Kitabı oku: «Маршал. Том 2», sayfa 5

Рано утром двадцать четвертого числа пришла неожиданная новость – противник силами трех пехотных дивизий прорвал оборону под Брно, вынудив чешские войска отойти с долговременных оборонительных рубежей.

Ничего хорошего это не сулило. «Да и откуда там три свежие пехотные дивизии нарисовались? Не было же, по сведениям разведки…» – подумал тогда Войцеховский.

К вечеру двадцать пятого февраля наступление немцев под Брно выдохлось окончательно, стянув на себя обе резервные полевые дивизии и фактически устранив всякие свободные полевые войска к югу от Праги. Если не считать отведенного на отдых в глубокий тыл северного фронта легкого полка Черняховского. Все-таки почти две роты потерял, что для легкого полка, состоявшего всего из двух батальонов, весьма прилично – ни много ни мало, а треть.

Двадцать шестого числа рано утром снова началась свистопляска…

– Тревога! – крикнул вбежавший дежурный, и Михаил Николаевич очнулся ото сна, в который он провалился прямо за столом, изучая доклады с мест боев.

– Что случилось? Почему вы кричите? – Тухачевский был недоволен нотками паники, которые сквозили от этого уже немолодого мужчины.

– Господин маршал, только что доложили, что немцы наступают вдоль шоссе на Зноймо.

– Какими силами?

– До двух пехотных дивизий. В Зноймо ситуация очень тяжелая, мы ведь оттуда сняли половину войск для прикрытия Брно. А тут серьезные силы при активной поддержке немецкой авиации и артиллерии. Бои идут уже в самом городе.

– Кто это сообщил?

– Командир пограничного района.

– Что еще он сообщил?

– Ведет бой. Но вынужден отступать, чтобы не допустить окружения. Наблюдатели видели танки.

– Хорошо. Ступайте. Докладывайте обо всех изменениях на фронте.

– Есть! – козырнул дежурный и вышел из комнаты.

– Это все очень плохо, – произнес наблюдавший за сценой Войцеховский, – но сколько у нас реально времени?

– В Зноймо у нас оставалась облегченная гарнизонная дивизия. Грубо говоря – четыре батальона. Если ее выбили из долговременных укреплений и заставили отступать, то теперь у нас есть легкая дивизия. В лучшем случае, – начал рассуждать вслух Тухачевский, – после разгрома танкового корпуса Гудериана Гитлер не решится на лобовую танковую атаку пусть и сильно ослабленных частей. Значит, танки, замеченные у Зноймо, введут в прорыв только после того, как ликвидируют угрозу от гарнизонной дивизии. Кстати, а что это у нас там за гости? Это что – вторая танковая дивизия?

– Видимо, – кивнул Войцеховский. – Венская дивизия – родные пенаты Гудериана. Насколько нам известно, она была переведена в Вену на восстановление после тяжелых потерь, понесенных в боях с повстанцами. Там что-то около двадцати процентов личного состава осталось и всего три танка на ходу к концу боев. Гудериан принес ее в жертву своей преданности Гитлеру. Хотел бы я знать, какой у нее сейчас состав…

– Не думаю, что есть хотя бы половина штата, – покачал головой Тухачевский.

– Думаете?

– Да. Просто не успели бы столь быстро укомплектовать. Но есть у меня очень нехорошее предчувствие, – на несколько секунд замолчал Тухачевский. – Дело в том, что вторая танковая дивизия Панцерваффе знатно отличилась в подавлении мятежа. Гитлер должен был ее серьезно наградить. Учитывая, что ей никаких чудных званий не присвоили, то вполне могли принять решение об оснащении новейшей техникой. Если мне не изменяет память, то на текущий момент германская промышленность выпустила свыше двухсот новейших танков Т-3 и Т-4. Правда, большая часть из них опытные и экспериментальные. Но, думаю, штук шестьдесят они вполне могли наскрести. А эти машинки – очень серьезные игрушки.

– Но что сделают даже сто танков? Ведь моторизированной пехоты у них там… – Войцеховский осекся.

– Пяти лишних пехотных дивизий у них там тоже не было, – с легкой укоризной произнес маршал. – Думаю, что по шоссе Зноймо-Йиглава немцы предпримут новое наступление. От Зноймо до Йиглавы около семидесяти пяти километров. А взятие Йиглавы ставит нашу группировку в Брно под угрозу охвата и окружения. Кроме того – это прямая дорога на Прагу.

– И ближайший резерв у нас в Градец-Кралове, – как-то потерянно произнес Войцеховский. – Пехотная дивизия с довольно слабым транспортным обеспечением. Пешим маршем они сто километров трое суток будут идти по грунтовым дорогам.

– А полк Черняховского?

– Он же сильно потрепан. Да и какой полк? Фактически батальон.

– Но опытный, черт побери, батальон. Кроме того – он есть, и он может быть легко переброшен по шоссе на своих велосипедах. Полковник, подойдите!

– Да, господин маршал, – оперативно отозвался дежурный.

– Есть связь со Зноймо?

– Так точно.

– Передайте, чтобы держались любой ценой. Нам крайне важен каждый час, каждая минута, что они смогут нам выиграть. Если увидят прорыв бронетехники по шоссе – пусть немедленно нас поставят в известность. Кроме того, сообщите в Брно, чтобы Уборевич снимал легкую пехотную дивизию из третьего эшелона и любыми правдами и неправдами двигался в Йиглаву. Принцип построения обороны – тот же. Огневые точки в наиболее крепких домах города, контролирующих перекрестки. Все ясно?

– Так точно!

– Выполняйте.

– Господин генерал, – повернулся дежурный к Войцеховскому и тот молча кивнул, подтверждая приказ.

– Ну а мы что будем делать? Это ведь все полумеры! – после ухода полковника, с нажимом произнес генерал. – Легкая пехотная дивизия вряд ли остановит немцев. Даже усиленная батальоном. Особенно если там вторая танковая идет не одна и при новых таких танках. Да и остатки гарнизона в Зноймо продержатся максимум еще два, может быть три часа.

– Они продержатся больше. У немцев осталось слишком мало танков, и они не захотят повторения недавней трагедии, когда их танковый полк вырвался вперед и был отсечен фланговым ударом, а потом уничтожен. Думаю, если в Зноймо проявят некоторое упорство, то у нас будет часов шесть минимум, а то и все восемь.

– Хорошо. Пусть так.

– В Праге у нас стоит пять отдельных пехотных батальонов…

– Но мы не можем оставить столицу без гарнизона! – возразил Войцеховский.

– И части усиления, – невозмутимо продолжил Тухачевский. – А также силы ПВО.

– Не очень понимаю ваш план, – недоумевающе посмотрел на него Войцеховский.

– В резерве Ставки у нас три отдельных противотанковых дивизиона²⁴, бригада легких гаубиц²⁵ да три автотранспортных батальона. Это все, что мы можем сейчас снять с гарнизона, не оголяя обороны. Плюс немного зениток. Думаю, «эрликоны»²⁶ вполне могут послужить нам не только как средство ПВО. Не зря же мы их последний год закупали в Швейцарии и производили сами в весьма впечатляющих количествах? – лукаво улыбнулся маршал и поведал вкратце свой план…

16 часов 08 минут. Шоссе к югу от Йиглавы

Михаил Николаевич смотрел через голый зимний кустарник на шоссе в бинокль с наблюдательного пункта артиллеристов, разместившегося в небольшом овраге недалеко от дороги. Вдали же потихоньку двигались мотоциклисты из разведывательной группы танковой дивизии. Причем весьма потрепанного вида. «Это их так в Зноймо приложили?» – подумал маршал, наблюдая за немцами, пытающимися быстрее проскочить в Йиглаву.

Откуда-то с юга доносился нарастающий гул приближающейся техники, но она еще пока не видна. Прошла минута, другая, третья… Мотоциклисты скрылись где-то вдали на севере. «Страхуется», – подумал Тухачевский, одобрив столь большой разрыв между разведкой и головным передовым дозором.

– Господин, маршал, – комбриг оторвал его от напряженного всматривания в дорогу. – Буран передал – «Птичка в клетке». Сопровождает. Запрашивает мелодию.

– Отлично. Передайте «Венский вальс».

– Есть «Венский вальс», – козырнул комбриг и вернулся к своей работе. А Тухачевский снова прильнул к биноклю. И вовремя. Вдали показались силуэты одного колесного бронетранспортера и двух грузовиков с пехотой.

Их тоже пропустили, лишь предупредив Уборевича в Йиглаве о еще одной партии гостей.

Но вот, наконец, появилась колонна с хорошо узнаваемыми «тройками» и «четверками». Причем, что примечательно, – шли они на весьма приличной скорости. Видимо, кто-то в командовании сильно расстроился из-за непредвиденных задержек, вызванных излишне ожесточенными боями в районе Зноймо. Да и удар остатков чешской авиации создал дополнительные трудности. Конечно, Люфтваффе достаточно быстро смял бойцов чешских ВВС на «ишачках» восемнадцатого типа, но продвижению это помешало. А ведь каждый час был на счету.

Другим моментом, который Тухачевский машинально отметил, стало то, что немцы совершенно пренебрегли уставом, отказавшись от боковых походных застав, ради которых на опорном рубеже устроили несколько пулеметных гнезд. «Гансы» перли нагло, нахрапом, наплевав на меры предосторожности. То есть спешили на пределе своих возможностей.

Где-то на северо-востоке началась стрельба. Тонкие переливы основного стрелкового калибра время от времени перебивались более солидным рокотом «эрликонов». Мотоциклетный авангард танковой дивизии попал в огневой мешок в глубине города.

– Йозеф, – обратился маршал к командиру артиллерийской бригады, – передайте для хора команду «Арго». Как поняли?

– Команда «Арго» для хора, – кивнул комбриг, дублируя команду связистам.

Немцы продолжали идти быстро, уверенно и нагло, видимо, почуяв, что могут не успеть занять ключевой город раньше противника. Танки двигались вперемежку с грузовиками, легковушками и как колесными, так и гусеничными бронетранспортерами²⁷, уходя за горизонт, насколько можно было видеть.

– Команда «Заря» по хору! – громко и отчетливо произнес маршал, после того как головные танки прошли условленную отметку. – Повторяю – команда «Заря» всему хору!

– Есть команда «Заря» для хора! – ответил комбриг.

Спустя несколько секунд аккуратное асфальтированное шоссе вздыбилось практически сплошной стеной взрывов на протяжении примерно метров сорока, совершенно закрывших от наблюдателей голову колонны.

Первоначально Тухачевский хотел поступить стандартно и поставить ПТО засаду, но отсутствие каких-либо укрытий в практически голом поле потребовало искать другие пути решения проблемы. Поэтому пришлось применить минирование. Причем не абы как, а с использованием фугасов от легких гаубиц, которые врывали в основание насыпи по обе стороны от дороги. Натыкали буквально через каждые три-четыре метра. В общем – постарались на славу, поэтому за результат Михаил Николаевич не переживал. Если что после такого подрыва и выжило в голове колонны, то явно воевать уже не могло. Да и полотно шоссе нужно ремонтировать пару дней… да что ремонтировать – фактически возводить заново на этом участке.

Едва успела опасть пыль на дорогу, как западнее и восточнее шоссе раскатисто и деловито заухали выстрелы легких гаубиц. Конечно, дистанция обстрела в пять-шесть километров была довольно солидна, но тяжелые стомиллиметровые фугасы были достаточно мощными, чтобы немцы почувствовали себя очень неуверенно даже за броней. А уж как страдала ходовая часть танков и автотранспорта от близких разрывов и крупных осколков – не пересказать. На дороге начался натуральный ад! Сорок легких гаубиц били со скорострельностью четыре выстрела в минуту, позволяющей работать достаточно долго, но и это создавало буквально непрекращающуюся череду разрывов²⁸.

Впрочем, немцы оправились от неожиданности довольно быстро и бросились врассыпную, стараясь рассредоточиться по площади и занять позиции для обороны. А около взвода танков так и вообще – ринулись на прорыв, пытаясь проскочить по полю как раз в том направлении, в котором сидел на НП маршал.

Михаил Николаевич аккуратно выглянул из-за кромки оврага. Танки приближались достаточно шустро, однако время еще было.

Путь отхода, который подготовили корректировщики, теперь оказался отрезан. Это с дороги та низина не просматривалась, а теперь, когда танки приблизились на полкилометра, стала как на ладони. То есть выскочи они сейчас туда в надежде уйти от удара, и все, конец – либо гусеницами подавят, либо из пулемета срежут.

Михаил Николаевич огляделся. На КП было около трех десятков человек: комбриг, начальник штаба бригады, несколько связистов, несколько офицеров и охрана маршала из числа старых, опытных вояк, прошедших вместе с ним через горнило Испанской кампании. Немало. Маршал снова выглянул, чтобы понять, где танки. Они двигались чуть в стороне – метрах в ста, дабы не влететь в тот самый глубокий овраг, а обойти его стороной – по низине.

– Всем рассредоточиться и залечь! – приказал Тухачевский, заметив, что пехота не увязалась за танками, а залегла.

Конец февраля – не лучшее время для отдыха на земле. Но никакого варианта тут не было. Либо гордо умереть, либо изваляться в грязи, но выжить.

Где-то слева заработали противотанковые пушки, прикрывающие гаубицы на дальних подходах. Им стали отвечать танки с коротких остановок, а то и просто – на ходу. В том числе и из пулеметов. И это все на фоне непрерывных разрывов снарядов гаубичной артиллерии, уже семь минут как долбящей фугасами по площади с оперативной корректировкой. Из оврага, в котором залег личный состав КП и маршал с бойцами охраны, было хорошо видно, как немцы стремительно втягивались в низину, уходя с линии обстрела ПТО и стремясь выскочить уже в непосредственной близости от артиллеристов. Бой шел своим чередом и примерно по плану, так как кроме ПТО на выходе с холма «коробочки» ждало некоторое количество противотанковых мин. Однако переждать проход немецких танков без приключений не удалось – взревев двигателем, буквально в сорока метрах перед ними в овраг влетела «тройка». Да так неудачно, что ее слегка повело на спуске, развернуло и сняло гусеницу.

«Приплыли», – пронеслось у Михаила Николаевича в голове.

Танк чуть-чуть поелозил и встал. А дальше произошло то, чего никто не ожидал. Даже маршал, который рванул вперед скорее по наитию, чем по трезвому расчету, на ходу выхватывая из кобуры пистолет. Так что, когда открылся люк механика-водителя и из него высунулась всклокоченная голова немца, Михаил Николаевич находился в пяти метрах и навскидку вышиб врагу мозги. И сразу же, не сбавляя хода, рванулся вперед, встретившись буквально лицом к лицу со вторым танкистом, выбиравшимся из башни.

Маршал выстрелил немцу в лицо и сразу, схватив врага за шиворот, выволок его из бокового люка башни. Добив в освободившийся проем остаток патронов, Михаил Николаевич отскочил в сторону, чтобы сменить магазин.

Где-то за спиной послышался топот шагов – это среагировала его охрана. Все-таки слишком быстро и неожиданно начало разворачиваться это действо. Подбежавший первым боец дал короткую очередь в распахнутый люк и рывком вскочил на танк. Внутри истошно заорали. Тухачевский же, улучив момент, тоже влез на броню и с натугой распахнул верхний люк башни, встретившись глазами с сидящим на корточках в глубине боевого отделения танкистом. От неожиданности маршал высадил по врагу весь магазин и только после этого догадался отпустить створку люка. Немцы затихли.

Бойцы охраны окружили танк, явно не понимая, что еще можно сделать с этой стальной громадиной. Кто-то достал гранату, примериваясь бросить ее внутрь.

– Стой! – крикнул маршал. – Добро попортишь! Там уже одни покойники. Проверьте!

Сержант Василий Хацуев, командир отделения охраны, выхватив нож, нырнул в танк. До слуха Михаила Николаевича донеслись звуки борьбы, затем раздался приглушенный хрип.

– Тут еще один теплый был, – тяжело дыша доложил показавшийся из люка Хацуев.

– Вынимайте всех! Быстрее! – скомандовал маршал, поворачиваясь к артиллеристам. – Йозеф!

– Я! – с небольшой паузой откликнулся бледный от пережитого приключения командир артиллерийской бригады.

– Связь есть?

– Да, – нервно ответил Йозеф, – есть.

– Передай на ПТО ситуацию. Я внутрь, – кивнул Тухачевский на танк, из которого вытаскивали окровавленные трупы немцев, – постараюсь разобраться с управлением и поддержать огнем с фланга.

Комбриг кивнул, а маршал брезгливо скривившись, полез в забрызганную кровью и содержимыми черепов, железную коробку. Было противно, но времени на тонкие чувства не было.

Возился он недолго – сказывался накат почти в сто часов, что он набрал на разных учениях и тренировках. Танк рыкнул двигателем и слегка повернулся на месте, пользуясь одной целой гусеницей и подставляя свой тридцатимиллиметровый лоб под правильным углом к ползущим вдали немцам. Надежды на то, что это сильно поможет, не было, но лишний бонус терять не стоило.

Перебравшись на место наводчика, Михаил Николаевич быстро проверил состояние прицела и механизмов наведения – к счастью, пистолетные пули ничего не повредили. Загнав в ствол бронебойный снаряд, Тухачевский легкими движениями маховичков навел пушку на ближайшую цель, но сразу стрелять не стал, опасаясь вызвать весь огонь немецких танков на себя. Требовалось дождаться начала их решительного броска на ПТО и вот тогда, с фланга, беглым огнем и пощекотать.

– Товарищ маршал, – в боковой люк просунул голову Василий, – как же вы один-то? Давайте помогу.

– А давай, – кивнул Тухачевский, – залезай. Заряжающим будешь. И главное – люк закрывай.

Заболоченная низина сильно притормозила продвижение немецких танков, однако, как только Хацуев залез, ухнуло первое ПТО, неудачно всадив снаряд в гусеницу «четверки» вместо нижнего броневого листа. Его стало поддерживать второе орудие. Потом еще одно. И еще. Настало время и захваченной «тройке» сказать свое веское слово.

Несколько минут пушка трофейной «трешки» долбила на пределе своих возможностей по немцам, правда, все больше мимо – сказывались отвратительные навыки наводчика у Михаила Николаевича. Впрочем, шесть попаданий удалось получить. И то хлеб. Выручил он артиллеристов – помогая не столько огнем, сколько дезориентировав противника, который не ожидал флангового удара и растерялся, закрутившись на месте.

Захваченной «тройке» тоже гостинцев досталось. К счастью, те два попадания фугасами, что получил трофей, оставили лишь вмятины на броне. Да одарили экипаж мелкими осколками и легкой контузией. В голове все звенело, а «изображение» расплывалось, но они продолжили стрелять до тех пор, пока не был подбит последний танк. А потом переключились на пулеметы и успокоились лишь тогда, когда расстреляли все до последней «железки» по немецким танкистам, что покинули машины и пытались отступить.

Бой затихал. По большому счету, эти пулеметные очереди стали его последними аккордами. Так как немцы энергично и беспорядочно отступали, понеся серьезные потери. Одних только танков осталось двадцать три штуки стоять на поле боя. И это не считая массы грузовиков, мотоциклов, легковых автомобилей, трех бронетранспортеров и большого количества убитых и раненых. Контратаковать немцы не решились – слишком болезненно их укусила артиллерийская засада. Настолько, что они отступили в Зноймо под прикрытие уставших и потрепанных, но уже окопавшихся пехотных дивизий.

Сражение под Йиглавой оказалось последней битвой этой войны. Гитлер, хоть и пребывал в ярости, но понимал всю тяжесть положения. Конечно, Германия имела еще ресурсы для сражений, но упершиеся чехи становились для них дорогим трофеем. Слишком дорогим, чтобы можно было так рисковать. Тем более что во Франции началось народное бурление, поднятое профсоюзами. Великобритания молча наблюдала за неожиданным ходом событий, а поведение Польши не внушало никакой надежды на то, что, если Прага обратится к Москве за помощью, эти «союзники» не переметнутся на сторону сильнейшего. Ситуация складывалась настолько поганая в политическом плане, что Германии нельзя было продолжать войну.

«Зря я не послушался Хайнца», – задумчиво произнес в тот день Гитлер, выслушивая доклад начальника ОКХ Бека, подводящего предварительные итоги Семидневной войны двадцать восьмого февраля 1939 года – в день подписания перемирия.

Для Москвы ситуация оказалась также не радужной, даже несмотря на то, что ей удалось фактически выиграть военную кампанию в Чехословакии. Дело заключалось в том, что увлекшись военными делами, СССР прозевал английский «ход конем», в результате которого в январе 1939 года на президентских выборах в Чехословакии победил Эмиль Гаха. Но это еще ничего. Вел-то он поначалу себя вполне прилично. Однако двадцать пятого февраля, на волне национального подъема он смог сформировать довольно радикальное правое правительство. В обычной ситуации этот шаг вряд ли бы дал долгосрочные успехи, однако только что закончилась война, и правительство Чехословакии имело определенный карт-бланш на проведение переговоров. Чем оно и воспользовалось, стремясь максимально насолить своим политическим противникам.

Итогом всей этой британской авантюры стало то, что Прага на официальных переговорах о заключении мира, проходивших при посредничестве СССР в Москве, назвала левые силы главными виновниками недопонимания между Германией и Чехословакией. От такого поворота опешил даже Гитлер. Ведь Гаха фактически поставил вне закона все активные патриотические силы и значительные массы наиболее адекватных и боеспособных офицеров. Подарок так подарок! Ничего не скажешь. Впрочем, чехословацкая промышленная элита и британская дипломатия прикладывали все усилия к тому, чтобы украсть победу у Москвы и не допустить переход Чехословакии в стан союзников СССР.