Kitabı oku: «Фердинанд Мари де Лессепс. Его жизнь и деятельность», sayfa 3
Глава II. Миссия в Рим
Италия в 1849 году. – Положение, занятое Францией. – Победа австрийцев при Новаре. – Речь Одилона Барро в палате. – Ответ парламентской комиссии. – Кредит на экспедицию. – Французы в Чивитавеккье. – Декларация французского корпуса. – Адрес муниципалитета. – Отношение к французам римского собрания. – Протест из Рима. – Прокламация Удино. – Осадное положение в Чивитавеккье. – Прокламация префекта. – Нападение французов на Рим. – Неудача. – Буря во французской палате. – Назначение Лессепса. – Приезд его в Рим. – Перемирие. – Первый проект соглашения. – Новая редакция проекта. – Начало недоразумений с Удино. – Декларация Лессепса римским властям. – Удино готовится к осаде. – Новые хлопоты Лессепса о примирении. – Декларация Удино. – Отозвание Лессепса. – Отношение к нему французского правительствапо возвращении из Рима. – Лессепс как политик
Положение Апеннинского полуострова в 1849 году было такое: с севера победоносно наступали австрийцы, папа бежал в Гаэту, в Папской области провозглашена республика, которой грозил с юга Неаполь. Эти события живейшим образом затронули Францию. Еще в то время, когда австрийская армия грозила границам Пьемонта, Национальное собрание, пользуясь своим правом, пригласило министерство принять какое-нибудь решение и, между прочим, уполномочило его, если оно признает это в интересах Франции, занять временно какой-нибудь пункт итальянского полуострова. Вскоре после этого пришло известие о поражении пьемонтской армии в битве при Новаре. Необходимость вмешательства в итальянские дела становилась очевидной, и потому на заседании 16 апреля 1849 года президент совета Одилон Барро испросил кредит в миллион двести тысяч франков на три месяца для покрытия расходов экспедиции.
“Австрия, – сказал президент, – пользуется плодами своей победы и по праву сильного может завладеть государствами, более или менее заинтересованными в войне между ней и Сардинией. Впечатление этих событий ощущается в Центральной Италии. Имеющиеся у нас сведения говорят о серьезном кризисе в римских провинциях. Франция не может остаться равнодушной к этому. Покровительство нашим соотечественникам, забота о поддержке нашего влияния в Италии, желание обеспечить римскому населению хорошее правительство, основанное на либеральных учреждениях, – все это заставляет нас воспользоваться полномочием, которое вы возложили на нас… Мы позволяем себе утверждать, что из факта нашего вмешательства проистекут действительные гарантии и для интересов нашей страны, и для дела истинной свободы”.
Еще определеннее выразился докладчик комиссии, изучавшей вопрос о вмешательстве Франции.
“Из объяснений, – сказал он, – данных господином президентом совета и министром иностранных дел (Друэном де Люисом), становится очевидно, что правительство не желает навязывать Франции роль разрушительницы существующей в настоящее время Римской республики… Дочь народной революции, Французская республика не могла бы, не опасаясь унижения, способствовать подчинению независимой национальности. Но так как Пьемонт пал и императорская армия угрожает Тоскане и Романье, в силу права войны и привилегии победителя, и так как вследствие этого может иметь место самая жестокая реакция, то Франции необходимо, дабы не отказаться от своих принципов, водрузить свое знамя в Италии, чтобы под ним уважались права человечества и хотя бы отчасти была спасена свобода. Комиссия поняла, что, возлагая на исполнительную власть право занять часть Италии, которой теперь угрожают, вы ей поручите положить предел притязаниям Австрии и своим вмешательством, при поддержке силы нашего оружия, окончить раздоры, которые еще угнетают полуостров и которые наш интерес и наш долг повелевают разрешить наиболее благоприятным образом для развития демократических учреждений”.
Президент совета соглашался с этим заключением комиссии. Таким образом, дело шло не о разрушении Римской республики, а лишь о защите ее от натиска реакции в лице Австрии. Именно так поняло намерения правительства Национальное собрание, и потому кредит на экспедицию был вотирован.
Во исполнение этих намерений решили занять город Чивитавеккья и послали туда экспедиционный корпус под начальством генерала Удино. Сутками раньше туда же уехали французские уполномоченные, чтобы подготовить почву для оккупации и объясниться с префектом Чивитавеккьи. После переговоров и некоторых затруднений они решили издать прокламацию к римскому населению и в ней разъяснить истинные стремления Франции.
“Правительство Французской республики, – говорилось в этой прокламации, – постоянно одушевленное духом свободы, объявляет, что будет уважать желания большинства римского населения и вступает на его территорию в качестве друга, дабы поддержать свое законное влияние. Оно решило, кроме того, не навязывать этим народностям никакой формы правления, которая не будет избрана этими народностями. Что касается управления Чивитавеккьей, то оно будет сохранено со всеми его атрибутами, а французское правительство покроет все издержки, вызванные экспедиционным корпусом”.
За этим объявлением последовал адрес муниципальных властей Чивитавеккьи, в котором выражалось доверие к лояльности Франции и ее покровительству свободе, впрочем с оговоркой – обратиться в противном случае ко всем европейским державам. Совсем иначе взглянули на французскую экспедицию римское национальное собрание и правительство в лице триумвирата Маццини, Саффи и Армелини. Извещенные о приближении французского корпуса, они заявили в Чивитавеккью, что нельзя принять дружелюбно вмешательство, казавшееся вначале враждебным, и предлагали городу сопротивляться до последнего. Было, однако, уже поздно. Французские войска уже расположились лагерем на площади Чивитавеккьи. Впрочем, внешние знаки солидарности были сохранены. Караульную службу несли отчасти французские, отчасти римские солдаты, на площади посадили “дерево свободы” и на вершине его водрузили трехцветное знамя Франции и знамя итальянской независимости.
25 апреля, в момент, когда французские войска высаживались в Чивитавеккье, римское собрание обратилось к генералу Удино со следующим протестом:
“Римское собрание, взволнованное угрозой занятия республиканской территории, убежденное, что это занятие, не вызванное отношением Рима к Франции и которому отнюдь не предшествовало какое бы то ни было извещение со стороны французского правительства, может иметь последствием анархию в стране, теперь спокойной, хорошо управляемой и опирающейся на сознание своих прав и согласие своих сограждан; что это занятие нарушает в то же время права людей, желания французской нации, выраженные в ее конституции, и братские отношения, которые должны связывать две республики, – протестует во имя Бога и народа против этого неожиданного нашествия, объявляет свое твердое решение сопротивляться и возлагает на Францию ответственность за все последствия”.
Появление этого протеста вполне оправдывалось положением дел. Занятие Чивитавеккьи оказалось только первым актом французского вмешательства, а главной целью его было занятие Рима. Это стало вполне очевидным после воззвания Удино на другой день по высадке французов в Италии.
“Римские граждане! – говорилось в этом воззвании. – Корпус французской армии высадился на вашей территории. Он не имеет целью ни причинять вам притеснений, ни навязывать вам правительства, нежелательного для вас. Напротив, он намерен охранять вас от серьезнейших несчастий.
Политические события в Европе делают неизбежным появление иностранного знамени в столице христианского мира. Французская республика, внося свое знамя раньше других, выражает тем блестящее доказательство своей симпатии к римской нации.
Примите нас как братьев, мы оправдаем это имя. Мы будем уважать ваши личности и имущество, мы покроем все ваши издержки и таким образом договоримся с существующими властями, дабы наша временная оккупация не причинила вам никакого стеснения. Мы будем уважать военную честь ваших войск, повсюду присоединяя их к нашим для обеспечения порядка и свободы.
Римляне! Мое личное расположение принадлежит вам, если вы послушаетесь моего голоса. Если вы доверитесь моему слову, я всецело посвящу себя интересам вашего прекрасного отечества”.
Между тем намерение Римской республики сопротивляться становилось все более несомненным. В положении французов тоже происходит перемена. В Чивитавеккье объявили осадное положение, заняли крепость, обезоружили итальянский гарнизон и арестовали сто пятьдесят ящиков с ружьями, которые направлялись в Рим. В то же время муниципальным властям запретили собираться для политических обсуждений. На этот раз протестуют уже в Чивитавеккье… Префект Мануччи издал прокламацию, в которой указывал на несогласуемость мирных заявлений с последними мерами Удино, и заявил, что уступает только силе. Вслед за этим Мануччи был арестован и заключен в крепость, потому что французы перехватили его переписку с римскими властями.
Готовилось наступление на Рим. Из Гаэты, где находился папа Пий IX, писали, что французов встретят в Риме с распростертыми объятиями, а триумвиры, со своей стороны, обещали энергичное сопротивление. Что касается Удино, то он больше верил первому, чем второму, и 30 апреля подступил к столице республики. Однако ожидания генерала не оправдались: римляне, с помощью Гарибальди, оказали такое сильное сопротивление, что французы отступили с потерями.
Весть об этом подняла в Париже целую бурю. Национальное собрание грозило свергнуть не только министерство, но самого президента республики, будущего императора Наполеона III. Как показали дебаты, собрание допускало занятие Чивитавеккьи даже силою, но затем предполагало выжидание, а не поход на Рим. Поэтому оно пригласило правительство принять необходимые меры, чтобы экспедиция в Италию не отклонялась более от поставленной цели. Таково же было и мнение Одилона Барро.
