Kitabı oku: «Маленький «Мир», огромный мир»

Начинать любое дело стоит с начала. Посему небольшое вступление: почему именно история о моряках, почему именно о русских и почему именно рассказанная человеком «со стороны». Во-первых я сам не чужд морякам, а русские моряки – огромная часть мирового флота, во-вторых сами русские моряки не горят желание писать о себе, даже не смотря на чьё-то умение внятно излагать свои мысли, а в-третьих не все хотят быть объективны, поскольку говорить о неправильном и трудном – наживать себе врагов, мягко выражаясь, а представлять всё в розовом свете – становится вруном и лжецом, тоже вариант так себе. И всё-таки подобные истории из жизни стоят того, чтобы быть опубликованными.

Итак, главные герои – курсанты парусника «Мир» из Санкт-Петербурга, без личного представления, как одна команда. Пусть те, кто был участником событий попробует узнать друзей и знакомых, а те, кто не знает ни одного моряка пусть не забивают головы именами… тем более кто-то может остаться за кадром и тогда получится несправедливо. Следующий главный герой – капитан Виктор Антонов – повелитель моря, ветра и паруса, без сомнения лучший капитан парусника последней четверти прошлого века в мире, человек – победа (Виктор – имя обязывает), абсолютно неизвестный на родине, такой вот парадокс. Штатный экипаж, все, кто работает на паруснике, профессионально. Разделение придумано отнюдь не мной, но об этом позднее. Трейни – фактически пассажиры, покупающие себе за деньги возможность поучаствовать в обычной жизни парусника, возможно даже во время его участия в парусной гонке – регате. И живой балласт – руководители практики, приглядывающие за курсантами, плясуны и рисовальщики, попавшие на парусник при посредничестве то ли руководителей города, то ли Академии – владельца парусника, с одной целью – подзаработать денег в Европе и абсолютно никакой пользы не приносящие (поэтому балласт). Будут появляться и эпизодические персонажи вроде английского адмирала, агентов, тележурналистов и кое-кто ещё.

Об именах – маскировать имя капитана бессмысленно, поэтому он везде фигурирует в явном виде, он этого без сомнения достоин. Остальные – по заслугам, отрицательные персонажи будут именоваться по кличкам, узнают себя и о себе, прочие – как получится: по именам, должностям или ещё как-нибудь, посмотрим. Все они, кроме капитана, разумеется, декорация к сценам из жизни молодых моряков, поэтому как поставим, так и будут стоять.

Пусть не обижаются профи, но о всяких морских штуках я буду говорить простым «непрофессиональным» языком – так всем будет понятнее. Сноски – убивают текст, а составлять словарь в конце книги – превращать её в китайскую азбуку с ключами на последней странице – не пойдёт… В общем авторский замысел таков, что говоря о профессиональных моряках потерзаем чувство прекрасного других профессиональных моряков…

Теперь о времени, месте и причинах. 1998 год, уже прошлый век, кстати, исторический роман получился. Причина, практика курсантов только что закончивших второй курс и некоторых закончивших четвёртый. Большинство – будущие помощники капитанов, судоводители. Также курсанты арктического факультета, тоже мечтающие быть помощниками капитанов (и ввиду крайней невостребованности их специальности, становящиеся ими… ещё один парадокс, не последний) и несколько курсантов инженеров (по-русски механики), электриков и радистов (с учётом полного отсутствия последних на морских судах тоже перспективное направление). Место – из Петербурга (того, что в России) до Петербурга, примерно 4 месяца на всё. Между делом шесть стран и регата «Катти Сарк», такое вот праздничное меню. По итогам кто-то потеряет место в Академии, а кто-то завоюет почёт и славу. Денег не заработает никто, но это, возможно, тот самый случай, когда деньги не имеют значения. Вроде бы вступление окончено.

Теперь о разделении понятий. У англичан термин crew означает команду. От капитана до кока. На российском паруснике команда и курсанты совсем не одно и то же. Понятно, что когда появляются пассажиры – трейни (trainee, очень созвучно с tranny, но всё-таки не из порноиндустрии), они только формально претендуют на место в команде, поскольку не являются моряками вообще и доверять им какие-то опасные мероприятия просто безответственно. А почему пассажиров собственно нельзя и назвать пассажирами – да элементарно, рекламировать пассажирские места в курсантских кубриках – провальная мысль с точки зрения привлекательности, а вот «станьте членами команды» – нормально. С курсантами тоже не просто, доверять им опасную работу нельзя (закон не позволяет), хотя на мачты они поднимаются (а как иначе), но вот это промежуточное положение (не команда, не пассажиры), позволяет почти не платить денег, при этом используя труд. Вас же учат и кормят – чем вы ещё недовольны? Даже приглашение к приёму пищи на паруснике звучало так: «экипаж, курсанты и трейни приглашаются на обед». Чтобы все помнили, кто есть кто. Прочие же (о них упоминалось выше) вообще в приглашениях не упоминались… Для команды своими они не были, курсантами себя не считали, за место не платили, в работах не помогали, на авралы не ходили. Точно – балласт. На этом можно покончить с теорией и подниматься на палубу, чтобы увидеть всё так, как двадцать лет назад увидели курсанты.

Начало путешествия для профессиональных моряков это отнюдь не сбор вещей и трогательное прощание с близкими и друзьями. Начинается процесс задолго до момента постановки парусов, с медкомиссий, формальностей с документами и прочих бюрократических прелестей жизни, курсантам относительно везёт – их осматривают врачи и им выписывают некоторые бумаги бесплатно и централизованно, прочим приходится стоять в очередях и отдавать довольно крупные суммы денег за право устроится на полную лишений работу (это просто мечта дядюшки Скруджа – брать деньги на входе на предприятие). Но одному человеку обязательно не везёт, в любой группе, будь это туристы или что-то другое. Так вот, оформлять бумаги один из курсантов поехал в гордом одиночестве, а ответственное лицо, видимо не слишком занимала мысль о выписке бумаг (несмотря на единственный эпизод с появлением этого, в общем-то нейтрального персонажа упомяну, что в курсантской среде он был известен в эпиграмме «прекрасный как кошмарный сон»… что говорит о многом), в итоге фигурант эпизода остался без нужного сертификата. Естественно, никто до последнего момента не перепроверял бумаги, предпоследний момент наступил в субботу, так что шансов просто приехать и выписать не осталось. Теперь, немного отвлечёмся и представим чувства 19-летнего парня, готового идти в море на паруснике, первый раз в жизни в дальние страны и фактически теряющего этот шанс, впечатляет, да? Но, судьба играет с нами по своим правилам и, дав возможность одному руководителю спустить твои надежды с горы, через несколько минут возносит нас на небывалую высоту. На парусник перед его отходом заглядывал Сергей Иванович, человек с труднопроизносимой должностью «помощник начальника Академии по экономической безопасности», по совету одного из руководителей практики невезучий (иногда такую категорию руководители называют разгильдяи – дело в отношении), без особой надежды обратился к нему со своей проблемой. И вот он поворот фортуны, на следующее утро, в день отхода бумага была выписана… Багаж, предусмотрительно оставленный на палубе, можно было внести в кубрик… Теперь же о мистической части истории. Нет нужды объяснять, что человек, попавший в подобное подвешенное состояние, стал главным объектом «сочувствия» со стороны коллег – курсантов. Постоянные вопросы вроде «ну ты уже решил ехать или нет?» или «давай мы тебя спрячем – потом выйдешь уже в море», раздавались каждые пять минут. Когда же ситуация разрешилась и удаление не состоялось коллектив поддержал словами «теперь ты с нами на галере, рад?». В ответ «последний из могикан» выдал полушутливую пророческую речь, о том, что его карма теперь общая карма и готовиться нужно к худшему, вот вернёмся, а тут ДОЛЛАР БУДЕТ СТОИТЬ ТРИДЦАТЬ РУБЛЕЙ, ЕДЫ БУДЕТ НЕ КУПИТЬ, ХОРОШО, ЕСЛИ НЕ НАЧНЁТСЯ ВОЙНА. Вам говорит о чём-нибудь слово дефолт, а словосочетание август 1998, напомню, на дворе был июнь 1998. Говорят, что стресс обостряет чувства, возможно, это так и есть. Тогда же на эту речь никто даже не обратил внимания.

А немного ранее состоялась церемония представления главных людей на палубе – боцманов. Хорошего боцмана даже капитан может назвать «король палубы». На паруснике боцманов было трое, по числу вахт и мачт. О вахтах: в море – три вахты, чередующиеся через 8 часов (0-4,12-16; 4-8,16-20; 8-12,20-24), привязка к мачтам – фоку (передней мачте), гроту (второй) и бизани (третьей). На авралах каждая вахта обслуживала свою мачту, поскольку участвовали все. На берегу – суточную вахту несли по принципу «сутки через двое». Боцман фока, он же главный боцман, по прозвищу «сивый» (производное от фамилии, без негативного акцента, появилось в результате оговорки одного из помощников капитана, допущенной при вызове боцмана по громкой связи, за несколько лет до описываемых событий), правда в лицо никто так его не называл, пользовались именем, поскольку человек он был, как и моряк сильный и незлой, строгость присутствовала, но с «желторотыми» в море это норма. Боцман грота, по кличке Маугли или человеческий детёныш – некогда тоже бывший курсантом, но так и не добравшийся до выпуска, по этой причине был злобен и закомплексован, находил особое удовольствие в кляузах, доносах и прочих подлостях, причиняемых курсантам и боцман бизани добрейший человек, которого называли просто – Михалыч. Кроме того выяснилось, что курсантская семья дополнилась тремя практикантами из Эстонии и тремя юношами из «международной морской лиги», о которой прежде никто не слышал, но по окончании плавания ставшей весьма знаменитой организацией не только в России, но и далеко за её пределами. Попутно, те, кто стал членами третьей вахты выяснил, что они теперь «бизоны» (производное от бизань). Пробовали как-то называть остальных фокеры и гротеры, но не прижилось, а вот бизоны – это навсегда.

Церемония проводов была «для узкого круга», на то было две причины: пропускной режим (кого попало на причал морского вокзала не пускают – пограничная зона и собственно, местонахождение парусника – это не фасадная сторона города и на том же причале стояло несколько торговых судов, а сам причал был заставлен трейлерами, нагруженными ящиками с капустой… Прямо напротив парусника стоял, доводимый в то время до ума корабль системы Sea Launch, предназначенный то ли для французов, то ли ещё для кого. На его фоне тоже можно было запечатлеть себя в выгодном ракурсе (Я-космонавт!). Провожающих допускали и на борт, правда ожидание пропусков зачастую длилось часами… (пока напечатают список гостей, пока отнесут на проходную, короче говоря, кто позаботился о своих визитёрах заранее – тот и молодец). Однако, курсантам, внесённым в списки и без проблем пересекающим «невидимую стену», удалось выяснить, что, как это часто бывает, напускная строгость контроля не что иное как формальность. Двое из них, решили избавиться от остатков наличных денег (всё-таки есть на свете люди с чутьём, не потрать эти деньги сейчас, потом уже и тратить было бы нечего) и пробежались до ближайшего магазина, где приобрели всякую полезную мелочь вроде сигарет, десятка банок газировки и тому подобного. Несли всё в руках, поэтому удостоились шутки от пограничника на пропускном пункте на тему «о, уже несёте разводить?». В ответ шутник узнал, что курсанты не «бухают», поэтому в банках героин. На что он, даже не меняясь в лице, ответил, что вывозить можно всё что угодно, это никого не беспокоит. Интересно, где-нибудь в Штатах такое возможно? Или в стране сразу бы подняли уровень угроз до красного уровня? А сколько времени потратили бы эстонцы, пытаясь выпарить героин из газировки? Что бы не говорили про Россию, но жить здесь временами весело как нигде в мире.

Так или иначе, но церемония прощания состоялась, и парусник отошёл от причала и с помощью двух буксиров начал движение к морскому каналу. Вот это, пожалуй, и была торжественная часть, без официальных глупостей и прочей формальной болтовни… Выход в морской канал проходит между островов, на которых находятся, в том числе и высотные жилые дома. Так вот на крышах этих домов сидели люди, выкрикивали приветствия и аплодировали. Наконец и город остался позади, парусник вышел в морской канал и двинулся по направлению к Кронштадту… Тишина и закатное небо сделали своё дело, несмотря на эмоции тех, кто выходил в море впервые, палуба опустела… вахта несла свою службу, праздношатающихся не наблюдалось.

Утро первого дня морского вояжа началось с тренировок по подъёму на мачты. Как оказалось впоследствии все молодые моряки обещали матерям никогда не забираться на мачту, предоставив эту возможность «старшим и более опытным товарищам». Но обещания обещаниями, а здесь никакой маминой любви ожидать не приходилось, да никто и не пришёл на парусник за этим. Глаза боятся, а руки держат, ноги трясутся, но двигаются, можно вспоминать о правиле «трёх точек», а можно и нет, инстинкт подскажет, что только так и забираются наверх по вантам. Можно также помнить о том, что вниз смотреть нельзя, но по-правде когда лезешь наверх, вниз смотреть некогда. Единственная мысль, которая присутствует в голове помимо любого желания – отсутствие страховки, её можно закрепить, уже поднявшись, а вот по пути наверх или вниз – ты сам своя страховка. Насчёт же самих ремней – можно было порассуждать о том, сработает или нет. Ничего общего с альпинистским снаряжением из героических фильмов курсантская страховка не имела, больше общего с собачьей шлейкой, да и вид такой, как будто с постройки корабля её не меняли… все эти факторы давали пищу для рассуждений на тему «а если вдруг», мнения разделились, но в основном предполагалось, что если страховка выдержит, то придётся пожертвовать рёбрами, а если нет, то о рёбрах беспокоится не стоит. Предположения о последствиях не были лишены оснований: те, кто пробовал использовать свой страховочный пояс как качели убеждались – будет больно (и это просто попытка повисеть). Но, всё хорошо, что хорошо кончается, никому не понадобилось сращивать рёбра и никого не потребовалось смывать с палубы. Помимо страховочных поясов желающие получили доступ к корабельному снабжению, прежде всего к дождевикам и непромокаемым брюкам, ничего общего с качественным морским снаряжением они, разумеется, не имели, самая что ни на есть бюджетная версия ярко-жёлтого цвета, бывшая в употреблении не один год. На сленге это одеяние называлось… как бы помягче – знаете, как в разговорной речи называется «Дюрекс», вот так назывались и дождевики. Никакого намёка на вентиляцию, просто резина. У надевшего полный комплект с целью защититься от дождя были все шансы вылезти наружу мокрым от пота, так что широкого употребления «защитные средства» не имели. Куртки носили, не застёгивая, брюки же надевались в самом крайнем случае. Также в наличии имелись ботинки (не рабочая классика с подошвой предотвращающей скольжение и металлическим подноском, защищающим пальцы от травм, а простые, непригодные для работы на судне), даже не второго срока службы, а четвёртого или пятого, то есть подлежащие утилизации не один год назад. Их преклонный возраст сделал даже мягкие вставки абсолютно «деревянными». Ещё были старые немецкие свитера и синие куртки (их вообще не выдавали, видимо берегли на случай ядерной войны). Все эти предметы одежды, кроме «Дюрексов», были подарены немецкими друзьями парусника в середине девяностых… собственного снабжения для курсантов предусмотрено не было вообще. Выдаваемая же на берегу курсантская роба, была пригодна для хорошей сухой погоды, но никак ни для работы в море… Ещё знаковым событием на паруснике стало назначение старшин мачт. Это по большому счёту не сильно выделяющая должность означала, что один из курсантов на время становится главнее других в деле назначения дежурств и вахт у трапа. По какому принципу выбирали начальников ? – как обычно, назначением, без особых раздумий. Могла понравиться фамилия и вот оно – главный найден. Но случилась накладка, вахты грота и фока приняли своих старшин без проблем, а вот старшиной бизонов назначили маленького паренька с арктического факультета и кое-кого это напрягло. Поводом для беспокойства стало наличие у одного из курсантов (он раньше успел поучиться в среднем мореходном училище) сертификата матроса второго класса. Он сам гордо называл бумажку – «удостоверение матроса» и многократно предъявлял юнгам из «морской лиги», поскольку коллег этот папирус не сильно впечатлял. Так вот он побежал к боцману и произнеся много громких и слезливых фраз убедил его, что нельзя обойти на карьерной лестнице такого замечательного парня. Когда же рокировку произвели, то новый босс немедленно достал специальную тетрадку, гордо вывел на ней своё имя и «старшина бизани», и приступил к выполнению обязанностей по рисованию графика дежурств. Говоря по-простому стал заниматься бюрократией и отращивать эполеты.

Если кто-то предполагает, что выход в море предполагал немедленную постановку парусов и «белоснежный парусник беззвучно скользит по морской глади» – он жертва пропаганды и мультфильмов… прежде чем ставить паруса, необходимо их поднять и закрепить на реях (это в случае прямых парусов, с косыми – чуть проще, однако они тоже убраны и требуют работы). Сразу ответим на вопрос, почему паруса убирают? Долгие зимние стоянки не добавляют новизны и прочности, а круглогодичная эксплуатация учебного парусника в принципе невозможна – период ,отведённый на практику ограничен учебными планами… так что сначала парусник лишён даже парусов. Но, мало-помалу, дрожь в коленках у верхолазов пропала, навыки преодоления марсовых и салинговых площадок появились и развились, так что паруса занимали предназначенные им места. Верёвки (именно так их называют поначалу молодые моряки, да и к концу плавания осваивают не все, парусник – это мечта для стороннего наблюдателя, профессиональным морякам бывают роднее обычные торговые суда) короче говоря «верёвки и тряпочки» – это тоже профессиональный сленг. После того, как парусник превратился собственно в парусник, начинается аттракцион по «сдаче снастей», как не трудно догадаться запланированный результат – полное знание и понимание «какую верёвку нужно потянуть (или ослабить), чтобы тряпочка заняла своё место. Ну и не является тайной, что в море тоже есть «ботаны» и… те, кто красному диплому и синему носу предпочитают «наоборот» (красный нос и синий диплом). По-плану «все должны знать снасти» до первого иностранного порта, вполне предсказуемо, что данный план торжественно проваливается, поскольку укладывается в срок не более четверти курсантов (ботаны и подботаны). Далее – даётся ещё пара дней, потом ещё, в результате остаётся несколько не сдавших из числа, нет не ленивых и тупых, а принципиальных технократов (которым просто не интересно возиться с «анахронизмом»). Просто же выучить оснащение парусника – дело двух часов, потом все полученные тяжким трудом знания испаряются, их возобновляют, и, где-то после пятого круга (знаю-забыл) что-то «пишется на подкорку» и готово к употреблению. Помимо этой «теории нитратности курсантов» (копирайт Юрия Петровича Антонова, в 90 годы прошлого века – начальника Общеинженерного Факультета ГМА), есть ещё и методы заучивания «тряпочек-верёвочек». Первый и наиболее употребимый – по местонахождению рабочих концов этих самых верёвочек на палубе (то есть тех частей, которые хватают и тянут). В двух словах метод описывается так – «здесь должна быть эта верёвка». Иногда метод даёт сбой (ошибка памяти, либо верёвки поменяли местами – в некоторых случаях такое возможно). Второй метод – для узкого круга тех, кто любит парусник или просто хочет знать что делает. Называется – «посмотри наверх», увидишь, куда ведёт верёвочка, и поймешь, зачем она… метод сложнее т.к. помимо заучивания требует и осознания. Приверженцев метода в курсантской среде немного, это просто факт (да и работать за идею готовы немногие, всё-таки зарплаты на торговых судах приличных компаний выгодно отличаются от государственных зарплат работников академии, детей олигархов среди моряков нет, так что чистым удовольствием заниматься некогда). Короче говоря, реализован принцип необходимой достаточности… для беспроблемного прохождения практики поверхностных знаний хватит, а лезть в дебри гостям нет смысла. Что же до течения нашей истории, то первым портом захода был немецкий Висмар.

Висмар. Во всех смыслах промежуточный финиш – восточногерманский город (не надо считать года со времени объединения, Германия по-прежнему делится на две части просто неформально), то есть с одной стороны это европейский город, совершенно не похожий на славянский мир, с другой – ещё несколько лет назад там любили дедушку Ленина и строили… что строили. Но вот деньги здесь были совсем другие, а накопилось их на каждую курсантскую душу страшно сказать по 15 марок. На этом стоило бы закончить, но на сцену вышел наш персонаж без имени по прозвищу Чахлый (тоже из «балласта» – руководитель практики), в его обязанность входила раздача денег курсантам… Понимаю ваше недоумение – что сложного в раздаче 15 марок на человека, имея в арсенале банкноты по 10 и монеты по 5, но творческий подход функционера это тоже искусство. Первые, кто подходил за своим жалованьем получали по 3 монеты (причём те, кто просил банкноту с целью отложить – везти монеты на родину – терять половину номинала при обмене, получали твёрдый отказ, что называется без объяснения причины), а вот остальные – 3 банкноты… на двоих. Понятно, что поменять десятку на две пятёрки, у ранее получивших жалование, не составляло труда, но важно само отношение. Великая должность, подразумевающая великие поступки.

И вот оно – Германия, игрушечные домики, в которых живут настоящие люди, чистота, свойственная маленьким городам западной Европы, автомобили, останавливающиеся возле нерегулируемого пешеходного перехода, даже в отсутствие дорожной полиции… (по признанию очевидца, один раз ему пришлось перейти дорогу, вопреки желанию: «стою – говорит – смотрю по сторонам, куда идти, поворачиваюсь – у перехода в обоих направлениях встали восемь машин, водители смотрят на меня, пришлось перейти, потом, минут через пять обратно вернулся»). Нет нужды объяснять, что первое естественное желание любого нормального моряка при сходе на берег – позвонить домой (для тех, кто не в курсе, в 1998 году звонок с мобильника по Санкт-Петербургу стоил больше полутора долларов, а за подержанный Сименс, похожий на кирпич, можно было получить долларов 350, спутниковая связь «тянула» долларов на 15 минута), так что альтернативы телефону-автомату не было. Найти телефон в Германии – тоже задача из разряда «проще некуда», вот и звонили домой. Почему на этом акцентировано внимание – непридуманная история, одного звонка – парнишка дозвонился, и вот эмоции перехлестнули через край – получилось что-то вроде: «мама, я в Германии,…, представляешь? да, всё хорошо, в Германии мы,… (междометия вместо многоточия каждый может додумать сам, в меру своей испорченности). Позже, оказалось, что не все в Висмаре рады приходу русского парусника, иногда из проезжавших авто доносились какие-то выкрики (после чего авто включал максимальную скорость и быстро исчезал). В городе же курсанты, впервые попавшие за границу испробовали монетные автоматы по продаже жвачки (некоторые из отечественных денег позволяли прокрутить механизм, поэтому получалась экономия), протестировали автоматические банкоматы (двери в помещения в которых они были установлены, открывались банковской картой, в России карты уже набирали популярность, а вот банкоматы с подобным размещением пока не были известны) и отведали местную пиццу,купленную в пиццерии у индуса. Немцы же удивлялись тому, что кто-то употребляет пиццу на автобусной остановке. Чего странного, ближе скамейки не нашлось, а с курсантскими деньгами в кафе или баре делать нечего. Первый день (вернее вечер) в Висмаре начался довольно поздно, поэтому событиями он не был насыщен, во всяком случае, до времени официального прибытия с берега (в 23.00 воля заканчивалась). Однако, желающие продолжить знакомство с Германией, нашлись и продолжили. Более законопослушные курсанты уже были готовы спать, когда с берега прибежал человек с извечным «наших бьют». Оказалось, на близлежащей танцплощадке примерно восемь русских отбивались от толпы то ли скинхедов, то ли просто хулиганов, причём при последующем выяснении кто, за что, определить зачинщиков, естественно не удалось, все пили пиво, все поддерживали своих. Принимающая сторона даже принесла извинения за поведение сограждан. Но ближе к делу – по зову гонца на палубу высыпала толпа, человек 70, и тут Висмару повезло – у трапа уже находился вахтенный помощник и препятствовал высадке десанта, в противном случае городу мог быть нанесён серьёзный ущерб, да и полиция уже прибыла… Итог битвы – у россиян один сломанный палец, у противника – несколько госпитализированных. По отзыву участника побоища: «они вообще драться не умеют, нашему дал по морде – он дал тебе, дал ещё – он тебе, а эти – дал ему по морде – он упал, дал другому – та же история…»

Следующий день принёс новую историю с клубнично-криминальным оттенком. Как и в любом другом порядочном портовом городе в Висмаре имел место исторический квартал «красных фонарей». Разумеется, что среди курсантов находились ценители прекрасного, которые просто не могли отказать себе в удовольствии приобщиться к легализованным завоеваниям демократии. И принесли с собой сенсационную историю – в немецких борделях берут РУБЛИ, да ещё какие рубли… Кто из вас может точно сказать сколько в России было разных денег с 1991 по 1998 год, а по какому курсу их меняли? На день оплаты услуг в Висмаре доллар стоил 6 рублей, за услуги уплатили 500 (это больше 100 марок, здорово), но, вы, например, много знаете о дизайне банкнот Гондураса? Ну вот и немецкие «менеджеры» рассудили здраво: 500 рублей, настоящие, курс 4 с пфеннигами за марку – алез гут, вот только дизайн банкноты никого не напряг… А русскому что с того, что устарела года три назад, и из обращения выведена, может в Германии они до сих пор в ходу… В общем берёте иностранные деньги – узнайте как они выглядят или можете получить раритет (правда, с учётом ельцинских тиражей весьма доступный широким массам). Кстати для убедительности развода, фигурант дела «зажал» ещё одну бумажку в 200 рублей («а то очень много получается»). Для полноты картины замечу, что обычное дело для парусника посещать разные порты в праздники (вроде дня города), Висмар не был исключением, компанию «Миру» составил «Александр фон Гумбольт» – немецкий красавец под зелёными парусами (спасибо титульному спонсору, пивному заводу). На прощание город отсалютовал фейерверком и парусник продолжил своё неспешное движение в следующий немецкий порт – Киль…

По пути, поскольку процесс адаптации на судне не мог растягиваться бесконечно, некоторым из курсантов довелось ознакомиться и с системой наказаний, самое нестандартное мало чем отличалось от обычного для, например, российской армии явления именуемого «дедовщина», поскольку имело под собой основу унизить провинившегося и что называется «указать на его место», поскольку практической пользы не приносило. Называлась эта египетская казнь «послать на говно». Суть происходящего проста – чистка одной из ёмкостей санитарной системы, возможно небольшой – куда не влезть полностью или огромной, куда могли попасть несколько человек, и работать внутри. Почему такая твёрдая уверенность в отсутствии необходимости подобной работы. Две причины: первая – все отходы жизнедеятельности на морских судах утилизируют микроорганизмы, на выходе – вода, которую даже можно сбрасывать в море, без риска нарваться на уголовное преследование. ну и вторая – спонтанность решений об отправке на подобную работу (палубные офицеры не марали себя подобными командами, руководители машинного отделения – тоже), инициатива исходила от petty officers – некоторых боцманов (помните Маугли?) или матросов, т.е. людей в обычной ситуации не имеющих власти выше уровня ефрейтора, однако, при наличии сотни человек с правами галерных рабов всё менялось. Это ещё одна иллюстрация к делению на «штатный экипаж» и курсантов, не очень-то способствующее возникновению командного духа. Заведовал системой исполнения наказаний моторист Лёха, достойный упоминания хотя бы только за инструктаж перед работой звучавший как «говна не надо бояться», в подтверждение своих слов, он, по словам очевидцев, запускал руку в ёмкость и слегка сжав доставал порцию биоматериала и смачно бросал в ведро, таким нехитрым образом представляя технологию работы «приговорённым» к каторге. Интересно, а его подружки знали, чем он занимается на работе? И если да, то как реагировали на прикосновения? Хотя встречаются ведь и любители всякой экзотики… Менее тяжким наказанием являлась простая «отправка в машину» на работу. В этом есть что-то от древнего противостояния мостика и машинного отделения, пытающегося выяснить кто же нужнее. Хотя исторические факты свидетельствуют о том, что на заре кораблевождения механики не были нужны в виду отсутствия механизмов (или были своеобразные работники машинного отделения – гребцы на галерах), да и современные механизмы, позволяют обходиться без постоянного обслуживания, чего не скажешь об управлении, полностью автоматизировать процесс дорого, да и рискованно, несмотря на «человеческий фактор». В общем, судоводители будут всегда, а механикам, безусловно, придётся довольствоваться важной ролью второго плана, тем более на паруснике. Немного позже мы вернёмся к отношению к делу со стороны звёзд «подтанцовки». Замечу только, что для Европы – норма, работа одного специалиста и на мостике, и в машине на этапе обучения, а на судах прибрежного плавания встречаются совмещённые должности, так что наказание в виде отправки в машинное отделение – тоже необычное ноу-хау. И последняя кара, идущая в абсолютном противоречии с правами человека – запрет на увольнение на берег, инициатором является наш персонаж Чахлый, с подачи опять же сгибающихся под тяжестью эполет ефрейторов. Понятно, что возможны ситуации, когда следует изолировать кого-то от общества, но согласно международному морскому праву такие решения на судне прерогатива капитана, поскольку это смело можно приравнять к аресту. В случае каких-то мелких проступков, а зачастую просто ошибок из-за недостатка опыта лишать человека свободы – преступление. Особо отмечу, что был в истории случай, когда авторитарные власти государства (речь о США), пытались ограничить сход на берег морякам, не имеющим визы, либо заставить их приобретать визу за свой счёт, так вот попытка провалилась, с простой формулировкой «увольнение на берег не привилегия, а необходимость» и ограничивать людей работающих в сложных условиях не может никто, даже американский президент. Но это, к сожалению, касается только профессионалов, курсанты, не являются частью этого мира, хотя имеют даже свой профсоюз, упоминание о котором вызывает улыбки. Но, с другой стороны, «всё, что не убивает нас, делает нас сильнее» и все трудности и несправедливости формируют характер, поскольку же, любой курсант это потенциальный офицер торгового флота, комплекс ефрейтора не вырабатывается – должность не та, а вот полезная в работе с подчинёнными твёрдость – сколько угодно. Кое-кому из сегодняшних бесправных юношей повезло вернуться на командной должности и вчерашние «боги» на приказание «прыгать» покорно вопрошали: «на какую высоту, сэр?». Такой вот баланс добра и зла.