«Сказки старого Вильнюса III» kitabından alıntılar, sayfa 22

Скорбь моя безмерна и бесконечна, – угрожающе сказал он, явно собираясь снова зарыдать

Лучше не спрашивай, как я живу, потому что ответ на этот вопрос не  только умножают на отвечающего, но и  делят на личность спросившего, и тогда придется признать, что я ежедневно делю на ноль все, что со мной происходит, недопустимая математическая операция, если выполнять ее, не отлынивая, тысячу лет подряд, реальность однажды сдастся,

Взрослые всего боятся <...> Даже того, что ещё не случилось. И чего вообще, может быть, нет.

благодарностью приняла чашку. Сказала – просто не могла удержаться: – Но это же, получается, открывает какие-то невероятные возможности, да? Если я теперь точно знаю, что любое мое желание немедленно исполнится, достаточно высказать его вслух, то… Господи, даже страшно. – Да, – согласилась рыжая, – это довольно страшно. Хорошо, что вы понимаете. – Я не в том смысле… – и осеклась. Потому что и в том тоже. В первую очередь – в том. Действительно. Сказала: – Так. Сперва надо проверить. Лошадь – это  прекрасно, но теоретически она могла мне просто примерещиться. Так бывает. – Бывает, – невозмутимо согласилась рыжая. Даже не попыталась переубедить. И это само

Говорил себе: "Радость превыше безопасности, наши близкие не должны сидеть взаперти только потому, что мы за них боимся".

- Все мы добрые люди, - усмехнулся Марк. - Особенно когда спим. Зубами к стенке. "Добрый", "злой" - все это переменные. Временные состояния. И ничего по большому счету не значат, в отличие от несчастий, которые, увы, случаются со всеми, без разбору.

Персональный миф, без которого и человек - просто двуногое бескрылое прямоходящее, с какого-то перепугу возомнившее себя царем природы. Зато с мифом глядь - царь не царь, но уже вполне себе троюродный принц. Можно ко двору звать, если шею помоет.

Считается, будто театр начинается с вешалки; на самом деле он, конечно же, начинается с улицы, на которой стоит.