Kitabı oku: «Зойкина квартира», sayfa 7

Михаил Булгаков

Yazı tipi:

Гусь.

Ах, я несчастный. Алла, вернись. Херувим, крадучись.

Гусь.

Уйди, я тоскую.

Херувим.

Тоскуеси. Зацем тоскуеси? Ты очинь вазныи. Цего тоскуеси мало-мало?

Гусь.

Не могу видеть ни одного человеческого лица, только ты один симпатичный. Херувим, китайский человек. Печаль меня терзает, и от этого я нахожусь на ковре.

Херувим.

Пецаль? Я тозе пицяль.

Гусь.

Ах, китаец! Чего тебе печалиться? У тебя еще все впереди. Алла!

Херувим.

Мадама обманула. Все мадамы сибко нехоросие мал-мало. Ну, сто? Другую мадаму забираись. Много мадама на Москве.

Гусь.

Нет, не могу я себе достать другую мадаму!

Херувим.

Тебе диенге нет?

Гусь.

Ах ты, симпатичный китаец! Разве может быть такой случай на свете, чтобы Гусь не имел денег! Но вот одного не может голова придумать, как эти деньги превратить в любовь! Ах, китаец мой. На, смотри.

Херувим.

Сикольки много цирвонцев.

Гусь.

Утром получил пять тысяч, а вечером такой удар, от которого я свалился. Я лежу на большой дороге, и пусть каждый в побежденного Гуся плюет, как Гусь плюет на червонцы! Тьфу, тьфу!

Херувим.

Плюесь деньги. Смесной. У тебя деньга есть, мадама нет. У меня мадама есть, деньга нет. Дай погладить цервонцы.

Гусь.

Гладь.

Херувим.

А, цирвонцики, цирвончики миленьки.

Гусь.

Как мне забыться? Алла!

Херувим ударяет Гуся под лопатку ножом. Гусь умирает.

Херувим.

Цирвонци. Теплы Санхай. (Усаживает Гуся в нише в качалку и дает в руки трубку.)

Аметистов (выглянул).

Где он?

Херувим.

Тс, я ему дал курить. Никто не ходи. Он теперь спакойни.

Аметистов.

Молодец, ходя. (Исчезает.)

Херувим.

Мануска, Мануска.

Манюшка.

Чего тебе?

Херувим.

Тс, Мануска. Сицяс-Санхай бези, бези вокзал.

Манюшка.

Что ты, очумел?

За сценой Мымра поет:

«Покинем, покинем кран, где мы так страдали».

Аплодисменты.

Херувим.

Сицяс моклая беда будет. Цирвонци имеем.

Манюшка.

Ты что такое сделал, черт?

Херувим.

Гуся резал.

Манюшка.

А-а-а! Дьявол! Господи Иисусе, царица Небесная!

Херувим.

Беги, тебе резать будем!

Манюшка.

Господи! (Исчезает с Херувимом в переднюю.)

Аметистов.

Борис Семенович. Пардон-пардон. Лежите? Ну, лежите, лежите, только как же это он вас одного оставил? Вы с непривычки можете перекурить. Ну вот, и ручка холодная. А-а! Что-о?! Сукин кот! Бандит! Этого в программе не было. Как же теперь быть? Все засыпались, разом крышка, гроб! Херувим, Херувим! Ну, конечно: ограбил и ходу дал. А я-то идиот! Что теперь делать, дорогие товарищи? Деньги на текущем. Завтра его хватятся. Вот тебе и Ницца, вот тебе и заграница. Аминь! Чего же это я сижу? А? Ходу! Верный мой товарищ, чемодан. Опять с тобою вдвоем, но куда? Объясните мне, теперь куда податься? Судьба ты моя, судьба! Звезда ты моя горемычная! Прикупил к пятерке-дамбле. Ходу! Ну, Зоечка, прощай! Прощай, Зойкина квартира!

Зоя.

Александр Тарасович! Александр Тарасович! А… Борис Семенович. Один? Вы не сердитесь на меня? Я совершенно не понимаю Аллы Вадимовны. (Глухо вскрикивает.) Что это такое, что это такое? (Видит брошенный фрак.) Да неужели это он! Негодяй! Судьба моя! Манюшка, Манюшка, Манюшка! (Мечется.) И они! Это невозможно! (Открывает дверь, зовет.) Павел Федорович, Павел Федорович, на минутку! Господа, простите!

Обольянинов.

Что такое, Зоечка?

Зоя.

Павлик, стряслась беда! Эти негодяи, китаец с Аметистовым, убили Гуся! Ужас! И Манюшка с ними участвовала, и, пока мы там сидели, бежали.

Обольянинов.

Как вы странно шутите, Зоя.

Зоя.

Опомнитесь. Павлик! В качалке труп. Он в крови. Мы пропали!

Обольянинов.

Позвольте, но ведь это ужасно! Нас же никто не может обвинить в убийстве. Если эти мерзавцы… При чем же мы здесь? Я не постигаю.

Зоя.

Не только не могут, но наверное обвинят. Павлуша, нельзя терять ни одной минуты! Документ есть. Деньги в спальне. (Бросается в спальню.)

За сценой глухая музыка, изредка аплодисменты. Обольянинов бросается вслед за Зоей. Пауза. Из передней появляются: Пеструхин, Ванечка, Толстяк и Газолин. Все, кроме Газолина, в смокингах и в пальто.

Пеструхин.

Тэкс, брекекекс.

Газолин.

Херувимка всегда ножом ходит. Херувимку надо брать первого.

Толстяк.

Тише, не расстраивайся.

Пеструхин.

Это что ж, накурился?

Ванечка.

Да, квартирка.

Пеструхин.

Тише. Прячутся в передней за занавеской.

Зоя (вбегает со взломанной шкатулкой).

Нет денег! Сашкина работа! Вор и убийца…

Обольянинов.

Зоя, я ничего не постигаю.

Зоя.

Некогда постигать!

Обольянинов.

А эти гости?

Зоя.

Павлушка, черт с ними! Бежим! (Бросается к передней.)

Пеструхин.

Виноват. Попрошу не спешить, гражданочка.

Зоя.

Ах!

Пеструхин.

Мадам Пельц?

Ванечка.

Абсолютно. Она.

Зоя.

Кто это? Кто вы? Павлушка, это бандиты! Они зарезали Гуся!

Ванечка.

Спокойно, мадам. Никого не режем. Мы с мандатом.

Зоя.

А, позвольте. Я поняла! Это Уголовный Розыск.

Пеструхин.

Вы угадали, мадам Пельц.

Ванечка.

Абсолютно.

Зоя.

Ну, вот что. Я и Обольянинов никакого отношения к убийству не имеем. Это китаец. Я даже не знаю, как его зовут, – [и] негодяй Аметистов, которого я приютила. Они убили и бежали.

Пеструхин.

Кого убили?

Зоя.

Гуся. Все бросаются к трупу.

Газолин.

Херувимка безал!!

Пеструхин.

Эге-ге, Ванечка! Сразу надо было брать Херувимку.

Газолин.

Ванецка, Херувимку выпустил! Ванецка!

Толстяк.

Тише, тише, тише, тише, не расстраивайся. Суета.

Пеструхин.

Кто за дверями?

Зоя.

Гости, у меня именины.

Пеструхин.

Ага, так.

Зоя.

Это никакого отношения к убийству не имеет!

Пеструхин.

Ванечка!

Ванечка (открывает двери).

Ваши документы, граждане. За сценой сразу обрывается фокс-трот.

Толстяк (по телефон).

Шесть шестнадцать два нуля, добавочный одиннадцать. Товарищ Каланчеев. Я говорю. Hv, я, я. Следователя и доктора. Садовая, 105, квартира 104.

Из внутренних дверей высыпают гости, все.

Роббер.

Виноват. Тут недоразумение. Я совершенно случайно [попал]…

Поэт.

Боже мой, боже мой!

Лизанька (Мымре).

Наташка, засыпались!

Иванова.

Вот так номер.

Пеструхин.

Пожалуйте, пожалуйте документики, граждане.

Суета. Фокстротчик попытался улизнуть.

Толстяк.

Виноват, виноват. Куда ж так спешить?

Фокстротчик.

Я только танцевал, видите ли…

Роббер.

Простите, в чем дело? Семейные именины. Это законом не преследуется. Я сам юрист.

Толстяк.

В квартирке убийство, гражданин юрист.

Все.

Что, что такое? Господа, позвольте!..

Мымра.

Гуся убили! (Падает в обморок.)

Роббер.

Помилуйте, это чудовищно!

Поэт.

Господи Иисусе. (Крестится.) Суета.

Иванова.

Что ж делать?

Лизанька.

Сидеть будем без конца, лам-ца-дрица-а-ца-ца!

Мертвое тело (выплывает).

Слава тебе господи, наконец-то! Скука дьявольская. Раздевайтесь, братцы, раздевайтесь, братцы. Мы сейчас такой тарарам устроим…

Роббер.

Заткнись, идиот. В квартире убийство! Суета.

Пеструхин.

Ванечка, осмотрите, нет ли еще кого.

Ванечка (в дверях).

Никого нету, сухо, товарищ Пеструхин.

Газолин.

Выпустили Херувимку, выпустили Херувимку!!

Зоя.

Эх вы, ловкачи в смокингах, кого же вы берете?

Мертвое тело.

Кого берете, товарищи, а? Раздевайтесь!

Зоя.

А убийцы бежали!

Толстяк.

Что вы, мадам. Куда это они сбегут? По СССР бегать не полагается. Каждый должен находиться на своем месте.

Ванечка.

Абсолютно. Звонок.

Пеструхин.

Тише. Ванечка, впустить. Граждане, никаких разговоров о происшествии, за это строго ответите. Попрошу соблюдать прежнее настроение. Звонок повторяется.

Мертвое тело.

Совершенно правильно. Никаких разговоров. Шампанского! Человек! Ванечка впускает Аллилую.

Аллилуя.

Здрасьте, граждане. Зоя Денисовна, вечерок еще не кончился? Соседи обижаются.

Толстяк.

Вы кто такой, гражданин?

Аллилуя.

Довольно странно. Это я вас, председатель домкома, могу спросить, кто вы такой?

Толстяк.

Гуся знал?

Аллилуя.

Да что это вы, в самом деле? Я к Зое Денисовне. Пропустите, пожалуйста. Псструхин. Отвечай, гражданин, на вопрос.

Аллилуя.

А вы кто ж это сами-то будете? А? Гуся? Как же, как же, знаю. Они в нашем доме проживают, товарищи. Я, товарищи дорогие, давно начал замечать. Подозрительная квартирка. Все как будто тихо, мирно. А вот нс нравится. Сосет у меня сердце и сосет. Я и сейчас, товарищи дорогие, для наблюдения прибыл. Подозрительная квартирка.

Зоя (внезапно).

Для наблюдения! Ах ты, мерзавец! Слушайте, вы! Я ему деньги платила. У него и сейчас в Кармане моя десятичервонная бумажка, и я знаю номер! Аллилуя засунул в рот червонец.

Толстяк.

Ты что же это? Дефективный, что ли? Червонцы грызешь!

Аллилуя.

Я, товарищи, человек малосознательный, от станка. Испугался.

Толстяк.

Испугался. У тебя под носом Гуся режут, а ты червонцами закусываешь, председатель свинячий!

Аллилуя.

Господи Иисусе! (Падая на колени.) Товарищи, принимая во внимание темноту и невежество, как наследие царского режима, а равно также… считать приговор условным… Что такое говорю, и сам не понимаю.

Толстяк.

Поднимайся.

Аллилуя.

Товарищ…

Роббер.

Нельзя ли по телефону позвонить?

Толстяк.

Телефон отпадает.

Пеструхин.

Ванечка, забирайте. Граждане, пожалуйте. На лестнице, граждане, никаких разговоров. За это ответите.

Роббер.

Какие уж тут разговоры, разве что о погоде.