Kitabı oku: «Регрессивный гипноз»

Пролог

1

Поношенный пиджак, мятые брюки, не знавшая галстука рубашка. Потертая кепка – шестиклинка и невразумительные ботинки завершали образ. Таких людей сколько угодно на улицах городов, увидел – и тут же забыл. Именно это ему и было нужно – не выделяться из толпы. Странник шел по нечетной стороне улицы Володарского, удаляясь от Таганской площади. Позади остались церковь, дом с красивым вензелем на фронтоне и глухой забор перед диспансером. Слева все тянулся и тянулся желтый, с бурым цоколем и аркой в середине, «генеральский дом». Наконец, он закончился высокой квадратной башней, в глубине двора мелькнула вывеска «Дегустационный Зал». Странник же, свернул направо в узкий проход между домами и вышел на Верхнюю Радищевскую улицу напротив симпатичного домика с «Булочной». Там он снова свернул направо и дошел до скверика с памятником Радищеву. Оглядевшись, он перешел улицу и зашагал по ней вниз. Улица плавно повернула направо и устремилась к Астаховскому мосту через Яузу, за которым возвышалась над старинными домиками колокольня храма Живоначальной Троицы в Серебряниках. Странник остановился и посмотрел назад, в сторону Таганской площади. Изгиб улицы, короткий проезд к Володарке. Башня «генеральского дома», над которой в сумрачном небе плывут облака. «Совсем, как в тот день» – привычно подумал Странник. Он прошел еще немного вниз, свернул в Тетеринский переулок, где дошел до покосившихся строений рынка, от которого остался один лишь пункт приема стеклотары. Там он повернул к Тетеринским баням, но миновав их, стал подниматься обратно в гору, мимо старых домов, покосившихся заборов и куч многолетнего мусора. Слегка покружившись в лабиринте двориков, он вышел к нужной точке, где закрыл глаза и сделал решительный шаг вперед. На миг появилось знакомое чувство, будто его подхватил ветер, пронес и снова осторожно опустил на землю. Странник открыл глаза и огляделся. Домики вокруг слегка изменили цвет, но пейзаж оставался прежним. Наворачивать петли уже было не нужно, поэтому он сразу вышел на Яузскую улицу, где снова остановился, глядя вверх. Ему нравилось смотреть с этой точки на террасы уступами уходящего в небо серого «генеральского дома», где уже вовсю зеленели кусты, посаженные в деревянные ящики заботливыми жильцами. Мимо прогрохотал трамвай. Странник поправил свисающую с плеча холщовую сумку и пошел в сторону Гончарной площади.

2

Что это за ерунда? В полной растерянности, Виталий разглядывал грязноватую улицу промышленного района. Взгляд метался между заборами, воротами каких-то складов, закопченными стеклами цехов, не находя ни одного знакомого ориентира. Название «Складской 8-й пр-д», хоть и написанное по-русски, тоже не говорило ни о чем. Захлопнув отвисшую челюсть, Виталий спустился обратно в подвал, где обнаружил свою кепку, валяющуюся в пыли у кирпичной стены. Подвал был невелик и никакими другими выходами не располагал. Не веря своим глазам, он зажмурился и пошел вдоль стены, ощупывая ее пальцами, но вскоре оказался в углу. Остальные стены оказались такими же пыльными, кирпичными и никаких тайн в себе не таящими. Обратного пути не было. Горестно ругнувшись, Виталий отряхнул кепку, надел ее на голову. Затем он спрятал пистолет и бумажник с документами за ржавой трубой и вышел из подвала.

На улице было уже темно, только кое-где тускло светили лампочки из-под поржавевших жестяных колпаков, ничего толком не освещая. Вдалеке высилась громада какого-то промышленного здания, к которой Виталий и отправился, взяв за ориентир. Через какие-то пять минут, он вышел на перпендикулярную улицу, более широкую и светлую. Всю ее противоположную сторону занимало огромное строение готических форм, почему-то показавшееся ему знакомым.

«Если бы я был в Москве, то здесь бы находился Электрозавод, – подумал Виталий, – А налево я бы вышел к платформе Электрозаводской и к метро рядом с ней». Почесав в затылке и ничего не придумав, он направился к предполагаемому метро. Вскоре здание завершилось огромной проходной, над которой гордо висела надпись: «Московское товарищество электрозаводов – Промышленное предприятие «Проводник». Виталий остановился, перечитывая название снова и снова. Московское? Значит, это все-таки – Москва? Он оказался в какой-то другой Москве какого-то другого мира? Виталий потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Он прекрасно знал о приключениях Сереги Волкова и его дружбана Эдика и относился к этому даже с некоторой завистью. Но одно дело – Серега, с его звериным альтер эго, или Эдик, от которого в полнолуние девки шарахаются. Ну, или даже его напарник Юрка, с его непонятными глюками. Для них все эти параллельные миры – плюнуть и растереть. Но он, простой парень из рабочей семьи, бывший милиционер – идет по улице, которой и быть-то не должно! Как ее, Лаврентьевская? Чушь какая-то! А вот еще – мостик, речка… Хапиловка? Она же давно в трубе течь должна!

Со всеми этими размышлениями, он вышел на небольшую площадь на берегу Яузы, если река тут называлась так же. Здесь, на открытом пространстве, было еще довольно светло. На западе, куда уходил мост через реку, догорал закат. Чуть ниже по течению, высился двойной мост – железной дороги и метро, выныривавшего из-под земли за рекой. Сдвоенной оказалась и станция – помимо пригородных поездов, к ней подъезжали, шипя пневматикой, бело-голубые составы подземки. Через мост проезжали трамваи, проносились незнакомого вида автомобили. И люди, самые обычные люди. В костюмах и шляпах, или в куртках и кепках как Виталий.

Возле слияния Хапиловки с Яузой, у самой набережной, стоял симпатичный бело-зеленый ресторанчик, украшенный вазонами с какими-то вьющимися растениями. Под изящными абажурами горели лампочки, за покрытыми белоснежными скатертями столиками сидели нарядно одетые люди, сновали расторопные официанты. Виталий внезапно вспомнил, что в сегодняшней суете он не успел даже пообедать, и у него засосало под ложечкой. Он уже сделал шаг к вожделенным столикам, когда в голову пришла очевидная мысль: деньги! У него нет местных денег, и он даже не представляет, как они называются! Что же делать? Виталий посмотрел на часы. Вполне приличные, «Командирские», наверно их можно продать. Если время в этом мире меряют так же, как у него, конечно – иначе он запалится сходу и по полной программе! Виталий заозирался в поисках циферблата вокруг себя, но ничего похожего не обнаружил. Мимо проезжали машины, на станции периодически останавливались и уезжали поезда метро. На другой стороне дороги остановился грузовик, похожий на ГАЗ – 51, и рабочие начали вытаскивать из него ящики, пока шофер курил возле кабины. Жрать хотелось все больше и больше.

Рядом скрипнули тормоза, и из остановившейся машины, напоминавшей 407-й Москвич, вылезли два молодых парня в костюмах и шляпах. Против ожидания, они не направились к ресторану, а остались на тротуаре, цепко оглядывая окрестности.

– Что ты тут делаешь, приятель? – окликнул Виталия парень, оказавшийся ближе к нему.

– Жрать хочу! – честно ответил ему Виталий, сглатывая слюну.

Парни изумленно переглянулись и расхохотались.

– Ну, ты и сказал! Да тут даже нам не по карману! – произнес, отсмеявшись, парень, – Шел бы ты вон, в ту сторону – там неплохая столовка есть, дешево – и не отравят!

– Для меня сейчас везде недешево, – признался Виталий, – Денег нет совсем.

– М-да? Дай угадаю… – парень внимательно оглядел Виталия еще раз, – Ты приехал в город работу искать, но не нашел, зато поиздержался? А чего на электрозавод не устроился? Там любых берут.

– Так это, документы… – развел руками Виталий.

– Тебя обокрали, что ли? Вот ты, тридцать три несчастья! – парни опять расхохотались, – Как тебя зовут-то бедолага?

– Виталий!

– Как? Виталий? Ты чего – из староверов, что ли?

– Почему ты так решил? – оторопел Виталий.

– Да ладно тебе, кого это тут волнует! А имечко у тебя знатное, это да! Наверно только в ваших деревнях такие имена остались – Андрей, Сергей, Виталий опять же…

– А тебя как зовут?

– Я – Пимен, а он – Никифор, – второй парень кивнул головой в знак знакомства, – Ну, расскажи, чем ты в своей агрокоммуне занимался?

Вот это вопрос! Родившийся в Москве, Виталий разбирался в деревенских реалиях крайне слабо. Собственно, весь объем знаний был им почерпнут во время недолгого летнего посещения бабушки в Орехово-Зуевском районе Подмосковья.

– Ну, это, тракторист я! – ответил он, наконец.

– Тракторист? – не понял Пимен, – Грузовоз водил, что ли? Их же траками никто уже лет пятьдесят не называет, наверно.

– Слышь, Пима, а ведь нам на грузовоз водила нужен, – задумчиво произнес Никифор.

– О, точно! – засиял Пимен, – Свезло тебе, деревенский! Пойдешь к нам грузовоз водить?

– А что, пойду! – обрадовался Виталий. Вопрос с «пожрать» и «переночевать» начал решаться!

– Держи пятифон в качестве аванса, потом отдашь, как заработаешь! – протянул ему разноцветную бумажку Пимен, – А завтра приедешь по адресу…

– Хозяин едет! – одернул его Никифор.

– Все, иди жрать, подойдешь через полчаса! – Пимен развернул Виталия в нужном направлении и даже подтолкнул в спину.

Виталий послушно шагнул прочь, видя как к ресторану подъезжает сверкающая черным лаком машина, похожая на уменьшившийся в размерах «ЗИМ». Подбежавший Пимен распахнул дверь, из которой вальяжно вышел пожилой мужчина с массивной тростью в руке. Мужчина о чем-то спросил, бросив взгляд в сторону Виталия, Пимен ответил, после чего мужчина, уже не оборачиваясь, зашагал к ресторану.

Сжимая в кармане вожделенную пятерку, Виталий направился было в сторону столовой, когда инстинкт, уловив замеченный краем глаза непорядок, заставил его броситься обратно под защиту вазона. Грузчики уже не таскали ящики, а бежали через дорогу, целясь на ходу из пистолетов-пулеметов. А его новые знакомые идут вслед за хозяином и не видят нападения!

– Пимен, берегись! Это засада! – что есть сил, закричал Виталий.

Пимен и Никифор резко обернулись, но нападавшие уже начали стрелять на ходу. Выхвативший большой черный пистолет Никифор успел выстрелить всего один раз, после чего получил сразу три пули в грудь и завалился через живую изгородь к веранде ресторана. Посыпалось стекло, раздался испуганный женский визг. Пимен, что есть сил, толкнул хозяина под защиту вазона, но видимо недостаточно быстро, потому что оба упали и не шевелились.

– Добивай левых, а я – правых, – услышал Виталий голос одного из нападавших.

Эта фраза ему решительно не понравилась потому, что его явно приняли за одного из людей хозяина. Пистолет! Пистолет Никифора лежит буквально в двух метрах от него на земле! Оттолкнувшись от вазона, Виталий перекатился через плечо, хватая пистолет, выстрелил с колена в левого тремя патронами, перекатился еще раз и выстрелил трижды во второго. Пистолет встал на задержку, зато оба противника лежали на асфальте, и из-под них текла кровь.

– Что, не ожидали, уроды? – пробормотал Виталий, осторожно выглядывая из-за вазона.

Тук! – Ввиу! – отбив край вазона, пуля улетела куда-то вверх. Там еще один! Вот он, шофер того самого грузовика, стреляет в него из карабина! Вот черт, тут так близко, что хватило бы и пистолета! Виталий затравленно оглянулся. Пимен лежит за вазоном, прикрывая телом хозяина, и оба как минимум – ранены. Никифор убит, и есть ли у него запасной магазин – теперь не узнаешь. Оба нападавших лежат далековато, если только каким-то крюком пистолет-пулемет подцепить и вытащить к себе? А, есть трость хозяина! Распластавшись, буквально вжавшись в асфальт, Виталий начал продвигать трость к ремню лежащего на асфальте оружия. Шофер выстрелил снова, пытаясь попасть в руку Виталия. Еще чуток. Сейчас он поймет, что мне в него нечем стрелять и просто подойдет поближе… Словно услышав его мысли, шофер побежал в его сторону, продолжая целиться из карабина. «Не успеваю!» – в панике подумал Виталий. Сбоку грохнул выстрел, и голова шофера разлетелась кровавым облачком. Виталий увидел, как на миг приподнявшийся Пимен снова оседает на землю, выронив пистолет. Их было трое, или еще кто-то есть? Виталий быстро осмотрелся, но никого не обнаружил – даже посетители ресторана где-то попрятались. Наскоро прощупал пульс Никифора – нет, он мертв. Теперь Пимен – он жив, но истекает кровью. Хозяин тоже словил пулю и лежит без сознания. Был же еще водитель – Виталий обежал «ЗИМ», но тот лежал у распахнутой двери с простреленной головой. Ну, и что дальше? Вызывать скорую и милицию, или как она здесь называется?

– Эй, деревенский! – это простонал, приоткрыв глаза, Пимен, – Уходить надо!

Уходить – так уходить. Виталий обежал машины кругом – «Москвич» осел на простреленных шинах, но «ЗИМ» смотрелся вполне целым, не считая разбитых окон. Выпихнув убитого водителя на асфальт окончательно, он влез за руль. Хм, похоже на «Победу». Ключ, носком правого ботинка прожать кнопку стартера, пяткой – газ, завелась! Пыхтя от натуги, он затащил на заднее сиденье с трудом шевелившегося Пимена и бесчувственного хозяина.

– Аптечка! В багажнике! Кинь сюда – и гони, деревенский, гони! – просипел Пимен.

Чемоданчик с большим красным крестом нашелся в пустом багажнике сразу – Пимен принялся за раны, а Виталий запрыгнул на место водителя. Сцепление, передача кочергой на руле – как у наших, на себя и вниз? Угадал – машина рванула с места.

– Разворачивайся! – крикнул сзади Пимен.

Сильно накренившись, машина развернулась и устремилась прочь от реки. Мотор оказался мощным и тяговитым, но держаться на широком переднем диване было не за что, только за руль. Мелькнула надпись «Симеоновская площадь», улица нырнула под эстакаду метро.

– Направо!

Раньше сказать не мог? Контрсмещение, газ! Машина пошла боком, вписываясь в узкий проулок. По бокам мелькнули дома, улица повернула направо вдоль путей железной дороги, где Виталий еле разминулся от лобового столкновения с грузовиком.

– Направо, на путепровод!

Машина взлетела вверх к мосту, Виталий нажал на сигнал, и резко вписался в поток машин. Со всех сторон ему гудели, но он гнал, обходя машины то слева, то справа. Трамвайные пути, шедшие посередине улицы, ушли на левую обочину, и ехать стало легче. Справа потянулись корпуса военного госпиталя.

– На площади – налево, потом опять направо!

Перепрыгнув трамвайные пути, машина резким заносом развернулась, пронеслась мимо белой церковной ограды и правым поворотом ушла в сторону казарм.

– Кажется, никого за нами нет, – произнес Пимен, напряженно смотревший до этого в заднее стекло. – Давай правее, затем налево на Волочаевскую и до конца. И можешь уже не гнать, сейчас пойдут наши края!

И верно, уже через десять минут машина поворачивала в ворота на Школьной улице, над которыми висела вывеска «Рогожская транспортная артель».

Глава 1

1

Черная «Волга» полковника Блинова проехала по улице Кирова, обогнула памятник Дзержинскому, стоящий в середине одноименной площади и покатила вниз, между деревьев Новой и Старой площади. Встреча предстояла обязательная и, судя по всему, достаточно неприятная. По окрестным тротуарам шел куда-то по своим делам советский народ, даже не подозревая, что проходит мимо места, где решаются судьбы не только родной страны, но и многих стран, находящихся за тысячи километров отсюда. Силовые структуры могущественной советской империи существовали отнюдь не сами по себе, и даже всевластный в общественном сознании КГБ был так же подотчетен, как и все остальные. Но здесь, скромно и незаметно, обитали те, о ком не писали советские газеты, кто отчитывался о своей работе, по сути – самому себе, но кому отчитывались все остальные. Те, кто на самом деле держал в руках пульт управления огромной государственной машиной. Комитет партийного контроля при ЦК КПСС, последние десять лет, с 1966-го года, управлялся Арвидом Яновичем Пельше. Единственный случай, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС Иосиф Виссарионович Сталин решил пошатнуть власть партийных функционеров, выдвинув на первый план органы советские, закончились огромными толпами народа, пришедшими попрощаться с безвременно почившим вождем. Уже при Хрущеве произошло объединение Комитетов Партконтроля и Госконтроля, а руководство стало избираться Секретариатом ЦК КПСС. Таким образом, власть КПК стала абсолютной и неподотчетной никому.

Захлопнув дверь машины, Блинов подошел к подъезду, преодолел сопротивление тяжеленной входной двери с мощной пружиной, словно желавшей напомнить вошедшему о его незначительности, и молча вытерпел процедуру на пропускном пункте. Сегодня ему предстояло познакомиться с новым куратором отдела, вместо ушедшего на заслуженную пенсию давно привычного и предсказуемого Михаила Евграфовича. Согласно разведданным, его преемник прослужил долгие годы в аппарате Михаила Андреевича Суслова, прославленного идеологической нетерпимостью ко всему, что не входило в его картину мира, что не могло не наложить отпечатка и на его сотрудников.

Лестница, красная ковровая дорожка, тишина коридоров власти. Еще одна нарочито тяжелая дверь. Светлое пятно на месте старой таблички, новую еще не повесили. Тук-тук.

– Проходите, товарищ Блинов, – голос бесцветный, как и его хозяин, – Можете называть меня просто – «товарищ Петров».

«Надо же, как официально! А имени-отчества вроде, как и не нужно…» – Блинов пожал своему визави руку, напоминавшую живостью конечность манекена, и занял предложенное кресло. Сидевший перед ним человек какое-то время рассматривал его сквозь очки в золоченой тонкой оправе.

– Скажите, товарищ Блинов, – начал куратор, – Чем же все-таки занимается ваш отдел?

– Простите, – вздрогнул не ожидавший такого начала полковник, – У вас же должен быть допуск к материалам?

– Все это есть, – рука очертила круг над картонными папками, лежавшими на краю стола, – Но материалы оттуда напомнили мне скверную фантастику западного толка. И, если бы не личная беседа с Юрием Владимировичем, я бы счел это неуместным розыгрышем. Так что же, все это действительно имеет место быть?

– Как верно считает товарищ Андропов, это именно «имеет место быть», – нейтральным тоном подтвердил Блинов.

– И как это сочетается с базовым для нас понятием материализма, позвольте спросить?

– Самым наилучшим образом. Как вы могли заметить, никакая религия, и тем более – мракобесие в наших докладах не имеют место быть. Работаем исключительно на переднем рубеже советской науки, отыскивая необычные применения существующих и еще не открытых законов физики и химии.

– М-да? Впрочем, вы же один из Особых отделов, да еще и с научной группой. Что же тогда у вас вместо науки все больше погони с перестрелками?

– Увы-увы! – развел руками Блинов, – Приходится пресекать употребление искомых нестандартных методов отдельными несознательными личностями во вред народному хозяйству.

Полковник руководил отделом давно, канцелярским слогом владел не хуже собеседника и мог поддерживать подобную шизофреническую беседу часами, лишь бы на пользу дела. Теперь, после обмена ритуальными фразами, которые должны были выявить случайно затесавшегося в стройные ряды чужака, должен быть высказан какой-то подвох, создающий чувство вины перед куратором. И он не замедлил с появлением.

– Так, а что же у вас, товарищ Блинов, по идеологической части во вверенном вам отделе? – как бы невинно спросил куратор.

– Имеются комсомольская и партийные организации, проводятся собрания, взносы собираются в срок! – бодро отрапортовал полковник, – Есть кандидаты в члены партии из числа сотрудников!

– Читал, читал. Как-то все гладко у вас идет, как обычно нигде не бывает. И комсомольцы все такие ответственные, хоть картины с них пиши. Трудятся на благо страны, после работы вместе советские песни поют…

«Ага, вот теперь перешли к делу…»

– Например, есть у вас такие, – он зашуршал страницами блокнота, – Волков и Альтшулер. Или все же Альтов? Оперативный псевдоним, скажете? Ну, да ладно. Отлично исполняли на два голоса песню «Гляжу в озера синие, в лугах ромашки рву». Слышали такую?

– «Зову тебя Россиею, единственной зову». Конечно, знаю. Хорошая песня. А что в ней не так? – осведомился полковник.

– Все так, все так! Кроме исполнения на западный манер и припева «Уезжаю в Израиль!» Они что, всерьез туда собрались? Что они тогда делают в вашем отделе, спрашиваю я? – победно сверкнул очками куратор.

«Вот они оба у меня получат, Тарапунька со Штепселем хреновы!» – подумал Блинов, соображая на ходу: – Это лучшие оперативные сотрудники, в интересах работы им приходится изображать из себя шалопаев, дабы сбить с толку разрабатываемые объекты!

– И кого же они разрабатывали на дне рождения вашего же сотрудника Звонарева? Уже так с образом сжились, что выйти не могут? Как нелегалы, да? И это только единичный случай, про остальных тоже можно немало рассказать! А что за история с пропавшим сотрудником? Вы можете убедительно доказать, что он сейчас не на территории вероятного противника? А?

– Виноват! – изобразил раскаянье на лице Блинов, – Все указанные сотрудники получат выговоры!

– Маловато будет, выговоры! Ваши сотрудники должны продемонстрировать, что они настоящие комсомольцы и коммунисты, а не только на бумаге! А главное – жду от вас раскрытия настоящего громкого дела, доказывающего серьезность и нужность вашего отдела!

– Прошу прощения, громкого – не получится! – развел руками Блинов, – Все наши разработки подходят под определение государственной тайны.

– Думаю, вы поняли мою мысль! – отрезал куратор, – Не смею вас больше задерживать.

– Счастливо оставаться, товарищ Петров, – ответил полковник.

«На первый раз – пронесло. А дальше – что-нибудь придумаем. Наше дело правое, победа будет за нами», – вышедший на улицу полковник расправил плечи, вдохнул пыльный московский воздух и впервые улыбнулся.

2

В тяжелом плаще, развевающемся как черные крылья за спиной, он стоял у каменного парапета на краю крыши и улыбался. Город лежал, поверженный к его ногам. Узкий серпик луны освещал широкие прямые проспекты и узкие изогнутые переулки старого города. И тени, тени везде. Тени естественные, порожденные дневным или ночным светилом. И другие, шевелящиеся словно щупальца, заглядывающие в окна, ищущие оставшихся в городе живых. Сзади, за спиной, замерла свита, страшащаяся невольным движением или шумом прервать затянувшееся молчание господина. Завтра никчемные людишки приползут с изъявлениями покорности и ключами от их жалкого города. Людишки, чьи жизни оказались такой хорошей пищей. Их властитель отчего-то решил, что он станет мощным оружием в распрях с такими же недоумками – соседями. Это он-то, один из расы Господ. Теперь нет ни жалкой страны, ни соседей. Только на севере остались непокоренные, но это дело недалекого будущего…

Он сделал незаметный знак рукой, и рядом возник силуэт в коричневом плаще с капюшоном.

– Что прикажете, господин? – один из лучших преданных слуг, даром что человечишка.

– Завтра мы пойдем дальше. Оставь здесь руководителей из людишек, пусть думают что все закончилось, пусть плодятся и размножаются, – он усмехнулся, – А в середине города пусть поставят мемориал по невинно, хм, замученным. Пусть ходят и поклоняются им.

– Осмелюсь спросить, для чего этот мемориал, мой господин?

– Бесплотным тоже нужно чем-то питаться. – Он бросил последний взгляд на затаившийся город и пошел прочь…

– Гена, Гена, вставай, ты же все проспал!!!

– Ммм?

Разлепив с трудом веки, Геннадий попытался сфокусироваться на окружающей обстановке. Большую часть поля зрения занимало озабоченное женское лицо с пухлыми щечками. Наташа, жена. Он застонал и рывком сел на кровати. Реальный мир постепенно занимал подобающее ему место. Низкий потолок, убогая мебель. Тесная комната в пятиэтажке на Нижегородке. Все, как всегда.

– Опять эти сны? – озабочено спросила Наташа.

– Да, – прохрипел он пересохшим ртом, – Сколько времени?

– Много! Тебе на работе уже через полчаса быть надо! Я тебя никак добудиться не могла!

– Вот же черт! – Геннадий помчался в санузел, пытаясь одновременно чистить зубы и намыливать щеки для бритья. Получалось одинаково плохо. Наконец, махнув рукой на недобритую щеку, он выскочил обратно, влез в плохо выглаженный костюм, сунул галстук в карман и побежал к выходу.

– Оболтус в школе? – на ходу спросил он жену.

– Лето же, каникулы, – растерянно ответила та.

– Да точно. До вечера! – он выбежал на лестницу и заскакал по ступенькам вниз.

Квартал пятиэтажек, выстроенный между Нижегородской и Новорогожской улицами давно проснулся и занялся своими привычными делами. Бегали по дворам дети. Рассевшиеся на лавочках старушки провожали бегущего Геннадия задумчивыми взглядами.

– О, здорово, кого я вижу! – вот только этого не хватало! Неизвестно откуда взявшись, путь преградил Вован, сосед с первого этажа. На красной небритой роже светилась искренняя радость нечаянной встречи.

– Геннаха, дружище! – Вован широко раскрыл объятия, обдав Геннадия сложным выхлопом утреннего перегара, – Как же я рад! Шел, думал – кто же мне даст полтинник с утра, а тут – ты! Дай, я тебя обниму!

– Вова, ну я же не бухгалтерия! – попытался вывернуться Геннадий, но тот знал свое дело крепко и жертву выпускать не собирался.

– Ну, я же тебе отдам! С получки. Или еще с чего-нибудь. Мы же друзья, Геннаха?

– Ага, с пенсии… – Геннадий вытащил из кармана пятьдесят копеек, бывших ровно половиной приготовленного на обед рубля. Отказать, как обычно, не хватило духа, и Вован об этом отлично знал.

– Спасибо тебе, дружище, выручил рабочий класс! – с чувством произнес Вован, но Геннадий уже бежал к остановке.

Ну вот! Сто шестой автобус уже уехал и весело моргал желтым огоньком, поворачивая направо в Калитники. Семьдесят четвертого тоже не видно, одни троллейбусы равнодушно катили мимо. Затравленно оглянувшись, Геннадий помчался через район напрямую.

Хладокомбинат, на котором работал Геннадий, напоминал своим видом средневековый замок, возвышающийся темно-красными кирпичными стенами между жилым районом и Калитниковским кладбищем. Но замок этот жил какой-то странной жизнью, качая в своих венах – трубопроводах аммиак, выдыхая жар из теплообменников, впуская и выпуская из ворот погрузчики. Храня от теплого лета за мощными стенами вечный холод своего сердца – гигантских холодильных камер.

Проскочив проходную, Геннадий резко сбавил ход, надеясь, что его примут за давно присутствующего на работе и идущего по каким-то важным служебным делам. Но не тут-то было, завернув за угол, он наткнулся на крайне недовольного главного инженера.

– А, Скрябин! Где ты ходишь? – главный инженер даже не пытался скрывать раздражения, – В первом холодильная установка не работает, если мороженое потечет – отвечать будешь ты!

Да что за утро такое! Геннадий помчался к воротам с выцветшей цифрой «1», но был окликнут снова, уже с другой стороны.

– Скрябин, подождите! – по двору вышагивала Мефодьевна из профкома. Игнорировать ее было крайне нежелательно, ибо от нее зависели многие блага, распределяемые в коллективе ею лично, и цену себе она знала более чем. Формально она числилась в бухгалтерии, бывала там только мимоходом, и злые языки говорили про нее, что считать она умеет только деньги в своем кошельке.

– Скрябин, вы писали заявление на путевку в санаторий! – не то спросила, не то утвердила Мефодьевна, – Так вот, вместо восьми путевок нам дали только шесть, так что вам – не досталось!

«Почему не досталось снова именно мне?» – хотел спросить Геннадий, но только жалко кивнул и ответ и побежал дальше.

За сдвижными дверями, открывавшимися на погрузочную рампу, царила привычная суета. Взад-вперед носились погрузчики, из открытых дверей морозильных камер вырывались клубы пронизывающего холодом тумана. Около одной из камер возились матерящиеся электрики.

– О, Палыч! – приветствовал Геннадия бригадир, – Ты тоже примчался? А тут по твоей части ничего и нету! Погрузчик, дебил косорукий, кабель зацепил, коротыш нам устроил! Хорошо, сам жив остался. Мы пока времянку кинули, вон висит, к обеду все восстановим, как и было!

Да, действительно, между столбами висел кое-как закрепленный кабель с торчащими в разные стороны скрутками. Но камера работала, и это было главное. Геннадий прошелся взад-вперед, прислушиваясь и приглядываясь, дабы обнаружить потенциальные проблемы. Левая нога внезапно заскользила, он чертыхнулся, но на ногах удержался. Пригляделся – на полу тянулась отчетливая дорожка из маслянистых капель. «Опять у какого-то погрузчика гидравлика течет! Они же сами по ней юзом катятся! Как еще крупной аварии не устроили! – Геннадий шагнул было в сторону выхода, чтобы высказать претензию их начальнику, но вовремя одумался: – Скажет, что запчастей нет, а работать надо. Вот ведь…»

Словно в ответ его мыслям, через весь морозильный склад пронесся грохот падающих поддонов. Он вздрогнул, разворачиваясь на звук, и наступил на лужицу второй ногой. Пол вывернулся из-под ног, Геннадий бестолково замахал руками, схватился за что-то подвернувшееся и повис на этом.

– Осторожно! – донесся полный ужаса крик электрика.

Кабель времянки, за который ухватился Геннадий, рассоединился, рука скользнула к оголенному участку, и мир утонул в яркой вспышке, сменившейся полной темнотой.

3

Утро застало Виталия в щелястом сараюшке, куда его определили на ночь. Спал он на каких-то ящиках, спасибо хоть, что матрац и одеяло выделили. Впрочем, иного отношения к непонятно откуда появившемуся в критический момент деревенщине, за которого его принимали, он и не ожидал. В общем, его убедительно попросили сидеть и не высовываться, пока все не утихнет, и определили в этот сарай с минимальными удобствами, не забыв навесить на дверь замок. На дворе уже началась какая-то деятельность, скоро должны были вспомнить и о нем, а пока что Виталий размышлял о более-менее убедительной легенде своего неожиданного появления в «параллельной Москве».

Откуда он мог появиться, раз его приняли за старообрядца? Где в этом мире могут быть глухие кержацкие деревни? Наверно там же, где и у нас? Срочную службу Виталий служил во Внутренних войсках в низовьях Енисея, где и слышал и сам видел много деревень ушедших в прежние времена от государства людей старой веры. Он даже припомнил названия енисейских притоков, что должно было придать его повествованию убедительности. Вот только с молитвами у него было туго. Деревенская бабушка пыталась пару раз взять его с собой в церковь, но уговорить юного пионера Виталика ей так и не удалось. Что же она там бормотала? Вот ведь незадача…

Наконец, в замке заскрежетал ключ, и в дверном проеме появилось бледное, но улыбающееся лицо Пимена.