Kitabı oku: «Пастырь из спецназа»
Часть I
Отец Василий, старательно пряча лицо, пробрался вдоль стенки к ведущей на второй этаж деревянной лестнице и, до боли в ногтях вцепившись в шершавые перила, замер.
– Братья и сестры! – громко возопил со сцены сухой, с крупным костистым лицом проповедник и воздел свои длинные руки вверх. – Бог никогда не переставал любить вас! Верите ли вы мне, апостолу его?!
– Ве-ерим! – единой волной качнувшись вперед, как одна глотка выдохнула толпа.
– Бог никогда не отворачивал от вас своего лица! Верите ли вы мне, апостолу его?!
– Ве-ерим! – снова покачнулась толпа.
– И бог смеется от счастья, видя, как любят его в каждом божественном творении возлюбленные дети его! Верите ли вы мне, апостолу его?!
– Ве-ерим! – ухнула толпа, на глазах теряя остатки разума.
Отец Василий вжался в стену. Более гнусной подмены самых святых понятий он во всей своей жизни не видел!
– Так возлюбите господа своего всеми силами души своей! – звонко призвал проповедник. – Пусть брат возлюбит сестру свою и видит в ней господа! И пусть сестра возлюбит брата своего и видит в нем господа! И тогда господь спустится с небес и пребудет с вами!
Проповедник взмахнул руками, и толпа, гулко охнув, как зачарованная, снова подалась вперед.
– Будьте, как дети, призвал нас апостол Иисус! Отриньте стыд сатанинский и всякую ложь и нелюбовь! И любите брат сестру и сестра брата, как любит вас господь! Как сами вы любите господа своего! С нами бог!
– С нами бог! – как завороженная отозвалась толпа.
Страстно и тревожно застонали за кулисами скрипки, мерно и глухо застучали невидимые барабаны, разом погасли мощные прожекторы – так, чтобы осталась лишь небольшая, расчетливо устроенная подсветка сбоку, и толпа, впадая в транс, вздрогнула и закачалась в едином, заданном иноземной музыкой ритме. Вперед. Назад… Вперед. Назад…
– Сорвите с себя одежды! – под ускоряющийся бой барабанов, экстатически закинув голову назад, призвал проповедник. – Бросьте их на пол! И поприте их ногами! И пусть ничто не помешает вам узреть райское блаженство! И пусть ничто не посмеет встать между господом и вами! С нами бог!
– С нами бог! – выдохнула толпа.
– Будьте, как прародители наши Адам и Ева, – воззвал проповедник. – И знайте: ни в чем нет греха! – Ни в чем нет греха! – выдохнула толпа.
Отец Василий сглотнул и вытаращил глаза. Люди, шатаясь, будто киношные зомби, начали стаскивать с себя кофточки и пиджаки, юбки и брюки, поношенные бюстгальтеры и мятые трусы, и через пару минут весь немаленький зал Дома рыбака был заполнен обнаженными, совершенно потерявшими разум, буквально осатаневшими животными.
– Господи, помилуй! – истово закрестился священник.
Барабаны загудели еще быстрее, а скрипки застонали еще тревожнее…
– Вижу! – воскликнул костолицый длиннорукий проповедник и пошатнулся. – Вижу господина моего! Он спустился! Он с нами!
– С нами! – ухнула толпа.
Скрипки взвизгнули и, вторя барабанам, ускорили сумасшедший ритм торжествующе-непристойной мелодии…
– Спаси и сохрани! – взмолился священник. – Помилуй, господи, раба твоего!
– Узревшие! Не таите господа в себе! – истерически вскрикнул костолицый.
– Ви… Вижу! …жу! – вразнобой отозвались из толпы голоса. – Вижу господа моего! Вижу!!!
– Возлюбите господа в ближнем своем! – взревел костолицый.
Обнаженные, истекающие слюной, с обезумевшими глазами люди кинулись друг на друга, аки дикие звери, и отец Василий осознал, что именно так и начинается Апокалипсис…
* * *
Нет, поначалу все шло как нельзя лучше. И ноябрь, и декабрь мысли устькудеярцев были надежно заняты. Они только и делали, что обсуждали самоубийство местного начальника милиции Павла Александровича Ковалева. История была темная, по крайней мере ни прокуратура, ни райадминистрация проливать на нее свет явно не собирались и ограничились лишь сухой констатацией факта.
Но совсем обвести народ вокруг пальца не удалось – не те нынче времена… Поползли слухи о найденных за островом Песчаным каких-то неопознанных трупах, о запоздалом вмешательстве ФСБ и какой-то подписке, спешно и жестко взятой чуть ли не у всех местных ментов… много чего говорили…
Отец Василий во все эти дела не вмешивался – не было ни сил, ни времени, а если честно, и желания. В его положении временно отстраненного от несения церковных служб это было бы и неумно, да и просто ни к чему – за свое бы ответить. Так уж получилось, что полтора месяца назад, в чужом городе отец Василий, спасаясь от купленных бандитами ментов, остриг для маскировки бороду. И это в патриархии восприняли как тягчайший проступок. Как будто у него был выбор…
Впрочем, если как на духу, жаловаться отец Василий не мог: присланный патриархией на временную подмену ему юный отец Николай дело знал прекрасно, да и человеком оказался неплохим – не подсиживал, не стучал вроде бы… и уж лишнего на отца Василия точно не вешал. Срочно приехавшие из Первопрестольной ревизоры тоже свою работу знали: проверку провели быстро и профессионально и честно отметили, что отцу Василию удалось поднять посещаемость храма и сборы пожертвований на небывалую, почти невозможную в условиях заштатного райцентра высоту. Это в конце концов и привело к полному восстановлению священника в своих правах.
Вернувшаяся от родителей из Зеленограда на шестом месяце беременности, попадья была счастлива.
– Господь защитил вас, батюшка, – с каким-то особым уважением говорила она мужу, и отец Василий щурился от удовольствия и поглаживал непривычно колкую, только начавшую отрастать бороду.
Так же, как Ольга, или примерно так отнеслись к происшедшему все, кто хоть как-то был причастен к последним событиям вокруг отца Василия. И главный врач районной больницы Костя, и бывший участковый Сергей Иванович, и шашлычник Анзор, и оборотистая официантка шашлычной Вера, и водитель Толян – все понимали, что этого странного попа и впрямь защищает господь. То ли потому, что он выбрал эту богоугодную профессию, а скорее всего, просто потому, что человек он, как ни крути, стоящий, не пустой… Последние события показали это ярко и убедительно.
Конечно, когда отец Василий только принял приход, он и в мыслях не держал, что жизнь в маленьком заштатном Усть-Кудеяре будет такой насыщенной. Но с тех пор минуло больше года, и у него, слава господу, и друзья появились, и дела на лад пошли… может быть, именно благодаря напряженному и порой непредсказуемому течению жизни… Как-то так выходило, что каждое новое потрясение только увеличивало и авторитет церкви, и личный «вес» усть-кудеярского священника.
* * *
Оставив отцу Василию экземпляр акта проверки, уехали ревизоры; пришла наконец очередь прощаться и честно исполнившему свой долг отцу Николаю.
– Хочу, батюшка, – смущаясь, произнес юноша, – нормально, по-русски с вами проститься… – и поставил на стол две бутылки водки «Смирнофф».
Отец Василий хмыкнул: принести к нему водку на сорокадневный пост, пусть даже и в канун Нового года, было изрядным, если не сказать демонстративным, актом доверия, но возражать не стал.
Ольга накрыла на стол там же, где они с батюшкой и жили, – прямо в храмовой бухгалтерии. После пожара, лишившего их собственной крыши над головой, храм божий стал для них всем: и домом, и работой, и духовной поддержкой.
Отец Николай, а если проще, Коля, отвинтил головку «беленькой» и аккуратно разлил содержимое по рюмочкам.
– Не думал я, ваше благословение, что здесь так хорошо все окажется, – покачал он головой. – Честно, не думал.
– Да, Коля… хоть это и провинция, а народ здесь ничуть не хуже, а то и получше, чем в миллионных городах, – довольно отозвался отец Василий.
– Я не про то, – отмахнулся отец Николай. – Я про то, как лично вы дело поставили… И авторитет у церкви на высоте, и пожертвования, как в хорошем столичном приходе…
«Это он, конечно, лишку хватанул, – весело подумал отец Василий. – Такие пожертвования, как в Москве, вряд ли где еще по России можно собрать…»
– Спасибо на добром слове, Коленька, – улыбнулся он и принял из рук отца Николая наполненную рюмку. – Слава господу, люди здесь действительно жертвуют от души…
– Знаете, отец Василий, – задумчиво произнес отец Николай. – Я вот долго готовился пожелать вам на прощанье чего-нибудь хорошего, но знаете, что понял?
– Что?
– Мне нечего желать вам, – виновато пожал плечами отец Николай. – И не потому, что я не умею произносить тосты или недостаточно хорошо к вам отношусь… просто… на самом деле у вас ведь все давно есть… Уважение прихожан, прекрасный храм, совершенно замечательная жена… Что еще может попросить у господа человек? Разве что поменьше проверок… – неожиданно широко улыбнулся он.
– Хор-роший тост! – рассмеялся отец Василий. – А главное, актуальный… Не в бровь, а в глаз!
Они выпили, и отец Василий бережно положил в рот нежнейшую поджаристую морковную котлетку – бог весть, как это удавалось Ольге, но они и в пост ели по-настоящему вкусно – не в пример предпочитающим скоромное во все времена года атеистам…
Они «усугубили» первую бутылочку, за ней – вторую, и после второй раскрасневшегося отца Николая понесло. Он принялся рассказывать и о своей жизни, и о планах на будущее, и, само собой, о том, что его тяготило…
– Поймите, батюшка, – перевешивался через стол молодой священник, – ничего не кончилось! Церкви еще предстоит выдержать острейшую конкуренцию за прихожан…
Отец Василий недовольно покачал головой – лично он предпочитал называть это битвой за души, а не конкуренцией, но прерывать юношу не стал.
– Мало нам было баптистов да адвентистов! – возбужденно размахивал руками юноша. – Так теперь еще и вся эта бесовщина заморская повалила: шагнуть некуда, на кришнаита наступишь!
Отец Василий не возражал. Ольга заботливо подложила отцу Николаю котлеток, и тот, внезапно потеряв нить разговора, откинулся на стуле.
– Вы уже слышали об этих, как их, ДДС? – через долгие две или три минуты спросил он.
– О чем? – не понял отец Василий.
– Дети Духа Святого… – расшифровал аббревиатуру отец Николай. – Говорят, уже и здесь, в Усть-Кудеяре, их засланцы объявились…
Отец Василий ни о чем таком не слышал, им даже в семинарии об этой секте ничего не рассказывали.
– С размахом сукины дети работают! – возбужденно выпалил отец Николай. – Особенно с молодежью… Вы смотрите повнимательнее за ними: на самотек не отпускайте… У них подход американский, навроде сетевого маркетинга – охнуть не успеешь, а уже половина города в адепты записалась!
– Будь спокоен, – кивнул отец Василий. – Этого я ни за что не допущу.
* * *
Назавтра с утра молодой священник уехал, а уже к обеду отец Василий обнаружил на храмовой ограде объявление, извещающее о проведении в городском Дворце культуры железнодорожников научно-популярной лекции на тему посмертного существования души с демонстрациями и показаниями очевидцев. В правом углу листовки красовалась аккуратная аббревиатура ДДС.
– Началось! – громко вздохнул священник и решительно сорвал отпечатанный типографским способом на хорошей бумаге листочек.
Он широким шагом проследовал в храм и, найдя диакона Алексия в кладовке, крепко взял его за ворот.
– Почему я лично должен срывать с ограждения всякую пакость?! – на повышенных тонах попенял он диакону.
– Ваше благословение… – перепугался Алексий. – Видит бог, не заметил!
– Сказано: «Не поминай имя божие всуе»! – еще больше рассердился священник. – Почему это я заметил, а ты не смог?
– Ей-богу, ваше благословение… ей-богу! – запричитал Алексий. – Я не виноват… Это все американцы поганые!
– Да мне хоть китайцы, – двинул диакона по затылку отец Василий, выпихнул его из кладовки во двор, оправил рясу и, приосанившись, вышел следом. – Нам с тобой, Алексий, дело надо делать, – веско напомнил он. – А если мы так будем относиться… иди обрывай, и, не приведи господь, хоть еще раз эту дрянь в нашем квартале увижу!
Диакон помчался исправлять упущение, а отец Василий, оглядевшись по сторонам, отправился в бухгалтерию, к Ольге.
Едва он увидел жену, на сердце полегчало. Олюшка хлопотала у недавно установленной в бухгалтерии новой плиты, готовя что-то пусть и постное, но невероятно вкусное, отчего запахи разносились по всему церковному двору. Это, конечно, было не по правилам, но жить в своем доме, а точнее, в том, что осталось от него после пожара, они не могли, а снимать квартиру у чужих людей не хотели.
– Что у нас на обед? – потирая руки и сверкая глазами, поинтересовался отец Василий.
– Вот вчерашние морковные котлетки остались, – виновато улыбнулась жена. – И немного творожничков испекла, если хотите…
– Очень хочу! – признался священник и тяжело опустился на стул. К отсутствию мяса он привык, но всегда компенсировал это себе изрядным количеством постной пищи – иначе его большое тело рабочих нагрузок просто не выдерживало.
– Вам Костя звонил, – сказала Ольга. – Спрашивал, как мы, не передумали еще…
Отец Василий на секунду перестал жевать. Уговорившись отпраздновать Новый год вместе, друзья сначала как-то не подумали, где они это сделают. И только три дня назад Костя предложил посидеть у него.
– С одной стороны, это нам ехать аж в Шанхай… – рассудительно произнес отец Василий. – А с другой стороны, где еще?
Ольга молчала, терпеливо ожидая, чем завершит свои размышления вслух ее муж.
Огромный Костин дом в районе города со столь же странным, сколь и старинным названием Шанхай был вполне удобен. Правда, почему имеющий колоссальные связи и возможности Костя отстроил свою домину в этом богом забытом районе, было неясно. Не считать же, в самом деле, причиной то, что он здесь когда-то вырос… На то человек и растет, чтобы вырваться за пределы того, с чего когда-то начинал.
Костя прекрасно «вырос», сумел сделать головокружительную для пацана из Шанхая карьеру, и, надо признать, место для своего двухэтажного, крытого заморским металлическим шифером особняка он выбрал интересное, на самом краю широченного, заросшего березняком оврага.
Костин дом возвышался над округой, как капитанский мостик. Там, внизу, шумели верхушки деревьев и поблескивали пруды. Осенью овраг был наполнен сухой листвой, а весной – легкой изумрудной дымкой. Летними слепыми дождями прямо над оврагом вставали в ряд по две-три радуги, а зимой березовые стволы бросали на белый снег долгие синие тени. И над всей этой сокровищницей природы расстилалось огромное синее усть-кудеярское небо.
Живя в такой красоте, пожалуй, можно было и не замечать, что уже в двадцати метрах от оврага начинается район превращенных в коммуналки купеческих полуторасотлетних домов. Хотя, наверное, и в этом можно было найти свою прелесть – Костя же что-то находил…
– Едем! – решительно подвел итог отец Василий. – Тем более что мы уже договорились.
Тем же вечером он обошел пустой храм, отпустил с богом диакона Алексия, провел инструктаж с молодым парнем, пришедшим на подмену храмовому сторожу Николаю Петровичу, почти доверху загрузил свои старенькие «Жигули» приготовленной Олюшкой снедью, бережно усадил беременную жену на заднее сиденье и вскоре уже подъезжал к дому главного врача районной больницы.
* * *
Они посидели от души. Поначалу, как и следовало, все было пристойно. Отец Василий, памятуя о сорокадневном Рождественском посте, лишь обмакивал в рюмке губы, периодически пускаясь в долгие рассуждения о многотрудном пути каждой христианской души, но прошла пара часов, и он уже охотно откликался на полупристойные Костины врачебные байки в духе самого черного, самого врачебного юмора, а потом и сам начал вспоминать еще более непристойные, передаваемые в семинарии, несмотря на стукачество, из поколения в поколение легенды.
И в конце концов наступил момент, когда священник вспомнил свое в самом прямом смысле этого слова боевое, еще досеминарское, прошлое и начал демонстрировать на Толяне приемы самбо, тут же объясняя Косте, как врачу, разумеется, что именно при правильном применении у противника ломается, вдавливается или отрывается. И Толян охал от боли, а хирург со стажем Костя приходил в трепет от демонстрируемых простым православным священником неожиданно глубоких познаний в анатомии.
Потом друзья принялись обсуждать женщин, и тогда Вера с попадьей решили, что уже хватит, и потащили мужиков по домам.
– Да мы только начали! – возмущался Костя. – Что вы в самом деле?!
– Тебе, Костя, никуда идти не надо, – сварливо отметила Вера. – А Ольге своего десятипудового муженька через весь город тащить!
На это возразить было сложно.
Длительный пост, конечно же, сказался, и выпитое ударило в голову со всей возможной силой, так что, когда отец Василий, поддерживаемый с двух сторон Костей и Толяном, вышел во двор, ноги его едва держали. Дамы ушли вперед и теперь ждали, когда их догонят.
– Ну, мальчики! Скоро вы там?! – нетерпеливо стукала каблучком об утоптанный снег Вера.
– Мы сейчас… – как самый совестливый, отозвался Костя.
За невысокой, созданной лучшим архитектором области плетеной металлической оградой Костиного двора послышалась какая-то возня.
– Держи этого козла, – жестко распорядился неприятный скрипучий голос. – Я сейчас учить его буду.
Костя инстинктивно подался назад, но и Толян, и священник живо заинтересовались происходящим и, пошатываясь, побрели на странный звук.
– Маль-чи-ки! – с явным предупреждением в голосе напомнила о себе Вера. – Мы вас ждем.
– Ага, – кивнул отец Василий и, вперившись глазами в противоположную сторону, попытался понять, кто это там бузит. – Эй, вы! – с вызовом крикнул он в темноту. – Чего это вы там делаете?!
– Тебя не спросили! – грубо отозвались из-за ограды.
– Ну-ка, подожди! – Священник отпихнул державшего его главврача и ринулся вперед: с ним так разговаривать никто не смел!
Он вывалился за ограду и в обнимку с Толяном прошатался на голос. В нескольких метрах впереди четверо молодцев прижали к забору высокого худощавого мужчину. Видно было, что мужик ни капельки не боится и держится с необычайным достоинством, но ловить ему одному против четверых шанхайских все равно было нечего.
– Так, ребятишки! – распорядился священник. – Всем пописать и баиньки по домам!
Парни зло засмеялись.
– Смотри, мужик, тоже нарвешься! – предупредил один.
– Слушай, Толик, – повернулся к Толяну отец Василий. – Как ты мыслишь, они правду говорят? Нарвемся?
– А то как же! – уверенно подтвердил шофер. – К бабке не ходи! Од-но-значно нарвемся!
– Тогда вперед! – скомандовал священник и, хватаясь за ограду, с мересьевским упорством потащил свое грузное тело вперед.
– Подождите, мальчики, без меня не начинайте!
Парни хмыкнули и переключили внимание со своей жертвы на еле ползущего вдоль ограды небритого, заросшего волосами до плеч придурка.
– Я щас… подождите… – вполголоса проговорил отец Василий и, только подойдя почти вплотную, рискнул оторвать руку от ограды.
– Чьи вы, хлопцы? – поинтересовался он.
– А ты чей? – с подозрением уставились на непрошеного гостя парни; уж очень нахально он себя вел…
– Я, ребятки, человек божий… – печально вздохнул священник. – Сам никого напрасно не обижаю и другим не даю…
Кто-то засмеялся. Припертый парнями к ограде высокий худощавый мужик с откровенным, бесстрашным любопытством рассматривал нежданного заступника.
– Толик! Батюшка! – послышался далекий Веркин голос. – Ну где же вы?!
– Ты иди, мужик, своей дорогой; вон тебя твои бабы заждались, – дружелюбно посоветовал обладатель столь неприятно поразившего священника скрипучего голоса – видимо, старший в этой команде. – А то, смотри, не все свои запчасти до дому донесешь…
– Не могу… – еще печальнее вздохнул отец Василий и беспомощно развел руками. – Не могу я человека в беде оставить. Совесть не позволяет.
– Тогда получай! – без предупреждения двинул ему кулаком в лицо старший.
Отец Василий пошатнулся и с трудом удержался на ногах. Голова загудела, как Царь-колокол. Он осторожно потрогал челюсть, на всякий случай поморгал глазами, но все оказалось на месте. Где-то далеко тревожно вскрикнула Ольга.
– Напрасно ты так, – с укоризной произнес он и в следующий же миг поставил блок: эти парни, похоже, всегда били без предупреждения. – Напрасно… – протянул он, аккуратно переводя противника в положение «партер», а если проще, на карачки… – Я тебя, между прочим, предупреждал…
Ничего не понимающий главарь, оказавшись на четырех конечностях, изумленно застыл. Он все никак не мог поверить, что до позора так близко.
– Продолжим, ребятки, – распрямился отец Василий и повернулся к жертве: – Вы не возражаете?
Высокий худой мужчина удовлетворенно кивнул: его определенно забавлял такой оборот дела.
– Какие у вас проблемы? – поинтересовался у хулиганов священник. – И можно ли их разрешить без насилия?
Парни оцепенели. Поверженный главарь медленно поднимался, а сзади уже слышался мелкий топот дамских каблуков: Ольга и Вера мчались оттаскивать своих мужиков от этого опасного места.
– Шел бы ты отсюда, козел… – как-то нерешительно то ли попросил, то ли предложил самый крепенький из парней.
– За метлой следи! – недружелюбно посоветовал парню Толян, явно обидевшись за «козла». – А то зубы потеряешь!
– Толик! – подлетела Верка. – А ну пошли отсюда!
– Батюшка, с вами все в порядке? – вторя ей, вцепилась в мужнин рукав попадья.
– Стоп, Валек! – остановил напряженные переговоры уже поднявшийся на ноги главарь. – Хватит базарить! Они уже допросились.
– Это ты у меня сейчас допросишься, козел! – пообещала главарю Вера и потащила Толяна прочь. – Пошли, Толик!
Отец Василий хмыкнул: обстановочка накалялась. – Маконя! Брателло! – раздался сбоку веселый гогот. – Тебе помочь?!
«Маконя?» – подумал отец Василий; он откуда-то знал эту кличку. Но времени на размышления было немного. Священник скосил глаза и увидел, что к ним приближается «теплая» компания человек эдак в шесть-семь. Стало ясно, что ситуация усложняется еще сильнее – местные пацаны друг за дружку держались крепко.
– Н-на! – не выдержал первым Толян, и ограда затряслась от удара чьим-то телом.
– Толик! – взвизгнула Вера.
– Ну, что, бойцы, поехали? – поинтересовался отец Василий, выставив руки.
Дальнейшие события начали развиваться, как в плохом индийском кино: женщины визжали, а мужики – что те, что другие – на ногах толком не держались и падали на скользком накатанном тротуаре.
К Маконе подоспела подмога, но отец Василий не считал, сколько их было… ему это было как-то все равно. Священник вставал, и падал, и снова вставал, время от времени роняя на утоптанный тротуар то одного, то второго. Одно он знал точно: те, кого он припечатал, скоро не подымутся, но судьба, словно не желая его абсолютной победы, снова все переменила – быстро и решительно.
– Всем стоять!!! – истерически заорал кто-то позади. – Руки за голову! Ноги на ширине плеч!
Внутри у отца Василия екнуло, и он, медленно поднимая руки, оборотился назад. В двух метрах от медленно копошащейся на снегу свалки, опоясанный патронташем, с длинным охотничьим ружьем в руках стоял… сам главврач районной больницы.
– Костя, ты меня напугал, – с укоризной покачал головой священник, повернулся, чтобы продолжить, и понял, что «продолжать» просто не с кем: те, кто не сбежал, сплошной черной массой устилали пространство под ногами.
– Молодец, Костя! – ядовито усмехнулся держащийся за разбитую губу Толян.
– А главное, вовремя! – поддержал его священник, и они оба дружно заржали.
– Так я… это… – начал было главврач, но понял, что с этим своим ружьем и патронташем и впрямь выглядит совершенно по-идиотски, и тоже хрюкнул.
А уже в следующий миг к ним присоединился и высокий худой, костолицый мужик, как ни странно, тоже оставшийся на ногах. Они смеялись и чувствовали, что нелеп не только вооруженный до зубов Костя, нелепа вся эта ситуация, когда четверо здоровых, зрелых мужиков вынуждены доказывать каким-то соплякам свое право на беспрепятственный проход в любое время по любой улице Усть-Кудеяра…
– Меня зовут Борис, – с глубочайшим внутренним достоинством подал руку так и не ставший жертвой костолицый. – Будем знакомы.
– Толик, – протянул свою руку Толян. – Ты неплохо махался… А это наш батюшка. Отец Василий.
– Очень приятно, коллега, – улыбнулся костолицый. – Вас проводить? А то хулиганье совсем распоясалось…
– Ой, проводите, проводите! – запричитали женщины, явно не надеясь на своих мужчин.
«Почему „коллега“? – мелькнула у отца Василия мысль, тут же вытесненная смешливым протестом: – Он еще провожать нас хочет!»
– Спасибо, друг! Мы на машине! – отнекался вместо него Толян, хотя какую такую машину он собирался вести в этом состоянии, было не совсем понятно…
Что-то во всем этом происшествии было не так, неправильно, но, что именно, отец Василий сообразить уже не мог.
* * *
Он нетвердо помнил, на какой именно машине они добрались домой и кто был за рулем, но по крайней мере проснулся дома… то есть в бухгалтерии храма. Ольга была уже на ногах и перемывала в тазике посуду.
– А-а… проснулись? – повернулась она к мужу. – И слава богу!… Знаете, я не хотела вам вчера говорить, но, кажется, восьмая рюмка была лишней.
– А что, была восьмая? – удивился священник.
– И девятая, – вздохнула жена. – И десятая… И милицию мы ездили пугать… и охранника, ни в чем не повинного, облевали…
– Какого охранника? – испугался священник.
– Вестимо какого – из райадминистрации… – снова вздохнула Ольга. – Чтобы рангом поменьше, вас никак не устраивало; мы с Верой не знали, что с вами и делать… И, главное, Толик же вам говорил, мол, облегчитесь прямо здесь, не держите в себе… А вы: нет, мне нужен охранник!
Отец Василий почесал затылок. Да, погуляли они, похоже, неплохо. Знатно, можно сказать, погуляли…
– А что ж меня Костя не удержал? – задумчиво произнес священник. Он помнил, что главврач был почти трезвый, по крайней мере тот так утверждал…
– Костя и сам был хорош, – улыбнулась Ольга. – Тряс своим патронташем на каждом углу… Хорошо еще, что ружье у него забрали.
– А кто забрал?
– Вы и забрали…
Отец Василий удовлетворенно хмыкнул – хоть что-то было сделано правильно. Он поднялся и начал было одеваться, но Ольга решительно предотвратила его поползновения.
– Лежите, – махнула она рукой. – Алексий сказал, пусть батюшка отсыпаются, я сам все сделаю. Храм после праздников-то все одно пустой.
Священник подумал и согласился.
* * *
Разумеется, уже к вечеру отец Василий возобновил службы, но, как и ожидалось, первого января в храм так никто и не пришел. Собственно, замер в безлюдье не только храм. Это была главная беда Усть-Кудеяра. Однажды начав праздновать, горожане подолгу не могли остановиться, и улицы вымирали на два-три дня. Лишь изредка выбегал из какого-нибудь дома нетрезвый мужичок в телогрейке, накинутой прямо поверх засаленной, растянутой майки, и то лишь для того, чтобы стремительно домчаться до винно-водочного отдела и быстренько, не теряя драгоценного времени, вернуться назад, где его ждали…
Даже набожные местные старушки на время главных мирских праздников забывали дорогу в храм, в основном потому, что все эти дни вели неравный бой со своими семейными выпивохами.
Отец Василий отпустил диакона домой, а потом, предупредив Олюшку, что ужинать сегодня не станет, закрылся в храме и упал на колени перед иконой Христа Спасителя. Отравленное алкоголем тело еще подрагивало, но он был полон решимости вымолить у него прощение.
Священник молился так, как, наверное, никогда в жизни. Слишком велика была опасность, подстерегшая его душу менее суток назад. Мало того что он нарушил сорокадневный Рождественский пост, так еще и охранника испачкал… намеренно.
Прошло четыре или пять часов, и отец Василий забыл про время и давно уже не был ни в каком пространстве, и только горячая, слезная, не записанная ни в каких канонах, но идущая от самого сердца молитва ему, всемогущему, имела еще значение.
– Господи! – просил он. – Спаси и сохрани меня от греха! Не дай искусителю ввергнуть мою душу бессмертную в беспутство и гордыню! Помоги мне, сирому, оставаться под твоей рукой!
И в тот самый момент, когда он внезапно понял, что молитва дошла до него, раздался скрежет.
Отец Василий вздрогнул и снова увидел темное пространство храма вокруг себя.
Скрежет повторился, и священник подумал, что уже, поди, часов пять утра, и время снова стало иметь значение.
Послышался легкий стук, и отец Василий покрылся испариной: звуки шли оттуда, снизу…
– Спаси и сохрани! – истово перекрестился он.
Стук повторился – легкий, но отчетливый.
«Крыса? – подумал священник. – Мы же их потравили!»
«Тук-тук», – раздалось снизу, и снова – «тук-тук»…
Это не могла быть крыса.
Отец Василий встал и ощутил, как легко, бесплотно его изнуренное многочасовой молитвой тело. Но сам он, как защищенный господней волей дух, был силен, как никогда! Священник легко переместился к храмовым дверям, вышел наружу и, ни капли не раздумывая, направился к входу в нижний храм. Достал ключи, немного постоял и, подчиняясь какому-то наитию, просто толкнул дверь. И она бесшумно, без единого скрипа, распахнулась.
Он увидел это сразу. В дальнем углу стояла черная бесформенная тень, странно подсвеченная по краям так, словно это светилась аура. Но нимба не было – это священник видел точно. В голову полезли давние, еще семинарские рассказы, и отец Василий решительно шагнул вперед и сотворил молитву ко Христу.
Фигура никуда не делась.
«Черт! – ругнулся священник. – Се человек!»
Эти простые правила знал каждый семинарист. Если существо подчиняется молитве, значит, ты имеешь дело с духом; если нет – перед тобой существо во плоти. Но человек не может светиться вот так вот, по краям! «Господи боже мой! Неужели демон?!» Отец Василий шумно сглотнул и почуял, как поднялись дыбом волосы на затылке.
– Изыди… – то ли попросил, то ли приказал он и осторожно перекрестил жуткую тень.
Свечение рывком изменилось. Теперь свет вокруг фигуры был каким-то радужным и нечетким. «Подействовало!» – возликовал он и, призвав на помощь святых, размашисто осенил падшее создание крестным знамением.
– Изыди, нечистый! – во всю мощь своих легких гаркнул он.
Что-то звонко ударилось и покатилось по полу, а свет на миг озарил стену и потух. Это был обыкновенный фонарик!
– Человек! – с невероятным облегчением выдохнул отец Василий. – Спасибо тебе, господи! Это – человек. Что только не померещится с перепоя… Ну, я тебе задам! Кто ты и что ты здесь делаешь? – жестко спросил священник, и звук его голоса гулко ударился о стены и вернулся громогласным эхом.
В проникающих в окно слабых лунных лучах было видно, как еле заметная тень слабо зашевелилась.
– Подойди ко мне, – распорядился он.
Фигура метнулась к стене: видимо, человек сообразил, что в лунных отсветах его можно заметить, а у стены стоит кромешная тьма. Священник щелкнул выключателем, но ничего не произошло; похоже, что провода были перерезаны.
