Kitabı oku: «Мертва для тебя», sayfa 2
Он делает глоток кофе и идет вдоль канала.
Тепло, даже слишком. Последняя кружка пива вчера была лишней. Да и предпоследняя, уж коль на то пошло. Похмелье стучит в висках. Ему совершенно определенно уже не двадцать лет.
И главное – не надо было вести к себе домой ту женщину.
Чем он думал вообще?
Мышцы напрягаются, и единственное, чего он хочет, это шарахнуть обо что-нибудь кулаком. Как ни старайся, не получается не думать о ее мягком, теплом теле, длинных черных волосах, смехе. Черт. За двадцать лет брака он ни разу не притронулся к другой женщине. И уже забыл, как сильно это может затронуть чувства. И теперь в груди молотом стучит беспокойство. Остается только сделать вид, что ничего этого не было.
Он же даже не знает, как ее зовут, и они больше никогда не увидятся.
Он допивает кофе и выбрасывает бумажный стаканчик в урну рядом с полицейским управлением. Поднимает голову и медленно скользит взглядом по унылому серому зданию с кирпичным фасадом. Итак, вот его новое место работы.
Год пролетит быстро, пытается он убедить себя. Он переехал не по своей воле, но другого выбора у него все равно не было.
Он очень благодарен коллегам за то, что они все замяли, иначе его карьере пришел бы конец.
У входа стоят вооруженные полицейские. Ситуация в Мальмё отличается от других городов страны. Перестрелки со смертельным исходом в общественных местах стали здесь обыденностью, и за последнее время произошло несколько нападений на полицейские участки. Преступные группировки растут, и на руках находится слишком много оружия.
Он быстро проводит рукой по волосам, все еще влажным после тридцатисекундного душа, и смотрит на свою мятую футболку. Надо было распаковать вещи вчера, но, переступив порог новой квартиры, он через несколько минут почувствовал панику и вышел в город. Там он забрел в классический рыбный ресторан, где и встретил ту женщину, из-за которой совершенно потерял голову. Как можно быть таким идиотом, думает он снова, уступая дорогу двум пожилым дамам, выходящим из стеклянных дверей управления.
У него еще есть в запасе несколько минут, когда он подходит к пункту охраны на входе в здание.
– Здравствуйте, у меня назначена встреча с Габриэллой Линд, начальником отдела тяжких преступлений.
– Она вас ждет? – уточняет дежурная, строго глядя на него.
Судя по взгляду, она терпеть не может стокгольмцев вроде него.
– Надеюсь, что да, ведь именно она наняла меня на работу.
Он выдавливает из себя улыбку и чувствует, что уже соскучился по коллегам из стокгольмской полиции.
– Понятно.
Женщина быстро сверяется с экраном компьютера, потом смотрит на него.
– Хенрик Хедин?
– Совершенно верно, – отвечает он и кладет на стойку свое удостоверение.
– Спасибо, я вас узнала, – улыбается дежурная. – Добро пожаловать. Внесите свои данные в компьютер, вот здесь.
Он выполняет просьбу и дважды перепроверяет адрес в смартфоне.
– Прекрасно. Я сообщила Габриэлле, что вы пришли. Она сейчас спустится, присядьте и подождите ее здесь.
Он кивает.
Какая же жара. Ему бы надо снова принять душ.
Под пристальными взглядами окружающих он садится на скамью под большим окном, которое выходит на парковку. Неуютно. Конечно, на него часто пялятся, но сегодня ему хочется стать незаметным. В виде исключения. Он собирается встать, и тут у него в кармане вибрирует телефон.
Он вынимает мобильный из джинсов и отвечает на звонок.
– Хенрик, это Габриэлла из тяжких, полиция Мальмё. Я прошу прощения, мы собирались вместе пообедать и я планировала ввести тебя в курс дел, но мне срочно нужна твоя помощь.
– Прямо сейчас?
– Да. Каплан, твоя новая напарница, ждет тебя в машине на парковке у входа. По дороге она расскажет о деле.
Хенрик поворачивает голову и видит за окном, выходящим на парковку, черный «вольво».
– У меня даже нет при себе служебного оружия, бронежилета или что там еще может понадобиться.
– Добро пожаловать в Мальмё, регион с самой большой нехваткой полицейских. Увидимся позднее.
Хенрик стоит, уставившись на телефон. Габриэлла уже положила трубку.
Он неохотно поднимается со скамьи и идет к стеклянным дверям. Лучше делать то, что сказали, по крайней мере в первый день.
* * *
Во рту сухо, и Хенрик жалеет, что не купил колу или что-то вроде того. Обойдя «вольво», он открывает дверь со стороны пассажирского сиденья и наклоняется.
– Привет! Мне сказали, я должен…
Встретившись взглядом с карими глазами, Хенрик замирает, у него холодеет в животе. Он резко распрямляется и бьет рукой по крыше машины.
– Какого черта!
Он делает несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями, и через несколько секунд снова заглядывает в открытую дверцу.
– Ты-то что здесь делаешь? – спрашивает он. – Каплан?
– Да, Лея Каплан. Я здесь работаю. А вот ты что здесь делаешь?
У нее на лице такой же шок, как у него.
– Я тоже здесь работаю. С сегодняшнего дня.
Лея смотрит в свой телефон.
– Это ты, что ли, Хенрик Хедин?
– Да.
– Что? – восклицает она, не глядя на него. – Вчера ты назвался другим именем и сказал, что приехал тренировать футбольную команду.
Пальцы ее рук, сжимающих руль, белеют.
– Почему ты не сказал, что ты следователь?
– Могу задать тот же вопрос тебе. Почему ты не сказала, что работаешь в полиции?
– Ну, я хотя бы не врала и не вела себя как свинья. Залезай в машину. Мы спешим.
Она взбешена, и его это не удивляет. Он не только соврал ей о себе, но и сегодня утром повел себя отвратительно. Они проснулись в его постели, голые, крепко прижимаясь друг к другу под влажной простыней, и он ледяным голосом попросил ее уйти. Но откуда же ему было знать, что им предстоит работать вместе! Это какое-то немыслимое совпадение. Черт, и как ему опять удалось так влипнуть?
Хенрик садится в машину, пристегивается ремнем и вытирает ладони о джинсы.
– Ничего из того, что произошло сегодня ночью, не было, окей? – говорит Лея и жмет на газ.
– Хорошо.
Хенрик держится за ручку двери и ругается про себя, косясь на ее руки. Тонкие пальцы, золотистая кожа, и он думает о том, как эти пальцы касались его. Ни колец, ни украшений. Никаких деталей, которые могли бы что-нибудь о ней рассказать. Собственно говоря, он не знает о ней абсолютно ничего, и так и должно быть. Но это не помогает. Ее близость воздействует на него так же, как ночью в баре, где на него нашло то самое умопомрачение.
– Куда мы едем? – спрашивает Хенрик, отвернувшись и глядя в окно.
– Район Лимхамн. Пропали тридцатилетняя Каролина Юртхувуд-Йованович и ее двое детей.
– Актриса?
– Да, она.
Не включив поворотник, Лея сворачивает на улицу с рядами невысоких многоквартирных домов по обе стороны.
– Каролина собиралась увидеться с подругой Идой Столь сегодня в девять утра, но не пришла на встречу.
Хенрик кивает.
– Каролина на двадцать первой неделе беременности, и у нее диабет первого типа, так что если она не сделает укол инсулина, и она, и ребенок могут умереть. Наши коллеги осмотрели дом. Мобильный Каролины в доме, как и ее сумочка с кошельком, лекарством и прочими вещами. Ворота гаража не заперты, но машина на месте.
– Никаких следов борьбы?
– Нет.
Лея качает головой, ее темные волосы струятся по плечам. Интересно, сколько ей лет. Лет на десять моложе Хенрика; наверное, немного за тридцать.
– Когда последний раз была на связи?
– После восьми вчера вечером.
Хенрик смотрит на часы.
– Семнадцать часов назад. Муж?
– Густав Йованович, тот тип, который заработал кучу денег на онлайн-играх.
– Знаю, – говорит Хенрик и представляет себе заносчивого Йовановича. Вырос в иммигрантском районе Мальмё, миллионер, достигший всего сам, с нуля.
– Густав, насколько я понимаю, открывает новую компанию и работает в Копенгагене. Сегодня он ночевал в офисе и в последний раз видел свою семью вчера вечером, когда созванивался с ними в Фейстайме.
– Больницы?
– Ни в одной из ближайших их нет. Мы открыли дело о подозрении на похищение, и оно, конечно, входит в число приоритетных из-за детей и из-за того, что семье и раньше угрожали, когда компания Густава вышла на биржу и его состояние заметно выросло. На данный момент Каролина и дети числятся пропавшими, но мы не исключаем, что она могла исчезнуть по собственному желанию или совершила преступление.
Хенрик глубоко вздыхает. Нет ничего сложнее, чем расследовать преступления, жертвами которых являются дети. У него уже почти не осталось сил этим заниматься.
– Мы что-то знаем о более ранних контактах Густава или Каролины с полицией или психиатрами?
– Подростком Густав попался на какой-то пустяковой афере, вроде как продавал поддельные куртки, но после этого ничего такого. Он двоюродный брат Асифа Николича, известного гангстера. Он один из главарей «Семьи», большой боснийской преступной группировки, которая действует в Мальмё и по всей округе.
– Понятно. Я в курсе, что такое «Семья».
Хенрик вспоминает полицейских, стоявших у входа в управление, и думает о Швеции, которая стала крупнейшим в Европе рынком нелегального оружия с Балкан. «Семья» уже давно обеспечивает его доставку по хорошо организованным каналам.
– Густав официально всячески открещивается от своего брата и «Семьи». Он открыл центр для детей в доме, где рос сам, и вкладывает уйму денег в то, чтобы помочь детям из неблагополучных районов встать на правильный путь. Ты хорошо знаешь Мальмё?
Они останавливаются на светофоре, и Лея бросает взгляд на Хенрика.
– Пока не очень, – отвечает он с улыбкой.
– Так ты действительно переехал сюда вчера или об этом тоже наврал?
Лея нервно сигналит впередистоящей машине, водитель которой, кажется, не заметил, что цвет светофора стал зеленым.
– Ты же видела нераспакованные коробки.
– Почему тебя перевели?
– Мне надо было отдохнуть от Стокгольма, – говорит Хенрик, пожимая плечами.
Лея окидывает его взглядом с головы до ног.
– Габриэлла говорит, что ты один из лучших следователей в Швеции.
– Даже так? Ну, не знаю…
– Она утверждает, что ты никогда ничего не упускаешь и никогда не сдаешься.
– Последнее, пожалуй, правда…
– Надеюсь, ты не настолько наивен и самодоволен, чтобы полагать, что ты можешь приехать и начать тут командовать. Я встречала много крутых мужиков, которые считали Мальмё классным шансом, но поверь, им здесь быстро подрезали крылья… Черт, смотрите, куда претесь, – рычит она на двух девочек-подростков, которые выходят прямиком на проезжую часть, так что Лее приходится резко затормозить. – Безнадега. Это дерьмо не разгрести, как мы ни стараемся.
Хенрику знакомо это чувство фрустрации. Работа полицейского похожа на бег белки в колесе.
Они едут мимо идиллической гавани с яхтами и катерами. Спокойное море простирается под Эресуннским мостом вплоть до Копенгагена на горизонте.
– Мы в Лимхамне, это, можно сказать, один из самых престижных районов Мальмё.
Лея сворачивает на улицу с красивыми виллами разной архитектуры.
– Думаю, Густавсгатан – самая дорогая улица в городе. Журналисты только и делали, что описывали в красках прежний дом Златана Ибрагимовича во Фридхеме и дом Йовановича в Лимхамне.
Хенрик напрягается. Такого рода районы его пугают. Лея притормаживает около самого большого дома в конце улицы, ближе всех к берегу и с видом на море. Выкрутив руль вправо, она подает назад и паркуется за черным «порше». Быстрым движением собрав волосы в пучок на идеальной формы затылке, она огрызается:
– Не надо так на меня пялиться.
– Как?
– Как будто видел меня голой.
Устыдившись, Хенрик отворачивается и смотрит на шикарную виллу за ослепительно-белой стеной. Ему не по себе.
– Я буду вести допрос, а ты наблюдай, – командует Лея, вылезает из машины и громко захлопывает дверь.
Хенрик выходит, кивает нескольким коллегам у полицейских заграждений и, наклонившись, пролезает под лентой.
Густав
Бело-голубая полицейская лента опоясывает сад, а ведущая к дому дорога блокирована полицейскими машинами. Густав никак не может отделаться от воспоминаний о частых визитах полиции в Росенгорд, район его детства, которые были похожи на военные операции. Но за одиннадцать лет жизни в ослепительно-белом Лимхамне ему ни разу не доводилось видеть так много полицейских одновременно.
Через кухонное окно он наблюдает за тем, как любопытные ротозеи собираются на улице рядом с домом. Они снимают на мобильники, и Густава подташнивает при мысли о том, что они вообразили о произошедшем.
Никто ничего не слышал о Карро. Мать по-прежнему не отвечает на звонки, и это пугает. Густав вертит в кармане кольцо и пытается справиться с учащенным сердцебиением.
Двое в штатском заходят на кухню.
– Здравствуйте, Густав, меня зовут Лея Каплан, я следователь.
Он очень хорошо знает, кто она. Лея часто мелькает в СМИ с комментариями о работе полиции, и она дочь владельца одного из магазинов ковров. Ему и в голову не приходило, насколько это прибыльное дело, пока он не увидел дом, в котором Лея выросла.
– Мы учились в одной школе, – говорит он Лее и протягивает руку.
– Правда?
Лея смотрит на него с удивлением. Она на несколько лет моложе, и, вероятно, девочке из приличной семьи негоже было запоминать таких соучеников, как он.
Когда Густав переходил после обязательной девятилетки в старшие классы, родители отдали его в частную школу. Впахивали на двух-трех работах, подрабатывали в такси, чтобы оплатить учебу и подарить сыну лучшую жизнь, которой они были лишены. Когда он появился там в своем адидасовском тренировочном костюме, он сразу понял, насколько отличается от таких, как Лея, и других представителей обеспеченного среднего и высшего класса, которых в этой школе было большинство. Это был новый мир, совершенно не похожий на район его детства. Девушки даже не смотрели в его сторону. Лея в том числе.
– Это мой коллега Хенрик.
Густав пожимает Хенрику руку и застывает с открытым от удивления ртом.
– Киллер?
Это не может быть правдой. Каким образом Хенке Хедин оказался у него на кухне?
Хенрик поднимает руки, в точности как тот Киллер, которым он был на площадке. Офигительная история успеха, тоже сделал себя сам, начав с нуля.
В офисе у Густава висит большая фотография Хенрика в тот момент, когда он достиг пика своей карьеры, забив после невероятного сольного финта победный гол с середины поля в Эль-Класико на до отказа забитом «Камп Ноу». Густав знал, что он стал одним из лучших следователей в Швеции, но понятия не имел, что он работает в Мальмё.
– Вы должны найти их, – говорит он, похлопав Хенке по плечу, более мощному, чем представлял себе Густав.
Под футболкой Хенрика скрываются огромные бицепсы, и он на несколько сантиметров выше Густава с его метром девяносто – смотрится просто каким-то гигантским викингом рядом с ним. Густые светлые волосы собраны на затылке в характерный пучок, а ледяной взгляд голубых глаз может заставить содрогнуться любого. В голове не укладывается, что Киллер находится здесь, у него дома.
В других обстоятельствах Густав счел бы это каким-то знаком, что ли.
Лея подвигает стул.
– Присядем?
– Вы объявили их в розыск? – спрашивает Густав, чувствуя, как течет под рубашкой пот. – Отсюда до Дании час пути.
Ножки его стула скребут пол, когда он отодвигается от стола.
– Я понимаю ваше беспокойство, – говорит Хенрик, усаживаясь напротив. – Мы разослали информацию и фотографии Каролины и ваших дочерей в таксомоторные компании и водителям автобусов. Патрульные обходят ближайшие районы и опрашивают соседей.
В общем, это означает, что СМИ вот-вот разнюхают, что его семья пропала.
– Когда вы в последний раз общались? – спрашивает Хенрик.
– Мы созванивались… Подождите, она отправила мне в ватсапе фото вчера вечером, сразу после того, как мы с ней поговорили.
Густав достает из кармана телефон и находит последнее сообщение, которое было отправлено в двадцать тридцать один.
– Вот. Карро читает девочкам «Сказки на ночь для маленьких озорниц».
Густав видит, что так и не ответил на это сообщение.
– Вы можете переслать мне это фото? – спрашивает Лея, пишет свой номер на листке и кладет его перед Густавом.
Тот повинуется, отметив про себя, что она совсем не изменилась со школьных времен – такая же заводила, какой была тогда.
– Вы знаете пароль от телефона вашей жены? – спрашивает Хенке, протягивая ему мобильный Карро.
– Да, год ее рождения.
Он набирает цифры на экране, и смартфон разблокирован. Хенрик забирает его у него из рук раньше, чем Густав успевает посмотреть пропущенные звонки и сообщения.
– Спасибо, – говорит Хенке и быстро выходит из кухни.
Лея листает свой блокнот.
– Вам кто-нибудь звонил?
– В смысле?
– Мы не исключаем похищения с целью выкупа.
– Что? Простите. Мне сложно собраться с мыслями… Нет. Мне никто не звонил.
– Очень важно, чтобы вы сообщили нам, если кто-то хоть как-то попробует вступить с вами в контакт или потребует выкуп. Это понятно?
– Само собой.
– У вас есть какие-то предположения? Что могло произойти? – продолжает допрос Лея.
– Понятия не имею. Я вообще ничего не понимаю.
Густав машинально расставляет стеклянные вазочки на столе в одну прямую линию.
– Это цветы из нашего сада. Карро может часами возиться с этими палками. Подрезает их, рассаживает, поливает, и что там еще с ними делают. Вы ведь видели наш сад, чего там только нет: смоковницы, шелковицы, каштаны со съедобными плодами, грецкий орех, яблони, вишни, ежевика, крыжовник, смородина, малина, овощи, клубника, земляника – в общем, все что можно, – закончив фразу, Густав выливает остатки воды из своего стакана в ближайшую вазу.
Лея внимательно за ним наблюдает, но он не обращает на это внимания.
– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, – говорит она, убирая прядь со лба.
– Сомневаюсь, но все равно спасибо.
– По словам подруги Каролины, ваша жена была в последнее время в подавленном настроении. Вы согласны?
– Ида так сказала?
Лея кивает.
– Нет, – говорит он, не добавляя «во всяком случае, не больше обычного».
Да и как, черт побери, он мог в этом разобраться. Если бы он понимал хотя бы десятую часть характера этой женщины, все было бы проще.
– Ее ничто не тяготило, не расстраивало?
– Она беременна, и у нее, понятное дело, гормоны и все такое, но она правда мечтала о третьем ребенке после стольких выкидышей. Думаю, после последнего УЗИ она чувствовала себя хорошо. Она радовалась. Была счастлива. Что бы это ни значило.
Густав меняет местами две вазы.
– Когда Каролина говорила с Идой, она, похоже, злилась. Вы знаете почему?
Густав отрывает взгляд от стола.
– Понятия не имею.
Кажется, полиция и Ида знают о его жене больше, чем он, а он ненавидит сюрпризы.
– Не имеете понятия.
– Честно говоря, для меня это новость.
Лея морщит лоб, похоже, сомневаясь в его словах.
– Она принимает какие-то лекарства, помимо инсулина?
– Она глотает все подряд, когда не беременна. Типа витаминов, иногда снотворное. Алкоголь. Временами антидепрессанты. В этом нет ничего удивительного, так ведет себя большинство женщин с маленькими детьми, разве нет? – пожимает плечами Густав. – Карро любит детей и свою жизнь, но ей тяжело, а я в последнее время очень много работал. Все дела по дому она взвалила на себя, и это явно оказалось сложнее, чем она думала.
– Я только что поговорил с вашей уборщицей, – говорит Хенрик, вернувшись на кухню. – Каролина написала ей вчера вечером и отменила сегодняшнюю уборку. Вы не знаете почему?
– Понятия не имею.
– Кроме Иды она еще звонила акушерке и своей матери. Вы можете предположить, о чем они говорили?
Густав качает головой, не понимая, зачем Карро звонила своей мамаше.
– Каролина не упоминала об этих звонках, когда вы разговаривали с ней вечером?
– Она просто пожелала мне спокойной ночи, а потом я поболтал с девочками.
Хенрик снова садится за стол.
– Гм, нам надо рассмотреть любые варианты. Странно, что в доме нет следов борьбы.
– В смысле? Как при ограблении?
– Вы обычно не запираете дверь гаража? – спрашивает Лея.
– Что? Конечно, запираем. Всегда.
– Наши коллеги, приехавшие первыми, утверждают, что дверь была не заперта. У вас есть предположения почему?
– Нет, это странно. Нет. Не знаю, что сказать. – Густав сцепляет руки на затылке, пытается представить себе эту ситуацию. – Поскольку через гараж можно попасть в дом, мы всегда тщательно следим за тем, чтобы дверь была заперта.
– И камеры наблюдения отключены, – осматриваясь, отмечает Хенрик. – Вы их обычно не включаете? При таком шикарном доме и учитывая поступавшие угрозы…
– У нас лучшая, чтоб ее, сигнализация, я угрохал на нашу безопасность несколько сотен тысяч, и Карро могла бы просто нажать одну кнопку, чтобы сюда моментально приехала вся охранная компания. Дом обвешан камерами внутри и снаружи, но Карро не включает их, когда она дома, ей кажется, что за ней наблюдают. У нее даже на ноутбуке камера заклеена, чтобы парни из «Эппл», которые сидят где-то в Сан-Франциско, не могли следить за каждым ее шагом.
– Она кого-то боялась?
– Нет. Точнее… Мы оба публичные личности, это утомляет, хочется приватности.
– У Каролины склонность к паранойе? – Произнося это, Хенрик внимательно смотрит на Густава.
– Называйте это как хотите, я не знаю, – пожимает плечами Густав.
– Остается надеяться, что у соседей камеры были включены или что кто-то что-то видел или слышал, – говорит Лея, поправляя лямку бюстгальтера, соскользнувшую под футболкой с плеча.
– Эксперты уже едут. Вероятно, скоро мы будем знать больше, – говорит Хенке, теребя диктофон, лежащий на столе между ним и Густавом. – Есть много такого, чего не заметить невооруженным глазом.
– Хорошо, – кивает Густав, крутя в кармане найденное кольцо, и поворачивается к Лее: – Сколько у вас раскрытых преступлений? Каков коэффициент? В процентном отношении, я имею в виду.
– Прошу прощения?
По ее движениям видно, что вопрос ей не понравился, но Густаву плевать.
– Я должен знать, что вы найдете мою семью.
– Обещаю вам это, – отвечает Хенке.
– С какого вы можете это обещать? – Густав хлопает ладонью по столу и встает. – Вы знаете что-то, чего не знаю я? Или?
Во взгляде Хенрика что-то такое вспыхивает, что заставляет Густава раскаяться в своем срыве.
– Я понимаю, что вам сложно и вы волнуетесь, но поисками вашей семьи занято много наших сотрудников, и мы обещаем, что сделаем все возможное, чтобы они вернулись домой целыми и невредимыми. Вы можете на нас положиться.
– Я никогда ни на кого не полагаюсь.
Каролина
Она отчаянно колотит коленями в крышку багажника в надежде, что кто-нибудь ее услышит. Ноющая боль в позвоночнике отдается в паху и задней стороне бедер. Швы начали расходиться еще в первом триместре, но таких болевых ощущений раньше не было.
Температура внутри, наверное, выше, чем в бане. Под Каролиной образовалась лужица пота и, возможно, мочи.
Каролина краснеет при одной только мысли, что кто-то может увидеть ее в таком виде.
А может, это кровь. Нет. Только не кровь!
Несколько месяцев она провела в напряжении, фиксируя внимание на ощущениях внутри, внизу. Каждый раз, идя в туалет, она чувствовала комок в животе. Правда ли на туалетной бумаге красноватый след, или это разыгравшееся воображение? Гормональная терапия, овуляции, бесчисленные УЗИ и выкидыши. Она уже почти сдалась, как вдруг забеременела Людвигом.
С ним ничего не должно случиться.
Каролина елозит по полу и стучит ногами, но не понимает, в какую сторону направить усилия. У большинства новых машин должен быть механизм, открывающий багажник изнутри, – рукоятка, провод или кнопка. Каролина поднимает голову и вертит ею по сторонам, но через несколько секунд ею приходится остановиться. Ее мутит и вот-вот вырвет. Если бы только найти способ подать сигнал о помощи! Может, ей удастся включить сигнализацию автомобиля или стоп-сигнал? Она узнала об этом, когда снималась в сериале «Преследование», ее последняя роль – похотливая и сексуальная женщина с небольшим количеством реплик (разумных среди них и вовсе почти не наблюдалось).
Может, ее сюда запихнул псих? Сталкер? Ее несколько раз преследовали странные персонажи, и она боялась их, не понимая, как далеко они могут зайти.
Людям кажется, что они ее знают, но очень немногие имеют право так считать. Всё – лишь актерская игра.
Каролина рано научилась носить разные маски. Она не могла демонстрировать свое истинное «я», потому что в этом случае никто не захотел бы с ней общаться. Похоже, никому не нравилась та, кем она на самом деле являлась. Она и сейчас иногда чувствует себя одинокой, лишенной самоуважения молодой девушкой, что боролась за право стать кем-то известным.
Какую бы роль она ни играла в семье, ей никогда не удавалось соответствовать ожиданиям родителей. Что бы она ни делала, ее мать всегда ее поправляла. А вот брата ее родители прямо-таки обожествляли. Все детство Каролина провела в его тени, и чем старше они становились, тем больше разрасталась эта тень, и в конце концов брат полностью перекрыл для нее родительский свет.
Каролина поняла, кем был ее брат, прочитав «Американского психопата». До этого она была очарована им так же, как остальные, несмотря на все то, что он с ней проделывал.
Она страдала не только от его оскорблений и унижений, но и от непонимания, как ее родители это допускают. Этого безумия она простить не могла.
Некоторым людям не стоит иметь детей, эта мысль посещала Каролину много-много раз.
Родителей не выбирают, но она выбрала Густава на роль отца ее детей. Надо думать о том, что девочки и Густав в безопасности, иначе она сойдет с ума.
Каролина чувствует боль в легких и закашливается. Кислорода все меньше, и жара невыносимая.
Она пытается убедить себя, что похищение человека еще никому не сходило с рук. Скоро ее найдет Густав, он самый энергичный из всех людей, которых она когда-либо встречала. Густав никогда не допустит, чтобы с его семьей что-то случилось. Никогда.
Раздаются тихие голоса. Кажется, они все ближе.
Густав
Он подходит к раковине, включает воду и дает ей стечь, пока из крана не пойдет совсем холодная вода. Полицейские следят за каждым его шагом. Эксперты-криминалисты едут на виллу, так как подозревают, что она является местом преступления. Густав наливает себе стакан ледяной воды.
– Можно мне взять телефон Карро? Я должен обзвонить всех ее знакомых.
– К сожалению, нет, – отвечает Хенке. – Мы должны передать его экспертам, чтобы они изучили содержимое памяти. Там могут быть важные улики.
– Например, что?
Густав выдвигает верхний ящик кухонной тумбы, чтобы найти хоть какие-нибудь таблетки от головной боли.
– Последние звонки, имена людей, с которыми Каролина общалась в последние дни, расписание встреч. Разумеется, мы свяжемся со всеми, кто будет представлять интерес.
Густав размышляет над последним сообщением от Карро и нервно шарит в ящике, копаясь среди нераспечатанных конвертов, счетов, детских бус, стикеров, ключей, ручек и всевозможной мелочи. Под одной из скомканных бумажек он находит упаковку обезболивающего, выдавливает две таблетки и глотает их, запив водой. Расправив мятый листок, Густав смотрит на две яркие фигурки, которые нарисовала Астрид. У малышки богатое воображение, и она живет в собственном мирке. Густав несколько раз подумывал создать детскую игру на основе ее волшебных фантазий и сейчас пытается вспомнить, какие имена она дала именно этим двум смешным персонажам. Он улыбается, но быстро возвращается в реальность и пытается, моргая, подавить то, что щиплет ему глаза. Он аккуратно кладет рисунок обратно в ящик.
– Как вы думаете, Каролина могла исчезнуть по собственному желанию? – спрашивает Хенке.
– Зачем ей это?
Они прямо зациклились на этой идее!
– Большинство взрослых, которые исчезают, не хотят, чтобы их нашли, – поясняет Хенке.
– Не знаю, с чего у вас возникают такие предположения. Мы самая обычная семья. Такое дерьмо случается в бедных районах, откуда вы и я родом, а здесь – нет.
Лея наклоняется вперед и опирается локтями на стол.
– Как вы можете описать свой брак? – спрашивает она.
– О чем этот вопрос? Вы хотите знать, как часто мы трахаемся, или что?
Густав с грохотом ставит стакан на стол.
– Успокойтесь. У нас у всех одна цель, – вздыхает Лея. – Я понимаю, что это тяжело, но, пожалуйста, отвечайте на вопросы. Чем больше информации мы от вас получим, тем легче нам будет делать нашу работу.
– Каролина никогда бы не ушла от меня, если это то, на что вы намекаете. Она счастлива. Вы тратите драгоценное время, и я больше не в состоянии отвечать на бессмысленные вопросы. И кстати, куда бы она отправилась? Без денег, без документов, без инсулина, без автомобиля. Вообще без всего!
В воздухе повисает неприятная тишина. Лея листает свой блокнот.
– Кто-то может подтвердить, что вы сегодня ночевали в офисе в Копенгагене?
В этом вопросе содержится подвох, и Густаву не нравится, на что намекает Лея. Была бы у него шведская фамилия вроде Свенссона или Андерссона, ему бы никогда не задали такой вопрос.
– Вы что, думаете, что я… – Густав сжимает челюсти. – Что я что-то сделал, или что? Я подозрительно выгляжу? Не так говорю? Какого черта вы предполагаете, что я…
– Мы ничего не предполагаем. Пожалуйста, сядьте и просто отвечайте на вопросы.
Она говорит, как школьная учительница, но он никогда не был примерным учеником. Густав всегда шел своей дорогой. Однако его нервирует Хенке, и надо постараться взять себя в руки. Глядя в окно, он считает про себя до десяти, прежде чем снова повернуться к Хенрику и Лее.
– Я прошу прощения. Столько переживаний. У меня все… У нас все хорошо.
Густав старается принять расслабленную позу. Надо контролировать себя, иначе полицейские могут вцепиться в него. Он продолжает спокойным тоном:
– Думаю, это можно увидеть на камерах наблюдения в офисе, свяжитесь с моей секретаршей. Она вам поможет получить записи.
Густав записывает имя и номер телефона Филиппы в блокнот Леи.
– Знаете, наша жизнь чертовски идеальна. И я говорю это не из хвастовства. Это просто так и есть. Я не мог бы желать лучшего, и Карро, я знаю, чувствует то же самое. У нас есть все, о чем мы когда-либо мечтали. Мы любим друг друга. Карьера у нас идет в гору. Карро получила несколько кинопремий. Мы ждем третьего ребенка, сына. Девочки здоровы и веселы, им нравится в детском саду. Вильма скоро пойдет в школу. Я живу в мечте своего детства. Как вы знаете, я вырос в простой иммигрантской семье и пахал как проклятый, чтобы получить все это.
Густав делает несколько глубоких вдохов и оглядывает все вокруг.
– Я часто ездил с отцом, когда тот подрабатывал таксистом, и мы не раз заезжали в этот район, и тогда я представлял себе, что однажды въеду в дом на берегу… Эта улица даже носит то же имя, что и я.
У отца едва хватало денег на новые кроссовки для сына, но он постоянно напоминал Густаву, что тот может стать богатым и счастливым, только ему придется пахать в десять раз больше, чем шведам.
