Kitabı oku: «Хочешь – жни, а хочешь – куй, всё равно получишь! Поэзия», sayfa 2

Конь

 
На балконе шапито старый конь стоял в пальто,
Не сморкался, не чесался, только скромно улыбался.
Славный символ цирковой, с непокрытой головой.
Вот подходит к микрофону, издаёт подобье стону,
 
 
Взгляд на землю переводит и такую речь заводит:
«Позовите, господа, шпрехшталмейстера сюда.
Пусть при вас расскажет он, как попал я на балкон?
Вешу много я кило, совершиться может зло.
 
 
Шапито ведь это тряпка, провалюсь, и я культяпка,
Нету ножек, нету ручек от таких вот мерзких штучек!
Так мне хочется пожить, цирку родному служить,
Под мотив «Парад, алле» в блёсках прыгать и седле.
 
 
Только чувствую, враги возвещают – не моги!»
Открывает конь глаза, вот она, пришла гроза.
Он на бойне, всё, пропал, мясника суров оскал!
Не исполнить ему номер. Конь со страху взял, да помер!
 
 
И очнулся вдруг в раю, где исполнил песнь свою!
«По арене, по арене, старый конь пока на сцене,
Где работа, там и рай, и судьбу не выбирай!
А помру – на колбасу, как я это всё снесу?»
 
 
И опять очнулся враз, всё прекрасно, без прикрас.
Просто снился жуткий сон, а стоит в конюшне он!
 

Клоуны

 
Рыжий рыжего спросил, ты зачем траву косил?
Словно Ясик черемшину, поглядая на дивчину.
Слышит рыжего ответ, мол, прожил я много лет,
Девки с Ясиком пустяк, будет чем набить косяк!
 
 
В долгий зимний вечерок косячок нам нужен впрок.
Вот когда повеселюсь, смехом с каждым поделюсь.
Я же клоун, как и ты, не растить же зла цветы?
То-есть, мне не сеять мак, знаю, герыч – не пустяк!
 
 
Рыжий вовсе тут стал красный, как баллон огнеопасный.
Не сменяю, говорит, мой первач и аппетит,
На твоё дурное зелье, лучше уж терпеть похмелье.
Зря бровища ты не хмурь, путь в могилу эта дурь!
 
 
И пошла у них потеха, лупят, возятся для смеха.
Оба рыжих – два луча, бьются, души горяча.
Аплодируют вокруг, рыжий массе первый друг!
Ну, а я прикинул к носу, свёл к единому вопросу,
 
 
А тебе не всё равно, через что пойдёшь на дно?
Через плана ли дурман, пейсаховки ли обман,
Героин ли тебя съел? Всё! Трындец! Ты не у дел!
Хоть ты клоун, хоть ты кто, жизнь – она не шапито,
 
 
Очень трудно отыграть. Лучше и не выбирать!
 

Старая сказка

 
На краю лесной опушки, в той, на курногах избушке,
Жил да был старик Кощей, не было его тощей.
Вроде ест невпроворот, всем подряд ласкает рот,
А худющий как червяк, весь, от шапки до чувяк!
 
 
Вместе с ним жила Яга, Костяная что нога.
Загса не было в лесу, приглянулась за красу,
Да осталась вместе с ним, милым муженьком своим.
 
 
Жили в лад, друг другу в цвет, вот прошло немало лет.
Постарели, поседели, и друг другу надоели.
Ссоры, споры каждый день, жизни нет, одна мигрень.
Коль такой пришёл завод, нужен стареньким развод!
 
 
Поделить горшок к горшку, разогнать бытья тоску.
Наш Кощей – великий воин, всех наград был удостоен,
И оружье именное, ну и многое иное.
Золотой деньги запас он за жизнь свою припас.
 
 
И его шальной старухе не лежалося на брюхе,
Враз прославилась стократом самобеглым аппаратом,
Что в народе ступой звался, он в трёх средах обретался,
Хошь езжай, а хошь лети, нет помехи на пути!
 
 
Быстро продали избушку, чёрт подсунул им подружку,
Лиходейницу лихую, но о ней я не толкую.
Дело сделано, хоть брось, старики зажили врозь.
Попервам, оно и в кайф, только жизнь не герболайф!
 
 
Так судьбу твою решит, что народ весь насмешит!
Дед сошёлся с молодухой, подружился с медовухой,
Стал сонлив и вовсе снул, да в лесу в мороз уснул.
Костяная же нога отыскала паренька,
Тот набрался, в ступу влез, да с Ягой её на лес.
Так не стало стариков, своих собственных врагов.
Жили столько вместе лет, и себя свели на нет.
Ты, читатель, жизнь любя, перекинь всё на себя!
Не спеши в пучину бед, вот такой тебе совет.
 

Наука история

 
Разбирайте потроха, – слышен голос пастуха.
Он коров колхозных кончил, и судьба его лиха.
За единый колосок, если с поля, будет срок.
Тут же, стадо целиком, ну, топор над пастухом.
 
 
Ждёт этап, или расстрел, в целом видно, погорел.
 
 
Вот обратное совсем, я творю без всяких схем.
Наш пастух – страны герой, множит патриотов строй.
Враг колхозы заложил, честно Рейху скот служил.
Поставлял врагу еду, люди ж жрали лебеду.
 
 
Пастушок прикончил скот, славит подвиг сей народ
 
 
Пастуху, конечно, вилы, раз попёр поперёк силы.
Те ли, эти ли – расстрел, всё одно, к чёртям сгорел.
Только тут он – патриот, подвиг пресса вознесёт.
Ну, а там, вражина, гад, после смерти – прямо в Ад!
 
 
Всяк ему порвёт кадык, от народа жди кирдык!.
 
 
Немцев с хлебом у ворот, с мёдом из янтарных сот,
Кто хотел, тот и встречал, на страну свою серчал.
Получили же в ответ память страшную тех лет,
Мы – не люди для врагов, лишь мишени для штыков!
 
 
Но, заметьте, всякий раз мясом полнился припас!
 
 
Не в истории тут дело, всяк своё решает смело.
Личный взгляд, основ основа, смело повторяет снова.
Как хочу, так и смотрю, и историю творю.
Вот историк без науки на науку поднял руки.
 
 
Предлагает, придушить, сколько можно с ней грешить?
 
 
Нам, что сесть попировать, что идеи трактовать.
Подгоню под время факты, обрисую тем компакты,
Буду чинно гнать пургу, что ж, что на руку врагу.
Я вам, чисто, не любой, несогласных всех в отстой!
 
 
Я, представьте, либерал, вам всю правду проорал!
 
 
Геродот мне не указ, я в истории увяз.
И расчищу это поле, разгребу я всё на раз.
Знаю правду я один – положенья господин.
Нет истории-науки, только я среди руин!
 

Запой

 
Как из гардеропа показалась жопа.
У меня и страх пропал, чисто думаю попал.
А она баском ворчливым, голоском неторопливым
Речь свою произнесла, слово мудрости снесла!
Что ж ты делаешь, браток, в чёрной шляпе без порток?
Дело к вечеру, а ты сеешь всюду «Зла цветы».
Ты Бодлера перекушал, лучше б Чехова послушал,
Что писал без всяких врак, пусть седьмой ты, но дурак!
Ты ж, братишка Иванов, ловишь розовых слонов,
Их сажаешь в пузырьки, чуть не дохнешь от тоски,
Но, исправно ханку жрёшь, от запоев и умрёшь.
Ты б в неделю раз прибрался, что бы хлам не оставался,
У тебя вон, хоть соли, черти прыгают в пыли!
Ты вот думаешь, что я речь веду, вот здесь стоя?
Это ты во мне сидишь и глазелками вертишь!
Ты свари и скушай супу, перестанешь слушать дупу,
Из запоя выйдешь враз, коли разум не угас.
Отряхнись, открой глаза, день как божия роса,
Ты же с жопой разговор тут ведёшь себе в укор.
Враз трезвеет Иванов, ничего, что без штанов.
Маханул ещё стакан, понял, жопа – лишь обман.
Враг виденья насылает, зла, видать, ему желает.
Резво сиганул в окно, ну, а жопа ждёт давно!
 

Нечаянная встреча со свободой

 
Где-то на Майдане я Марусю встретил,
Я за ней гонялся, как за куркой петел.
Бесы лезут в рёбра, в бороде седины.
Мы тут все обслуга неньки Украины.
Всё не так и просто, как бы вам хотелось,
Дома тёща с жинкой мне давно приелась,
Ну, а на Майдане полная свобода
Для меня вот лично и всего народа.
А дивчина эта пышна, чёрноброва,
Поначалу смотрит на меня сурово,
Только и спросила, маю ли я гроши?
Коли их в достатке, значит я хороший.
Достаю я лихо деньги из кармана,
Простота ликует, дело без обмана.
Ну, перепихнулись пару раз в подъезде,
Раз у нас в палатке, да разок на съезде!
В Доме Профсоюзов был какой-то сбор.
Ну, а нам, на мягком, дело не в укор.
И ушла Маруся в вихре революций,
Ну, а я страдаю от судьбы поллюций.
Что-то между делом намотал на край.
Версий лишь четыре – хочешь, выбирай!
 

Лягушка и заяц (Басня)

 
(По мотивам Лафонтена)
 
 
Лягушка на лугу, увидевши вола,
Решила, что ему охотно бы дала.
Но, призадумалась, а как насчёт размера?
Затравка есть, но это – для примера.
 
 
Однажды заяц раскатал губу
Увидев мощную железную трубу.
Вот где нора! Сиди себе сам брат.
Враг не пройдёт, ты жив и жизни рад!
 
 
На складе раз давали всем херы.
Пришёл и заяц, выйдя из норы.
Ему достался солоп бычьей масти.
С такой игрушкой как бы не пропасть бы!
 
 
Идёт и видит, на пути лягушка,
И обликом как будто не старушка.
Игриво заяц солопом махнул,
Согласье есть? Мигнула. Он воткнул.
 
 
Лягушка подбоченилась игриво,
И, лопнула, не выдержав порыва.
А заяц с перепугу шасть в нору,
Тут газосварщик заварил дыру.
 
 
Скалдырники погибли до седин,
Лишь вол пасётся на лугу один.
Читатель! Коли ты в порыве страсти,
Сумей искусством избежать напасти.
 
 
Всегда имеешь руки под рукой.
Реши вопрос, и оцени покой!
 

Парень из Диканьки

 
Паренёк сказал дивчинке, смысла нету в той овчинке,
Что и выделки не стоит, только нас с тобой расстроит.
Со сторонки не понять, он хотел её унять.
Урезонить наконец, оттаранить под венец!
Парень девушку любил изо всех парнейских сил,
А она же ни гу-гу, гонит гольную пургу.
По девичьей по привычке захотела черевички,
Те, что носит лишь царица, поневоле будешь злиться.
Да, девицу не унять, сколько можно ей пенять?
Парень был вконец сражён, умотал в столицу он.
Там героем стал Майдана, закрутил аж три романа,
Но, в страны своей столице не нашёл себе царицы!
Черевичек тоже нету, так что он рванул по свету.
Так и в Лондон приканал, королеву увидал,
На приёме у неё нёс всё больше про своё,
Всё ж сцыганил черевики, под полой укрыл улики,
Шасть за Букингема дверь, ну, а там поди, проверь!
Он в Диканьку воротился, на церквушку покрестился,
Вроде, нет теперь преград, паренёк был очень рад.
Вот к девице парень входит, разговор такой заводит,
Я, родная, не фуфлю, получи своё туфлю.
Прямо с ножки королевы, для своей прекрасной девы
По заказу я добыл, кстати, это Лондон был.
Та скорее примеряет, прямо в туфельку ныряет,
Что случилось, ё-маё, сорок третий у неё.
Ну, прикинуть для примера, так остаток в два размера!
Не впихнуть, как ни пихай, иль руби, иль усыхай.
Плюнул парень и ушёл, деву новую нашёл.
И забыл про всё на свете, быстро подрастают дети,
Нет английского тумана и прикольного Майдана.
Человек, жена, семья! Вся тут сказочка моя.
 

Леприкан

 
В заповедном раз бору леприкан отрыл нору,
Этот самый сикофант вёл себя как эмигрант.
Тайно золото копил, водки капельки не пил,
Кто не знает, это гном, порождённый жутким сном.
Он и страшен и жесток, правда, знает свой шесток.
Не обидит лишний раз, лишь не тронь его припас!
Встретил как-то леприкан деву из далёких стран,
Та Снегурочкой назвалась, у него и жить осталась.
А ему чего? Живи! И гелду домой греби!
Мол, такие вот дела мне как рюмка для стола.
Грозно разевает пасть, девке хоть ваще пропасть!
Но, срослося, стали жить. Вот приходит час родить!
Леприкан – он не дурак, всё решил без всяких врак.
Говорит, давай, рожай, и меня не обижай.
Я приму дитё в семью, и заботой обовью!
Коль родится леприкан, закачу такой канкан,
Всех я в гости приглашу, для начала сам спляшу.
Пусть валяется народ в стельку пьяный у ворот.
Можешь ты родить и бабу, мне в семью подкинуть жабу.
Охладить рожденья пыл, леприкан что б бабой был!
Лучше без экспериментов и слюнявых сантиментов,
Подари мне леприкашу, укрепим семейку нашу!
Родила Снегурка в ночь и не сына, и не дочь.
Санта Клаус родился, под младенца закося!
Спился с горя леприкан, с бабкой Ёжкой свёл роман,
И, от злобы всё тощея, удлинял рога Кащея.
Тот в ответку и не ахнет, с златом леприкана чахнет.
Подрядился сторожить, не могёт без злата жить.
Санта Клаус и олень, одолев и стыд и лень,
Тоже создали семью, я закончил песнь свою!
Всё пошло по-европейски, мульткультура прёт житейски,
Нонче в доме все равны, что евреи, что слоны!
Мало ль, что Рудольф – олень? Все равны, кому не лень!
 

Истина нужна?

 
Жутко русский прям народ, всё выносит из ворот.
Что в башке, на языке, нету шлюзов на реке!
Чешет, прямо по Христу, как чрез речку по мосту.
Правду речь приятно мне, а неправду, так вдвойне!
 
 
Дипломатию – на дно, наша правда, как вино.
И искрится и пьянит, и, приятная на вид.
Только вот отведав зелья, ожидай, мой друг, похмелья.
Коль наступишь на мозоль, схватишь головную боль.
 
 
Не один ты правдолюб, среди Ваничек и Люб.
Люди скажут про тебя, тоже правду возлюбя,
Что-нибудь совсем такое, что лишит тебя покоя.
Дети мы одной страны, век под властью сатаны.
 
 
Сколько нас, так столько ж мнений, каждый Тицерон и гений.
Всё мы знаем обо всём, локти лишь потом грызём.
Вот вопросик для завтравки, пусть послужит вместо вставки.
Скажем: Симонов – поэт, а Шагал – художник? Нет!
 
 
Не найти консенсус здесь, хоть на стенки будем лезть.
И дойдём до рукопашной мы в словесной схватке страшной!
 

Богиня

 
Она сказала мне: Не надо! Вам не дано меня любить.
Нёс ветер брызги с водопада, толкал нас вниз, хотел убить.
Мы с нею встретились случайно в тени запутанных аллей,
Печали шлейф, чужая тайна, богиня леса и полей.
 
 
Я тут проездом и под вечер почтовый поезд унесёт,
Искал себе приятной встречи, глядишь, от мук моих спасёт.
Кричали зяблики в овраге, печально пели про своё,
Стихи чернели на бумаге, и продолжалось бытиё.
 
 
Она прошла как отраженье, сама Афина средь полей,
И я отринул прочь сомненье, коль пить решил, так и налей!
Я предложил смешную сумму, бакшиш размером в четвертак.
Чем разъярил лесную пуму, чего-то сделал я не так.
 
 
Затем я объяснил резоны, привёл в пример свою нужду.
Мол, я откинулся из зоны и восемь лет богиню жду!
Судьбою ввергнут в состоянья, терпеть которые нет сил.
Желанья выше ожиданья, короче, был резов и мил.
 
 
Она сперва сопротивлялась, а после жарко обняла,
И два часа со мной валялась, пока неслись любви дела.
Её я оборвал как липку и взял несчётно сколько раз
Она встречала всё улыбкой, слезами радости из глаз!
 
 
А напоследок тихо, мирно в бочину сунула стилет.
Я здесь теперь валяюсь смирно, четыре сбоку, ваших нет.
 

Гражданская

 
Забегаю раз в буфет, ни копейки денег нет,
Разменяйте десять миллионов.
Шла гражданская война, в муках корчилась страна.
Ну-ка, шкеты, геть из под вагонов!
 
 
Сам я из Ростова на Дону, прочесал огромную страну,
От Одессы нашей, мамы, все сыны её упрямы,
Я поехал, братцы, на войну.
 
 
Белые и красные дерутся, урки в стороне сидят, смеются.
Бейте больше и сильнее, по-возможности, больнее.
А с делами воры разберутся.
 
 
Так случайно к красным я пристал, в Бога верить вовсе перестал.
Грыз марксовые науки, подыхал порой от скуки,
Голодать и холодать устал.
 
 
Когти подорвал и к белым шасть, поменять решил и власть и масть.
Здесь хотя б кормили вволю, но свою свободы долю
Потерял, а без неё пропасть.
 
 
Тут разбил нас Нестор сам Махно, сердцем чую, самое оно.
Вижу – правда, есть свобода для российского народа.
И пошёл со всеми заодно.
 
 
А теперь стою и жду расстрела, залп – душа к Престолу отлетела.
И предстал я перед Богом в положение убогом,
Не нужна душа, коль нету тела!
 

Невенчанные

 
Шли солдаты гарнизонные, уходили на войну,
Провожали незаконные, заменившие жену.
Под оркестра звуки медные, прошагал за взводом взвод,
В дали дальние бесследные, где их смерть с удачей ждёт.
 
 
Сколько лет с поры той минуло, дождь кровавый не идёт.
Лихолетье нас покинуло, что же милый не идёт?
Полегли солдаты, сгинули, не вернулися с войны.
Навсегда, видать, покинули баб своих страны сыны.
 
 
Сколько с жизнью бы ни маяться, долог век, но есть и срок.
Не в чем старым этим каяться, для других их жизнь урок.
«Пейте, пойте с молоду, бейте в жизнь без промаха.
Всё равно, любимая, отцветёт черёмуха!»
 
 
Коли не повенчаны, значит и не вдовушки.
Жизнью круто перчены старенькие совушки.
Только где-то в памяти время довоенное,
Из туманной замяти снится им нетленное.
 
 
Паренёк с погонами, тот, что первым был,
Прибыл с эшелонами, с ними и убыл.
Что же тут вспомянется, в целом, ничего.
Боль в душе останется, до си ждёт его!
 

Смерть

 
Как-то шёл в разведку я, на дело, но в ответку пуля просвистела.
Двадцать метров пред окопом, я валяюсь кверху жопом,
И душа моя простилась с телом.
 
 
Раздался вокруг вселенский вой, мёртвых формируется конвой.
Всех, мол, в Рай без пересадки, знать такие здесь порядки.
Встал и я с пробитой головой.
 
 
Очередь пред райскими вратами, поле всё украшено цветами.
Посмотрел в глаза мне ангел, тут же враз пришёл архангел,
Зря ты, – говорит, – между братами.
 
 
Понимаешь, ты пока что жив! Коль ты здесь, так есть основ подрыв.
Рано ты явился к Богу, на-ка, выпей на дорогу.
И вали, да будь не суетлив.
 
 
Всё, опять валяюсь на земле, и один, как мушка на стволе.
Хоть прострелен был насквозь, всё ж надеюсь на авось.
Буду я когда-нибудь в седле.
 
 
Смерть моя выходит не в зачёт, чую – жизнь меж пальцами течёт.
Скоро адская прожарка, глядь, за мною санитарка.
Я и Аду поломал учёт!
 
 
Так вот и остался, на земле, знать молилась мамка, что в селе.
Может, выйдет, довоюю, всю войну перебедую.
Не сварюся в чёртовом котле!
 

Печальная песенка

 
Ты не уходишь, нет, не уходишь.
Меня ночами всё хороводишь.
То сгинешь вовсе в тумане сна,
То крупным планом, сидишь одна.
 
 
Я точно знаю, почти без света,
Во снах глубоких лежит планета.
И там есть место, где ты жива.
Мне недобросить туда слова.
 
 
А как хотелось, давно хотелось,
Сказать что жизнь мне уже приелась.
Я за тобою прибуду вскоре,
Тебе на счастье, жене на горе.
 
 
Не существуешь ты наяву,
Воспоминаньем рвёшь сна канву.
А верю всё же свершатся сны.
Уж больно жизнью они полны!
 

Финская

 
Тишина в лесу заснеженном, на снегу следы петлёй.
Воздух кажется разреженным между небом и землёй.
Сны приходят мне смертельные, сею кровь, да всё в снега.
Руки тянутся пастельные неизвестного врага.
 
 
Тихо мирно пробирается меж сугробами обоз,
Словно нищий побирается, не жалея горьких слёз.
Скрип полозьев, волны снежные, быстро наступает ночь..
Ждут зверей глаза прилежные, с обещанием помочь.
 
 
И лежит солдат пораненый, то ли мёртвый, толь живой.
Всеми ветрами ограненный, и с разбитой головой.
Вроде и недолго тянется наша Финская война.
Только в памяти останется этот снег и тишина!
 

Баба Яга

 
Как-то бабушка Яга сдуру ли, спросонок,
Но, включила дурака, – говорит бесёнок.
Стала старая летать в местном окоёме,
И давай себе хватать рыбу в водоёме.
 
 
Словно гордый птиц орлан, так вот и сигает.
Исполняя видно план, цели достигает.
Наберёт корзины три и с собой, в избушку.
Жуть, хоть больше не смотри, жалко мне старушку!
 
 
Ну, а ларчик, между тем, просто открывался.
Нет Годзиллы среди тем, да сынок остался.
И растёт приёмыш тот, рыбу пожирает.
С ним играет вещий кот, кости прибирает.
 
 
Скоро уж настанет срок выпускать дракона.
Над землёй нависнет рок, как во время оно.
А несчастная Яга смысла не всосала.
Змей Горыныча дитя от беды спасала.
 

Непобедимая

 
А на шлемах звёзды синие, кавалерия – вперёд.
Где мы в лаву, где и в линию, кто-то скоро огребёт.
Год двадцатый, кони в иние, перед нами – Перекоп.
В Бога душу все ектинии, все вперёд, даёшь галоп.
 
 
Степь ковыльная заснежена, а местами гаолян.
И отбита и прорежена цепь китайцев средь полян.
Чёрти где от родной матушки, только рельсы в два ряда,
Краснозвёздные солдатушки, кровь которых не вода!
 
 
Халкин-гол насквозь простреляный, позади лежит Хасан.
День весь пулями размеряный, да пустынь седой дурман.
Наши танки прорываются и соломою горят.
Всё равно враги пугаются и о мире говорят.
 
 
Сорок первый к сорок пятому в смертной пролегли тени.
Кол осиновый проклятому, кто забудет эти дни.
Но, прошла непобедимая сколько надо, до конца.
Ты для нас всегда любимая, та, что всех взяла сердца.
 

Третий

 
Как-то некий воевода, возвратившись из похода,
На солдат своих орёт, на семь-восемь их берёт.
Вы не воины, а раки, ковы строите и каки,
Не вперёд, а всё назад, позабыв, где грудь, где зад!
 
 
Что б поднять вас всех в атаку, гений мой царил средь мраку,
В результате, тут один положенья господин.
Сдался враг, бежал, исчез, отступил за дальний лес.
И победа тут моя, вас то не дождался я.
 
 
Так, ссыпаю всех в коробку, для заметки, ставлю скобку.
Надпись в дело: Будет тут батальон штрафных иуд!
Не желавших воевать, а хотевших пировать.
Да по девкам бегать вволю, воев презирая долю.
 
 
Это есть зело орор. Пётр Третий. Имперор!
 

Тайфун

 
Песня из кинофильма» Генералы песчаных карьеров!»
 
 
Зелёным волнам нонче нет конца, бегут, спешат, на тихий пляж.
Нет, у воды в атолле нет лица, а краски есть, свой макияж.
Пусть палмам и траве пришёл конец, солёных вод не избежать.
И ждёт терновый нас в конце венец, но, не дрожать, а так держать!
 
 
Готовь каноэ, лодки и плоты, не хнычь, братан, помрём лишь раз.
Мы люди гордые, а не скоты, пусть океан – тайфуна глаз.
Тяжёлый ветер с тучами песка, протяжный свист, домов уж нет.
Летит и воет с брызгами тоска, напор речист, и гаснет свет.
 
 
Вперёд уходим сквозь волны накат, нас не сдержать, нам не бежать.
Вперёд и дальше строго на закат, сады сажать, детей рожать.
Есть где-то остров сине-голубой, вода и тишь, ну просто рай.
Ласкает там песок седой прибой, доплыть бы лишь, и в вечный май.
 
 
Прошёл тайфун, нет волн и ветер стих, на море бишь, зелёный мир.
Остаткам пальм песок читает стих, обломки крыш, да рыбам пир.
Выносят волны на берег своё, осколки бед, мир не людим,
А мы ушли и про любовь поём, и ждём побед, и победим.
 
 
Когда приходит в общий дом беда, и вроде всё, спасенья нет.
Встаёт народ плечом к плечу тогда, себя спасёт и целый свет.
Нам не впервой из бури выплывать, не надо только корни забывать!
 

Помошник

 
Гражданин Иван Котов чуть не прыгал из портов,
Порывался всем на помощь с кличем «Я всегда готов!»
Встанет утром, смоет сон, и, готов на помощь он.
Даже если и запнётся в длинных штрипках от кальсон.
Вот он улицей идёт, наблюдение ведёт.
Вдруг появится старушка, так её переведёт.
Можно и на красный свет, Склифасовскому – привет.
Коль достигнем тротуара, так избегнем всяких бед.
Помощь ближним выше трат, без особенных наград
МЧС родной поможем, то-то Шойгу будет рад.
Ну, а если, где горит, Ваня время не зорит,
Прибежит быстрей пожарных, как помочь другому зрит!
Или грабят где кого, трое против одного,
Наш Котов влезает сходу, а что бит, то ничего.
Только видит вдруг Иван, плохо пишется роман,
Коли шибздик от природы. Сел Ванюша на диван,
Думал час и думал два, аж распухла голова,
Да, сумел решить проблему, что весьма не дважды два.
Вон их сколько на Земле, каждый как патрон в стволе.
Замечаете их сразу, как крысяку на столе!
Россомаха, Кендимен, из железа Айронмен.
Есть и капитан Свобода, и летает Супермен.
А у русских, хоть пищи ты, нет такого для защиты,
Патриот до сердца струн будет он сержант Чугун!
Эра новая грядёт, Ваня стронций съел и ждёт,
Коль концы он не отбросит, суперсилу обретёт.
Знает пусть родной народ, всем вражинам – укорот,
Ваня чётко разберётся, если только не помрёт!