Kitabı oku: «Дом для непрощённых»
ГЛАВА 1
Раиса
Весёлая компания расселась вокруг стола. Вытянутые пепельные лица пугающе улыбались большими ртами. У кого-то в зубах торчала сигарета, кто-то отправлял в бездонную пасть ложку салата, а кто-то просто сидел, сложив тощие руки. На столе примостилась и полная окурков пепельница, и рюмки, и обглоданные кости, а в центре лежала бутылка, указывая горлышком на одного из участников застолья. Он водрузил на голову праздничный колпак и улыбался шире всех.
Я отвела глаза от картины в простой деревянной рамке и решила, что у себя её точно не повесила бы. В этом же доме она занимала самое видное место.
– Доброе утро! – услышала и от неожиданности вздрогнула.
Андрей явно спешил, на ходу застёгивая пуговицы кашемирового пальто, но остановился, увидев меня. Улыбнувшись, я поздоровалась и пожелала ему хорошего дня.
– Всё в порядке, Раечка?
Будь возможность, я бы предпочла, чтобы меня назвали по-другому. Где-то слышала шутку, что женщины с именами Раиса, Любовь, Клавдия и Зинаида уже рождаются бабушками. К тому же в кругу таких, как Андрей, все дамы сплошь Анжелики, Лии, Валерии и Доминики. Но самое смешное – ему, похоже, нравилось моё типично советское имя, потому как из всей семьи Полонских только Андрей называл меня «Раечкой». В его устах это слово звучало мягко и напевно.
Я опустила ресницы и залилась румянцем, демонстрируя огромную радость от его интереса к моей скромной персоне.
– Всё хорошо, Андрей Яковлевич.
– Мне бы очень хотелось видеть тебя сегодня в качестве гостьи, – произнёс Андрей неожиданно.
Вот тебе раз! Вечером его отец, крупный и, чего уж там скрывать, очень богатый предприниматель Яков Полонский праздновал свой шестьдесят третий день рождения. И хотя торжество планировалось провести дома, а не в каком-нибудь шикарном ресторане, от этого оно обещало быть не менее роскошным. Одних только приглашённых было больше ста человек.
Но звать меня?! Вот Андрей чудит! Однако вслух я сказала совсем другое:
– Сказка про Золушку моя самая любимая, – тут я шутливо сделала реверанс, дотронувшись до своего форменного белого передника. – Но, боюсь, ваш батюшка не приглашал меня на бал.
– Ты же знаешь, отец хорошо к тебе относится, Рая. Он не будет против, если ты немного развеешься, – Андрей вернул мне улыбку, не отводя тёплого взгляда. – А то целыми днями, как пчёлка, убираешь да убираешь – надо и отдыхать!
– На то у меня целых два выходных, – возразила я со светлым взором. – Я уж и в Третьяковской галерее была, и в Пушкинском музее. На балет ещё хочу сходить, только там билеты дорогие.
– Молодец ты, Раиса, – серьёзно проговорил Андрей. – Девчонки, как в Москву приезжают, рвутся звёздами стать, этакими столичными штучками, а ты вон по картинным галереям ходишь. Такие девушки сейчас редкость. Вечером я тебя жду. Отказ не принимается!
– Спасибо, Андрей Яковлевич, за доброе отношение, но это невозможно, – грустненько вздохнула я. – Мне даже надеть нечего.
– Ну, уж тут мы что-нибудь придумаем! – возразил Андрей. – Какой у тебя размер?
– Решили выступить в роли феи-крёстной? – уже начала злиться я, потому что его приглашение было абсолютно не к месту.
Злости Андрей не заметил и, похоже, твёрдо вознамерился затащить меня на папино торжество. Я задержала взгляд на часах за его спиной, и охнула:
– Совсем я вас заболтала, а вы на работу ведь опаздываете!
Он обернулся, спохватился и заспешил, но на прощание дал понять, что эта идея прочно засела у него в голове.
Чертобесие! Как же не вовремя!
Я с досадой посмотрела на Марка Жоса.
Непризнанный при жизни гений, творец фантастики, абсурда и парадоксальных форм, он выучился на психиатра, но сам в конце жизни страдал душевной болезнью. Он пытался лечить умственно отсталых детей, но нуждался в помощи не меньше их. Сначала от него отвернулись коллеги, потом друзья, а потом жена…
Это стало последним и сокрушительным ударом. В 1937 году почтальон нашёл его мёртвое голое тело, плавающее в ванне, полной горячей воды и крови. Ванна находилась в центре пустой комнаты, а вокруг армией молчаливых свидетелей самоубийства Марка Жоса стояли его отталкивающие полотна. Полотна, которые чуть позже люди на лучших аукционах мира будут покупать за миллионы долларов.
Одна из его последних и самых дорогих работ сейчас висит передо мной.
Она называется «День Рождения урода».
И именно её сегодня, во время торжества хозяина дома, я собиралась украсть. Заказчик давно ждёт Жоса. Гонорар… Гонорар мне обещан шикарный! Перед этим заказом я два месяца была на мели, перебиваясь с хлеба на воду. Но, боюсь, если придётся идти на вечеринку в честь Якова Полонского, тщательно продуманному плану – конец.
А впрочем… Не выгоднее ли плюнуть на Жоса и сделать ставку на Андрея Полонского? Ещё чуть-чуть и наследник многомиллионного бизнеса Якова Полонского влюбится в застенчивую горничную Раису, приехавшую из далёкого провинциального городка. Прямо сюжет из слезливых киношек, которые крутят в выходные по центральным каналам…
С одной поправочкой – я ну никак не тяну на благородных героинь фильмов. Когда начальник охраны семьи Полонских копнёт чуть глубже, это станет ясно, как белый день. А если у меня что-то будет наклёвываться с Андреем, то он непременно копнёт. И плакали не только мои с трудом добытые липовые рекомендации агентства по подбору домашнего персонала, но и вообще вся репутация скромной провинциалки.
А там – скандал, заламывания рук, вопли «Как ты могла?». Может, всё бы и утряслось, но есть в моей биографии вещи, которые даже благородный Андрей мне не простит.
Так что Марк Жос побеждает Полонского по всем статьям. И может, даже лучше, если я буду сегодня вечером на виду… Хоть и не люблю менять планы на ходу, но в деле, которым я занимаюсь, это происходит очень часто.
Задумавшись, как лучше скорректировать свои действия, я резко развернулась и натолкнулась на младшую дочку Якова Фёдоровича, любимую сестрёнку Андрея – Ксенечку.
– Ой, прости! – выпалила я, пытаясь скрыть досаду.
Какого чёрта, скажите мне, так носиться? Гиперактивность Ксени раздражала, и, как бы ни старалась, я не могла это скрыть до конца.
– Я об тебя ушиблась! – глядя на меня исподлобья, враждебно вымолвила десятилетняя сопля. – Ты жёсткая!
Вообще-то я обычно умею находить подход к детям и животным, но Ксеня невзлюбила меня с самого начала. Что бы я ни делала, пытаясь расположить девчонку, но, кажется, наоборот, ещё больше её отвращала. Мне, как человеку, который может легко втереться в доверие, это было неприятно. Профессиональную гордость задевало, что ли…
А впрочем, наплевать. Ждать осталось недолго – скоро я буду далеко отсюда. Лишь бы всё прошло гладко! А нет – от фиаско никто не застрахован. Се ля ви, как говорят французы. Но неудача будет стоить мне дорого. Очень дорого. Лучше вообще не думать, что ждёт меня в случае провала.
Недавно приятель подарил мне маленькую статуэтку какого-то греческого бога в сандалиях с крылышками. Когда я спросила, на кой он мне сдался, Кирик, хохотнув, заявил, что это Гермес – бог воров и авантюристов. Подарок я оценила и даже притащила статуэтку к Полонским. Не то чтобы я суеверна, но хотя бы капля помощи бога воров мне не помешает!
Дедушка всегда говорил: в нашем деле главное – фарт.
К вечеру стали съезжаться гости. Я наблюдала из окна, как иномарки, одна дороже другой, въезжают во двор. Марина, вторая горничная, с которой мы делили комнатку для прислуги, принесла красиво упакованную коробку.
– Андрей Яковлевич велел передать это тебе.
В её голосе – скрытая зависть. Ещё одна обитательница дома Полонских, которая меня не жаловала. Но если причина неприязни Ксении туманна, ненависть Марины объясняется просто. Она тайно влюблена в Андрея и страшно завидует его особому ко мне отношению.
Это опасно: Марина наблюдательна и может заподозрить во мне что-то неладное, а уж на фоне её ненависти эта наблюдательность обостряется в сотню раз. Хорошо, что я умею хранить секреты. Свои – особенно.
В коробке лежало зелёное вечернее платье, зелёные атласные туфли с ярко– красными подошвами и записка: «Сказка про Золушку тоже моя любимая».
Теперь я не могу отказаться. Значит – второй вариант плана. Пару минут расслабленно сидела на своей кровати, ни о чём не думая.
Итак, приступим!
– Ты, наверное, счастлива, – заметила Марина, пристально наблюдающая за моими сосредоточенными сборами.
– Не очень, если честно, – отозвалась, вдевая простенькие серьги в уши. – Не знаю, как себя вести и всё такое… Я бы вообще лучше в комнате почитала.
Подумав, я решила, что если с Мариной играть в глупышку-недотрогу, которую пугают знаки внимания со стороны сына хозяина, то это вызовет меньше поводов для подозрения. Со временем мы даже стали подругами, и я доверяла ей все свои тайны. Марина пребывала в полной уверенности, что я для неё открытая книга, а сама она «хитрая лисица». Ну, по крайней мере, так она называла себя в переписке с лучшей подругой, которую я однажды без зазрения совести прочитала. Если бы она заподозрила меня, то в эсэмэсках это всплыло. На что только не пойдёшь, лишь бы держать ситуацию под контролем!
– Да уж, – притворно зевнув, отозвалась Марина, небрежно крутя за каблук зелёную туфлю с красной подошвой. – Мог бы и на нормальную обувь раскошелиться, все-таки сын олигарха! А тут дешёвка, Kari какой-то несчастный!
Я чуть не расхохоталась. Туфли были от Лабутена, и я намеревалась прихватить их как особую компенсацию за потраченные здесь нервы. Клетчатую сумку, с которой я появилась в доме Полонских семь месяцев назад, брать не имело смысла. Там были вещи, приобретённые за день до этого на рынке. Даже самые опытные воры прокалываются на мелочах. Скромные горничные не носят таких дорогих вещей, которые ношу я. И если охрана вряд ли бы стала рыться в моем белье, то цепкий глаз Марины явно заметил неладное.
Застегнув сбоку платье, я распустила волосы, которые обычно собирала в хвост, и они тот час окутали меня, как облако. В детстве из-за чрезвычайно пушистых волос дедушка звал меня Одуванчиком. Став старше, я воевала с шевелюрой, пыталась как-то выпрямить непослушные пряди, стоящие торчком, а потом поняла, насколько очаровательно и необычно выглядит моя причёска. Марина, от природы имевшая идеально гладкие локоны, но всё равно выпрямляющая их специальным утюжком, предложила выполнить эту процедуру и мне. Пришлось сослаться на маму, которая всегда учила меня естественности. Полная чушь, потому что моя мама подобными мелочами не занималась, да и сама я не раз прибегала к помощи такого «утюжка». Но если бы я доверила свои волосы Марине, думаю, она не упустила возможности что-нибудь с ними учудить. Например, сжечь.
Так что спасибо, дорогая, я очень-очень-очень тебе благодарна, но видишь, какое дело – мама запрещает. А я послушная дочь.
Н-да, хоть притворяться – моя работа, но в этот раз я что-то слишком устала. Сказывается напряжение последних семи месяцев, сказывается осознание того, насколько сложно выкрасть из дома Полонских подлинник Марка Жоса. Сказывается и неучтённый фактор – симпатия Андрея Полонского.
Вот он улыбнулся и заспешил ко мне, лишь только я ступила через порог гостиной, полной людей. И странное дело, вместо того, чтобы разнервничаться, я успокоилась. Даже пригубила из высокого бокала, который протянул Андрей. Шампанское – прохладное и очень вкусное. Ещё два глотка – для смелости.
– Очень рад, что угадал с размером, – произнёс Андрей, про которого я забыла, увлёкшись разглядыванием толпы.
А ведь рыба подобралась знатная: крупные бизнесмены, артисты, шоумены, даже парочка политиков. Стоит только протянуть руку – и я не буду нуждаться долгие месяцы. Наличка, кредитки, перстеньки, часики… Дорогие часы, кстати, всегда были моей слабостью.
Ох, какие часики вон у того толстого дядечки в фиолетовом фраке! Хочу, хочу, хочу! И даже не столько очаровательные часы Patek Philippe, которые стоят как Porsche Cayenne, сколько поиграть в эту мгновенную лотерею, в которую не играла уже давно. Ощутить бешеный азарт, когда огромная доза адреналина выбрасывается в кровь, а чувство собственного превосходства пьянит, но потом отрезвляет, когда пальцы на мгновение ощущают нагретый бывшим хозяином дорогой металл, как по волшебству исчезающий в складках твоей одежды. И трофей теперь твой.
Нельзя, нельзя сейчас размениваться на мелочи!
– И даже с цветом, Андрей Яковлевич, – улыбнулась я, с трудом отгоняя
мысли о швейцарских часах. – Ведь зелёный – мой любимый. Спасибо за такой шикарный подарок!
Гостиная утончённо украшена живыми цветами, повсюду снуют элегантные официанты с изысканными закусками и напитками. В центре комнаты установили большой шоколадный фонтан, у которого уже лакомится Ксения, переодетая в праздничное платье.
– Мой тоже, Раиса, – отозвался Андрей, галантно поклонившись. – Давно хотел предложить – может, хватит на «вы» ко мне, да ещё и по отчеству? Всё же я не такой старый.
Ну, это как посмотреть! Ему тридцать четыре, а мне семнадцать, а не двадцать, как тут все думают. Так что на «вы» в самый раз.
– Наверное, не стоит, Андрей Яковлевич, – мягко произнесла я, удовлетворённо отмечая про себя, что сигнализация отключена. – Это будет неловко.
Наконец-то, чего я так долго ждала! Сейчас я могу просто снять вожделенное полотно со стены и вуаля! Вернее, фокус– покус, была картина – и нет её…
Насчёт здешней сигнализации объяснил дедушкин давний знакомый, большой специалист, который приезжал сюда под видом электрика.
– Дохлый номер, – качал головой он. – Сигналка работает постоянно. Не сможешь ничего сделать – она слишком сложна для тебя, к тому же подведена к картине. Один плюс – если отключат её во всём доме, то отключат и от картины.
– И что, никак обойти нельзя? Какие-то секретные коды… Не знаю… Сломать, вывести из строя?
– Боевиков насмотрелась, – хмыкнул мужчина. – Лучше выждать. Дедушка твой так бы и сделал.
Что правда, то правда: дедушка любил повторять: все гениальное просто. Только вот какой дурак будет отключать супердорогую и суперсложную сигнализацию в доме, набитом ценностями… Смысл ждать?
Я ломала голову, но решение никак не приходило. А ведь к тому моменту я уже взяла за Марка Жоса крупный задаток.
Как бы поступил дедушка?
В день рождения Ксении Полонской аниматоры придумали для детей гостей весёлый квест-путешествие по всему дому и даже участку Полонских. Когда действие разворачивалось на втором этаже, в суете один из неуклюжих клоунов задел своим огромным рукавом картину знаменитого художника– сюрреалиста Марка Жоса «День Рождения урода». Эта была всего лишь случайность, актёр не повредил бесценное полотно, он побледнел, перепугался… Но сигнализация, подведённая к картине, сработала. Вой сирены и до зубов вооружённый наряд полиции, который приехал через семь минут, испугали детей. Праздник был безнадёжно испорчен. А я своими ушами слышала, как раздражённый Яков Полонский отдал начальнику охраны распоряжение отключать сигнализацию во время праздников, когда в доме много гостей.
– Всё равно через забор и муха не проскочит, – добавил Яков Михайлович.
Кирик, кстати, после этого иногда подрабатывает клоуном на детских праздниках. Он всегда говорил, что любит детей.
Может, конечно, дедушка так и не поступил бы. Он всегда ругал меня за слишком сложные комбинации. Но, по-моему, получилось неплохо. Оставалось только дождаться следующего праздника. А следующим праздником был День рождения самого Якова Полонского.
– Ты очень необычная девушка, Раиса. Чистая, искренняя и настоящая. Я таких не встречал, – вернул меня к реальности бархатистый голос Андрея Полонского. – Ты мне нравишься. Я говорю это открыто, чтобы ты не боялась какого-то обмана или подвоха с моей стороны. Мои намерения серьёзны.
Ну и загнул ты, мил друг, с чистой и искренней!
Это признание хоть не было громом среди ясного неба, но всё же озадачило. Неужто он серьёзно? Не думала, что Полонский зайдёт в своей симпатии так далеко. Другая девушка была бы на седьмом небе, если ей признался в чувствах сын олигарха, а я… Ну, что я? Романтическая история,
которую Андрей выдумал, бесконечно далека от меня. Он просто не знает, с кем хочет связаться. Надо же, под сорок лет человеку, а такой наивняк.
– Андрей, даже если бы я и испытывала к вам симпатию, разница в нашем социальном положении огромна, – сказала, впервые не напуская в голос наивности. – Сказкам не место в действительности, иначе они перестанут быть сказками. Забудем этот разговор.
– А я не хочу забывать, – горячо перебил Полонский. – Если у двух людей есть чувства друг к другу, они преодолеют все преграды.
Смотри ты, настырный какой!
– Даже если у нас с вами что-то и получится, спустя какое-то время разница в положении всё равно всплывёт, – я грустно покачала головой. – Я всегда хотела, чтобы мой избранник был равным мне. Чтобы мы вместе преодолевали трудности и достигали вершин. Прислушайтесь к голосу разума, Андрей Яковлевич. Я вам не пара!
– Ты очень способная! – произнёс мой собеседник взволнованно. – Позволь, я лишь немного помогу – и ты добьёшься многого. И не будет никакой разницы, которая смущает тебя. Я не стану давить. Пообещай, что подумаешь! Я же не мальчик, я вижу, что моя симпатия не безответна.
Мы танцевали посреди зала под джазовую композицию. Я вглядывалась в породистое лицо своего партнёра, ощущала его надёжные руки на своей талии, но перед моими глазами стрелка двигалась по циферблату воображаемых часов.
– Ты говорила, что любишь лошадей, – добавил Андрей и неожиданно предложил. – Тут недалеко конная база, давай завтра съездим, покатаемся по лесу! Лучше такой прогулки ничего нет, уверяю тебя. Все лишь одна прогулка, которую и свиданием-то не назовёшь. Просто получше узнаем друг друга. А потом уже решай сама. Как и говорил, давить не буду.
Время поджимает, а из-за затеянного Полонским разговора у меня пока нет возможности незаметно скрыться с банкета. Мои мягкие увёртки уже не катят. Ну и чёрт с тобой! В следующий раз тысячу раз подумаешь, прежде чем влюбляться в горничных.
Так я пыталась убедить себя, но было довольно гадко, когда пришлось улыбнуться и принять это приглашение. По правде говоря, я бы сейчас согласилась прыгнуть с парашютом, хоть и страшно боюсь высоты, или отужинать живыми скорпионами. Всё, что угодно, лишь бы Андрей, наконец, отстал от меня и дал возможность действовать.
В это время в малом зале подсветили небольшую сцену, выложенную специально для сегодняшнего вечера. Известный шоумен с центрального канала с шутками– прибаутками объявил, что настало время одаривать именинника. Потихоньку все приглашённые подходили сюда. В толпе я отметила и начальника охраны Якова Полонского. Он был полностью сосредоточен на гостях, поднимающихся на сцену, чтобы произнести свои пожелания и торжественно вручить подарки.
Настоящий фурор своим презентом произвёл тот самый мужчина со швейцарскими часами. После его поздравлений двери на веранду открылись, и прямо с улицы в малый зал ввели потрясающую лошадь молочно– кремовой масти. Как удачно – лошадка отвлечёт на себя внимание!
Извинившись, Андрей, которому нужно было подготовить свой подарок для отца, наконец, меня оставил.
Пора!
Оглядевшись, я выскользнула в коридор. Здесь тоже, почти незаметная, висела под потолком коробочка сигнализации. И она так же, как и в малом зале, не горела. Путь свободен.
Дождавшись, когда последние гости подтянутся к шоу вручения подарков, по витой лестнице я поднялась на второй этаж. Если б в такое время меня здесь увидели, то это вызвало, по меньшей мере, недоумение.
Я в один прыжок пересекла зону видимости с первого этажа и стремительно двинулась вперёд по коридору. Каблуки утопали в ковре, и шагов слышно не было. Из-за этого бордового ковра, тёмно– вишнёвых панелей, которыми были отделаны стены, и приглушённого света коридор казался мрачным… и бесконечным. Я внимательно смотрела на двери, но ни из-под одной не выбивался свет.
Второй этаж абсолютно пуст. Последняя дверь справа – в комнату Ксении, поворот направо и вот она – небольшая каминная, где семейство Полонских собиралось в холодные вечера. Яков Михайлович садился в огромное кресло, закуривал трубку и наблюдал, как блики огня из камина скользят по холсту великого Марка Жоса.
А забавный ему подарок на день рождения – кража любимой картины «День Рождения».
Сейчас здесь царил полумрак, в котором знаменитое полотно выглядело уже не просто отталкивающе, а даже зловеще. Глаза сидящих за столом словно недобро следили за мной, лица меняли выражения, позы становились более вынужденными, неестественными.
Ладно, это всего лишь из-за освещения. Однако кончики пальцев предательски подрагивали, когда я взялась за рамку и одним духом стянула холст с гвоздя. Никакого рёва сигнализации не раздалось, но два провода, прикреплённые к самому центру картины сзади, помешали полностью снять полотно со стены. Дедушкин друг сказал, что если сигнализация отключена,
с ними можно не церемониться, поэтому я обрезала провода под корень складным ножиком, который достала из корсажа.
Опустила картину на пол – уж слишком тяжела она была вместе с рамкой. На то, чтобы точными и аккуратными движениями избавиться от рамки, не повредив само полотно, ушло ровно три минуты. Чтобы по– особому сложить ставший лёгким холст и спрятать в специальном чехле, прикреплённом к моей правой ноге – и того меньше.
Затем я достала из-за шкафа припрятанную во время сегодняшней уборки копию «Дня Рождения», написанную одним знакомым. Трачу ещё четыре минуты, чтобы кое– как вставить дубликат в рамку. Так себе копия, если честно, даже дилетант, приглядевшись, поймёт, что картина не кисти великого Жоса.
Но это лучше, чем вызывающая пустота на месте, где раньше висело драгоценное полотно. К тому же, когда сигнализацию включат, она всё равно сработает – провода-то обрезаны. Но чем чёрт не шутит, возможно, маленький трюк с копией поможет выиграть время.
Я посмотрела на миниатюрные наручные часы.
Осталось незаметно выскользнуть из дома. Это не так уж и сложно – судя по доносившейся с первого этажа музыке, веселье в самом разгаре. Кирик на резвой тачке уже ждёт меня у задней калитки, открывающейся при помощи кода. Код периодически меняется, но я каждый раз его узнаю. Прислуга нередко пользуется этой калиткой, когда нужно дойти до посёлка – там почта, банк, магазин…
Через сорок пять минут по поддельному паспорту я уже должна сесть на поезд, следующий до Питера. Времени маловато, но… Успею! Просто не могу не успеть.
Быстрым шагом я пересекла комнату… и лицом к лицу столкнулась с Ксенией Полонской.
Совсем как сегодня утром. Девчонка направлялась в свою комнату, услышала что-то в каминной, заглянула… Только вот ни малейшего шума я не произвела… Но и она двигалась тихо, и даже свет не включила. Или специально выслеживала… Неужели всё пропало? Да нет, сейчас отбрешусь как-нибудь…
Однако не успела я и рта раскрыть, как Полонская, глядя мне прямо в глаза, закричала визгливым голосом:
– Папа! Папа! Андрей! Степан Семёныч!
И так некстати в этот момент музыка внизу смолкла: крики отчётливо раздались в доме. Семёныч, начальник охраны, вместе с Андреем возникли буквально через две минуты. Запыхавшиеся, они так перепугались, что сначала даже не увидели меня. Принялись тормошить маленькую мерзавку,
спрашивать, всё ли с ней в порядке.
– Всё со мной в порядке! – звонко сказала Ксения. – А вот с твоей, Андрей, драгоценной Райкой нет! Платье ей поднимите! Она украла папину картину! -торжествующе закончила девчонка.
Андрей перевёл взгляд на меня.
– Но это неправда, Рая? Скажи же, что это неправда! Ты ошиблась, Ксеня! Конечно, ты ошиблась! Вот и картина висит на своём месте…
– Это не Марк Жос, – послышался голос Якова Михайловича Полонского, который тоже поднялся на второй этаж.
Хозяин дома подошёл ко мне и бесцеремонно дёрнул подол платья, выставив на всеобщее обозрение мои ноги в кружевных чулках. К правой был прикреплён телесного цвета чехол с картиной.
И тогда я поняла, что всё кончено.
– Как ты могла, Раиса? – поражённо прошептал Андрей, не в силах оторвать взгляда от моих ног. – Мы ведь так хорошо к тебе относились. Как ты могла так притворяться?
Я хотела сказать ему «извините», но слова застряли в горле. Разве за то,
что я собиралась сотворить, извиняются?
Не знаю, что там Полонские сказали гостям, но те разъехались быстро и тихо. Полиция прибыла через пятнадцать минут. Надеюсь, к этому моменту Кирик уже скрылся подобру-поздорову. Впрочем, он всегда был сообразительным парнем.
Оперативная группа состояла всего из двух человек. Оба примерно одного возраста, один рыжий со светлыми глазами, а второй – темноволосый и очень кудрявый. Один сразу начал допрашивать Полонских, а второй принялся за меня. Не зная, какую тактику поведения выбрать, я молчала. Взять себя в руки и трезво оценить ситуацию не получалось. Взгляд Андрея Полонского преследовал меня, мешал сосредоточиться. В этом взгляде ветер
обиды гонял выцветшие фантики обманутых надежд.
Брр! Такой сволочью я себя ещё не чувствовала…
И пока чернявый крутился по дому, высматривая каждую мелочь, рыжий терзал меня простейшими вопросами, которые почему-то отупляли. Наверно, как раз потому, что они были простейшие. Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Семейное положение? Место работы? Знаком ли мне Яков Полонский? Что я пыталась вынести из его дома? Есть ли у меня сообщники? И снова… Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Место прописки? Что я пыталась вынести из дома Полонского?
То, что я пыталась вынести из дома Полонского, сейчас лежало на журнальном столике, приковывая взгляды присутствующих. Лица с картины будто бы смеялись надо мной.
Чернявый полицейский заявил, что картину в качестве вещественного доказательства они пока заберут с собой. Якову Михайловичу это явно не понравилось, но спорить он не стал. Гораздо интереснее ему было наблюдать, как закидывает меня вопросами рыжий полицейский. Слуга закона уже долгое время сидел напротив, я успела изучить весь его облик: черты лица, покрой формы, погоны с двумя большими звёздами, немного косящий правый глаз.
На вопросы я не отвечала. Единственное, чего хотелось, – перемотать воображаемую ленту своей жизни назад и предотвратить это громкое фиаско. Пока я обхаживала Марину, надо было втрое внимательнее следить за девчонкой. Моя ошибка. Кстати, когда Марину вызвали для допроса, она демонстративно отводила от меня глаза, при этом сияя тульским самоваром.
Полицейским, кажется, надоело слушать моё молчание. Даже не разрешив переобуть туфли на высоких каблуках, которые стали ощутимо натирать ноги, они запихнули меня на заднее сиденье старого "фольксвагена" с длинным кузовом. По белому боку шла синяя надпись «ПОЛИЦИЯ– МОСКВА».
Сказав что-то напоследок Якову Полонскому, кудрявый сел за руль. Наверное, пообещал, что меня закроют всерьёз и надолго. Рыжий, бережно нёсший тубус с картиной, примостился на сиденье рядом с водительским.
– Может, разрешите хотя бы кофту взять? – вяло поинтересовалась я.
Не обратив на меня малейшего внимания, кудрявый завёл машину и выехал со двора. Странное молчание повисло в салоне.
Поджав коленки, я обняла себя руками, пытаясь натянуть платье до ступней. Конечно, я преступница и вообще асоциальный элемент, но это не повод относиться ко мне, как к скотине!
– Хорошие нынче погоды стоят, Агафон Аристархович, – вдруг сказал рыжий, мечтательно глядя в окно, за которым мелькало бесконечное поле. – Осенняя пора – очей очарованье! Вы всегда казались мне похожим на Александра Сергеевича.
– Да что вы, Гармоген Галактионович, – обиделся кудрявый. – Я всегда думал, что больше на Александра Александровича смахиваю.
– Блока? – уточнил рыжий.
– Ага, – с удовольствием кивнул кудрявый и фальшиво продекламировал, – Милая дева, зачем тебе знать, что жизнь тебе готовит?
Агафон Аристархович… Гармоген Галактионович… Что за чудные имена? Они вроде как-то по-другому представлялись, когда вошли в каминную… Или вообще не представлялись… Но удостоверения точно показывали. Разговор какой-то странный.
Полицейские после тяжёлого рабочего дня о поэтах, что ли, беседовать будут?
Где мы вообще едем? Если я ничего не путаю, то эта дорога ведёт в село Троицкое, а не на Москву. Они, наверное, везут меня в поселковое отделение полиции. Только там даже не отделение, а так, будочка…
Я огляделась и впервые заметила, что салон машины щегольски отделан красной кожей, издающей скрип при каждом движении. И запах в салоне, странный запах… Пахнет собакой, собачьей шерстью…
Вот и посёлок. Давно стемнело, но фонари заливали своим светом главную улицу. Однако лишь машина въехала в первый сноп света, фонарь замигал и погас. Так случилось и со следующим… и со следующим. Не снижая скорости, "фольксваген" пролетел посёлок, оставив за собой абсолютно тёмную улицу.
Что за чертовщина… По этой дороге километрах в пяти глухая деревенька с труднопроизносимым названием. А за ней лес.
– Кто вы? – выдавила я и поразилась, как тоненько прозвучал мой голос.
Я напряжённо всматривалась в затылки сидящих впереди людей в полицейских фуражках, и очертания фуражек походили на силуэты шляп. Приглядевшись, увидела, что это и есть шляпы, а никаких фуражек нет и в помине. Так же, как и полицейской формы. Рыжий был одет в светлую жилетку поверх чёрной рубашки, а на чернявом болтался клетчатый пиджак.
И как бы я не заставляла себя поверить, что мне привиделись трансформации с одеждой полицейских, факт оставался фактом: их форма куда-то исчезла.
– Кто вы такие? – вскрикнула я. – Куда меня везёте?
Запах собаки прямо-таки бил в нос.
Рыжий обернулся. Обычные человеческие черты его лица исказились, в них проглянуло что-то звериное. Влажно блеснул в темноте белок правого глаза, в центре которого вместо радужки и зрачка притаился крошечный Микки Маус. Скользя по коже сиденья, я забилась в самый угол салона.
Меня трясло, зубы постукивали друг о друга, и сердце колотилось быстро-быстро, грозя вырваться из груди.
– Милая дева, зачем тебе знать, что жизнь тебе готовит? – пропел рыжий, наклонив голову и как бы прислушиваясь к себе, после чего обратился к кудрявому. – Неа, ошиблись вы, Агафон Аристархович. Что жизнь не «тебе» готовит, а «нам» готовит. Это перевод Горация.
– Странно, всегда думал, что это собственное стихотворение Блока, – задумчиво отозвался кудрявый, повернув голову к рыжему. Из-под верхней губы его торчал загнутый желтоватый клык. – Надо признать, в поэзии вы разбираетесь лучше меня, Гармоген Галактионович, – добавил он огорчённо.
