Kitabı oku: «Играй!»

Yazı tipi:

Плейлист

Arctic Monkeys – Mardy Bum
Melanie Martinez – Alphabet Boy
Harry Styles – Sunflower, Vol. 6
5 Seconds of Summer – Monster Among Men
V–Christmas Tree
Tessa Violet – Crush
Cigarettes After Sex – Apocalypse
Halsey – I HATE EVERYBODY
Rex Orange Country – Sunflower
Taylor Swift feat. Ed Sheeran – Everything Has Changed
Bella Thorne – Walk With Me
MARINA – About Love

1

В тишине кабинета, настолько напряженной, что ее можно было резать ножом, раздался трогательный шмыг носом. Мужчина, сидящий в кресле за письменным столом, только сильнее нахмурился. Паренек, стоящий напротив, не решался встретить его взгляд и выглядел настолько виноватым, что даже его светлые кудряшки, которые обычно торчали во все стороны, печально поникли.

– Простите, мистер Уилсон, – опустив голову, промямлил Марк. Его голос был полон искреннего сожаления, и даже человек в сто раз более черствый, чем мистер Уилсон, не смог бы не посочувствовать ребенку. Но в то же время он страшно злился. Наверное, даже не на самого Марка, а на ситуацию… в целом. На то, какой глупой, безнадежной и безнадежно глупой она была.

Он запустил пальцы в волосы, портя идеальную укладку, и с отчаянием посмотрел на стушевавшегося ученика, прискaкавшего в его кабинет на костылях и едва не ставшего причиной его сердечного приступа. Это ощущение, как будто его столкнули с обрыва, мистер Уилсон вряд ли когда-нибудь забудет.

Чем дольше он смотрел на Марка, тем меньше в нем оставалось разумной сдержанности.

– За месяц до премьеры… – обессиленно выдавил из себя мистер Уилсон, уставившись в пустоту, и в его взгляде появилось что-то безумное – так, наверное, выглядят гениальные ученые, когда их опыты дают не те результаты, которых они ожидают. – Главный герой, Марк! Ты – главный герой!

Марк наконец собрался с силами и поднял на учителя круглые небесно-голубые глаза, блестящие от готовых пролиться слез. От чувства вины у него сжалось горло. Ну кто же знал, что не стоило поддаваться уговорам Дэнни, который имел наглость называться его лучшим другом, и прыгать с качелей! Это все было из-за него!

«Да брось, даже у Джейсона это получилось, а он ведь стоя на одном месте может упасть».

Вот Марк и сиганул с качелей на полном ходу, не желая показаться слабаком. А когда понял, что дело плохо, испугался не столько боли, сколько реакции мистера Уилсона – вполне понятно почему.

– Я все еще могу исполнить какую-нибудь роль… – неуверенно предложил он, и его голос дрогнул в конце.

– Ну с такой ногой разве что роль дерева, – с горечью глядя на его загипсованную ступню, пробормотал мистер Уилсон.

Марк снова опустил голову, теперь еще ниже, и кончики его ушей, торчащие из-под шапки кудрявых волос, окрасились в насыщенный алый.

Мистер Уилсон не был жестоким, напротив, он был одним из самых понимающих и спокойных учителей в школе, но в этот момент ему страшно хотелось треснуть увесистой папкой прямо по этой виноватой макушке. Они так долго искали актера на главную мужскую роль, и Марк подходил идеально, а тут такое! За месяц до премьеры! Когда на кон поставлена честь Джона Уилсона!

Мужчина обессиленно откинулся на спинку кресла, прикрыв лицо рукой.

– Мистер Уилсон, – жалобно протянул Марк, от стыда не знающий, куда себя деть.

– Уйди с глаз моих, – уныло пробурчал он. – И завтра чтобы как штык на репетиции. Будешь играть дерево.

Все равно других актеров для массовки у них нет.

Приободренный Марк глубоко поклонился в знак сожаления, сшибая со стола мистера Уилсона стаканчик с карандашами. Тут же торопливо потянулся его поднять и уронил костыль, который упал прямо на горшочек с искусственными цветами, благо тот был пластмассовым и не разбился.

Марк, чуть не плача, принялся снова извиняться, и мистер Уилсон, вскочив и быстро обогнув стол, подал ему костыль и подтолкнул к выходу, чтобы он, не дай бог, не разнес его кабинет в искреннем порыве искупить вину.

– Иди, иди, не раздражай меня лишний раз!

Марк упрыгал за дверь, к счастью, не принося больше никаких разрушений. Но, судя по грохоту, раздавшемуся снаружи через пару секунд после того, как он скрылся из виду, его удача продлилась недолго.

Джонатан Уилсон вернулся в свое кресло, потирая виски кончиками пальцев. Это была катастрофа. Настоящая катастрофа. Директор со скрипом согласился на эту постановку, выделил настолько мало финансов, что ему приходится добавлять из своего кармана. Их школа с уклоном в точные науки – «О какой музыкальной постановке может идти речь!».

Но мистер Уилсон знал, что ребята из театрального кружка, которых было всего восемь, искренне загорелись этой идеей, и для некоторых из них это был последний год, поэтому он твердо решил отстоять их право выступить на главной школьной сцене хотя бы раз. Это значило, что на премьеру действительно собрался бы полный зал, и ребята смогли бы показать себя не только перед мистером Уилсоном и его мамой, которую он иногда приглашал.

До этого они вечно получали отказы: их планы сбивали то конференции, то математические конкурсы, то еще какая-то ерунда, из-за которой мистер Уилсон спрашивал себя, зачем он вообще устроился учителем музыки в школу с техническим профилем.

Он любил детей из театрального кружка всем сердцем, они долгое время были вместе и крепко привязались друг к другу, но была одна проблема – петь из них умели только двое.

Один из них был вовсе не один, а одна, и на мужскую роль, может, и сгодилась бы, если бы им не нужна была еще и женская, поэтому она сразу была утверждена на нее. А второй – Кристофер Андерсон – наотрез отказывался играть главного героя, как бы они его ни уговаривали.

Марк пришел к ним после того, как они развесили по всей школе объявления о пробах на роль основного мужского персонажа. Как оказалось позже, желание его было отнюдь не добровольным; просто его дружок Дэнни снова взял его на слабо.

Впрочем, они все равно утвердили его в тот же момент, как он начал петь; во-первых, потому что у Марка был хороший голос, а во-вторых, потому что никто больше не пришел и выбирать было не из кого.

Они готовились с сентября, и премьера была назначена на январь – за день до Зимнего бала. И вот сейчас, в начале декабря, Марк посмел заявиться к нему в кабинет со сломанной ногой, потому что его, видите ли, в очередной раз взяли на слабо!

Мистер Уилсон драматично схватился за голову.

Что же ему делать? Где найти кого-то, хоть отдаленно умеющего петь и играть, кого-то, готового за месяц выучить весь сценарий и отработать его? Ведь ученики все-таки заняты учебой, а работы потенциальному актеру предстоит немало, так кто может согласиться на такое?

Мистер Уилсон уже и сам был бы готов выйти на эту многострадальную сцену, вот только его по голове не погладят, когда он будет целоваться с ученицей, даже если это нужно по сценарию.

Он долго сидел в кабинете, раздумывая над возможными выходами из ситуации.

Кристофера уговаривать было бессмысленно, парень был слишком упертым, в этом мистер Уилсон за годы работы с ним убедился сполна. Может, стоило уговорить его петь за кулисами, пока кто-нибудь на сцене просто открывал бы рот…

Но мистер Уилсон уже распределил роли среди ребят, если устраивать рокировку, то все могло получиться куда хуже. К тому же он не был уверен, что хоть кто-то будет рад получить главную роль теперь, учитывая, сколько работы они вложили, чтобы вжиться в своих персонажей, и сколько работы потребуется, чтобы делать это заново.

От невеселых мыслей гудела голова.

Просидев бесцельно еще полчаса, мистер Уилсон, наконец, поднялся. Утро вечера мудренее, да? Может быть, утром в их школу переведется какой-нибудь неограненный алмаз, будущий Сэм Смит, который войдет в их репетиционную и осветит сиянием жалкую жизнь Джона Уилсона…

Или, может, попробовать более нереальный вариант и снова попытаться поговорить с Кристофером? Может, он сжалится? Верится с трудом, но попытка не пытка. Тем более, положение дел действительно отчаянное, а серьезные времена требуют серьезных мер.

Он вышел в уже опустевший коридор, закрывая дверь кабинета на ключ, и понуро поплелся к выходу. Все его волнующее ожидание премьеры превратилось в непосильный груз, давящий на плечи. Как он должен сообщить об этом ребятам? Они были так воодушевлены подготовкой к первой в жизни постановке, так где найти силы их разочаровать?

Эхо его шагов гулко отдавалось в тишине. Было что-то волнующее и немного пугающее в школе, из которой ушли ученики, навевало печальные, тоскливые мысли…

Мистер Уилсон наткнулся взглядом на объявление об их музыкальной постановке, разрисованное и исписанное неприличными словами, и его настроение упало еще ниже. Важная оговорка, по которой поиски исполнителя главной роли значительно усложнялись: в театральном кружке собрались не особо популярные ученики. Ладно, мистер Уилсон просто тактично смягчил; в кружке были одни неудачники, которых вечно шпыняли и которые только под его крылом чувствовали себя спокойно и раскованно. Возможно, Марк сломал ногу специально…

Да нет, такого не могло быть. Быть участником единственного творческого кружка в школе точных наук, конечно, непростая доля, но не настолько же! Да и Марк вроде быстро освоился в их компании и искренне наслаждался репетициями.

Вот это было еще одной причиной, по которой он так боролся за постановку, – возможно, это помогло бы ученикам немного раскрыться, показать, на что они способны. И теперь все так глупо срывалось из-за дурости Марка и его неизменного компаньона Дэнни.

Когда мистер Уилсон окончательно приуныл, до него вдруг донесся голос. И не просто голос, а поющий голос. И не просто поющий голос, а очень хорошо поющий голос.

Неограненный алмаз! Будущий Сэм Смит!

Мистер Уилсон замер как хищник, почуявший добычу.

Голос был низкий, густой, будто бархатный; мистер Уилсон уже видел обладателя этого голоса исполняющим главную роль на сцене, уже слышал аплодисменты, раздающиеся после его выступления, уже был ослеплен сиянием софитов и свалившейся на их кружок славы – вот насколько этот голос был хорош!

Он пошел на звук, словно дрессированная ищейка, по стенке подбираясь к дверям мужской раздевалки, к которой вел чуткий слух.

Мистер Уилсон прислушался, и его унесло на волнах чужого пения в светлое будущее, в котором ему удалось уговорить загадочного незнакомца поучаствовать в их постановке, после оглушительного успеха которой директор признаёт значимость кружка, а его ребят перестают задирать одноклассники.

Но пение вдруг оборвалось, и спустя пару минут к двери с той стороны приблизились шаги. Мистер Уилсон, почувствовав себя героем крупнобюджетного детектива, рванул за угол, притаившись, чтобы раскрыть личность талантливого незнакомца.

И последняя надежда умерла под звук его разбившегося сердца (мистер Уилсон всегда был немного драматичным), когда из раздевалки вышел не кто иной, как Теодор Хейз – капитан их волейбольной команды.

У мужчины даже не было сил удивиться тому, что этот парень умеет петь, настолько разочарован он был.

Мистер Уилсон лично видел его с фломастером, пока тот пририсовывал рожки лицам актеров на их мини-афишах. Он помнил, как Теодор задирал его ребят, заставляя их спеть пару строчек на камеру, чтобы «прославиться в интернете». Или как прокрадывался со своими дружками на репетиции и срывал их нескончаемыми издевательскими комментариями и гоготом.

Честно говоря, если бы из этой двери вышел директор, его бы было проще уговорить попробоваться на главную роль, чем Теодора Хейза.

Честно говоря, Теодора Хейза и уговаривать-то не хотелось.

Мистер Уилсон старался относиться ко всем ученикам с одинаковой доброжелательностью, да и в целом был терпеливым и сдержанным человеком, но этот избалованный высокомерный мальчишка, накормивший свое эго до отвала родительскими деньгами и школьной популярностью, даже в нем не вызывал ничего, кроме глухого раздражения.

Но его голос…

Мистер Уилсон встряхнул головой, отгоняя эти мысли. Проще снова начать доставать Кристофера, чем подступиться к Теодору Хейзу.

Проглотив колючий комок сожаления, он вышел из дверей школы, чтобы полноценно предаться своей печали с банкой мороженого и очередной серией «Друзей» на фоне.

Тем временем задержавшийся в коридоре Теодор с мстительным рвением, высунув язык от усердия, пририсовывал бороду Кристоферу, изображенному на одной из мини-афиш. А потом, разозлившись непонятно на что, просто сорвал афишу, по пути выкинув ее в урну.

* * *

– В этот раз тебя не спасут даже родители! – надрывался мистер Джонс, брызжа слюной на Теодора, развалившегося в кресле и с легкой ухмылкой смотрящего на директора. Тот навис над ним, усиленно краснея и срывая голосовые связки, но ученику, казалось, не было до этого дела – он выглядел так, словно по меньшей мере находился на курорте. Его забавлял вид вышедшего из себя Гарри Джонса, молодого опрятного мужчины, который обычно являл собой образец спокойствия. – Устроить ночью в школе вечеринку! Да ты будешь отчислен!

Запнувшись об эти слова и насмешливо вскинутые брови Теодора, мистер Джонс поправился:

– Я назначу тебе самое суровое наказание!

Теодор фыркнул и закатил глаза. Одно наказание, два, хоть десять – пока его родители спонсируют эту школу, он неприкосновенен.

Внезапно раздался стук в дверь, прервавший бесконечную тираду директора, которую Теодор все равно пропускал мимо ушей, и они оба отвлеклись.

– Кто там? – прорычал мистер Джонс, забыв сменить тон, и лицо учителя музыки, заглянувшего внутрь, приняло крайне сконфуженное выражение.

– Прошу прощения… – растерянно пробормотал он.

– Проходите, – позволил мистер Джонс, решая, что ему все равно нужно отвлечься, пока он не выплюнул легкие в попытке вбить в Теодора невбиваемое. – Что случилось?

– Могу я поговорить с вами наедине? – попросил мистер Уилсон, бросив красноречивый взгляд на Теодора, с неприличным любопытством смотрящего то на одного, то на другого.

– Пшел вон! – шикнул мистер Джонс на ученика, приглаживая растрепавшиеся в порыве праведного гнева волосы.

– Не разговаривайте со мной так, – возмутился Теодор, но все же поспешно ретировался, решая не испытывать судьбу и не желая проверять, как долго кодекс «не бить учеников» способен сдерживать директора.

– Сил никаких нет, – пожаловался мистер Джонс мистеру Уилсону. – Ему хоть в лоб, хоть по лбу. Устроил в школе вечеринку! Ночью! И ведь не отчислить, его отец вложил в школу больше денег, чем мэрия. И ремонт летний обещал проспонсировать… Ну вот какое наказание ему назначить? Он вечно заставляет кого-то работать за себя, а потом с честными глазами утверждает, что работал сам… – Он спохватился, вспомнив, что учитель пришел по своему вопросу и явно не планировал выслушивать жалобы директора. – Так что там у вас?

Обеспокоенное выражение лица мистера Уилсона сменилось на хитрое. Он расплылся в лукавой улыбочке, делающей его похожим на шкодливого ученика, подобрался ближе к ослабленному выходками Теодора директору.

– Мистер Джонс, я знаю, какое наказание вы можете назначить Теодору, – многообещающе начал он, – и будьте уверены, он точно не сможет его избежать.

Гарри Джонс, который уже потерял всякую надежду справиться с бесчинствами Теодора, заинтересованно вскинул брови, и приободренный такой реакцией мистер Уилсон изложил ему свою идею.

Директор воспринял ее с удивительным энтузиазмом и, как только учитель закончил, пригласил Теодора обратно в кабинет.

Теодор развалился на стуле, но в этот раз у Гарри Джонса не задергался глаз от одного его самодовольного вида. Он медленно сел в свое кресло. Сложил ладони на столе. И озвучил наказание, которое его ожидало, с мрачным удовлетворением наблюдая за тем, как с лица Теодора сползала улыбка.

– Нет! – повысил голос он, вскакивая хлопая ладонями по столу, что не лезло ни в какие этические рамки, но ему было абсолютно все равно. – Я не стану этого делать! Да я лучше сдохну!

Но теперь мистер Джонс был обезоруживающе спокоен. Они словно поменялись местами: Теодор раскраснелся от бурлящего внутри гнева, а директор только усмехался в ответ на все его выпады, наслаждаясь безоговорочной победой.

Стоящий позади директорского кресла мистер Уилсон переводил встревоженный взгляд с одного на другого, уже жалея о том, что предложил это все директору. Идея возникла у него спонтанно, когда мистер Джонс обмолвился о наказании. Вообще-то, изначально он пришел, чтобы сказать, что отказывается от постановки, потому что все утро потратил впустую, уговаривая Кристофера. То, что тут оказался Теодор, то, что он провинился и ему требовалось наказание, – было чистой случайностью. Очень удачной для мистера Уилсона случайностью. Однако теперь, видя, как это загнало Теодора в тупик, он снова начал в своей удаче сомневаться.

Если ученик настолько против, есть ли вообще смысл его заставлять? Это же, в конце концов, творчество, а не мытье полов, где и без особого желания справиться можно. Но директор, кажется, был настолько вдохновлен мыслью о том, что наконец-то сможет его наказать, что отступать был не намерен.

Теодор продолжал возмущаться, потом начал кричать, потом принялся умолять поменять наказание и только когда не получил абсолютно никакой реакции от директора, сдался и обессиленно замолк.

– Закончил? – на всякий случай уточнил мистер Джонс, непоколебимо выстоявший все крики и мольбы, подался вперед, упираясь подбородком в переплетенные пальцы, и добродушно улыбнулся. – Тогда повторим еще раз: ты берешь главную роль в постановке мистера Уилсона, усердно готовишься к ней, выступаешь через месяц на сцене, и я забываю все, что ты натворил за этот год. А если ты откажешься, я сообщу в нужные инстанции о том, что ты вломился ночью в школу. Тебе, конечно, ничего не будет, но вот у твоих родителей седых волос на голове прибавится. Как думаешь, что сделает твой отец, когда узнает об этом? Закроет глаза?

Теодор весь сдулся, не находя больше аргументов для сопротивления. Звонку от директора отец бы не придал значения, но вот звонок от полиции проигнорировать не сможет; он далеко не последний человек в городе, и такие сложности его явно не обрадуют. Да, конечно, Теодора отмажут – всегда отмазывали. Но легко он не отделается.

– Что от меня требуется сейчас? – признав поражение, убитым голосом уточнил он. Просиявший мистер Уилсон, хоть и не одобряющий шантаж, но готовый на все, чтобы спасти постановку, вступил в дело, принимаясь в красках расписывать, над чем они работали, какая у него роль и сколько текста ему нужно будет для нее выучить.

Его воодушевления Тео, конечно, не разделял. И вообще всю его вдохновенную речь пропустил мимо ушей, пустым взглядом пялясь в темную поверхность директорского стола. И единственное, о чем он мог думать, это то, что ему придется провести бок о бок с Кристофером Андерсоном ближайший месяц.

С тем самым Кристофером, которого он усиленно избегал целый год. И который, пусть и ненамеренно, но все же нашел способ до него добраться.

2

Дверь в кабинет распахнулась с дикой силой, по помещению раздался оглушительный треск, с которым она врезалась в стену, но мистер Уилсон и бровью не повел, потому что ожидал именно такого появления от этого гостя. Он как раз готовил для него сценарий, помечая красной ручкой моменты, на которые нужно обратить внимание.

– Легок на помине, – буркнул он себе под нос, зарабатывая недовольный взгляд Теодора, сложившего руки на груди и смотрящего на него с выражением лица, красноречиво говорящим о том, насколько он рад тут находиться.

– Че? – вскинул брови он, не разобрав его фразу.

Мистер Уилсон незаметно вздохнул, мысленно успокаивая себя. Он был готов к тому, что с Теодором будет тяжело. Правда, он был готов к этому. Просто, видимо, недостаточно.

– Говорю, спасибо, что постучал, – с приторной улыбкой сказал мистер Уилсон громче. – Присаживайся, не стой в дверях.

– Мне и тут нормально.

– Сядь, я сказал! – рявкнул мистер Уилсон, и ошарашенный резко поменявшимся тоном обычно мягкого учителя Теодор тут же упал на стул напротив него. Мистер Уилсон вздохнул, пригладил волосы и снова нервно улыбнулся. – Надеюсь, мы быстро найдем общий язык.

– Сомневаюсь, – с изрядной долей скептицизма вставил Теодор, но он его проигнорировал.

– У нас есть всего месяц для того, чтобы тебя подготовить, поэтому работы предстоит много, и я рассчитываю на твою отдачу, – продолжил он, складывая в аккуратную стопку листы сценария и сцепляя их степлером.

– Значит, вы очень наивны, – не сдержался Теодор, и учитель сдулся, мгновенно сбрасывая маску наигранного дружелюбия, которая и без того еле держалась, и поднимая на него тяжелый взгляд.

Он очень завидовал этому мальчишке. Теодор наверняка не сталкивался в жизни с тяжелыми проблемами, не терзался душевными муками, не был на месте тех, кого сам же изо дня в день смешивает с грязью. Он шел по ровной широкой дороге, которую его родители построили специально для него, а за ним двигался конвой преимуществ, привилегий, защиты и неприкосновенности, обеспеченных богатством. Он завидовал этому мальчишке и не имел никакого желания связываться с ним, но последнее, что он мог сейчас делать, – это потакать ему, подставляя своих ребят. Которым, откровенно говоря, повезло не так сильно. У которых не было такой ровной широкой дороги – и потому они вынуждены, спотыкаясь и теряясь, брести по узкой темной тропинке.

Мистеру Уилсону нужна была эта постановка. И ему нужно было, чтобы Теодор задействовал все возможности своего до несправедливости великолепного голоса и выложился на сцене по полной.

И он заставит его это сделать. Чего бы ему это ни стоило.

– Послушай меня, Теодор Хейз, – понизив голос, начал он, в этот раз абсолютно серьезно, без тени улыбки, – я не собираюсь с тобой нянчиться. Если ты думаешь, что я счастлив видеть тебя здесь, ты ошибаешься. Если бы у меня был выбор, я бы сделал его точно не в твою пользу. Мне от тебя нужно только выступление, и из-за ваших же выходок я не могу найти никого другого на это место. Так что выступишь – и можешь уходить на все четыре стороны. Свою тонкую душевную организацию оставь, пожалуйста, для родителей, а тут, будь добр, молча выслушай меня, прими к сведению, кивни и выйди.

Теодор ничего не ответил, только сверлил его хмурым взглядом, вспоминая, видимо, причину, по которой оказался здесь и чем ему грозило непослушание.

– Возражений нет? Отлично, – он положил перед ним стопку листов. – Вот сценарий. Ознакомься с ним до завтрашнего дня, пожалуйста. Постепенно начинай учить. Завтра в четыре у нас репетиция, не опаздывай.

Мистер Уилсон замолк, ставя точку в разговоре, но Теодор продолжил сидеть напротив, буравя взглядом теперь уже несчастную стопку.

– Что-то не так? – с трудом подавив вздох, вежливо поинтересовался мистер Уилсон.

– Я не могу в четыре, – буркнул Теодор, и в этот раз учителю не удалось сдержать раздраженного вздоха. Но, прежде чем он успел снова начать зачитывать нотации, Теодор продолжил: – У меня тренировка по волейболу с трех. Я не успею закончить до четырех.

Мистер Уилсон прикусил губу, чтобы не улыбнуться, – не дай бог, парень подумает, что он смеется над ним.

– Приходи после того, как закончишь. Мы репетируем допоздна.

Теодор забрал сценарий, бегло проглядывая содержание, и поморщился. Мистер Уилсон настороженно следил за его реакцией, готовый броситься на защиту своего детища в любое мгновение, но Теодор не отпустил больше никаких язвительных комментариев. Засунув папку в рюкзак, он поднялся.

– Можно один вопрос? – вдруг спросил он, уже подойдя к двери, и мистер Уилсон кивнул. – С чего вы взяли, что я умею петь?

Мистер Уилсон открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент раздался стук, и в кабинет заглянул Кристофер. Несмотря на то, что он был довольно миловидным, его лицо всегда сохраняло сдержанное, даже равнодушное выражение. От этого невольно казалось, что характер у него непростой, хотя Кристофер был хорошим парнем – очень спокойным, немного робким и порой до ужаса принципиальным.

Глаза Теодора распахнулись, и он ощутимо, пусть и всего на долю секунды, растерялся. Мистер Уилсон успел заметить это и задаться вопросом, что послужило причиной такой неожиданной реакции.

Дело в том, что Теодор был не из тех людей, которых легко смутить. Он пробрался ночью в школу, устроил вечеринку, его поймали с поличным, вызвали в кабинет директора, назначили наказание; на все это он реагировал либо с насмешливым равнодушием, либо со злостью, но никогда – с растерянностью или смятением.

Неужели появление Кристофера вызвало в нем эти эмоции?

– Мистер Уилсон, вы заняты? – Крис скользнул незаинтересованным взглядом по застывшему в нелепой позе Теодору. – Я хотел поговорить насчет декораций.

– Да, проходи, Тео уже уходит, – кивнул мистер Уилсон, и Кристофер вошел внутрь, проходя мимо Теодора и садясь на стул.

Тот ошарашенно уставился на его макушку, а потом вдруг вздрогнул, будто возвращаясь в реальность, и поспешно удалился, вместо прощания бросив напоследок:

– Мое имя Теодор.

Кристофер же не выглядел хоть сколько-нибудь задетым внезапной встречей, без лишних вопросов перешел к делу, даже не поинтересовавшись, по какому делу сюда заходил Теодор, – в своем репертуаре, ни капли любопытства.

Мистер Уилсон переключил внимание на своего ученика. Тараканы в голове Теодора были не его заботой, в любом случае.

* * *

Кристофер вошел в актовый зал, ежась от прохлады, всегда царящей в этом помещении, и прошел к первым рядам, на которых скучковались участники их кружка. Его появления никто не заметил, все продолжали оживленно болтать между собой, кроме Марка, который сидел на ряд дальше остальных и печатал что-то в телефоне – наверняка опять с Дэнни переписывался.

Крис подошел к нему и взъерошил смешные белые кудряшки на макушке, и тот поднял голову, тут же расплываясь в заразительной улыбке и с трудом двигаясь на соседнее кресло, чтобы освободить ему место.

– Крис!

Кристофер вынул наушники из ушей, аккуратно их сложил и убрал в рюкзак, прежде чем сесть рядом.

– Мистер Уилсон все-таки заставил тебя прийти на репетицию? – сочувственно спросил он.

Марк, тем не менее, выглядел очень воодушевленным и возбужденно кивнул.

– Я буду играть Цербера, – радостно сообщил он, и Кристофер закусил губу, чтобы не рассмеяться.

– Это отлично. По крайней мере, текста много учить не придется.

Марк снова кивнул, и они ненадолго замолчали. Кристофер не был любителем поболтать, а Марк, казалось, до сих пор иногда смущался много говорить, поэтому они чаще всего держались вместе и молчание их не угнетало.

Кристофер перевел взгляд на остальных ребят, которые продолжали бурно переговариваться, отчего в зале стоял легкий шум, как будто их тут не восемь было, а по меньшей мере восемнадцать.

– По какому поводу столько разговоров? – спросил он, ни к кому, впрочем, не обращаясь, но его услышала Джесс – их единственная певица. Она обернулась, приветливо улыбнувшись ему.

– Мистер Уилсон нашел кого-то на главную мужскую роль, – поделилась новостью она, и Кристофер удивленно вскинул брови.

– Серьезно? Здорово. Как умудрился только, все уже отчаялись…

Он откинулся на спинку кресла, складывая руки на груди. Джессика вернулась к разговору, и Марк прислушался, иногда решаясь что-нибудь вставить, но Кристофер молчал.

Он был уверен, что мистер Уилсон никого не найдет и снова примется его уговаривать. Ему неловко было каждый раз отказывать, но и соглашаться он не хотел – было бы слишком тяжело. Должным образом подготовиться к главной роли Кристофер бы не успел, а выступить как попало только для галочки было не в его характере.

Он бы вообще не участвовал в постановке, потому что и так взял на себя подготовку декораций, музыкального сопровождения и технической стороны, но ребят в кружке было слишком мало и он просто не мог подвести мистера Уилсона, который с таким вдохновением принялся за ее подготовку.

Кристофер встряхнул головой и пригладил темную челку. Подумав немного, достал из рюкзака книгу, которую им задали прочитать по литературе, чтобы не терять зря времени до прихода учителя, но только успел ее открыть, как над ухом раздался голос:

– Все учишься?

Кристофер поднял голову, натыкаясь взглядом на стоящего над ним мужчину.

Мистер Уилсон был молодым: кажется, ему недавно исполнилось двадцать семь. Когда он только пришел в школу, он был полон воодушевления и оптимизма, хотел нести музыку и искусство в массы, но быстро понял, что никому это и не нужно особо. Несмотря на испытанное разочарование, мистер Уилсон продолжал сохранять позитивный настрой, правда сузил его воздействие со всех учеников школы до семи участников кружка.

– Думал почитать, но только открыть и успел, – пожал плечами Кристофер, заглядывая за спину мужчины в надежде увидеть, кого же взяли на главную роль. Не то чтобы ему было настолько любопытно – главное, что исполнитель есть, а кто он – это не так важно, но все-таки…

Однако за мистером Уилсоном никого не было.

– Ребята, на сцену! – хлопнул в ладоши учитель. И тут же ответил на все незаданные вопросы: – Начнем пока без нашей новой звезды, он опоздает.

Все поднялись, обмениваясь недоуменными взглядами. Кристофер отложил книгу на соседнее кресло и помог Марку, после того как тот споткнулся, едва поднявшись.

– Хорош актер, – фыркнул Остин. – Опаздывает на первую репетицию.

Остин был самым младшим в кружке. Он выглядел почти до комичного стереотипным – очки, дурацкая стрижка, огромные глаза и мешковатая одежда. Но, несмотря на это, остроте его языка можно было позавидовать. За то, что он никогда не молчал в ответ на насмешки, ему от местных хулиганов доставалось в два раза чаще, чем всем остальным.

– Не ворчи, – одернул его мистер Уилсон, услышавший сказанные в никуда слова. – Радуйтесь, что вообще придет. Так, все по позициям. Джесс, твой выход. Я пока буду читать за Орфея.

Как только началась репетиция, недовольство мгновенно было позабыто. Ради этого – ради погружения в параллельный мир, ради пылких диалогов, эмоций, ради театра – они собрались здесь, ради этого так усиленно борются, это готовы отстаивать.

Они успели прогнать почти всю постановку, когда дверь в актовый зал распахнулась, отвлекая всех от текстов. Кристофер вгляделся в окутанный полутьмой проход, силясь разглядеть того, кто спускался вниз, к освещенным первым рядам. И ему показалось, что он мог потрогать разочарование, прокатившееся гулким вздохом по помещению после того, как к сцене подошел Теодор Хейз.

Мистер Уилсон поднялся, натянуто улыбаясь. Он и сам почувствовал внезапное напряжение, но поделать ничего с этим не мог – разве что немного сгладить. Теодор кинул спортивную сумку и рюкзак на одно из кресел, складывая руки на груди и не произнося ни слова.