Kitabı oku: «Мой муж – мой кумир», sayfa 2

Мы познакомились на старой работе, она была моим клиентом. У нее был небольшой магазин. И она крутилась как могла, поднимала детей, ублажала мужа, который когда-то был большим начальником, а потом, потеряв все, стал потихоньку спиваться. Она терпела и жалела его. И вот в какой-то момент, а терпению всегда приходит конец, она закрыла магазин, ушла от мужа и открыла свое агентство недвижимости. Было ей непросто, но она никогда не унывала.

Риелтор помогла мне купить первую квартиру, убеждая меня в том, что она мне просто необходима, так как уже пора уходить из родительского дома и жить самостоятельно: «Может, быстрее выйдешь замуж». Да, возможность купить у меня была и раньше, но я считала – зачем, с родителями я иногда ночую, иногда завтракаю, обедаю или ужинаю, но это так редко. У меня была на первом месте работа, так как у нас много филиалов, я часто разъезжала по городам и загранице. А если приезжала домой, то допоздна засиживалась на работе. Иногда родители не видели меня месяцами, хотя мы и жили в одной квартире. Но меня это больше всего устраивало: дома всегда было что поесть, и моя одежда висела на вешалках выстиранная и поглаженная. И что бы я делала одна в своей квартире? Когда сообщила родителям радостную новость о покупке квартиры в соседнем новом доме, папа расстроился и сказал, что ничего не поменяется и я по-прежнему буду жить с ними, что, в принципе, так и было. Но это вложение денег, а не выкидывание их на ветер.

А деньги у меня уходили со скоростью света, как, впрочем, и сейчас. Зарабатывала я очень хорошо и, так как у меня нет привычки откладывать или копить, тратила налево и направо. Никогда не жалела долго. Могла спокойно за вечер спустить сотню, потом, конечно, было раскаяние, но на следующий день я уже об этом забывала. Могла организовать поездку с друзьями на базу отдыха и целый вечер платить в баре за всех. Меняла машины, следила за брендами, исполняла любые желания своих родителей и отдыхала. Если вообще это можно назвать отдыхом. У шефа всегда шевелились волосы, когда я собиралась в очередной отпуск, он злобно шутил, вернусь ли я с этого отдыха вообще. Я ходила в походы, ныряла под воду, проезжала тысячи километров на машине, спала в палатках, разбивала себе ноги, стирала их до кровавых мозолей, гоняла на скутерах, плавала на катерах, гребла на веслах, ездила на лошадях. В общем, не лежала возле моря, попивая виски с кока-колой. Возвращаясь домой из очередного отпуска, в сотый раз говорила себе, что в следующий раз точно поеду на море и буду просто лежать. Ага!

– Дорогая, привет! Как хорошо ты выглядишь! У нас есть пять минут, прежде чем зайти в кабинет, – рассказывай, как живешь?

Вот как рассказать все за пять минут? Даже не знаю.

– Анжела, у меня все хорошо, так хорошо, что мне иногда бывает страшно от этого.

– Глупая ты, это же здорово! Наконец-то стала такой, какой я тебя увидела в первый раз, только более женственной, что ли? Вот что делает с женщиной любовь!

– А ты меня не осуждаешь?

Не знаю даже, почему я это спросила? Наверно, потому, что каждый раз при мысли о том, что со мной произошло, мне было неловко узнать, что люди, которыми я дорожу, думают про меня плохо. Но я ошибалась. Все, кто меня знал, радовались за меня, как за себя, и мне это было приятно – как гора с плеч свалилась.

Все равно сидит у людей в подсознании: «Это неправильно, так не должно быть». А как должно быть? Объясните мне, как?

Знаете, когда у меня произошло осознание того, что человек, который проживает жизнь так, как этого хочет, счастлив? После просмотра фильма про первого трансгендера. Это известный художник, он был женат и любил жену и в какой-то момент понял, что ему нравится носить женскую одежду, нравится, что на него смотрят мужчины, и осознал, что хочет быть женщиной. И вот он решился поменять пол. В истории это как раз первая операция по смене пола. Я смотрела фильм несколько раз и каждый раз не понимала, как может мужчина хотеть быть женщиной. И в момент жуткого отчаяния наткнулась на этот фильм, и черт дернул меня посмотреть его еще раз! Если честно, я вторую половину фильма просто проревела, а знаете почему? Да потому, что он шел к своей мечте, он больше всего в жизни хотел этого и, даже узнав, что скоро умрет, был счастлив. Те эмоции счастья не передать словами, это нужно видеть.

И после того до меня стало доходить: кому нужно чужое мнение, зачем мы заботимся о том, что подумает сосед? Жизнь дана одна, и нужно жить так, как ты этого хочешь. Но ведь есть рамки приличия? Есть, я не спорю. Писать посреди вокзальной площади не стану. Да и осуждать и ругаться матом в обществе не буду. И скандалить, что мне наступили на ногу. И еще много чего. Но вот на то, что не вписывается в стандарты, – наверно, на это я забью. Моя мама никогда не позволяет себе выйти из дома в мятом костюме или блузке, она говорит: вот народ на меня посмотрит, а я помятая, что они подумают обо мне. Я, конечно, пытаюсь ее в этом переубедить, но все бесполезно. Ее почему-то всегда заботит чужое мнение. И ведь она не одна такая. Никогда не может расслабиться до конца, где бы она ни была. И мне ее немного жаль, но это ее жизнь, и она проживает ее.

Я поймала себя на мысли, что меня ведь тоже заботит, что подумает обо мне моя знакомая. Но она оказалась, как всегда, одной из самых позитивных:

– Ты знаешь, я так за тебя рада! Когда-то у меня тоже была такая возможность, но я ее упустила и сейчас очень сильно жалею. Я и так хорошо выгляжу, но с таким мужем, как твой, я бы, наверно, выглядела еще моложе. И не обращай внимания, сейчас, по-моему, всем все равно, кто, как и с кем. Люби себя, его, детей и плюй на чужое мнение. Посмотри на себя в зеркало: ты просто прелесть и выглядишь лет на тридцать.

Нас перебили и пригласили в кабинет. Я не беспокоилась о бумагах и о том, что там написано, я доверяла Анжеле, она была профессионалом и моим другом, все детали мы обговорили по телефону, оставалось только подписать. И вот когда я стала подписывать бумаги, меня как будто током ударило, пронзила такая боль в сердце, в голове, что рука стала невольно дрожать, и на секунду я убрала ручку. Анжела все понимала: дала мне время выдохнуть – она просто меня знала. Горло сдавило так, что мне стало трудно дышать, но, собравшись с духом, я поставила подпись.

Мы молча вышли из кабинета и направились к ее машине. Нужно было заехать еще в одно агентство и тоже поставить несколько подписей. Это было на другом конце города, и поездка заняла около часа. Анжела, как всегда в роли деловой женщины, разговаривала по телефону, я ее не слышала. Смотрела на родной город, в котором я выросла, – за год он так сильно изменился. Вроде меня не было всего год, а с моим ритмом жизни казалось, что я не была здесь лет десять.

Продажей родительской квартиры и родительской фазенды (по-другому никак не могла ее назвать, так как батрачила на ней я одна) занималась именно Анжела. Она уже стала моим личным риелтором, потому что руководила покупкой моих квартир (у меня их было две), потом их продажей, затем продажей Сережиной квартиры и покупкой уже совместной квартиры. В общем, я была хорошим клиентом, не разовым.

Расставание со всем этим далось мне нелегко. Знаете, когда продавала свою первую машину, потому что купила себе круче, больше и дороже, я думала, что сейчас приедет покупатель, я отдам ключи, он мне – деньги, и я, радостная, поеду за новой машинкой. Но, когда все случилось и покупатель уехал, я расплакалась.

Все, что у меня есть, заработала сама. Мои родители не директора или бизнесмены. Папа был механиком, мама работала в институте в отделе выпуска, поэтому дать они мне могли только заботу и любовь. И я их получала сполна. Да, в юности я переживала по этому поводу – тоже хотела, чтобы родители покупали мне дорогие наряды или же в восемнадцать лет подарили машину.

Но самая главная трагедия произошла, когда многие из класса поступили в торговый институт, а тогда это было очень круто, но он платный, мои родители не смогли за него заплатить, и мне пришлось идти в другой на бюджет. Училась я хорошо, и меня приняли. Вот тогда у меня была трагедия, а сейчас я им благодарна, что не оказалось денег. У меня бы не было таких искренних и верных друзей. Конечно, друзья были бы, но другие. А как подумаю об этом, так и не хочу других! У меня техническое образование, я инженер-строитель. И этому тоже рада, потому что техническое образование дает человеку очень многое в плане самореализации. Но это только мое мнение, никак не утверждение.

Мы приехали в агентство, зашли, все подписали и быстро вышли. Теперь оставалась самая тяжелая часть моего приезда сюда, которой я больше всего и боялась: собрать вещи в родительской квартире и освободить от вещей дачу. Как на это решиться, я не знала.

Мы еще немного поболтали с Анжелой, она предложила заехать куда-нибудь перекусить, но при всем уважении к ней мне хотелось поскорее домой. Она поняла это и не стала мучить уговорами. Дело сделано.

– Береги себя, девочка моя! Знай, что мы строим свою жизнь так, как хотим, не слушай тех, кто пытается тебя в этом переубедить. И не теряйся, хоть иногда пиши, а то помру, и не узнаешь.

– Брось глупости говорить, Анжела! Конечно, я буду писать и звонить. И не забывай, что у меня еще одна квартира остается здесь, так что, может быть, когда-нибудь и до нее дойдет очередь.

Мы с ней обнялись и на этом расстались.

Я поспешила вызвать такси и быстрее попасть домой: скоро должна была прийти Полинка с мужем, а еще нужно что-то заказать на стол – готовить все равно не хочу.

Глава 4

Мы сидели за столом и пили водку. Хоть я давно и не пила, но сегодня мне хотелось. Дождалась Полину с Денисом, мы заказали всего и много, впрочем, как и всегда, и наслаждались обществом друг друга. Должны были подъехать еще Женя с Костей, но Костю задержали на работе, и мы договорились встретиться еще раз, но уже перед отъездом. Конечно, мы с ними постоянно переписывались и болтали по видеосвязи, но вот так, чтобы вместе провести вечер, – этого не было уже больше года. Я была в курсе всех новостей, за исключением последнего месяца, поэтому мы просто кайфовали от того, что сидим рядом.

С Полиной мы дружили со второго класса. И это была странная дружба, я не скажу, что какая-то особенная, как в кино, но друг без друга мы не могли. Она меня называла своей сестрой, а мою маму мамой и папу папой и вообще считала нас своей семьей. Многие не понимали этой дружбы и думали, что Полина всегда мне завидовала и часто была ко мне несправедлива. Наверно, поэтому остальные мои подруги ее не воспринимали и старались редко быть в общей компании, да ей этого и не надо было. Полина с ревностью относилась к моим подругам и остро реагировала на все их высказывания.

Она могла мне позвонить и начать разговаривать как ребенок, при встрече веселиться и прыгать как подросток, а бывало, на нее что-то находило, и она начинала ругаться матом или просто психанет и уйдет. Потом звонила через несколько дней и как ни в чем не бывало признавалась в любви. В общем, я не пыталась понять Полину – просто принимала ее такой, какая она есть, со всеми ее гусями и журавлями в голове. Иногда хотелось ее послать и сказать, чтобы больше не звонила, но я быстро отходила, и мне не хватало общения с ней. Я, наверно, одна понимала, почему она так себя ведет. Все банально и прозаично: Полина очень хотела любви, очень хотела замуж, семью. Ей этого так не хватало.

Когда Полина родилась, ее маме было сорок пять, отцу сорок два. Старшим сестрам на тот момент уже исполнилось двадцать пять и двадцать. Представляете, какая разница: это был второй брак матери. Они не смогли принять другого папу, ну и, соответственно, смотрели на родившегося ребенка как на непонятное существо. В связи с этим они уехали устраивать свою жизнь, а Полина росла без сестер. Они стали потом общаться, но спустя почти тридцать лет.

Когда ей исполнилось двадцать лет, родители решили уехать на историческую родину, а Полина осталась одна в квартире, доучиваясь в институте. И конечно, даже имея большое количество друзей, была одинока. Она пустилась во все тяжкие. Каждую связь воспринимала как серьезные отношения. Приглашала парня сразу к себе домой жить, называла своим женихом, а если он задерживался больше чем на месяц, крестила мужем.

Я поначалу ей говорила, что не стоит так делать, и она обижалась, закрывалась и долго могла не общаться. Потом я просто поняла, что она такая, какая есть, и решать мне, принимать ее или нет. Конечно принимать, ведь она моя подруга. Господи, сколько Полина их перебрала: и старше, и младше, и красивых, и рябых, и даже женатых. Из-за этого ее настроение менялось, как кожа у хамелеона. По голосу можно было определить, все ли у нее в порядке на личном и есть ли регулярный секс. Для Полины это было самым важным: иметь секс хотя бы раз в неделю, без него она становилась нервной, язвительной и даже невыносимой. В такие моменты мы старались к ней не лезть, боясь наломать дров в наших отношениях. Я искренне желала Полине найти своего единственного и неповторимого, потому что чем старше мы становились, тем ужаснее становился ее характер.

Если честно, когда я познакомилась с Сергеем и переехала к нему, у нее была черная полоса, и я скрыла от нее это событие – старалась всем видом показать, что у меня все так же глухо и я живу с родителями. О моей беременности сказала, когда была на четвертом месяце. В этот период Полина познакомилась с мужчиной, стала с ним жить и порхала как голубица, обустраивая совместный быт. Я выбрала подходящий момент и все ей рассказала. Полина восприняла новости с радостью и сообщила, что тоже скоро выходит замуж и они подумывают о детях. Она была счастлива, и я тоже. Но это продлилось недолго: через полгода они расстались, и Полина снова подалась в поиски.

Еще одна моя близкая подруга постоянно мне говорит: что тебя с ней связывает, это не дружба, друзья должны поддерживать друг друга и радоваться один за другого! А кто сказал, что мы кому-то что-то должны? Никто никогда не сможет понять женщину, ищущую свое счастье. Никто. И какие бы вы ни были друзья и как бы вы ни утешали и поддерживали свою подругу, только ей известно, как она одинока.

Не могу похвастаться тем, что у меня были серьезные отношения, как правило, это были мимолетные связи. Я знакомилась, встречалась и уезжала в командировку или сидела на работе и в выходные, и в проходные. Парень меня ждал день, два, месяц, а потом находил другую и пропадал. Да и я, наверно, не сильно стремилась кого-то удержать. Но меня поглощала работа: каждодневные совещания, принятие решений, интересные проекты. Временами на меня накатывало, и хотелось твердого плеча, ну, может быть, не плеча – в общем, тепла и ласки. И я свое одиночество пыталась восполнить тем, что задурялась как могла, мчалась на машине с друзьями за триста или пятьсот километров, а то и больше. Могла позвонить им ночью и пойти кататься на коньках. Вот рубить дрова так и не научилась.

Но я как могла, так и справлялась. А вот Полина так переживала, меняя настроение, уходя в затворничество. И разве я могла на нее как-то обижаться? «Ой, она со мной так грубо разговаривает, не хочу с ней дружить!» Самое главное, во всей ее злобе и обиде Полина не перешла грань того, из-за чего я смогла бы ее бросить. Мы никогда не делили мужчин, она не сплетничала у меня за спиной, не предавала и всегда делилась со мной всем, что у нее есть. И по зову приходила первой. И сейчас она такая. Да, если я прошу иногда о чем-то и ей это неудобно или неохота, Полина может начать ворчать, психовать, ругаться, даже бросить трубку, но потом все равно сделает, и за это я ей благодарна.

Бог услышал наши молитвы, и появился он. Сейчас она счастлива, правда, нет детей, но она смогла с этим смириться и получает удовольствие от семейной жизни. И делает это во всеуслышанье. Такая типичная женщина, ругающая своего мужа, и все ее рассказы начинаются одинаково: «Ты знаешь, что мой скотина отмочил?» – и далее по тексту. Я ее слушаю, улыбаюсь про себя и понимаю, что она счастлива.

Денис после тяжелой смены быстро захмелел, и мы уложили его спать. А сами убрали со стола и принялись пить чай и поедать сладости. И в этом я не смогла себе сегодня отказать. Хотя с тех пор как я вернула себе прежние формы, старалась придерживаться правильного питания, занималась спортом и вообще вела здоровый образ жизни. Так я хотела сама и этого требовало мое нынешнее положение в обществе.

Каждое мое движение было под прицелом камер, как бы я ни старалась от них убежать. Интернет так и пестрил нашими с мужем снимками, откуда-то появлялись мои старые фото, и постоянно обсуждалась моя внешность: фигура и лицо. Это многим не давало покоя, особенно фанатам мужа. Фандом разделился на две части: одни писали, какая я красавица, как хорошо выгляжу в своем возрасте, другие меня представляли старухой, с множеством пластических операций. Сначала меня это пугало, потом раздражало, и хотелось всем ответить, а потом я просто забила и стала не обращать внимания. Муж меня как мог старался оберегать, но такова участь всех красивых айдолов: фанаты сходят с ума и пытаются как можно больнее ударить. Главное – правильно себя вести.

– Слушай, как ты справляешься со всем этим? Я как зайду, почитаю про вас, так волосы дыбом встают. Думаю иногда: может, это правда и ты мне что-то недоговариваешь?

– Меньше читай и спать крепче будешь, – с улыбкой сказала я.

– Ну вообще-то я за тебя переживаю. Мне иной раз самой хочется ответить на всю эту гадость. Вот бывают же люди!

– Полечка, они разные бывают. И не нам судить. Главное, чтобы не трогали детей, а остальное ерунда. Людям для чего язык дан – чтобы говорить.

– Вот пусть свой язык об забор чешут, если им так хочется!

– Нельзя так, они же все-таки любят моего мужа. И они его фанаты – не будь их, кто бы слушал его песни?

– И как тебя так угораздило? Я всегда знала, что ты у меня того, но чтобы вот так, даже и не думала!

– Ты думаешь, я думала? Ты же знаешь, как я была против!

– Да знаю, только ты не думаешь, что он с этими фанатками… Ой, ладно, не буду продолжать, мне трудно все это оценивать. Я, конечно, так бы не смогла, чтобы на моего Дениску кто-нибудь вешался. Я бы их всех одной левой! Ты какая-то бесхребетная, что ли, неужели ты его не ревнуешь? А говоришь, что любишь!

– Поля, ты знаешь, я никогда никого не ревновала и не буду так делать. Зачем мне все это? Во-первых, ревновать – значит думать, что кто-то лучше меня, а во-вторых, такое хлопотное дело: это ж надо сидеть и думать об этом, а у меня есть о чем подумать, и потом всегда нужно играть честно. Мы разговаривали с Джи Кеем об этом, и я ему сказала: не заставляй мучить себя выбором. Если встретишь кого-то и поймешь, что хочешь быть с этим человеком, приди и скажи, а если ты хочешь иметь мимолетные связи, подумай, а стоит ли тебе вообще жениться на мне? Я этого не потреплю, и разговор будет коротким. Тем более он всегда на виду, и ему будет трудно что-то скрыть. Только в этом случае будет два варианта: или мы поддерживаем хорошие отношения, или вообще разрываем все связи. Устраивать сцен я не буду, да и зачем. Свою энергию мне есть куда потратить.

– Мне это трудно понять, только потом не звони мне и не реви в трубку, что он такой-сякой. Знаешь – не пожалею.

– И не надо. Не позвоню.

– Вот дурында! Пошли спать, уже поздно. Завтра рано вставать, я-то останусь с тобой, а вот этого алкаша надо будет поднимать.

И мы разошлись по комнатам.

Я легла и попыталась уснуть, но у меня это плохо получалось. Ну во-первых, алкоголь на меня никогда не действовал как снотворное, нужно было много выпить, чтобы свалиться без памяти, и, во-вторых, тянуло поговорить и выяснить, любит ли меня этот человек или нет. В лоб, конечно, я бы никогда не спросила, но вот издалека зайти можно. Я взяла телефон и написала Джи Кею:

– Привет, как дела? Как прошло выступление?

Через минуту зазвонил телефон:

– Привет, неохота писать, решил: если ты мне в такое время написала, значит, еще не спишь. А чем ты занимаешься?

– С тобой разговариваю. А ты?

– И я с тобой.

– Как прошел концерт?

– Все здорово, отработали хорошо, правда, было несколько скользких моментов, но, думаю, никто не заметил. А у тебя?

– Подписали документы по продаже квартиры и участка, завтра нужно будет за день собрать и перевезти все вещи.

– Что у тебя с голосом? Ты устала?

– Нет, я расстроена тем, что не осталось ничего, что связывало меня с детством и прошлой жизнью, – только старые фотографии и пара вещей. Но ничего, это пройдет. Завтра уже все будет хорошо.

– Ты жалеешь о том, что все оставила и так круто изменила свою жизнь?

– Нет, ты что, я счастлива. Но просто бывают такие вещи, с которыми тебе тяжело расставаться. И воспоминания не дают тебе покоя, особенно если они грустные.

– Оля, все пройдет. Эти воспоминания останутся с тобой, старайся вспоминать только хорошее. Я сделаю для тебя все, чтобы ты была счастлива сейчас и потом, будь только со мной.

От этих слов мне еще больше захотелось плакать, я так захотела к нему, что, мне кажется, от того, что я не могу сейчас быть с ним рядом, от душевной боли у меня вырвался вздох в виде стона. Я закрыла телефон рукой, чтобы только он не услышал.

– Ты уже решила, когда будешь вылетать? Мы просто через три дня будем в Коста-Рике, и мне бы хотелось, чтобы ты приехала ко мне.

– Вообще, я хотела поехать в Сеул – я соскучилась по Ами – и подождать тебя там, а после этого уже всем вместе лететь в Лос-Анджелес, к Ване с Никой.

– Да, знаю, мы это с тобой обсуждали. Но хочу, чтобы ты прилетела ко мне, я и дня без тебя уже не могу, все мысли только о тебе. Приезжай, мы проведем несколько дней вдвоем и потом вернемся в Сеул, и дальше по плану.

– Хорошо, как все решу завтра, сразу тебе наберу.

– Отлично, я пока попрошу, чтобы тебе забронировали несколько рейсов. Потом сообщишь, на каком будет удобно. А сейчас отдыхай, и сладких снов! Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Положив трубку, я хотела кричать: бронируй прямо сейчас, я уже вылетаю. Но нужно было все закончить здесь.

Я снова легла и стала потихоньку засыпать, в голове мелькали мысли и воспоминания – как меня так угораздило? Не могу вспомнить даже, в какой момент все началось.

Глава 5

Я сидела у себя в квартире с двумя детьми, и рядом никого не было. От усталости валилась с ног. Ване тогда было два с половиной года, а Нике четыре месяца. Оба требовали повышенного внимания, и я разрывалась между ними, и еще надо собраться и сходить в магазин, а сил нет. Ника не спала всю ночь, и, соответственно, я, а сейчас она спит, но Ваня требует с ним играть. На глазах пелена. Уже четыре месяца толком не сплю.

За два с половиной года практически всегда была одна. Сергей разъезжал по стране, возвращался на две-три недели и снова уезжал на два-три месяца. Знаете, жили в разных городах, но дети были. Да и потом вторая беременность мне далась нелегко. Если с Ваней я вообще не заметила, что беременна, то с Никой меня все время подташнивало, хотелось спать, а у меня ребенок на руках. В связи с этим мы Ваню отдали в частный садик очень рано, только для того, чтобы хоть как-то меня разгрузить. Он у меня такой спокойный мальчик, идущий на контакт, так что с первых дней был счастлив в этом садике, и мне стало немного легче. Но, отведя его в сад, я просто целый день спала. В выходные мы приезжали к моим родителям, они занимались Ваней, а я опять спала.

А сейчас беспокойства мне добавила мама, она легла в больницу на обследование: при сдаче анализов в поликлинике обнаружили воспаление, и в срочном порядке мама была госпитализирована. Мы все ждали результатов.

Надо бы позвонить и поздравить, ведь у нее сегодня день рождения, наверно, обход уже закончился. Я набрала номер и долго ждала, когда мама снимет трубку, наконец она ответила.

Голос был взволнованный: говорила, что сегодня ее все поздравляют (и постоянно бегает из палаты, потому что не хочет, чтобы кто-то понял, что она в больнице) и что уже поела, и спрашивала, как мы там. И потом после паузы мама сказала:

– Пришли анализы, у меня рак.

– Да ладно, мама, не переживай, – с ходу ответила я, – сейчас даже рак лечится, мы найдем хороших врачей, все будет нормально. Ты, главное, не унывай. И кстати, с днем рождения!

– Хороший день рождения. Думала отметить свой юбилей, а лежу в больнице. Ну да ладно, в следующий раз отметим.

– Конечно отметим, а как же!

Положив трубку, я почувствовала, как мне сдавливает горло. Не хватает воздуха, душа и тело как будто начали существовать отдельно, я не чувствовала ни рук, ни ног. Господи, хоть бы не упасть в обморок, я же не одна, со мной дети. Что будет, если я надолго отключусь? Я вышла на балкон, чтобы освежиться, и открыла окно. Мне хотелось закричать что есть сил, но как будто голос пропал, и изо рта доносился только хрип.

Надо же что-то варить на обед и кормить Ванюху. В холодильнике не было ни молока, ни сметаны, ни хлеба. Надо бы собраться и сходить в магазин, а может, поехать куда-нибудь, но куда? Все подруги были на работе, да и сейчас мне никого не хотелось видеть или с кем-то говорить. Я набрала Сергею:

– Сережа, ты когда возвращаешься домой?

– Не знаю, наверно, недели через две, а что случилось? Как вы там, как дети?

И тут меня накрыло водопадом, я не то чтобы разрыдалась в трубку – у меня случилась истерика, если честно, даже не помню, что говорила, я его умоляла приехать домой, я кричала от боли и просила о помощи, мне хотелось, чтобы он прижал меня к себе крепко и не отпускал, пока мне не станет легче.

– Ты же знаешь, я не смогу вот так сорваться с объекта, потерпи немного. И не впадай в истерику: еще ничего не понятно, а ты уже хоронишь свою мать! Сделают операцию, и все будет нормально, успокойся и не пугай детей, возьми себя в руки.

Положив трубку, я будто начала падать в бездну. Знаете, есть такое состояние: кажется, что ты падаешь, пытаешься за что-то ухватиться и не можешь, и от этого тебе становится еще хуже.

Последующие два дня я не помню, все было как на автопилоте: ухаживала за детьми, готовила, ходила в магазин, но, если честно, не помнила себя.

Мысли мои постоянно возвращались к маме, в детство, в мои подростковые переживания, я почему-то вспомнила всех своих парней, то, как училась в институте и как весело мы проводили время. Просто нужно было занять свой мозг чем-то, вот я и думала об этом.

Я даже ни с кем не могла поделиться, потому что мама запретила мне вообще кому-либо рассказывать. И это, наверно, было самое правильное решение для нее, потому что все бы просто тихо ждали, когда наступит конец. И то, что происходило дальше, знали только мы вдвоем. Сергей и мой папа, конечно, тоже были в курсе, но знали лишь самую малость. Сейчас я думаю, что это не нужно было проживать мне одной, оттого что мне некому было сказать и некого попросить о поддержке, а я думаю, мои подруги и друзья смогли бы меня поддержать. Мне становилось с каждым днем все хуже.

Каждый раз, когда с нами случается нечто подобное, мы начинаем задавать себе вопросы, за что и почему. Никто не живет с чувством, что вот ты или твои близкие сейчас заболеете и тебе придется проходить этот ад. Как правило, это становится для всех неожиданностью. Сначала паника, потом начинаешь себя успокаивать, принимаешь взвешенное решение, ищешь способы его реализации, в какой-то момент приходит состояние отчаяния, и потом снова ищешь решение и берешь себя в руки или вовсе их опускаешь. Тогда я для себя решила, что буду идти до конца, чего бы мне этого ни стоило.

В тот момент я осознала лишь одно: что дороже моей мамы у меня никого не было, нет и не будет и если я ее потеряю, то как мне жить дальше. Наверно, сейчас многие удивятся: а как же дети, разве дети для тебя не самое главное? Мама все равно когда-нибудь уйдет, а ты должна жить ради детей. И это тоже верно, я же не спорю и сейчас понимаю, что они для меня самое главное. Но тогда по-настоящему и осознанно меня любили два человека – это мои родители. Они меня поддерживали во всем, жалели и говорили, как меня любят, и я это чувствовала. Теперь, когда мне Ваня говорит, как он скучает и как меня любит, я понимаю что это действительно так, потому что он уже все понимает и отвечает за свои слова, а тогда ему было два года, и у него это хранилось в подсознании, ведь я его мама, он видел меня двадцать четыре часа в сутки и был ко мне привязан. А Ника так вообще была крохой. Да и потом муж может разлюбить и уйти, дети – вырасти и разъехаться, а мама всегда будет рядом. В тот момент я так и чувствовала, до конца не понимая, что у меня уже своя семья и что мне давно нужно перестроиться.

Вот сейчас опытные психологи начнут мне говорить, что это оттого, что я долго прожила со своими родителями и поэтому у меня неправильное представление о приоритетах. Что ушла бы в двадцать лет от них, и сейчас было бы легче все это воспринимать. Что родители зря меня так долго держали возле себя, что нужно было как можно быстрее меня отпустить. Слушайте, никто никого не держал. Я благодарна своим родителям за то, что они меня никогда не контролировали. С восемнадцати лет я могла делать что захочу и с кем захочу. Никто не стоял возле двери с палкой и не загонял меня. Гуляем мы во дворе с ребятами, а нам было тогда уже лет по четырнадцать, и вот наступает вечер, и начинается из окон: «Женя, давай домой!», «Катя ну-ка быстро иди домой, что тебя, с палкой загонять! Ишь ты, расселась тут с мальчиками, нужно об учебе думать, а не о них!» Мне никто не кричал, я сама собиралась и шла домой. Особенно летом мы, конечно, могли засидеться, но и в этом случае меня не звали домой, а уж тем более не стыдили перед парнями. Мама мне говорила, что ей это, естественно, не очень нравится, но я должна сама для себя сделать выбор, прохлаждаться с парнями и потом оказаться не пойми где или же все-таки стать кем-то в этой жизни. И я ее понимала. Учеба мне давалась очень легко, поэтому и времени для гуляния тоже было предостаточно.

А папа так вообще мне как-то сказал: «Оля, я хочу тебе сказать одну вещь. Я мужчина, и это ты должна слышать от меня. У меня до матери были девчонки, и со многими у меня была связь, но это все несерьезно, потом, когда встретил маму и женился, мне уже это стало не нужно. Я был еще тем красавчиком и никогда не был обделен женским вниманием, поэтому знал, как уговорить девчонку. В твоей жизни тоже может произойти такое, что кто-то и тебя может уговорить, но помни, моя девочка: самое главное, когда это произойдет в первый раз, ты должна четко понимать, что это ты решила, а не тот, кто тебя соблазняет». Так в моей и жизни и произошло: мой первый секс случился только тогда, когда я сама решила это сделать, и осознанно, не по пьяни, как у многих моих знакомых, или по принуждению.