Kitabı oku: «Сызып ак нур белән… / Озари душу светом…», sayfa 12

Фельетон остасы

Ш. Камалның хәзерге җыентыкларына кертелгән фельетоннары унынчы елларда «Вакыт» газетасында басылганнар. Бу фельетоннар шул заманның иң типик күренешләренә нигезләнеп язылганнар. «Вакыт» газетасында Ш. Камал килгән хатларга әледән-әле күзәтү биреп барган. Боларга караганда, «Вакыт» идарәсенең бөтен почтасы аның кулыннан узган һәм язучы бу хатлардан булачак әсәрләренә гаҗәп күп тормыш материалы алган.

Мәгълүм булганча, иҗтимагый тормыштагы иң актуаль мәсьәләләргә оператив аваз бирү – фельетонның төп шарты. Ш. Камалның «Вакыт» тагы фельетоннарына күз ташласак, моның нәкъ шулай икәнен күрербез. III Дәүләт Думасының чираттагы утырышы ачылу турында «Вакыт» ның 1910 ел, 19 октябрь санында информация бирелә. Либераль буржуаз матбугат Дума утырышларына зур игътибар биреп, беренче полосада Дума эшен яктыртып барган бер чорда, Ш. Камал Дума утырышы ачылуын хәбәр иткән санда ук «Депутат» фельетонын урнаштыра. Бу хәл язучының патша Думасын һәм аның мөселман депутатларына халык мөнәсәбәтен дөрес бәяли белүен күрсәтә. Күп кенә фельетоннарында Ш. Камалның тематикасы шул чорда Казанда иҗат иткән Г. Тукай, Ф. Әмирхан белән аваздаш. Әлеге өч фельетончы бер үк вакыйгаларга бер үк вакытта бер үк төрле бәя биреп баралар. Боларның тәнкыйть объектлары – патша чиновниклары, надан, алдакчы дин әһелләре, татар сәүдәгәрләре, милләтчеләр.

Менә Казан матбугаты шаулап ала: рус побы Громов мөселманнарның исен китәреп сенсация ясый – ислам диненә күчә. Татар кадимчеләре шаулый, Печән базары тантана итә. Шул чакта Тукайның «Саташкан» дигән шигъри фельетоны күренә.

 
Юк чыны һичнәрсәнең дә, чын юктыр, иптәш, юк хәзер.
Бу да шатлык бит, мөселман ди Громов поп хәзер.
 

Менә Ш. Камалның «Яхъя әфәнде» исемле фельетоны күренә. Анда да тәнкыйть объекты – мөселманлыкка чыккан Громов. Бу кеше үзенә Яхъя Искәндәрев дигән исем ала. Фельетонда Яхъя әфәндедән бигрәк мөселман байларыннан көленә: алар Громовка акчалар җыеп бирәләр, аны кунакка йөртәләр, сәдакалар бирәләр, Яхъя әфәнде булып киткән Громов хөрмәтенә банкетлар ясыйлар. Шунысы характерлы: Г. Тукай да, Ш. Камал да Громовка үзләренең мөнәсәбәтләрен Громов әле мөселман булып сый-хөрмәт эчендә йөргәндә язалар. Тарих, озак та үтми, боларның алдан күрүче әдипләр икәнлеген раслый. Громов провокация эшләп йөргән була, ахырдан ул христианлыкка кайта һәм, елый-елый ант итеп, мөселманнарны сүгә башлый.

Ш. Камалның халыкара хәлләргә багышланган фельетоннарыннан сәнгатьчә иң көчлесе – «Минем таныш». Бу фельетон Балкан сугышлары уңае белән языла.

1912–1913 елларда Балкан ярымутравы милли азатлык хәрәкәте белән шундагы идарәче даирәләрнең басып алу политикасы һәм империалистик державаларның мәкерле планнары бергә төйнәлгән катлаулы сугыш аренасына әйләнә. Сугыш башланып китүгә, рус һәм татар милләтчеләре арасында «христианнар белән мөселманнар арасында сугыш» дигән ялган тезис күтәрелә. Татар милләтчеләре төрек коралының җиңүен, рус милләтчеләре христиан коралының җиңүен өмет итәләр… Балкан сугышлары турында язып, В. И. Ленин хезмәт ияләренең бурычын «славян һәм төрек крестьяннарын бергә славян һәм төрек алпавытларына һәм башы бозыкларга каршы куярга» дип билгели.

Ш. Камалның «Минем таныш» дигән фельетонында бу сугышта төрек коралының җиңүе турында хыялланып йөргән бер бушбугаз милләтче тасвирлана. Язучы аны тәмам көлкегә калдыра.

Фельетонның ахырында без бу «мөселман патриотын» шактый мәзәк хәлдә күрәбез. «Үткән якшәмбе яңгырдан соң Николайский буйлап югартын киләм. Собачий Садыйк янында тау хәтле бер татар канауда ята. Исереп егылган, әлбәттә; янынарак килеп карасам, ни күзем белән күрим – әлеге танышым!..»

Ш. Камал үзенең фельетоннарына әһәмиятсез кечкенә хәлләрне бервакытта да сатира объекты итеп алмый. Аның фельетоннарында нәкъ Г. Тукай, Ф. Әмирхандагыча милләтчелек шапырынуыннан ачы көлү мотивлары еш яңгырый. Тукай «Бәйрәм, без вә руслар» дигән фельетонында, милләтчелек торгынлыгының татар милләтен артка өстерәве, рус фәненең исә һаман алга баруы турында язып, болай дигән иде: «Без шул инә берлә кое казыйбыз, руслар машина берлә. Без төя җигеп барабыз, алар локомотив җигәләр. Алар воздушный шарлар берлә очалар, без җилкәләребезгә мунча себеркеләре бәйләп, куллар селкетеп торабыз».

Ш. Камалның «Без дә очабыз» дигән фельетоны нәкъ әнә шул мәгънәне күтәрә. Чыннан да, фельетон өчен менә дигән материал бит, рус галимнәре ХХ йөзнең башында химия, физика, медицина өлкәсендә дөньякүләм әһәмиятле ачышлар ясыйлар. Россиядә милли авиация үсә башлый, беренче аэропланнар сыныйлар, техника үсә. Татарлар исә һаман да ислам дине рамкалары эчендә тыпырчыналар, галим дигәннәре дә дини тарих язудан уза алмый. Моны комик ситуация дип кем әйтмәс! Фельетонның баш герое, бер кош өстенә утырып, бөтен дөнья өстеннән кояшка, айга оча. Юлда ул кош өстенә утырган бик күп шәкертләрне, мөселманнарны күрә. Баксаң, безнең герой гына түгел, бөтен мөселман оча икән. Шунда ук Рәшит казый, шунда ук Муса Бигиевләр оча. Кошлар өстенә бишәр-алтышар хәзрәт кунаклаган…

Менә бу – әлеге мөселманнарның хыял дөньясында яшәве, конкрет эшләрдән, прогресстан качулары, бу, – Ф. Әмирханча әйтсәк, «Шәрекъ йокысы»…

Яңа революцион күтәрелеш елларында «мөселманлыкны мактау» даими тәнкыйть объектына әйләнә. Бу процесста Ш. Камал – иң актив сатириклардан берсе. Аның «Сәмруг кош» фельетонындагы мөселман очучысы Гайнетдин Гайнелисламов – гротеск дәрәҗәсендәге «милли герой». Очучының башында мескен бүрек, өстендә казаки, аягында читек-кәвеш. Очу ярышында җиңгән Гайнетдин Гайнелисламов үзенең мескен бүреген кояшның тап уртасына элеп тә куя!

– Гайнетдингә әйтергә кирәк, – ди ак сакаллы бер карт. – Өч-дүрт көнгә хәтле бүреген алмасын иде… Белсен иде Европалар безнең агай-эненең кем икәнлеген!

Төш шул урында өзелә.

Ләкин фельетонда инде милләтчелек идеологиясенең «җәрәхәте» ачыла: ул – хыялый дөнья, искелек, прогресска каршы тору. Бу чор әдәбиятында бигрәк тә Ф. Әмирхан, Г. Тукай, Ш. Камал иҗатында кадимче дин хезмәткәрләрен тәнкыйтьләү көчәеп китә.

Ш. Камал фельетоннарының берничә үзенчәлеге игътибарны җәлеп итә. Арадан берсе – аның иҗат темпы. «Вакыт» ны актарганда, кайчан Ш. Камалны биш-алты айга «югалтып» торасың. Идарәнең хисап эшләре аны шулай күмеп ташлыймы? Әллә ул туачак әсәрләрен әлегә башында гына йөртәме? Һәрхәлдә, беркөнне аның әсәре күренсә көт тә тор: болар, тоташ бер цикл булып, көн аралаш китәчәкләр.

Ш. Камал «Вакыт» та беренче тапкыр 1909 елның 10 декабрь санында күренә. 1910 елда кызык кына хәл: газетаның 643 нче саныннан 709 нчы санына кадәр ул сан аралаш басылып тора. Бу чорда аның тоташтан 23 әсәре – иң үткен фельетоннары («Холир», «Нидер җитми иде», «Сәмруг кош» һ. б.) дөнья күрәләр. Сокланырлык темп бу! Бераздан Ш. Камал күпмегәдер югалып тора. Әллә «Акчарлаклар» га тотынганмы ул? Һәрхәлдә, 1911 елда Ш. Камал бер-ике җитди әсәре белән генә күренә. 1912 елда аның фельетоннары тагын басыла башлый. Бу юлы инде җитди хикәяләр белән аралаштырып. Һәм тагын шул ук гаҗәеп темп: газетаның 988 нче саныннан 1029 нчы санына кадәр уртача һәр дүртенче санда Ш. Камал фельетоннары, хикәяләре тоташ агым булып бара. Бераз гына калышып, шундый темп 1913 елда да дәвам итә. Бик гыйбрәтле хәл бу: димәк, Ш. Камал язучы булып 26–28 яшьләрдә тәмам формалашкан.

Фельетон геройларына исем бирү мәсьәләсендә Ш. Камал башкалардан аерылып тора. Без, фельетон язганда, гадәттә, әсәрне көлкелерәк итү максатыннан чыгып, геройларга Котбетдин, Габделмөлек, Гали Галиеч, Кәли Кәлиеч кебек «мәзәгрәк» исемнәр тагабыз. Бер-береңне кабатламас өчен, әллә никадәр хикмәтле исемнәр табып, әйләнешкә кертергә мәҗбүр буласың. Ш. Камалда бик кызык күренеш: татар тормышындагы искелек калдыкларын, комик күренешләрне фельетоннарына керткәндә, ул нибары ике-өч исем кулланган һәм шулар белән көндәлек күренешләрне типик образларга туплап бирүгә ирешкән. Арадан иң популярлары – Таз Вәли һәм Гайнетдин. Нәгыйм исеме дә еш очрый. Шулардан элекке татар динчеләре, милләтчеләре, буш куыкларның җыелма сатирик образлары туган. Бу – язучының үзенә хас бер алымы.

Югарыдагыларга йомгак ясап, шуларны әйтергә кирәк: либераль буржуаз матбугат шартларында системалы рәвештә татар милләтчеләрен, динчеләрне, мөселманчылык торгынлыгын тәнкыйть итүе Ш. Камалның гражданлык кыюлыгы әле. Фельетон жанрында эшләү аның игътибарын һәрвакыт тормыш хәрәкәтенең иң актуаль мәсьәләләре тирәсенә туплый.

Ш. Камалның көн кадагына сугып барган үткен телле фельетоннары белән кайбер сатирик новеллалары арасында аерманы билгеләү бик кыен. Мәсәлән, аның бүгенге көндә новелла дип атап йөртелә торган «Холера вакытында», «Депутат» әсәрләре заманында фельетон дип тәкъдим ителгәннәр. Болар татар әдәбиятында фельетон жанрының классик үрнәге булып торалар. Күренекле әдипнең фельетоннарын иҗтимагый хәрәкәт яктылыгында тикшереп караганда, алар язучының гражданлык йөзен тагын да ныграк ачалар һәм аның ХХ йөз башында татар демократик әдәбиятында тоткан урынын күтәрәләр.

(Социалистик Татарстан. – 1974. – 15 март)

Учёный Каюм-бабай¹⁶³

150 лет со дня рождения татарского просветителя Каюма Насыри

«Если с кем-либо придётся беседовать, то не думай о том, какую религию он исповедует, а обрати внимание на его ум. Ибо его религия нужна ему, а ум – и тебе, и ему» – так говорил в прошлом веке татарам их земляк Каюм Насыри, учитель их детей, любимый их сочинитель, составитель народных календарей и автор учебников.

Не один татарин выучился грамоте специально для того, чтобы читать его календари с народными преданиями, приметами весны, лета, с расписанием поездов и пароходов, с указанием стоимости пуда шерсти или говяжьего сала в Мензелинске, Арске, Елабуге, Бугульме. Не было шакирда, который бы на каникулы не привозил в глухую татарскую деревню его повестей об Авиценне или сорока везирах. Не было зимой бани, где бы юноши долгими вечерами при свете лучины не зачитывались его прекрасными сказками и притчами, которые можно сравнить с «Тысячью и одной ночью». Как же тут сидеть истуканом, не стараться выучить грамоту, когда в деревне появились книга или календарь Каюм-бабая – как уважительно называли его крестьяне, кустари в городских слободах, шакирды в медресе и мектебе. (В том, что в начале XX века у волжских татар грамотность была относительно выше, чем у других народов, населяющих Казанскую губернию¹⁶⁴, безусловно, есть доля труда Каюма Насыри.) Однако мало кто в народе знал, что их Каюм-бабай – ещё и учёный, чьи наблюдения и выводы поражали глубиной и научным значением видных профессоров Казанского университета.

Кем же был Каюм Насыри, которого впоследствии назвали великим татарским просветителем? Его сравнивали и с Леонардо да Винчи, и с Ломоносовым. Возможно, это было преувеличением, но Каюм, как и они, был в своей деятельности энциклопедистом – не оставался в рамках одного вида науки или искусства. Он был фольклористом – первый из татар стал собирать образцы устного народного творчества и первый попытался систематизировать его.

Он был языковедом. За сорок лет издал столько трудов по татарскому языку, сколько было бы под силу разве что целому научно-исследовательскому институту. Среди этих трудов – и первая научная грамматика, и разные словари татарского языка, в том числе толковый, и правила правописания. Ни один тюрколог не обходится сегодня без этих работ Насыри. Он стремился приблизить татар к их же языку, показать им его богатство, пригодность для изъяснения в любой области. Ведь тогда обучение детей шло на арабском, они зубрили Коран и догматы ислама, не зная их смысла, и о родном языке не имели должного понятия – он считался «уличным», «базарным», какое же отношение мог иметь он к учению? Насыри же писал: «Кто не знает правил своего языка, тому не под силу изучение и другого языка». Он написал много учебников – по ботанике, географии, физике, арифметике, геометрии, физиологии, гигиене, агрономии, кулинарии – на доступном детскому восприятию живом татарском языке. Но об этом мы ещё скажем, а сейчас продолжим рассказ о научных трудах Каюма Насыри.

Он был этнографом. Результаты его этнографических изысканий замечательны. Его труд «Поверья и обряды казанских татар» (переведённый на русский востоковедом П. П. Масловским и опубликованный в «Записках Императорского Русского географического общества»)¹⁶⁵ вызвал восхищение и удивление в среде учёных. Профессор-востоковед В. Г. Григорьев писал: «Такого наблюдателя из татар-мусульман, каким является в труде своём г. Насыров, не бывало ещё у нас, да быть может, и во всем мусульманском мире…» Этой статьёй он делает первый вклад в изучение древнеязыческих поверий и заклинаний, сохранившихся до наших дней среди принявших ислам казанских татар. Собранный им материал об обрядах и поверьях казанских татар – бесценный источник для изучения социально-экономического положения народа в различных формациях. Как настоящий учёный, Насыри отнёсся к предмету исследования объективно: он не приукрашивал обычаи своего народа, не идеализировал их, равно как и не иронизировал над по-детски наивными поверьями и обрядами предков.

Это его объективное отношение к научному материалу было высоко оценено русскими учёными. Тот же Григорьев отметил, что Насыри является первым мусульманином, «которого европейское образование, полученное им в Казанском университете, подняло в умственном отношении на такую высоту, что он мог отнестись к исламу объективно. Довольно близко зная татар, я не предполагал даже возможности подобного явления». Каюм же понимал, что нужно ещё много сделать, чтобы русские действительно близко узнали татар. Он писал: «Русское общество обязано будет знать и понимать нерусские народности (в том числе и татар)… Чтобы посвятить русских в жизнь татар, я считаю своим священным долгом познакомить их через печать с итогами своих многолетних исследований и наблюдений».

В изучении истории своего народа К. Насыри шёл своим путём: он первый обратил внимание на то, что предания, сказки, песни – великолепный исторический материал, если его обработать и подкрепить документами. Он стремился решить невыясненный вопрос: кто были наши прадеды? Раздумывая над множеством родословных, над топонимическими документами, изучая народные сказания, он приходит к выводу, что предками современных татар были волжские булгары. Многие исторические материалы он помещал в своих календарях. К. Насыри дал татарам первые сведения по русской истории. В 1890 году вышла его «Краткая история России». Тут будет уместно отметить, что Насыри с первых же шагов своей научной деятельности не замыкался в рамках татарской среды, его деятельность всегда была интернациональной. Известны его плодотворные связи с русскими учёными Н. Ф. Катановым, В. Г. Григорьевым, В. В. Радловым, О. С. Лебедевой, П. А. Поляковым, Г. С. Саблуковым – все они были личные знакомые и коллеги К. Насыри в его просветительской деятельности.

Помнятся горькие строки нашего поэта Габдуллы Тукая:

 
Разве есть у нас обычай друга верного ценить,
Если он своею смертью о себе не даст нам знать!
 

Так было почти всегда: на долю тех, кто посвящал себя служению народу, прокладывал новый путь, доставалось много горестей и невзгод. Редко кто из таких людей жил счастливо, окружённый теплом сердечной дружбы, редко кому выпадало взаимопонимание и поддержка. И лишь потом, после смерти, приходили к ним признание, и честь, и слава. Так и в жизни Насыри мало находим мы светлых дней, счастливых минут, нет и лёгких успехов. Но видим мы с самых первых сознательных лет Каюма редкую целеустремлённость, упорство, поразительное трудолюбие.

14 лет провёл Каюм в одном из казанских медресе старого толка, куда его отправил отец Габденнасыр, которого в окрестностях родного села Верхний Ширдан звали муллой, хоть и не имел он указа¹⁶⁶. Годы эти Каюм посвятил в основном изучению языков. По окончании медресе он владел арабским, персидским, турецким. Кроме того, тайком брал частные уроки русского языка. Сохранился документ, где Насыри пишет: «Могу выдержать экзамен: 1) по русскому языку, 2) по русской грамматике, 3) по арифметике, 4) по географии Российской империи, 5) по русской истории, 6) по арабскому, персидскому, джагатайскому, турецкому и татарскому языкам».

Имея такие способности, редчайшее трудолюбие и выносливость, Насыри мог, конечно, посвятить себя только науке. Но он, как видно, избрал себе другой путь. Чистая наука не влекла его. Он сначала преподаёт в Казанском духовном училище (православном) татарский язык. Затем читает курс татарской грамматики в Духовной семинарии. Здесь, начав тесно общаться с русскими учёными, он совершенствуется в русском языке и многое определяет для себя в направлении и содержании своей работы. Тогда же вольным слушателем получил он образование в Казанском университете.

Работал Насыри в семинарии 15 лет. Жил в одиночестве, занимая маленькую каморку на чердаке, жалованье получал мизерное. Сохранились его письма, адресованные близким родственникам.

«Однако что может быть труднее, чем одиночество? А я страдаю именно этим. Пятнадцать лет потратил на медресе. Был одинок, не нашёл себе равного. Вот уже два года в семинарии, и здесь одинок. Не знаю, что мне делать, куда бы ни пошёл я – мир узок. Душа полна гневом. Всё было напрасно, было пустой мечтой».

«На деньги, собранные в течение 4 лет, 30–35 рублей, съездил в Москву. Здесь же хотят удержать месячное жалованье за опоздание на работу. Москва обошлась дорого. Съездил не оттого, что некуда девать деньги, однако приехал недовольный… Сейчас идёт дождь, негде сидеть. Пишу стоя. Чердак протекает. Говорят ещё, будто казённое заведение бывает крепким».

Именно во время работы в семинарии созревает у Каюма решение сделать просветительство своей основной целью. Он оставляет службу и первым в истории Казани начинает обучение татарских детей русской грамоте. В феврале 1870 года было опубликовано постановление министра народного просвещения «О просвещении инородцев». Оперативно перепечатав его в своём календаре, К. Насыри заинтересовал им многих татар, тянувшихся к светскому образованию, к русской грамоте. В 1871 году он открывает первую начальную школу для обучения детей мусульман русскому языку. Легко ли было ему в одиночестве начинать новое дело, принятое к тому же враждебно кадимистами – сторонниками мусульманского схоластического обучения? Школа должна была работать в доме учителя, Насыри же не имел квартиры. Зная его занятие, никто не хотел сдавать ему комнату.

«Не могу найти квартиры, – писал он тогда. – Хоть пятьдесят рублей за месяц обещай, как только узнают, что детей обучаю, – отказывают. Наконец, что поделаешь, на Мокрой улице нашёл квартиру, над кабаком, вывесил объявление, собралось около десятка детей. Ну пришлось же этому человеку терпеть (К. Насыри о себе пишет в третьем лице. – М. М.). Внизу кабак, горланят всю ночь, дерутся, в соседних комнатах кто скорняк, кто портной, кто обувщик… Только начал обучение, вывесил объявление, – донесли в часть. Оттуда пришли, расспрашивали. Даже некоторые типы хотели выслать меня из Казани. Детей же, приходивших ко мне брать уроки, учителя в медресе наказывали прутьями: «Не надо учить русский!»…Затем переехали на Захарьевскую улицу, в другую квартиру. Как только вывесили объявление, назвали его «церковной вывеской». Некоторые пошли к квартальному: нельзя ли остановить это дело? Квартальный вызвал к себе домовладельца и обругал его: «Зачем, мол, сдаёшь комнату такому человеку?»

Группа учеников часто распадалась. Муллы и ишаны, кадимисты кричали всюду, что Каюм-мулла – миссионер, что он продался русским, и называли его не иначе как «урус Каюм». Но учитель Каюм не отступился от начатого. Он снова и снова собирал учеников, уговаривал родителей, помогал нуждающимся детям из своего кармана. Копейками, ежедневно… Дело дошло до того, что его поджидали на улице, чтобы обозвать грязным словом, пригрозить расправой. Немало он получил и письменных анонимных угроз. Но Каюм был одарён с детства чувством иронии – он с ехидным предисловием опубликовывал эти письма в своих календарях, и люди, читая их, конечно, склонялись сердцем и умом к Каюм-бабаю.

Каждое лето он посещает родную деревню, собирает материалы по фольклору, изучает этнографию своего края. В 1893 году съездил в Оренбург – в центр мусульманских купцов, крупного духовенства, в колыбель татарской литературы и учёности XIX века.

«Но я не познакомился там ни с кем, точно так же никто и со мной. Ибо нет у меня ни в кармане 40–50 тысяч денег, чтобы познакомиться с богачами, ни на голове большой чалмы, чтобы войти в знакомство с мусульманскими учёными. Как будто шёл-шёл я, да вдруг ударился лбом о дверь и, вернувшись домой, слёг».

Умер Каюм Насыри 2 сентября 1902 года, на 77-м году жизни, умер в одиночестве. Никто не знал о том, что учёный Каюм занемог, он никогда не привлекал ничьего внимания к своей личной жизни. Не был вызван к нему ни один врач, не было оказано ему никакой медицинской помощи. Сам же он был слишком слаб, чтобы применить к себе свои познания в медицине, хотя они у него были немалые. Несколько шакирдов-учащихся знаменитого в то время медресе «Мухаммадия», подняв сухонькое, маленькое тело старика, снесли его на Татарское кладбище и опустили в могилу совсем недалеко от могилы другого татарского учёного – историка Шигабутдина Марджани. Так незаметно ушёл из жизни учёный Каюм, которого при жизни травили муллы и ишаны, кабачники и лавочники, кадимисты, святоши и коробейники Сенного базара¹⁶⁷. Но весть о смерти его болью отозвалась в сердцах простого люда, крестьян, кустарей, учеников медресе и сельских мектебе.

Такова внешне ничем не примечательная, бедная событиями, казалось бы, одинокая жизнь Каюма. Но была у этой жизни другая сторона – внутренняя, духовная, богатая и яркая, она принадлежала народу, служила его просвещению и духовному освобождению от мусульманской схоластики и догм шариата. Не зря люди называли его любовно: Каюм-бабай. За эту его жизнь и сегодня благоговейно склоняет голову перед светлой его памятью татарский народ.

В самом деле, как справедливо оценить то, что сделал Каюм Насыри для духовного развития своего народа? Он первый пробил окно в глухой стене мусульманской схоластики, отделявшей народное сознание от материального мира, и через это окно проникли к народу первые лучи истинного знания.

Какое печатное слово было в домах татарских крестьян до Каюма, до его «Сорока садов», «Сорока везиров», до «Повести об Авиценне» и «Фавакихель-джуласа», до его календарей? Продав мешок овса, крестьянин на вырученные деньги покупал рукопись стихотворного нравоучения «Бадавам» неизвестного автора (или подобную ему книгу «Афтияк»), где от первой до последней строки содержалась одна-единственная мысль: если вы будете пять раз в день совершать молитву, если не будете пить и курить, то обязательно попадёте в рай, где вас будут обслуживать гурии, которые преподнесут вам на золотых блюдцах аль-кяусар – райский напиток. Встречалась в деревне и огромного формата книга турецкого поэта Мухаммета Челеби «Мухаммадия» – поэма о похождениях пророка Мухаммеда, на турецком языке. Крестьянин покупал и страницы из Корана, и руководства для мулл и муэдзинов – лишь бы это было написано по-арабски: считалось, что написанное на языке Корана священно, и каждый мусульманин стремился заполучить к себе в дом арабский текст… И вот появляется в домах крестьян календарь, который К. Насыри издавал в течение 24 лет (1871–1897 годы, кроме 1886, 1887 и 1895-го). Он стал семейным чтением – здесь, кроме чисто «календарного материала», много научных, агрономических и прочих сведений для крестьян, кустарей, шакирдов. Многое открыли для себя читатели календарей Каюм-бабая. Увидели они, например, собственноручно выполненные издателем карты мира, Европейской части России и Казанской губернии. Каково же было удивление крестьян, свято веривших в сказки о трёх китах и бычьих рогах, на которых держится Земля, когда они перелистывали календари Каюма и видели очертания земного шара.

В них нашли татары и первые сведения по истории, узнали, как живут другие народы, какие у них обычаи и вера. Каюм-бабай уважительно писал об иноверцах, совсем не обращая внимания на то, что они немусульмане, не считал их ни врагами, ни «нечистыми». Календари эти заслуживают специального исследования. Мы же сейчас обратимся к педагогической деятельности Каюма Насыри.

Он был истинно народный педагог, первый среди татар открывший детям путь в мир знаний. Учебники, написанные Каюмом Насыри, наполняют сердце восхищением и благодарностью человеку, который так заботился о народном просвещении: они доступны неискушённому уму, они ведут его к знаниям простыми, знакомыми дорогами. Без сомнения, Насыри был знаком не только с трудами К. Д. Ушинского, но и с книгами для чтения Л. Н. Толстого. С ними перекликается его учебник арифметики. Вот примеры из него:

«Семилетний сын спросил у отца:

– Папа, сколько тебе лет?

Отец ответил:

– О дорогое, бесценное дитя моё, если прибавишь к своему возрасту ещё двадцать девять, узнаешь, сколько мне лет.

Подумайте, сколько лет отцу?»

«Одному мальчику купили сапоги за 75 копеек. Мальчик целый день месил грязь. Утром смотрят – грязные сапоги скрючились, никак не наденешь. Мальчик стал требовать, чтобы купили новые. Но подошла его сестра и говорит:

– А ты помнишь, что сказал нам однажды старший брат? Он говорил, что в году 365 дней. Ну-ка, посчитай, сколько потребуется в год денег, если ежедневно покупать для тебя по паре сапог?»

Вот так с тонким учётом детской психологии построены у Насыри все учебники – первые свободные от религиозных легенд книги для детей, занимательные и умные. Это были и первые детские книги на татарском языке.

Детские учебники и литературные произведения Каюма Насыри принесли в дома татар живое слово.

Литературное творчество К. Насыри – это выдающееся явление в истории татарской культуры. Все его произведения, как и его переводы с восточных языков, полны сочной народной мудрости и тонкого восточного юмора.

Вот сборник «Фавакихель-джуласа». Как любят у нас и сегодня эти поучительные короткие рассказы!

«У одного украли сундук. Другой сказал ему: «Когда ставил сундук, надо было прочесть стих из Корана, не украли бы».

Тот ответил: «Клянусь Аллахом, в сундуке был целый Коран».

«Умер богач. Выбрали из его добра хорошую шубу и отправили к бедному мулле. Мулла сказал: «Услышав, что бай умер, я горевал; теперь же, увидев шубу, обрадовался».

«Один нищий, когда шёл по улице со своим сыном, увидел: кого-то хоронят. За процессией шагает женщина, причитая: «О мой господин, тебя ведут в дом без окон, без дверей. В дом, где нет ни подушек, ни посуды. В дом, где нет ни пищи, ни питья!» Сын нищего сказал тогда: «Отец, неужели его ведут в наш дом?»

Но не только из анекдотов состоит этот сборник. Здесь и назидательные рассказы о воспитании храбрости, трудолюбия, здесь критика зла, алчности, насилия. Проскальзывают в рассказах Каюма и медицинские познания автора.

Каюм Насыри привёл в дома татар восточных мудрецов Лукманхакима, Науширвана, Сулеймана, из его книг татары узнали впервые о великих философах Аристотеле, Сократе, об Александре Македонском.

«Лукманхаким сказал: «О сын, поднимал я камень, поднимал я железо, но самое тяжёлое – человек с тяжёлым характером в компании».

Глубокой народной мудростью пронизаны и рассказы в «Сорока садах». И здесь Насыри беспрестанно говорит о пользе знания, просвещённости. В век, когда мусульманские богословы пичкали народ мёртвыми догмами ислама, схоластикой, просветитель Каюм смело проводил идею о преимуществе знания над шариатом.

«Все вещи имеют предел, лишь ум беспределен, – пишет он в «Сорока садах». – Если человек познаёт самого себя, то это показывает его зрелость».

«Величие исходит от ума и поведения, а не от происхождения и сословия».

«Если кого-либо хочешь учить чему-либо, то сначала сам изучи эту вещь, и пусть, глядя на тебя, люди сами захотят учиться этому».

В книгах Насыри люди встретили жизнь, ту самую, материальную, которая их окружала. В этих книгах оживала мудрость древняя, седая, мудрость, обучающая отличать доброе от дурного.

«Александру Македонскому сказали, что его дочь любит такой-то человек, что нужно его убить. Александр на это ответил так: «Если мы будем убивать и за то, что любят, и за то, что враждуют с нами, то на земле никого не останется».

«Аристотель в письме к Александру Македонскому писал: «Злодеи повинуются из страха, а хорошие люди из-за приличия. К первым будь жесток, а ко вторым – милостив. У первых характер хищных зверей, а у вторых – детский».

Каюм Насыри не был атеистом в нашем понимании, он не отрицал ислам. Он написал даже несколько книг религиозно-методического характера под названием «Тридцать проповедей». Но вспомним слова В. И. Ленина о том, что «исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками»¹⁶⁸. Каюм Насыри дал татарскому народу несравненно больше, чем все его предшественники в течение всего XIX столетия…

Муллы кадимистского толка всячески порочили имя Насыри, всеми средствами препятствовали его просветительской деятельности. Всё это не было случайностью. Такое отношение к «слепому Каюму» (он потерял после болезни глаз) было обусловлено тем, что учение Насыри о преимуществе грамотности, знания над религиозной догмой расшатывало устои кадимизма, лишало его всякой перспективы.

Этот «слепой Каюм» своими литературными трудами, календарями, учебниками для народа, школами делал людей зрячими – грамотными. Деятельность Каюма… постепенно освобождала умы от догм шариата, последовательно развязывая его схоластические узлы.

Столетиями шариат запрещал татарам играть на музыкальных инструментах, петь песни. Фанатики уничтожали музыкальные инструменты, и духовенство восхваляло эти погромы как религиозный героизм.

А что же по этому поводу приводит в своём «Фавакихель-джуласа» Каюм Насыри? Между поучительными рассказами встречаем мы высказывания восточных и греческих философов о музыке:

«Пришёл мудрец имам Шагаби однажды на свадьбу и сказал: «О люди! Вы сидите так, как будто собрались на похороны. Где же ваши певцы, где же ваши инструменты?»

Разве не расшатывает здесь Насыри именем мусульманского святого схоластику фанатичных мулл?

«Мудрецы сказали, что песня – пища души, точно так же, как еда – пища тела. От песни мысли становятся чище, память – способнее, характер – добрее… Песня делает труса храбрым, скупого – щедрым».