"Исповедь" kitabından alıntı

Государь, я не в состоянии отдать Вам ясного отчета в ме­сяце, проведенном мною в Париже, потому что это был месяц духовного пьянства. Не я один, все были пьяны: одни от безум­ного страха, другие от безумного восторга, от безумных надежд. Я вставал в пять, в четыре часа поутру и ложился в два; был целый день на ногах, участвовал решительно во всех собраниях, сходбищах, клубах, процессиях, прогулках, демонстрациях, од­ним словом втягивал в себя всеми чувствами, всеми порами упои­тельную революционную атмосферу. Это был пир без начала и без конца; тут я видел всех и никого не видел, потому что все терялись в одной гуляющей бесчисленной толпе; говорил со все­ми и не помнил, ни что им говорил, ни что мне говорили, потому что на каждом шагу новые предметы, новые приключения, но­вые известия. К поддержанию и усилению всеобщей горячки немало способствовали также известия, приходившие беспре­станно из прочей Европы; бывало только и слышишь: "В Берлине дерутся, король бежал, произнеся перед этим речь! Дрались в Вене, Меттерних бежал, провозглашена республика! Вся Германия восстает. Итальянцы одержали победу в Милане; в Венеции австрийцы потерпели позорное поражение. Там провозглашена республика. Вся Евро­па становится республикой. Да здравствует республика!" Казалось, что весь мир переворотился; невероятное сделалось обыкновен­ным, невозможное возможным, возможное же и обыкновенное -- бессмысленным. Одним словом ум находился тогда в таком со­стоянии, что если бы кто пришел и сказал "Бог прогнан с неба, там провозглашена республика!", так все бы поверили и никто бы не удивился.