злостью отшвырнул от себя больного.

– Где твое лекарство!? Быстро.

– Я сейчас, я быстро, – больной подбежал к тумбочке и вытащил оттуда опасную бритву. – А теперь, подходи.

– Гарик, у него бритва!

– Я ж тебе говорил, что это за тварь. Беги отсюда! Беги!

– Я не пойду, я не могу!

– Вон отсюда! У него бритва. Ментам звони. Пусть пристрелят эту суку!

Алиса выскочила из квартиры и побежала к машине. Костя переключил рацию на милицейскую волну и вызвал подмогу.

– Боишься! – расплылся в улыбке больной. – Бабу мою украл, а бритву испугался. У меня острая бритва. По шее чиркну, и все! Труп. А потом я тебя кастрирую, чтобы ты больше не мог прикасаться до моей жены. И бабу твою порежу.

Гарик взял в руки стул.

– Ну, подходи, «ботаник»!

– Я не ботаник! Я – мститель! Джеймс Бонд! – с этими словами Свистунов бросился с бритвой на санитара. В последнюю секунду Гарику удалось разнести на голове больного стул. Свистунов рухнул на пол, но бритву не отпустил.

– Брось бритву, урод! Бритву брось!

Барский попытался ударить больного вторым стулом, но на этот раз Свистунову удалось увернуться. Пока Гарик искал что-нибудь подходящее для очередной атаки, больной, издав дикий крик, бросился с бритвой на Гарика. Бритва проскользнула в двух сантиметрах от лица санитара, Ему чудом удалось схватить смертоносное оружие левой рукой и вырвать бритву из рук больного. В этот момент в комнату ворвались милиционеры с автоматами в руках.

– Не стрелять! – заорал санитар. – Не стрелять!

Милиционеры надели на больного наручники и усадили его в милицейский УАЗ. Рана на руке оказалась настолько глубокой, что Гарика под сиреной повезли в приемный покой горбольницы. В эту ночь дежурным хирургом оказался Фридман. Осмотрев рану, он отправил Гарика в операционную.

– Надо руку спасать. Он может остаться без кисти, – проговорил Фридман.

Через несколько минут в хирургическом отделении появилась главврач психбольницы Лариса Ивановна. Увидев Алису, она завела ее в пустую ординаторскую.

– Докладывай, что случилось.

– Я виновата во всем. Это я просила отпустить больного, и Гарик выполнил мою просьбу.

– Докладывай по порядку, я потом сама решу кто прав, а кто виноват.

– Мы приехали к больному. Уже было темно. Больной сразу не понравился Гарику. Он обыскал его и нашел за поясом немецкий штык. Он хотел отвести его в машину, но Свистунов стал симулировать сердечный приступ, и я попросила санитара дать ему лекарство. Он подвел больного к тумбочке, а там лежала опасная бритва.

– Мне не понятно, почему он остался, когда увидел в руках у больного бритву? Почему не ушел с тобой? Он же тебя предупреждал, что бритвы и стекла из рук больных он не выбивает. Он говорил тебе это?

– Да, но я не подумала.

– А ты думать научись перед тем, как персоналом командовать. У нас врачи во время стационирования больных не вмешиваются в работу санитаров. Не царское это дело, потому что завтра больной будет жаловаться врачу на санитаров, а если ты стояла рядом или давала команды персоналу – какой ты судья? Ты такой же враг больного, как и санитар. А тебе лечить больного надо, анамнез собрать. Врач стоит над схваткой. Он в глазах больного высшая справедливость, третейский судья. Это первое. А теперь о том, что скрыто. У каждого человека в этой больнице свои тараканы в голове. Ты знаешь, почему Гарик боится бритвы? Потому, что у него на глазах больной шизофренией перерезал горло санитару из Ялты. Санитар тот умер за три минуты, после чего сотрудники приемного покоя республиканской больницы забили больного насмерть ногами. Их целый год таскали по следователям.

– Я не знала об этом, – ужаснулась Алиса.

– Ты специализацию проходила в отделении неврозов, а советская психбольница – это другое. Здесь все на нервах. С одной стороны больные со своими проблемами, а с другой стороны баррикады – персонал с очень непростой биографией. К каждому надо найти особый подход. И главное помни, нам не нужны герои и избитые до полусмерти больные. Вам надо было закрыть входную дверь и вызвать милицию, и они бы решали, что делать с убийцей. Ты не должна была оставлять санитара одного с опасным больным. У него же бред ревности. Его судили за убийство, он проходил принудительное лечение. Ему место в «крытой» больнице. А теперь, после вооруженного нападения на санитара, он долго не проживет.

– Почему?

– Санитары не любят таких больных. Красная полоса на истории болезни и надпись «Нападение на персонал» – это смертный приговор. И никто этого психа уже не спасет.

– Но ведь бить больных запрещено.

– У нас его никто и пальцем не тронет, а вот в «крытой» больнице на первом посту с ним церемониться не станут. И в его проблемах виновата будешь ты. Если бы вы его усадили в машину и привезли в отделение, он бы вернулся домой через месяц.

– Я испугалась, он хватался за сердце, задыхался, я боялась, что он умрет, – прошептала Алиса.

– Дело не в приступе, а в том, что на месте этого больного ты увидела своего мужа. Инженер в молодости был добрый, умный, ласковый, а жена его предала. Она полюбила настоящего мужчину и переспала с милиционером. А в этом городе ничего не скроешь. Ее муж узнал об измене и стал следить за ней. А потом убил жену, ребенка и тяжело ранил любовника своей жены. У нас четверть больных с психозами страдает бредом ревности. Тебе эта история ничего не напоминает?

– Нет! Я люблю своего мужа.

– Вот и иди к мужу, – приказала Лариса Ивановна. – И забудь об этом мальчишке. Эта игра в любовь плохо кончится не только для тебя, но и для всех нас.

Голубая любовь

Недалеко от больницы Алисе неожиданно дорогу преградил молодой красивый мужчина в дорогом костюме. Он спросил, как пройти в библиотеку.

Алиса остановилась, оценивающе посмотрела на незнакомца и сказала с издевкой в голосе: «Вы можете произнести другие слова?».

– Мужчина тут же упал на колени и продекламировал по-актерски громко: «Я вас люблю!».

– Достаточно, – улыбнулась Алиса и деловой походкой направилась в сторону больницы. Когда она вошла в диспансер, парень, прочитав вывеску, нерешительно остановился, а потом развернулся и, втянув голову в плечи, ушел в сторону моря.

Алиса с интересом наблюдала за незнакомцем через окно своего кабинета. Мужчина ей понравился.

– Значит, у меня все еще все впереди, – тихо произнесла она.

Но впереди ее ожидало не романтическое свидание с таинственным незнакомцем, а поездка к художнику Старовойтову.

– Жалобу нам переслали из ЦК КПСС на Руслана Старовойтова, – протянула Алисе после окончания пятиминутки письмо с красным штампом Лариса Ивановна. – Сосед пишет, что Старовойтов поселил у себя в комнате непрописанного танцора из балета Каретникова Вячеслава.

– Днем и ночью они спят в одной кровати и занимаются половым развратом, – процитировала Лариса Ивановна письмо ветерана внутренних войск МВД.

– А мы тут при чем? – недовольно спросила Алиса Викторовна. – Пусть милиция разбирается, кто с кем спит.

– Руслан Старовойтов отсидел в тюрьме семь лет за мужеложство. В деле есть заключение судебно-психиатрической экспертизы. Диагноз: шизофрения, простая форма. На учете, как социально опасный. Карточка с двойной красной полосой. В анамнезе – нападение на персонал. Поедешь с Барским. Его забирать надо. Вопросы есть?

– Есть. Лариса, скажи честно, почему ты меня с Гариком все время посылаешь к извращенцам и убийцам? Старовойтов живет на втором участке. Почему я должна оформлять его в больницу? О нем по «Свободе» говорят, по «голосам» разным. Он известный художник. Ты хочешь, чтоб и обо мне стали говорить на радио «Свобода»?

– Какой он художник, я не знаю, но в психбольницу Старовойтов попал после того, как его картины показали Хрущеву. А Хрущев всех участников выставки обозвал педерастами. Вот и загудел в тюрьму после выставки Старовойтов. ЦК же на особый контроль дело художников-абстракционистов поставил.

– Так Хрущева уже давно нет в Кремле.

– Хрущева нет, а ЦК КПСС остался.

– Хорошо. Есть жалоба на художника, но я какое отношение к Старовойтову имею? Это же не мой участок.

– Правильно, не твой, но Шполянскую я не могу послать к Старовойтову.

– Почему?

– Потому что Раиса Васильевна не найдет оснований для его помещения в психбольницу, а я не хочу нарываться на скандал. Есть партийная установка с самого верха: «голубых» – каленым железом! А тут еще ветеран МВД перевозбудился из-за того, что ему общей ванной пользоваться приходится с каким-то педерастом. Короче, письмо закрыть нужно сегодняшним числом. Шполянская дотянула до последнего. Перед тем, как поехать к Старовойтову, Гарика пришли ко мне на инструктаж. И в санитарские дела больше не лезь. Твое дело в стороне стоять и наблюдать за этим «голубым» цирком.

Через пять минут в кабинете главврача появился санитар.

– У тебя удостоверение дружинника с собой? – спросила Лариса Ивановна.

– В кармане.

– Покажи.

Гарик передал удостоверение главврачу.

– Командир оперативного комсомольского отряда, – прочитала вслух Лариса Ивановна.

– Задерживать правонарушителей имеешь право?

– Конечно. Наш отряд – добровольная народная дружина при угрозыске, – пояснил Гарик. – А чего надо?

– Художника Старовойтова в больницу привезти.

– При чем здесь удостоверение? Он у нас на учете стоит? Только Шполянская его не положит. Напрасные хлопоты. Она всех «голубых» считает нормальными.

– С Алисой Викторовной поедешь.

– Это подстава, Лариса Ивановна. Шполянская ей художника не простит. Она сожрет молодую! – возмутился Гарик.

– Направление Старовойтову оформит Алиса Викторовна, повысила голос главврач. Закроем на трое суток, а там решим. Людей наверху его любовник интересует. Пора на учет ставить.

– Так их на горячем брать надо, – засомневался Гарик.

– Вот и бери прямо в постели. Короче, когда эти двое начнут, сосед взломает дверь и первым войдет в комнату Старовойтова, следом за ним – возмущенная общественность. И только после них ты с удостоверением в руках. Громко, чтобы все слышали, объявишь, что ты дружинник, и удостоверение покажешь свидетелям.

– Лариса Ивановна, я не въехал. Зачем так понтовать? Я этих «голубых» и без удостоверения заломаю.

– Мне заламывать там никого не надо. Балерун – на учете не состоит. Надо сделать так, чтоб он на тебя, на дружинника, напал, сопротивление оказал, драку устроил. Короче, совершил противоправные действия в отношении народного дружинника в присутствие свидетелей. Теперь понял?

– Понял.

– Ну, и чего сидишь?

– А Алиса знает, что мы там будем делать с этими «голубыми»? Может, она в машине посидит, пока мы их заактируем.

– Нет. Пусть привыкает. Она сама себе работу выбрала. Мне вторая Шполянская в диспансере не нужна. Здесь ты или психиатр, или наш пациент. Третьего не дано.

Гарик вышел во двор, сел на свое место в машине и стал наматывать на кисть левой руки вафельное полотенце.

– Алиса Викторовна а вы не хотите в машине с Костей посидеть, пока я с «голубыми» буду разбираться. А уж когда мы с ними все вопросы решим, и все это безобразие штанами прикроем, зайдете вы вся в белом, с французскими запахами, которые с ума сводят настоящих мужчин даже в психовозке.

– Слушай, настоящий мужчина, это тебе главврач на инструктаже сказала?

– Нет, что вы, инициатива снизу. Если что не так – безграмотный санитар во всем виноват. И заголовок на «Свободе» мою самооценку поднимет на небывалую высоту: «Санитар Барский из Казантипа избил голубых во время акта». Представляете, какими глазами после этой передачи на меня женщины будут смотреть!? Борец за права женщин. В СССР мужиков и так не хватает на всех, а тут еще эти женоненавистники со своими оргиями.

– Клоун, рот закрой! – неожиданно взорвалась Алиса. – Я еду к Старовойтову разбираться с жалобой его соседа. Все остальное меня не интересует. Выявлять преступников должна милиция, а не мы. Ты меня понял!?

– Так и я о том же. Мы же с вами ангелы смерти в белых халатах. Кстати, Алиса Викторовна, прическа мне ваша нравится очень. Вы такая красивая и загадочная стали, что я прямо здесь готов стать перед вами на колени и попросить прощения за все свои прошедшие и будущие грехи.

– Алиса Викторовна, не обращайте внимания на этого балабола. Приехали. Старовойтов на третьем этаже живет. Только вы к нему близко не подходите, он просто бешеным становится при виде женщин. В прошлый раз его с милицией еле взяли.

– Потому что со Шполянской поехали, – подхватил тему Гарик. – Она защищать его стала, Ларисе звонила, на меня докладную написала.

– А ты был не виновен, потому что весь в белом, – поддела Гарика Алиса.

– Я так и не понял, в чем моя вина была. Постучал в дверь, а в комнате Старовойтов с каким-то мужиком. Я и слова сказать не успел, как он пощечину мне отвесил.

– И что потом было?

– Все по инструкции. Я ему хомут на шею в состоянии аффекта, а дружок Старовойтова кинулся отбивать больного, а тут еще Шполянская истерику закатила, чтобы я художника не душил, потому что он талант и светлая личность. Ну, и врезал я им обоим от души, чтоб руки не распускали.

– Я читала в карточке, что ты с ними сделал. Раиса Васильевна подробнейшим образом описала в амбулаторной карте, как санитар и два милиционера избивали художника и его гостя-скрипача.

– Так сами ж виноваты. Если я санитар, так мне с порога можно и в морду? Со мной такое не проходит.

– А с гостем что потом было. В карточке о нем ни слова?

– С гостем нормально все случилось, его хотели за мужеложство привлечь, а потом хулиганкой ограничились. Четыре года за мордобой с малявой о том, что он зашкареный. Короче, опустили его в СИЗО за немужское поведение.

– И ты этим гордишься?

– А я тут при чем? Мне сказали, я поехал. Его сама Шполянская отмазать не смогла, а она психиатр с двадцатилетним стажем. Жалобы во все инстанции посылала. Комиссия приезжала даже из Москвы. И все эти уважаемые люди признали меня правильным пацаном, который действовал в пределах необходимой обороны. А Шполянской выговор вкатали за клеветнические сигналы в ЦК КПСС. После этого она со мной не разговаривает.

– Все. Хватит болтать. Вначале пообщаемся с соседом.

Врач выскочила из машины и быстрым шагом направилась к дому, где жил Старовойтов.

Дверь в коммуналку была открыта. У входа в квартиру их встречал коротконогий плотный мужчина. На вид ему было около пятидесяти.

– Проходите ко мне. У нас все готово.

В скромно обставленной комнате по стенам висели фотографии бравого старшины на фоне казармы и киевского СИЗО.

– Вы кем раньше работали? – посмотрев на фотографии, спросила Алиса Викторовна.

– В НКВД служил.

– Вертухаем в тюрьме, что ли? – уточнил Гарик.

– Я в расстрельной команде служил, сопляк, – зло посмотрел на Гарика хозяин комнаты.

– Гарик, рот закрой, – поддержала заявителя Алиса. И, повернувшись к мужчине, продолжила. – Мне передали вашу жалобу на Старовойтова. Из письма я так и не поняла, чем он вам не угодил? Он угрожал вам, совершал агрессивные действия?

– Мне – угрожать, – вдруг заржал мужчина. – Не вырос еще такой человек, кто бы меня запугать смог. Я зэков приговоренных расстреливал.

– Я хочу уточнить. Ни вам, ни членам вашей семьи Старовойтов не угрожал и никакой агрессии не проявлял?

– Пусть попробует, да я его в порошок сотру!

– Понятно. А зачем же вы это письмо в ЦК написали? – продолжила разговор Алиса Викторовна.

– Так он же пидор, доктор. Я сообщил, куда следует. Мне предложили понаблюдать за ним и его связями.

– А как вы узнали, что он в одной кровати с посторонним мужчиной «занимается всякими извращениями»? – процитировала письмо врач.

– Так слышно все. Банку литровую к стене приложу, и каждое слово слышу, – мужчина приставил к стене банку и стал слушать.– Вот сейчас разговаривают и целуются. На кровать легли. А теперь, скрип пошел, как в раж войдут, будем брать.

– Но мы не можем вломиться в чужую квартиру без санкции прокурора, – попыталась остановить бдительного соседа Алиса Викторовна.

– Вы не можете, потому что при исполнении, – легко согласился мужчина. – А я могу проявить революционную бдительность, как советский гражданин и бывший сотрудник органов.

Отставной старшина вытащил из-под кровати топор и направился в коридор, где его поджидали соседки по коммуналке. Одним ударом топора он выбил накладной замок и с криком «Всем лежать!» ворвался в комнату художника, размахивая топором. Мужчины лежали на кровати абсолютно голыми. За минуту в комнату набилось с десяток женщин, которые с любопытством смотрели на голых мужиков и что-то возбужденно кричали.

Гарик, выполняя полученную инструкцию, пробился сквозь толпу к кровати и, размахивая удостоверением дружинника, заорал: «Вы оба задержаны за противоправные действия. Я – командир оперативного комсомольского отряда, дружинник. Встали! Оделись! Оба!».

– Так это ты, сука, опять пришел! – заорал художник, бросаясь на санитара. – Да я тебя…

Но договорить он не успел. Гарик набросил на шею больного полотенце и стал душить Старовойтова. Через минуту художник захрипел, теряя сознание. Увидев эту картину, к нему на помощь ринулся длинноногий парень. Он нанес хлёсткий удар ногой по лицу санитару. Удар был настолько сильный, что Гарик отлетел в дальний угол комнаты. Алиса с ужасом смотрела на происходящее и не знала, что делать. Но тут в дело вмешался отставной старшина.

С криком: «Бей пидоров!» он кинулся на танцора, а женщины навалились на голого художника. В это время пришел в себя санитар. Он подскочил к голому танцору и со всей силы ударил его кулаком по затылку. От этого удара мужчина громко охнул и мешком рухнул на пол. Вторым ударом Гарик вырубил Старовойтова.

– Молодец, салага! – удивленно посмотрел на санитара старшина. – Ты что, боксер? Это же нокаут.

– Старшина, я не боксер, я доминошник.

– Вышли все из комнаты! – неожиданно закричала Алиса. Она бросилась к танцору и стала ощупывать его голову. – Прости меня, Слава. Я не знала, я б не поехала сюда, прости. Одевайтесь. Быстрее.

– И ты с ними, Алиса. Ну, что я им сделал. Я никого не трогал. Я люблю его, понимаешь, люблю! А они нас преследуют, – Каретников плакал громко, взахлеб. Алиса помогла ему одеться.

Тем временем кто-то из соседей позвонил в милицию. Старовойтова и Каретникова, как особо опасных преступников, доставили в ИВС в наручниках.

– Кучерявый, тебе совесть мучать не будет? – после того, как они вернулись в больницу, спросила Алиса.

– А что я сделал не так? – удивленно посмотрел на врача Гарик.

– Ты человеку жизнь угробил. Он из тюрьмы не выйдет.

– Он не человек, он «голубой». Его лечить надо, как пассивного педераста, чтоб заразу эту по городу не разносил, – жестко произнес санитар. – Мы его на горячем взяли на ваших глазах. Не отвертится теперь.

– Гарик, а зачем ты его по затылку бил? Это ж запрещенный удар. По затылку даже боксеры не бьют.

– А каратисты бьют. Я имел право. Крайняя необходимость. Он сам виноват. А вы откуда знаете этого Каретникова? – подозрительно посмотрел на Алису Гарик.

– Я с ним с четырех лет танцевала. Потом он институт культуры закончил, балетной студией руководил. У него дети на всесоюзных конкурсах побеждали. Его подставили.

– Алиса Викторовна, его ж с поличным взяли. При свидетелях. Голым. Его же Старовойтов…

– Рот закрыл! – подлетела к Гарику Алиса. – В жизни всякое может случиться. Вот ты сейчас душевнобольных ловишь, бьешь невинных, судишь их, а завтра тебя самого в психушку сдадут. И что делать будешь?

– Меня не сдадут. У меня нервы из железа, – самодовольно улыбнулся Гарик. – Я каратэ занимаюсь.

– От сумы и тюрьмы не зарекайся.

– Хотите, я вас приемам научу, – неожиданно сменил тему Гарик.

– И когда у вас тренировки?

– Сегодня в восемь.

– А в чем занимаетесь?

– Кто в чем, а под вашу фигуру есть настоящее кимоно из Японии. Муха не сидела. Правда, тренер говорит, что оно для дзю-до, но смотрится неплохо.

– Если есть кимоно, поехали, чего ждешь, – приказала Алиса.

– Только учтите, у нас тренер кореец. На разминке гоняет всех, как проклятых. Если дыхалки не хватит, переходите на шаг, но не останавливайтесь. Стоять нельзя. На кулаках отжиматься заставит.

– И где ваш спортзал?

– На Некрасова. Нас Костя подбросит.