Kitabı oku: «Альба и иные земли», sayfa 2
Одд подошел к рабочему столу, заставленному банками и пробирками, заваленному химикатами и порошками, которые он покупал у компаний с длинными и странными названиями. Здесь же стояли небольшие приборы и механизмы, которые он сам собирал из металлолома, разобранная бытовая техника с кучей перепутанных проводов и аккумуляторов и старая, пыльная деревянная шкатулка. Странный предмет среди всей этой техники, но внутри наверняка были все те же гайки и батарейки.
Альба надулась: разговаривать с Оддом было просто невозможно. Она жила вместе с ним с младенчества, но иногда совсем его не понимала. Ее родители, Сага и Оссиан, умерли, и она осталась с Оддом. Иногда она представляла себе, что родители живы и они живут все вместе на ферме с огромным садом. Правда, вскоре ее начинала мучить совесть… Ведь Одд взял ее к себе, когда у нее никого не осталось.
О родителях Альбы он вспоминать не любил. Видимо, не смог смириться с их смертью и, если Альба заводила о них разговор, всегда менял тему. Сам он заговорил о них один-единственный раз.
Это случилось однажды ночью, несколько лет назад. Поднялась такая буря, что казалось, фургон вот-вот унесет. Но Альба, которой было всего шесть лет, обожала дождь и плохую погоду. Она с радостным визгом выбежала на улицу, и Одду пришлось гоняться за ней, чтобы затащить обратно в дом. Он отчитывал ее: «Хочешь, чтобы в тебя молния попала? Глупая девчонка! Вот так и погибли твои родители – выбежали на улицу в грозу, и их убило молнией. Бз-з-з! Тридцать миллионов вольт! Твои волосы после этого рыжими не останутся, это уж я тебе гарантирую».
Больше Альба не выходила из дома в грозу, хотя, когда стала старше, начала сомневаться, что дядя говорил правду. Но вспыльчивый Одд заводился с пол-оборота, стоило Альбе начать что-нибудь у него выпытывать. Одд занимался метеомодификацией: наукой о том, как воздействовать на погоду и управлять ею, и, когда Альба была еще маленькой, даже добился некоторых успехов. Его наняли в одну из тех самых компаний со странными и длинными названиями, чтобы он разработал технологию создания искусственных грозовых туч. Он был доволен жизнью, и Альба помнила, что в то время их отношения были совсем другими. Они жили в настоящей квартире и, когда дядя забирал ее после школы, отправлялись гулять в лесу или рыбачить на озере. Но однажды в лаборатории произошел несчастный случай, и Одда уволили за халатность. Это уничтожило его репутацию, их жизнь покатилась под откос. Вскоре им пришлось поселиться в подержаном фургоне, а Одда целиком захватила идея в одиночку добиться успеха в своих экспериментах. Ничем другим он больше не интересовался.
В детстве она восхищалась этим сумасшедшим изобретателем, и Одд показал ей, чем занимается. Альба с восторгом смотрела, как дядя смешивает химикаты над горелкой, а под потолком собирается черная тучка.
– Это магия? – спросила Альба.
Одд тут же прошипел:
– Это совершенно точно не магия. Это химия. Понятно? Магии не существует.
●●●
Альба в тот день так устала, что сразу отправилась спать. Над плитой поднимался темный, пахнущий кислым дым, от которого болела голова. Боль преследовала ее и во сне.
Ей снились тревожные сны о растениях и цветах, которые сплетались в те знаки, что Сири чертила на лбу Идунн. Во сне Альба провалилась в погреб, а когда попыталась выбраться, корни березы крепко обвили ее ноги. Она посмотрела наверх: кто-то стоял у лестницы и смеялся… Тяжелая деревянная дверь захлопнулась, Альба проснулась. Она была все в том же фургоне, пропахшем химикалиями. Свет уже не горел, было очень тихо. Альба не могла вспомнить, кто же захлопнул дверь в ее сне. Лицо ускользало, но, кажется, оно было похоже на лицо Одда.
Глава 3
Руны
Альба почти передумала возвращаться в Бьёркагорд. В субботу? В семь утра? Сири наверняка просто посмеялась над ней в отместку за то, что случилось с Идунн. Но в конце концов она все-таки решила пойти. Никто не сможет сказать, что она не держит слово.
Альба пошла пешком, чтобы окончательно проснуться на свежем воздухе. В половине седьмого утра в лесу не было ни души. Никто еще не вышел на прогулку с собакой или утреннюю пробежку. На траве лежала роса, над лугами стоял туман, и в душе поднималось приятное чувство: лес полон тайн, которые откроются только лисам, совам и Альбе. Вот только ни сов, ни лис видно не было. Только у самого Бьёркагорда Альба заметила, что она тут не одна.
Она свернула на дорожку, за поворотом которой вот-вот должны были показаться старые каменные строения, как вдруг утреннюю тишину нарушил крик. Громкий нечеловеческий рев, от которого кровь стыла в жилах. Медленно и с опаской Альба приблизилась к изгороди. За погребом под старой березой стояла свинья – большая, белая с черными пятнами, как березы во дворе. Ее задняя нога провалилась в яму и застряла. Свинья предприняла еще одну попытку выбраться, но вскоре сдалась и снова завизжала. Таких воплей Альба еще никогда не слышала: свинья визжала так жалобно и горько, что страх тут же сменился сочувствием. Альба направилась к дому, чтобы позвать Сири, но дым из трубы не шел, а в окнах было темно. Очевидно, Сири и Идунн еще не проснулись.
– Есть кто дома? – попробовала крикнуть Альба, но ее голос прозвучал тише, чем она думала. Ей не хотелось стучать в дверь, чтобы не разбудить Сири, но и оставить свинью стенать в одиночестве она не могла.
Свинья смотрела на Альбу, будто пытаясь понять, враг это или друг, и снова отчаянно задергалась, стремясь высвободить ногу.
– Тихо, тихо, – попробовала успокоить ее Альба и осторожно перелезла через изгородь. – Можно тебе помочь?
Она сделала пару шагов к огромной свинье.
– Вот так, все хорошо…
Свинья была почти вдвое больше Альбы и сначала выглядела довольно мирной, но потом начала угрожающе похрюкивать. Сердце Альбы отчаянно колотилось, но она набралась храбрости и потянулась к задней ноге животного. Внезапно все пришло в движение: Альба услышала возглас: «Осторожно!» – и свинья лягнула ее, да так сильно, что Альба отлетела в грязь, где, вероятно, недавно рылась свинья. Если бы животное могло высвободиться, Альба абсолютно точно получила бы удар копытом в лицо.
Поднявшись, Альба увидела, как из дома выбежала Сири. На ней была длинная белая юбка, которую она приподняла, чтобы не споткнуться, густые темные волосы были завязаны в пучок. Сири присела на корточки перед свиньей и протянула ей яблоко:
– Старушка, ты что, так растолстела, что уже под землю проваливаешься?
Свинья оскорбленно хрюкнула, но яблоко съела.
– Я хотела помочь, – сказала Альба, обиженная такой неблагодарностью.
Сири обхватила свинью за живот и вытащила ее из ямы. Вышло не очень изящно, но свинья высвободилась и убежала, благодарно похрюкивая.
– Все кости целы? – спросила Сири, оглядывая Альбу.
– Вроде бы…
– Вот и хорошо. После такой битвы ты заслужила завтрак. А уж потом займемся делами.
●●●
Сири проводила Альбу на открытую террасу и угостила булочками – с пылу с жару. Ржаные булочки с хрустящей корочкой внутри оказались мягкими и воздушными. К ним были поданы ежевичное варенье и нежный сливочный сыр. И то и другое – свое, домашнее. Ничего вкуснее Альба в жизни не ела, но боялась, что если скажет об этом, то покажется подлизой.
– Как Идунн себя чувствует? – спросила Альба, намазывая вареньем еще одну булочку.
– У нее довольно сильное сотрясение мозга, поэтому она много спит, но через пару недель все пройдет.
Альба почувствовала себя неуютно, посмотрела наверх и заметила, как в окне на втором этаже мелькнуло бледное лицо.
– Навестишь ее в другой раз. Когда она будет готова.
После того как Альба выпила два стакана бузинного сока, Сири закурила трубку и повела ее осматривать хозяйство. Она рассказала, что на хуторе живут семь поросят, две коровы, двенадцать куриц и ручной черный заяц по имени Рассел. Коровы и свиньи свободно бродят по лесу, пасутся и роются в земле, сколько душе угодно. Вокруг в радиусе нескольких километров никого нет, а к шоссе животные не подходят.
– Мне совсем не хочется держать их взаперти. Мы заботимся друг о друге, а если им вдруг захочется попытать счастья в другом месте, они могут это сделать.
Сири уселась на большой серый камень у опушки и вынула изо рта трубку.
– А как они понимают, что им пора домой? – спросила Альба.
Ответом ей стала песня Сири. Это был необычный, но красивый зов, эхом разлетевшийся по лесу. Мелодия то поднималась вверх, то опускалась, у Альбы по коже пробежали мурашки. Она заметила движение среди деревьев у края опушки, и вскоре из леса показались коровы и свиньи. Альба с удивлением смотрела на них. Сири подошла и погладила большую свинью, с которой Альба успела познакомиться.
– Сес ты уже знаешь. Я зову ее Сестрица.
Сири по очереди указала трубкой на оставшихся свиней:
– Младшеньких зовут Мокк и Мюка. Вон там, подальше, Альбина и Камма. Бабби и Гулли, похоже, отправились в путешествие.
Альбе все свиньи казались одинаковыми – белые с черными пятнышками, разве что одни поменьше, а другие побольше. Коровы же были разными: одна с темно-коричневыми пятнами, другая снежно-белая.
– Но животными занимается Горм, поэтому тут мне помощь не понадобится.
Альба не успела спросить, кто такой Горм, – пришлось догонять Сири, которая огромными шагами направилась к курятнику. Альба поинтересовалась, почему вокруг так много берез, хотя в лесу их больше нигде нет, и Сири ответила, что у старой березы, растущей над погребом, древние корни и уходят они глубоко под землю.
– Мне нравится думать, что это детки старой березы, – сказала Сири, и Альба согласилась, что это похоже на правду: маленькие березки разбежались по всему хутору, а старая береза присматривает за ними с холма. Но Альбе запретили спускаться в погреб. Ходить по старым каменным ступенькам опасно, а Сири не хочет больше никаких несчастных случаев в своем доме.
За курятником находилась огромная клумба, где вперемежку росли кусты, цветы и травы. Из высоких зарослей выглядывали помидоры, малина, брусника, перчики чили, черника и ежевика. Глядя на зеленеющие листики и стебли, любой садовод мог понять, какие именно корнеплоды и луковичные растения скрываются под землей.
Часть клумбы, где стояли садовые украшения – декоративные улитки, занимали травы Идунн. Под кустом кошачьей мяты дремал какой-то пушистый зверь. Альба подумала, что это кот, но, подойдя ближе, догадалась, что перед ней, наверное, тот самый черный заяц, о котором говорила Сири.
– Кыш отсюда, разбойник! – буркнула Сири и пихнула зайца. Тот обиженно поскакал прочь. – Рассел просто с ума сходит от кошачьей мяты. Как будто не понимает, что должен быть зайцем.
Она поставила на место улиток, которых Рассел опрокинул, и выбросила комок ярко-желтой слизи, объяснив Альбе, что это гриб-слизевик и рядом с травами ему делать нечего. Потом она назвала все травы, и Альба узнала тимьян, розмарин, базилик и петрушку. Однако Сири пришлось показать ей, где тут мелисса, шалфей, анис, перечная мята и другие травы, о которых Альба никогда не слышала: пажитник, манжетка, шлемник, дурман и валериана.
– Как часто нужно их поливать? – спросила Альба, окинув взглядом все эти травы и другие растения.
– Зависит от погоды. Каждому растению нужно свое, погода не может угодить всем сразу. Нужно следить за тем, как себя чувствует каждый цветок.
– А что именно должна буду делать я?
– Пощупай здесь, – сказала Сири и коснулась земли под розовым кустом.
Альба села на корточки и запустила пальцы в землю, как показывала Сири.
– Теперь закрой глаза.
Альба закрыла, не очень понимая, чем это ей поможет.
– Корни этого куста раскинулись во все стороны на несколько метров, – говорила Сири. – Они медленно проникают в почву и впитывают соки земли. Куст получает воду, чтобы утолить жажду, питание и минералы, чтобы корни проникали еще глубже, а цветок поднимался все выше. Его корни обвивают корни других растений, они здороваются, общаются, делятся тем, чего у них в достатке, и берут то, чего им не хватает. Кроме того, в земле живут тысячи бактерий, грибов и букашек, которые тоже помогают природе сохранять равновесие. Пока есть равновесие – пока вредных грибов и бактерий не стало слишком много, пока почва не стала кислой, пока в ней хватает питания и влаги, – растениям будет хорошо. Всем вместе. И даже мы можем стать частью этого равновесия. Попробуй почувствовать… По-настоящему прочувствовать, как дела у земли. А у роз? У листьев? У грибов, корней и бактерий? Какая помощь им нужна?
И, похоже, Сири действительно ждала ответа.
– Ну, ты чувствуешь?
– Им не хватает… воды? – осторожно ответила Альба.
Помолчав, Сири вынула пальцы из земли и сказала, стараясь не выглядеть разочарованной:
– Нет, розам как раз нужно подсохнуть. Видишь ли, если дать им слишком много воды и удобрения, они завянут.
Она что, всерьез думала, будто Альба это знает?..
– Тебе, наверное, нужно больше времени провести с растениями, чтобы лучше узнать их и научиться слышать.
Альба думала, что будет приходить раз в три-четыре дня и поливать их из шланга. Но то, чего хочет Сири… Это как-то чересчур…
Из кожаного кошелька на поясе Сири достала маленький сверток и осторожно развернула белую ткань. Внутри лежала веточка с тремя помятыми розовыми цветками.
– Это бузина. Ты можешь посадить ее тут, с краю.
Альба посмотрела на цветы: похоже, они немало времени провели в кошельке, но все еще были очень красивыми.
– Я думала, бузина цветет белым…
– Это особый сорт, в этих краях он не растет. Выкопай ямку вот тут. На три горстки.
Альба выкопала ямку и уже собиралась опустить росток в землю, но Сири остановила ее:
– Еще рано. Сожми его в руке и повторяй за мной.
Сири обхватила руку Альбы своими руками и тихо заговорила, отчетливо произнося каждый слог, как тогда, когда лечила Идунн:
– Мы сеем весной в плодородную почву, урожай собираем с востока, с запада, с юга, с севера.
Затем снова повторила то странное слово, выговаривая его так, как будто ее подташнивает:
– Уруз, Уруз, Уруз.
Альба с изумлением смотрела на Сири. Закрыв глаза, та раскачивалась на корточках взад и вперед, ожидая, когда Альба повторит те же слова.
– Мы сеем весной…
– Мы сеем весной в плодородную почву, урожай собираем с востока, с запада, с юга, с севера, – подсказала Сири.
Альба повторила, а потом произнесла то странное слово: «Уруз, Уруз, Уруз», – но не удержалась и рассмеялась.
Сири еще сильнее, почти до боли сжала ее руку, и Альба почувствовала, как веточка с лепестками крошится в ладони. Сири продолжала:
– Ничто не рождается из ничего. Мы разбиваемся, чтобы пробиться вновь.
– Ничто не рождается из ничего, – повторила Альба. – Мы разбиваемся, чтобы пробиться вновь.
– Турс, Турс, Турс! – выкрикнула Сири еще яростней.
– Турс, Турс, Турс! – повторила Альба и на этот раз не смеялась. В этом слове почему-то не было ничего смешного. Ее наполнило какое-то странное чувство…
– Жди меня тут.
Сири выпустила ее руку и быстро зашагала прочь.
Альба сидела, держа в руке раскрошенные цветки. Турс. По телу от живота до груди разлилось горячее, обжигающее чувство. Ей хотелось крикнуть, выплеснуть злость и обиду, заорать прямо в лицо Одду, одноклассникам, учителям и мертвым родителям. Как всего одно слово могло заставить ее почувствовать все это?
– Разожми ладонь, – сказала Сири, и не успела Альба опомниться, как в руку ей упал коричневый влажный ком.
– Что это? – спросила Альба, но тут же почувствовала запах и сама догадалась.
– Коровий навоз.
Сири снова сжала руку Альбы, чтобы семена смешались с удобрением. Навоз потек между пальцами. Альба инстинктивно хотела отшвырнуть его, но Сири так крепко держала ее руки, что вырываться было бесполезно.
– Навоз удобрит умершие семена, в грязи вырастут прекрасные цветы.
Альба сдалась и повторила, хоть и не без раздражения, слова Сири. Потом та помогла положить навоз с семенами в ямку. Они засыпали их землей и плотно ее примяли. Сири взяла Альбу за запястье и ее пальцами, словно кисточкой, начертила на земле знак, напевая еще одно странное слово: «Беркана, Беркана, Беркана».
Они повторяли это слово, пока их голоса не слились в один. Знак на земле был похож на заостренную букву «В». Сири снова и снова обводила линии пальцами Альбы: Беркана, Беркана, Беркана.
Это слово тоже странно подействовало на Альбу. Слово «Турс» наполняло ее гневом, от слова «Беркана» веяло покоем. Именно так она чувствовала себя, когда гуляла одна в лесу: как будто ты – часть чего-то большего.
Через несколько секунд, а может через минуту, Альба заметила, что Сири уже не держит ее за руку, а сидит рядом и с улыбкой смотрит на нее. Она и сама улыбалась, хотя, вообще-то, все это было довольно неловко.
– Теперь посмотрим, вырастет ли у нас бузина.
Альба взглянула на заостренную «В», которую они начертили.
– Что это за знаки? – спросила Альба, хотя уже знала ответ.
– Руны.
●●●
К следующему приходу Альбы бузина уже проросла. Альба не ожидала, что дело пойдет так быстро, и Сири, кажется, тоже была довольна и стала рассказывать ей о цветах и травах – об их свойствах и применении.
К удивлению Альбы, работать в саду ей понравилось. Сажая что-то или ухаживая за растениями, она чувствовала бесконечный покой, который дарит только природа. Покой, который давала руна Беркана. Покой, приходивший во время лесных прогулок под вековыми соснами и елями, чьи кроны раскинулись высоко над головой. Покой от осознания, что ты – лишь часть чего-то большого. Терпение Альбы и забота давали растениям жизнь. Ей казалось, теперь она понимает, что чувствуют сосны, когда дают ей кислород. Вскоре Альба перестала думать о посещениях Бьёркагорда как об обязанности или наказании и начала видеть в этом одно удовольствие.
Каждый раз, когда Альба приходила в гости, они с Сири рисовали на земле ту самую заостренную «В», и всего через пару недель бузина уже была Альбе по колено. Сири просила, чтобы Альба помогала ей чертить ту же руну возле других растений, которые росли плохо. Еще они рисовали земляную руну Пертра – там, где почве не хватало удобрения, солнечную руну Совило у поникшего многолетника и водяную руну Лагуз у засыхающих помидоров. Альба сомневалась, что от рун есть польза, но Сири была уверена, что совсем скоро Бьёркагорд вернет себе былую красу. Старый хутор принадлежал их семье, но много лет стоял заброшенным, пока Сири не решила поселиться здесь и навести порядок.
Сири отличалась от всех известных Альбе взрослых. Никто из них не выглядел бы так элегантно, засучив рукава и убирая навоз. Сири целыми днями в поте лица трудилась в саду, ее сапоги были в земле, а руки в грязи, но она никогда не жаловалась. Она таскала охапки дров, катила нагруженные тачки и ремонтировала дом, забравшись на старую, заляпанную краской лестницу. Она умела строить, мастерить из дерева, шить и вязать, знала все о садоводстве, народной медицине и уходе за скотом, и еду готовила сама – только из того, что сама вырастила. И, самое главное, Сири никогда не обращалась с Альбой как с маленькой. Она слушала ее без притворного интереса, не хвалила за каждое слово и никогда не выглядела утомленной – как Одд, когда Альба о чем-то его спрашивала. Нет, Сири относилась к Альбе как к человеку со своими мыслями, чувствами и идеями – иногда они заслуживают внимания, а иногда это просто глупости, и от них можно отмахнуться. В этом чувствовалось уважение. Конечно же, у Сири были странности, но Альба полюбила свою новую подругу, ведьму из Бьёркагорда.
Вскоре она стала так часто ходить к ней в гости, что даже переживала – вдруг Сири подумает, что Альба приходит ради бесплатных завтраков и обедов. Но Сири открывала дверь все с той же широкой улыбкой и каждый раз спрашивала, не хочет ли Альба остаться на ужин.
Иногда, подняв глаза, Альба видела, что занавески в спальне наверху шевелятся, будто кто-то только что отошел от окна, но Идунн не появлялась. Сири упоминала о ней лишь мельком, а Альба и рада была не вспоминать о ней и обо всем, что случилось. Иногда она даже забывала, что в доме есть кто-то еще, так хорошо ей было с Сири. Потом она спохватывалась, и ей становилось стыдно. Она ведь начала ходить в Бьёркагорд ради Идунн, а не ради себя. Альба понимала, что скоро все-таки придется поговорить с Идунн и попросить прощения, но ей этого совсем не хотелось. И она радовалась, что Идунн пока не показывается.
Теперь, когда Альба нашла место, где ей так хорошо, ее все меньше тянуло в тесный фургон к ворчливому дяде. Рядом с ним возникало чувство, что ты оказался внутри грозовой тучи. Иногда, если Одд занимался своими экспериментами, так оно и было. Он засиживался за работой допоздна и, казалось, даже не смотрел на часы, пока Альба не возвращалась домой. Она говорила, что была в гостях у Идунн, но не упоминала, где та живет и чем занимается ее тетя. Может быть, если бы Сири и Одд встретились, они бы друг другу понравились? Они оба эксцентричные отшельники, только один – изобретатель, а другая занимается народной медициной и рунической магией. Но Сири была доброй и любящей, и ее плохое настроение быстро сменялось улыбкой. Одд бы ей наверняка не очень понравился.
В школе Мартин и Корнелия до сих пор избегали Альбу, и ее это устраивало. Когда учительница рассказала, что Идунн ударилась и лежит дома с сотрясением мозга, эти двое покосились на Альбу – боялись, что она расскажет, как все было. Но дни шли, ничего не происходило, и вскоре они стали вести себя как прежде. Альба оставалась невидимкой и жалела, что когда-то пыталась с ними дружить.
В школе, где время тянулось и тянулось, она мечтала снова оказаться в Бьёркагорде. Вернуться к размеренной работе в саду и тяжелому физическому труду. Она с удовольствием вскопала землю с восточной стороны дома, где Сири хотела посадить репу, с благодарностью покрасила старые окна и двери и весело прополола лужайку. Они вместе обставили гостиную на первом этаже и перетащили туда огромные напольные часы из комнаты Сири. Часы были такие большие, что Альба помещалась внутри, рядом с маятником, за витражным стеклом, почти не сгибаясь, но Сири спустила их по лестнице без посторонней помощи.
– Когда каждый день работаешь в саду, становишься сильной, – пояснила она и улыбнулась, увидев, какое впечатление это произвело на Альбу.
●●●
С тех пор как Альба вместе с Идунн впервые пришла в Бьёркагорд, прошел почти месяц. Теперь Альба ездила туда на велосипеде почти каждый день. Хутор стал ей вторым домом, животные к ней привыкли. Все, кроме одного.
Однажды, когда Альба свернула у курятника, она случайно напугала Сестрицу, рывшуюся в грязи. Свинья страшно взвизгнула, загнала Альбу на крышу погреба и стояла внизу, злобно похрюкивая, пока из дома не выбежала Сири и не закричала:
– Феху! Сес!
Это произвело немедленный эффект – свинья хрюкнула и затрусила прочь.
– К сожалению, ты, кажется, произвела на нее не лучшее впечатление, – сказала Сири, помогая Альбе спуститься.
– Как же мне с ней подружиться?
– Тебе это не нужно. Наоборот. Не обращай на нее внимания, не подходи к ней, игнорируй ее. И в следующий раз, когда она опять вот так будет себя вести, не убегай, а встань и рявкни: «Феху!» И потом ее имя, Сес, чтобы она поняла, что это всерьез. Руки вытяни вот так. – Сири взмахнула руками, как матадор, и вытянула их влево. – Это Феху – руна животных.
Альба подумала, что ни за что не станет махать руками. Но она все-таки последовала совету Сири и стала игнорировать Сестрицу, когда та оказывалась поблизости.
Закончив дела, Альба зашла в дом, чтобы забрать толстовку и попрощаться, но Сири там не оказалось. Слышно было только, как наверху, в комнате Идунн, что-то грохочет, и Альба решила, что откладывать разговор больше не стоит. Она стала подниматься по лестнице и уже хотела позвать Идунн, как вдруг услышала голос Сири:
– Ты не можешь вечно прятаться. Прошло уже достаточно времени. Если ты собираешься и дальше валяться здесь целыми днями, я могу с тем же успехом отправить тебя обратно. Ясно?
Альба уже поднялась на один пролет и вытянула шею: сквозь перила было видно комнату Идунн. Дверь приоткрыта. Идунн лежала в постели спиной к Альбе, а Сири находилась в глубине комнаты.
– Но обманывать нехорошо. Нехорошо так просто…
– Не забыла ли ты, ради чего мы все это делаем? Это все ради нашего народа.
– Нашего народа… – фыркнула Идунн.
– Что бы ты ни говорила и как бы тебя ни дразнили тройняшки Бакрауф, ты все равно одна из нас. Так?
– Но разве нельзя просто попросить ее принести ожере…
– Она еще не готова, – перебила Сири и подошла к кровати со стопкой простыней в руках. Теперь Альба видела ее.
И заметила нечто странное. У ног Сири, выглядывая из-под длинной юбки, по полу волочился комок темно-серой спутанной шерсти. За ней что, по пятам бегает мышь?
– Нужно действовать осторожно. Иначе можно все испортить.
Нет, на мышь не похоже. Комок был будто привязан к чему-то, к веревке, торчащей из-под юбки. Или… к хвосту?
Едва Альба успела подумать это, как увидела отражение Сири – в темном окне тетя Идунн была совсем не похожа на себя. Черты лица и нос казались острее, кожа темнее, копна волос стала более буйной. Глаза как будто светились.
Глаза, которые в отражении смотрели теперь прямо на Альбу.
– Альба? – окликнула ее Сири и обернулась.
Альба задержала дыхание, готовясь увидеть нечто, не похожее на мягкие черты Сири. Нечто нечеловеческое. Но, когда Сири повернулась, ее лицо выглядело совсем как раньше.
– Я… Я…
Альба бросила взгляд вниз, но никакого комка шерсти у ног Сири не было видно.
– Я просто хотела попрощаться.
На мгновение она встретилась взглядом с повернувшейся к ней Идунн, но Сири закрыла дверь в спальню и спустилась по лестнице.
– Идунн чувствует себя намного лучше. Скоро она снова сможет помогать по хозяйству.
Альба вглядывалась в улыбающееся лицо Сири, но оно оставалось все таким же ласковым и дружелюбным.
– Тебе лучше поторопиться, чтобы успеть домой, пока совсем не стемнело. Особенно если собираешься взять с собой те ростки.
Они спустились на первый этаж. Наверное, к юбке Сири прилип комок пыли или шерсть Рассела. А отражение выглядело так странно из-за тусклого освещения в пыльных стеклах. Обман зрения. И все же сердце Альбы перестало отчаянно колотиться, лишь когда она села на велосипед и поехала прочь.
●●●
Альба привезла домой ростки, обрезанные побеги самых красивых цветов Сири – прекрасную темно-розовую бегонию и лиловую гортензию – и в тот же вечер пересадила их. А несколько дней назад она завела маленький огород: посадила разные травы в ящики и повесила их за окно: зеленый лук, зверобой, шалфей и чайную мяту – ее запах хоть немного заглушал вонь от экспериментов Одда.
– Заинтересовалась растениями? – спросил Одд, разглядывая бегонию.
– Раз уж мы живем в этом несчастном фургоне, можно ведь хоть попытаться его украсить?
Одд не обиделся. Он рассеянно смотрел на цветы, как будто что-то вспоминал.
– Твоя мама любила цветы, – внезапно произнес он, и Альба застыла.
Редкий случай – Одд сам заговорил о ее родителях. Она прекрасно понимала, что нужно притвориться, будто ничего особенного не происходит. Она покосилась на Одда, но тот отвернулся и снова сел за работу, аккуратно отмеряя химикаты и разливая их по пробиркам.
Прежде чем начертить руны над своими новыми цветами, Альба убедилась, что Одд на нее не смотрит. Через некоторое время она прочистила горло и, стараясь говорить непринужденно, спросила:
– А что еще ей нравилось? Моей маме? – И замерла в ожидании.
– Она любила животных, – ответил Одд, продолжая работать, – и гулять в лесу.
Альба почувствовала, как в животе разливается тепло. Почему она раньше не спрашивала? Мама любила гулять в лесу. Как и она сама.
Одд глубоко вздохнул – терпение у него заканчивалось, но Альбе хотелось знать больше. Ей было интересно, как родители познакомились, сколько прожили вместе, где и правда ли их ударило молнией, как сказал ей Одд, когда она была еще маленькой.
– А отец? – спросила она. – Что любил мой отец?
Зазвенело разбитое стекло, зашипели разлившиеся химикаты.
– Черт подери! – рявкнул Одд и отскочил, чтобы на него не попало. – Я же просил не отвлекать меня, когда я работаю! Это опасно для жизни, понимаешь ты или нет?
– Мне просто было интересно…
– Зачем копаться в прошлом? Все кончено. Она умерла.
Одд пнул стул так, что тот отлетел к стене. Грохот так напугал Альбу, что она подпрыгнула. Она смахнула слезы и убежала в угол фургона, где стояла двухэтажная кровать. Как и много раз до этого, Альба мечтала, чтобы у нее была своя комната и можно было захлопнуть за собой дверь. Сейчас она смогла только спрятаться под одеялом и плакать. Но Одд не должен был этого услышать. Нельзя ни всхлипнуть, ни пикнуть. Слезы тихо лились под одеялом. В конце концов Альба заснула, уткнувшись лицом в мокрую подушку, и ей снилось, что она где-то далеко – лежит на траве, покрытой росой.
