“Honestly, did you really have to go that far?”
“How do you mean?”
“Couldn’t you have demanded we steal the moon away from the stars? Why not request I help abduct the daughter of the Lord God Maribor?”
“Maribor doesn’t have a daughter,” Arcadius replied without a hint of humor.
“Well, that explains it, then.”
Когда никто не говорит правду, человеку свойственно верить в то, во что он захочет.
изысканный плащ цвета красного вина, перехваченный на плече красивой золотой пряжкой. Оба выглядели измученными, словно всю ночь тяжко трудились, а не только что встали с постели. Сэмюэль заметил человека в капюшоне на носу баржи и толкнул локтем Юджина. – Он что, вообще никогда не спит? – Всему виной нечистая совесть, – ответил Юджин. – У такого человека вообще нет совести, – решительно заявил Себастьян, если можно о чем-либо
– Прошу тебя, объясни, – настаивала она. Гвен нахмурилась. – Умирая, мама заставила меня пообещать приехать сюда… в Медфорд. А те золотые монеты мне дал человек, который сказал то же самое. Вот почему мне дали деньги. Чтобы я помогла… ему . – Кому? – Ему . Роза раздраженно покачала головой. – Говори яснее, пожалуйста! – Не
хрустальные бокалы. Потом он увидел небольшой сундучок и сейф. Оба были открыты
дарен вам за гостеприимство. Женщина подала им тарелки с пох
– Ты та калианская шлюха, которая работает в «Голове»? – спросил мужчина.
– Была ею.
– Кем была? Калианкой или шлюхой?
Мать объясняла так: линии на ладони – это жизненный путь человека, написанный его душой. Прочитать его почти так же просто, как книгу. Но сейчас Гвен обнаружила, что глаза – это окна, заглянув в которые утрачиваешь способность держать себя в руках. Посмотреть в глаза – это как прыгнуть со скалы в реку, не зная, какая там вода, какая глубина… И, как она поняла в тот день… в глазах можно утонуть.
– На десятый день рождения отец подарил мне только что вылупившегося цыпленка и заявил, что теперь я несу ответственность за жизнь этой птицы и должен оберегать ее. Я старательно заботился о птице. Назвал ее Гретхен, кормил с руки. Даже спал с ней в обнимку. Ровно год спустя отец заявил, что его сын на день рождения должен поужинать жареной курятиной. Других кур у нас не было. Я умолял его не делать этого и клялся, что, если он убьет Гретхен, я не съем ни кусочка. Только отец и не собирался убивать Гретхен. Он вручил топор мне. «Научись ценить чужую жизнь, прежде чем отберешь ее», – сказал он. Я отказался. В тот день мы вообще ничего не ели, на следующий тоже. Я был намерен перебороть отца, но старик словно был сделан из камня. Я вытерпел всего два дня, не помогли ни гордость, ни жалость, ни сострадание. Во время ужина я обливался слезами, но съел все до последней крошки. Потом я целый месяц не разговаривал с отцом и так и не простил его. Я ненавидел его то за одно, то за другое, пока наконец не ушел из дома. Мне потребовалось пять лет боев, чтобы осознать важность того ужина, из-за которого я никогда не наслаждался убийством и не закрывал глаза на чужую боль.
– Ты жив? – спросил Адриан.
– Если бы я умер, вряд ли на том свете увидел бы гусей. – Ройс запрокинул голову и разглядел движущийся на юг птичий клин. – Но может, это злые гуси.
– Злые гуси?
– Мы понятия не имеем, что творится в мире водоплавающих. Может, это банда, крадущая чужие яйца.
– По-моему, у тебя жар.