Kitabı oku: «Доживём до весны»

Над уставшим морем растекается осенний туман. Вода кажется серой, с волнами, бегущими вперед – к задумчивому берегу, – и частыми всполохами белой пены. Размеренный плеск внушает спокойствие, убаюкивает молчаливых чаек и потерянные сердца. Раннее утро: на пляже так тихо, безмятежно в душе, на холодном песке, под сизым небом и рядом с величественной загадкой – морским простором, что шепчет: «Останься…»

И она остаётся несмотря на то, что замерзает. Закрыв глаза, вцепившись продрогшими пальцами в плед, чувствуя ветер в волосах, на губах. Солнце не светит над головой. Скрылось оно далеко, унося последнее тепло перед долгой зимой. И марево не прогонит, оставив всё, как есть. Непроглядная дымка тумана, гул от волн, песнь миллиардов песчинок. Оставит её в покое и почти истинной тишине, в одиночестве на пустынном берегу…

– Красиво, не правда ли?

Ломаный французский прерывает всё, что можно. Мысли, тусклые идеи для рассказов, любование бесстрастной водой, отголоски вины и сожаления перед родной сестрой. И тут этот голос, странный акцент. Непривычный, как сказал бы преподаватель по искусству слов: «Чуждый нашим долинам, замкам и руинам». Но она ценит не столь красноречие и правильность акцентов, а молчание.

Лучше тишина. Однако тот, кто тревожит её, не ценит прекрасного хрупкого мига.

Девушке приходится открыть глаза, касаясь по привычке лежащего рядом шокера. Пару раз моргает в попытке сконцентрировать взгляд на том, кто пришел на этот пляж и стоит неподалеку от нее. Парень. На вид лет двадцати, может, чуть старше. Высокий, худой, какой-то болезненный. Вероятно, безоружный.

Незнакомец смотрит забвенно на море. У самого края стоит, кажется, вот-вот волна снесет его. Или утопит. Или заберёт с собой, в пучину беспокойного моря, глубоко, где не будет никаких бренных забот. Не смотрит на девушку, за что она крайне ему благодарна. Ни к чему косые взгляды, неясные тревоги.

– Да, великолепное зрелище. Правда, жаль, что не видно островов. А то так хотелось… – она вздыхает, немного солгав. Древние скалы ей не нужны, ей хочется лишь одного – убежать в этот умиротворенный город – далеко – и до конца ноября, пускай сегодня его лишь начало – надолго. Но незнакомцу знать об этом необязательно. Поэтому бесстрастно лгать ей можно. Как и фальшиво, натянуто улыбаться.

– Не страшно, – отвечает ей парень, подходя ближе. – Совсем скоро туман развеется, и ты сможешь узреть не только природные достопримечательности. Когда нет этой дымки, – он обводит рукой горизонт, – на рассвете можно увидеть корабль-призрак. Примерно в те же часы русалки поют.

Его губ касается улыбка, будто бы рассказывать нелепые легенды для него честь:

– После этого на берегу можно найти «русалочьи слезы». Но это далеко не все, что связано с ундинами и сиренами! Рыбаки поговаривают, что прекрасные морские создания живут на тех далеких островах… И каждый там умирает по-своему. Утопленники становятся золотыми проклятыми монетами, тех, кто погиб насильственной смертью превращаются в жемчуг. Если же свою смерть находит кто-то невероятно сильный из подводного мира, то начинается шторм. Разрушительный, неукротимый. Неподвластный законам природы… А потом – полный штиль. Неделями, месяцами… Остальные же обитатели растворяются в пене волн, в муссонных ветрах…

– Интересная у вас мифология, – хмыкает девушка. Она замечает сокращение расстояния, но ничего не говорит об этом. Пока еще рано кусаться – этот паренёк сам выглядит беззащитным, брошенным. Улыбка его весела, и на море он похож. Волна, разбившись о брег, уходит беззвучно, так и незнакомец неслышно идет по песку.

– Конечно! Иначе здесь бы всё опустело давно, а так завлекает туристов. Можно я присяду рядом? – спрашивает незнакомец. Его собеседница кивает, отодвигаясь, уступая немного места. Руку вновь кладет на шокер и смотрит так, словно в попытке душу прочесть. Словно желает узнать, чего он хочет – продолжить любоваться природой в комфорте или чего-то иного? Говорят, на курортах и не такое случается…

Он поворачивается к ней лицом, впервые за всё время разговора. У него ярко-бирюзовые глаза и темные длинные ресницы Взгляд тяжелый, а на обветренных губах по-прежнему добрая улыбка. Бледная кожа, без изъянов – разве что на щеке пару родинок и на шее три странных продолговатых шрама.

Аморет нравится.

– Не бойся. Я не трону, не причиню вреда. Просто у тебя есть плед, а песок мокрый. Холодный, – парень забавно морщится. – Я не хотел бы заболеть…

– Ладно, – неохотно соглашается девушка, все еще смотря на незнакомца.

Он красив, честное слово. Волосы короткие и забавные: корни темные, а кончики и некоторые пряди синего и зеленого цвета. Будто и не причесанные, спутанные, неопрятные. Мятая футболка, старые джинсы, порванные на коленях.

– Где твой дом? – задаёт парень еще один вопрос. Наконец сел рядом, заняв так мало места. Хотя Аморет казалось, что с его-то ростом маленький плед пропадет… Но нет. Что-то с этим незнакомцем не так. Её не особо волнует это: во всем виноват поиск скрытых деталей, которые так обожают читатели. Будь то детектив или любовный роман… И мысли – они окутаны любопытством, когда ответ где-то неблизко и он где-то завывает вместе с ветром, несётся прочь. Где-то пропадает, оставив её один на один с правдой.

– Дом… – она бормочет первое, что приходит на ум, кроме глупых вопросов. – Невероятно далеко. И это хорошо, что он там. А остановилась я в центре, сняв квартиру у милой женщины. Она содержит кафе, – Аморет не уточняет, какое именно – ей ни к чему неприятные сюрпризы, когда она в отпуске.

– Значит, идти недолго.

– Смотря какую цель проследуешь, – девушка пожимает плечами, – добежать до комнаты или просто прогуляться, без лишней. Только представь: впервые за долгое время оказаться в новой среде, впервые не задумываться о привычных проблемах и чувствовать себя свободным! Да и город у вас хороший, приятный. Мне по душе такие места…

Она не знает, зачем говорит ему об этом. Может, он беззащитен, может, у неё появилась необходимость поговорить с кем-то, кроме необъятного моря. Дурная привычка людей – болтать с незнакомцами на пляже, когда ветер гонит седые облака в даль, а воды манят. Пусть и купальный сезон закрыт, пусть и холод сковал ледяными путами странников. Время и обстоятельства ничтожны пред необузданной и непонятной природой. Однако рисковать своим здоровьем или портить мгновение счастья не хочется. И все же, любоваться и мечтать о большем никто не мешает.

– А я чувствую себя лишённым кожи здесь, – он переводит дыхание, замерев. – Кстати, как тебя зовут? – говорит тихо, и голос его тонет в прочих звуках: в балладе ветров, в ударах волн – почти как настоящее сердце, – в шуме мотора мимо проплывающей лодки. Её ответ разносится над пляжем и не остается незамеченным даже для чаек.

– Аморет Моро.

Птицы улетают вдаль. Сначала одна, затем другая. А люди по-прежнему сидят на пледе и смотрят на ровный безукоризненный полёт. На волны, что бегут и убегают; на туман, что остаётся здесь.

– Дамиан Серрано-Рамирес.

– Приятно познакомиться, – впервые за день Аморет улыбается искренне. И скорее не ему, а фамилии. Много «р», рычащий язык и столь странный акцент. Испания, значит. Если она попробует произнести его обе части фамилии, то получится забавно. Картавый французский язык и изящность – это про нее, но не про странного парня. Хотя, может, он вовсе не испанец. Такой же потерянный, одинокий путник, решивший остаться в этом городе.

– Взаимно, – Дамиан отстранённо кивает и вновь переводит взор на море. Им можно любоваться вечно, коль время было бы не быстротечно и пока не зазвонит громкой трелью телефон Аморет – кажется, что-то модное на рингтоне. Дамиан качает головой в такт короткой мелодии и улыбается чему-то своему.