Kitabı oku: «Горцы», sayfa 4

Часть 6

Ночь выдалась ясной, здесь, в горах Верхней Сванетии, звезды казались совсем близко, будто протянешь руку и достанешь. Дорога вниз с Ушгули была тяжелой, и, если бы не свет луны, совсем было бы опасно двигаться. У подножья гор, как только горцы выехали на равнину, их встретили люди князя и сообщили, что военные с Лалхора двигаются в сторону Ушгули. В отряде Мачутадзе было несколько сванов-провожатых, которые повели группу по другой дороге в обход Местии. Когда Кута и его грузинский друг покинули пределы Сванетии, Мачутадзе, ехавший рядом с чеченцем, остановился в тени небольшого лесочка возле дороги:

– Кута, мы уже в Мингрелии. Тут впереди, недалеко отсюда, по дороге село, заедем к моему другу, отдохнем и поскачем дальше, – посмотрел он на чеченца уставшим взглядом.

– Тебе решать, как быть и где остановиться, я, как и положено гостю, последую за тобой, – улыбнулся Кута.

– Ко мне в Нигоити нам нужно скакать еще несколько дней. Я думаю, что будет лучше, если мы далеко не уедем от Сванетии, чтобы вернуться и забрать мальчика у Илико. А остановимся мы в столице древней Мингрелии, в Зугдиди, у родственника и друга моего тестя, князя Дадиани. Там есть места, где мы в безопасности можем остаться, сколько нужно, – князь смотрел на реакцию чеченца.

– Я думаю, это верное решение, чтобы не уехать далеко от мальчика, – согласно закивал Кута.

В Зугдиди друзья заселились в большом, со вкусом обставленном двухэтажном доме, находящемся почти в центре города. Двор был небольшой, но очень уютный. Конюшня была далеко в глубине за домом, где были небольшой сад и цветочная оранжерея. На второй день, как они приехали в Зугдиди, Мачутадзе уехал по делам, оставив Куту на попечение своим друзьям и отменному повару, который кормил чеченца как на убой.

Через неделю заявился князь:

– Кута, оставив тебя в Зугдиди, мы поскакали обратно в Сванетию. Я провел там два дня, у князя мальчика нет. Он отправил его куда-то, думаю, что в Кутаиси, где много людей из княжеского рода Геловани. Я хотел сделать тебе подарок, на этот раз не получилось.

Лицо чеченца оставалось неизменным: тяжело было понять, что он думает сейчас.

– Я благодарен тебе, князь! Думаю, что залежался я тут у вас в Грузии, изнежился на ваших мягких постелях и начинаю привыкать к вкусной еде. Надо скакать в Чечню, а за мальчиком я еще вернусь, – готовый тут же поскакать в Чечню вскочил абрек, глядя на грузинского князя.

– Кута, мы едем в Нигоити, в мое родовое село. Я послал человека, нас ждут с нетерпением.

Кута на этот раз не хотел так далеко ехать в глубину Грузии, но то, что Александр послал человека с вестью, что они приедут домой с ним, обязывало его согласиться на поездку.

Друзья, не откладывая, тронулись в путь, направляясь по дороге в сторону Ланчхути. В Гурии для чеченца не представляло никакой опасности. Там началось крестьянское восстание. Крестьяне отказывались брать в аренду помещичьи земли и не шли работниками к ним. В этом движении принимали участие половина населения Гурии. Полицейский карательный отряд попытался захватить руководителей восстания, но гурийские абреки отбили крестьян и уничтожили часть полицейского отряда. Этот жестокий бой отбил у тех желание проникнуть на эту территорию, и ситуацию контролировала уже созданная народная милиция. Все были на подъеме, люди давали друг другу клятву верности в борьбе с помещиками. Движение крестьян Гурии вызвало симпатии абреков и части дворянства. Они были сторонниками ослабления русской власти на Кавказе. Среди поддерживающих требования крестьян был и князь Александр Мачутадзе. На переговоры с крестьянами прибыл помощник наместника по гражданской части Николай Султан Крым-Гирей, российский дворянин. Он остановился у Мачутадзе и встречался с крестьянами Гурии. В это сложное время, когда крестьяне Гурии отстаивала свои права, пригласили чеченца туда.

Через несколько дней они благополучно прискакали в родовое село княжеского рода Мачутадзе. Гостей здесь ждали с нетерпением. Едва они въехали в село, их встретила ватага юношей и мальчишек на конях и пешком, дружно махая им и приветствуя их. Как только они подъехали к воротам усадьбы князя, ворота широко распахнулись, и князь с чеченским другом и своей дружиной въехали во двор. Только всадники сошли с коней, их скакунов быстро увели, а самих их окружили люди.

– Кута, тут проживают люди рода Мачутадзе, ты можешь быть спокоен, для тебя нет никакой опасности, – улыбаясь, князь здоровался с окружившими их людьми, подталкивая абрека в сторону дома. Грузинам немного странно было видеть известного абрека, о котором многие из них были наслышаны как о герое, без пояса на талии и кинжала на поясе.

– Дорогие мои! – поднял руку князь, требуя тишины. – Наш гость никуда не уезжает, мы с дальней дороги и очень устали. Дадим ему искупаться, отдохнуть, а потом мы долго и много будем с ним общаться, – устало улыбался он своим сородичам. До мозга костей интеллигентный и сдержанный Александр уговорами отбил у родственников и увел своего гостя в дом.

Было уже темно, когда хорошо отдохнувшего чеченца князь ввел в большой, ярко освещенный лампами зал. Здесь были несколько человек, сидящих за большим длинным столом, вокруг которого стояли тяжелые, обитые красным бархатом дубовые стулья, с высокими, как на троне, спинками. В кресле сидел горец преклонных лет, в белой черкеске, на груди которого красовалось несколько георгиевских крестов. Когда друзья вошли, сидящие за столом горцы встали, кавалер-крестоносец оставался неподвижным и пристально разглядывал абрека. Высокий чеченец был в черной черкеске, которая обтягивал его широкие плечи, без пояса и кинжала и в черных кожаных сапогах. Он выглядел как посол из сопредельной страны. Александр подвел Куту к старцу, и тот встал с кресла, поправляя на себе черкеску и кинжал с рукоятью из белой слоновой кости.

– Это мой дядя Николай, глава рода Мачутадзе, – представил его Александр.

– А это, – указал он на Куту, – чеченский абрек, мой друг Кута, – посмотрел князь на рядом стоящего чеченца.

– Кута из Довта-Мартана, – подал чеченец руку старому грузинскому князю.

Не отпуская руку Куты, старейшина рода Мачутадзе разглядывал его:.

– Я рад тебя видеть, – мягким голосом с заметным грузинским акцентом произнес он, – тут много говорят о тебе хорошего, и многие хотят тебя увидеть. – Не отпуская руку чеченца, усадил он его в тут же рядом стоящее кресло и только после этого уселся в свое.

– Увидев тебя без кинжала, грузины подумали, что ты священник, – улыбнулся он. Затем подал знак одному из рядом стоящих горцев. Тот быстро подошел к главе рода и подал ему что-то завернутое в красный бархат.

– Кута, мы будем принимать гостей в честь тебя, когда грузины увидят чеченца без оружия, им тяжело будет поверить, что перед ними абрек, – улыбаясь, он развернул бархатную ткань, в которой лежали пояс, отделанный серебром, кинжал тонкой работы грузинских мастеров и русский офицерский наган в кобуре.

– Это мой подарок тебе! Я знаю о твоем подарке сыну сванского князя.

Кута, чувствовавший себя без пояса и кинжала на нем не совсем уютно, с удовольствием взял из рук грузинского князя подарок. Он тут же, туго натянув пояс на талии, закрепил на нем кинжал, а наган он передал своему другу на хранение:

– Князь, я благодарен тебе за столь щедрый подарок, он уместен для меня сейчас, как никогда, – засмеялся обрадованный подарку чеченский абрек.

Старый князь, Александр со своим другом Кутой вышли из дома во двор. Там было всё освещено, и кругом было много людей:

– Это всё наши близкие и родные, они хотят с тобой пообщаться. Мы будем кушать, кто желает, будет и пить. Когда тебе надоест эта компания, ты можешь пойти и отдохнуть, – вел Куту вниз по ступенькам его друг, – а вот завтра у нас будут гости, известные тебе грузинские абреки тоже, – радостно сообщил он чеченцу, подводя его к накрытому во дворе столу. Старый князь пожелал друзьям доброй ночи и попрощался до завтра, уходя к себе в отдельные покои.

Кута после утренней молитвы успел еще хорошо отдохнуть до того, как в доме проснулись и прислуга начала свою утреннюю работу по дому и двору. Чеченец вышел во двор подышать свежим воздухом, пройтись и размяться. К нему подошел молодой грузин, готовый оказать ему любую услугу.

Поместье Мачутадзе было большое. Юноша повел чеченца прогуляться. С восточной стороны виднелись горы Савардия, с вершины которых весело бежала река Килтикара, у подножья гор всё больше набирая свой разбег. Они вышли со двора через маленькие ворота за домом, там, в глубине задней части двора. Кута поблагодарил юношу, и направился за село, и начал подниматься на горку на окраине поместья.

В чувствительные ноздри абрека ударил морской воздух, принесенный ветром со стороны Поти, сливающийся с запахами, исходящими от утопающих в зелени садов. Здесь, на равнине Колхетии, было невероятно красиво и спокойно, и это болью ударило по его сердцу, вспомнив, как каждый день неспокойно живут в Чечне. Там опасность, исходящая от русской власти, подстерегает каждого: и стариков, и женщин, и детей. И с этими тяжелыми думами он направился в сторону гор. Когда нагулявшийся и надышавшийся свежего воздуха Кута спустился к селу, юноша ждал его там, где он его и оставил. Когда чеченец со своим провожатым вернулись, солнце стояло высоко над горизонтом. Грузинский князь ждал его во дворе:

– Ну как, Кута? Как тебе Нигоити, наша страна роз? Посмотрел на Савардия? – и пошел навстречу своему гостю хозяин дома, и, подавая руку, крепко обнял его.

– Красиво тут у вас. Тихо, сады, цветы, совсем как в раю, – заулыбался чеченец, пожимая руку грузина.

– Принесите воды, чтобы он руки помыл, – посмотрел Александр в сторону рядом стоявшей девушки-прислуги.

Когда друзья приступили к утренней трапезе, князь сообщил Куте, что вечером они ждут гостей:

– Кута, сегодня будет много гостей. Тебя хотят увидеть, с тобой хотят познакомиться и поговорить. Я уверен, что вечер будет интересный, – сообщил программу на сегодня Мачутадзе.

– Я думаю, что мне надо сегодня еще хорошо отдохнуть, я чувствую, что с этого веселья мы нескоро выйдем, – заулыбался абрек. На том и договорились. Кута удалился в отведенные ему покои отдохнуть. Александр поехал по своим делам в Ланчхути.

Вечером широкий двор перед большим двухэтажным домом в поместье Мачутадзе в Нигоити преобразился. Во дворе были накрыты столы, покрытые синими и зелеными турецкими скатертями с бахромой. Слуги и повара были в торжественных одеждах, белый верх и черный низ. Близкие князя были на месте уже в полдень, многие из них знали чеченца лично, и они с большим интересом общались с абреком до начала обещанного вечера.

Гостей собралось в поместье Мачутадзе много, причем публика была разношерстной, от князей до известных грузинских абреков, державших в напряжении большую часть Грузии. Здесь же были и известные своим умом и красотой женщины, наслышанные о красоте чеченца не меньше, чем о его мужестве.

Как по подиуму, спускались по широкой лестнице хозяин дома и его гость, чеченский абрек Кута. Женщины не разочаровались в своем ожидании: высокий, стройный, широкоплечий, в черной, плотно прилегающей на плечах черкеске, под которой виднелся белый бешмет с высоким воротом, застегнутым на все пуговицы. На ногах красовались плотно сидящие черные кожаные сапоги. Подарок главы рода Мачутадзе, кинжал, был подвешен на поясе, который был туго натянут на его узкой талии. На его круглом белом лице были короткий нос, волевой подбородок, укутанный в густую черную бороду, и спокойные, наполненные умом, бесстрашные карие глаза завершали картину изящества гостя грузин. Когда сошедшие со ступеней друзья двинулись к столам, глава рода Мачутадзе встал и указал на рядом с ним стоящий стул, предлагая чеченцу пройти к нему:

– Дорогой наш гость, прошу тебя пройти ко мне и сесть рядом со мной, – улыбался гостю старый князь. Кута сел рядом с главой рода Мачутадзе, Александр сел рядом с Кутой. Гости зашумели, переговариваясь между собой. Старый князь встал и поднял руку, требуя тишины:

– Дорогие гости, уважаемые соплеменники, я от имени рода Мачутадзе и от имени всех нас приветствую чеченского абрека Куту из известного на Кавказе чеченского племени чинахи с Довта-Мартана.

Все встали и дружно захлопали в ладоши. Кута сидел, не поднимая головы, и от смущения весь покраснел, отчего он стал еще привлекательнее. Ему были непривычны все эти светские приемы. Старый князь посмотрел на чеченца и предложил ему сказать несколько слов уважаемым гостям:

– Скажи свои пожелания собравшимся в твою честь нашим друзьям, – по-доброму улыбнулся старый князь, похлопывая по плечу чеченца, подбадривая его. Кута встал и впервые посмотрел на гостей, обводя их взглядом. Во дворе наступила тишина.

– По правде сказать, я весьма смущен столь большим вниманием к моей скромной персоне, – заговорил чеченец на русском языке, обращаясь к гостям. – Я могу смело сказать, что я, мой род, мой народ восхищаемся вашим благородством, гостеприимством и терпимостью, царящими в вашем обществе. Могу смело сказать, что чеченцы приходили на выручку грузинскому народу со времен царицы Тамары и раньше. Чеченцы никогда не посягали на ваши земли и не вторгались в ваши города и села. Хотя мы молимся разным богам, но обычаи и привычки у нас остаются одни: принимать гостя, быть верным данному слову, уважать и ценить свою и чужую свободу. Вот это нас объединяет, и это мы ценим в самих себе и в других, в ком это всё есть, – облегченно вздохнул чеченец и посмотрел на старого князя. Двор Мачутадзе взорвался от взрыва хлопающих ладоней. Старый князь поблагодарил Куту за добрые слова в адрес Грузии и грузин и предложил гостям приступить к трапезе:

– Уважаемые гости, я прошу вас угощаться, есть, пить и разделить вместе с нами нашу радость. Но до того как предложить тост за нашего гостя, я хотел бы, чтобы мой племянник, – он посмотрел на сидящего рядом с Кутой Александра Мачутадзе, – чтобы он рассказал нам, как он познакомился с чеченцем Кутой.

Все дружно захлопали в ладоши, требуя рассказа.

Александр встал, улыбнулся, и посмотрел на чеченца. Затем, прищурив глаза, задумался, как бы прикидывая, с чего бы начать, и обвел уже широко раскрытыми глазами сидящих во дворе гостей:

– Это было весной 1897 года. Конюхи нашего поместья выгоняли наших коней на выпас за село, в это время и объезжали некоторых коней, и порой заходили даже за Ланчхути. В этот вечер к нам в усадьбу не пригнали наших коней, и конюхи тоже не появились. На второй день наши люди рано утром вышли на поиски конюхов и лошадей. Несколько коней обнаружили мирно пасущимися недалеко от нашего поместья. В течение этого дня ведущие поиск нашли всех лошадей, кроме моего жеребца арабской породы, купленного мной в 1894 году в Батуми у одного турка.

Не могли найти и наших конюхов с мальчишкой, сыном одного из конюхов. Через три дня нашли уже почерневшие трупы этих бедолаг, заваленные камнями и мусором. Через десять дней поисков я узнал, что мой жеребец находится среди коней полка русской армии, двигающейся уже по территории Азербайджана в сторону Дагестана, следующей из Батуми маршем в Астрахань. Через четверо суток мы нагнали русский полк. Со мной были еще девять отчаянных головорезов во главе с Гогиа Кенкишвили, готовых вступить в любую схватку, и некоторые из них присутствуют среди вас, – улыбнулся князь, смотря в сторону своих гостей.

– Напасть и увести своего коня не было никакой возможности, русские умели защищать себя грамотно и умело. К нам на территории Азербайджана присоединились еще пять моих друзей-азербайджанцев. Так прошел месяц, как мы следовали по пятам русских военных, не получая возможности напасть и отбить своего коня. За Кизляром русские расслабились, несколько раз с небольшой группой солдат отправляли лошадей на выпас. Мы знали, что наш час вот-вот наступит, и были в напряженном ожидании. На завтра мы приняли решение напасть на русских во время перегона лошадей и ускакать со своим жеребцом. Рано утром мы были готовы и заняли приготовленные нами позиции с восточной части дороги, по которой будут гнать лошадей на выпас.

Не прошло и часа, как мы устроились в засаде, как с западной стороны от дороги, из-за бугра, на конях показались несколько горцев и, показывая рукой на место выпаса лошадей, говорили о чем-то. Спустя несколько минут к ним присоединилась группа горцев где-то из сорока человек, и они рассредоточились на месте и исчезли из виду. Мы поняли, что за полковым табуном охотились не мы одни. Пока мы советовались, вступить нам с ними в контакт или нет, появился табун лошадей в сопровождении с десятка вооруженных солдат. Все замерли в ожидании дальнейших событий.

С места нашей засады просматривалась вся противоположная сторона как на ладони, и мы увидели проходящий метров за пятьсот от засевших на противоположной стороне горцев, сзади, казачий разъезд из вооруженных пятидесяти-шестидесяти казаков. В это самое время перегоняемый армейский табун сравнялся с местом засады тех горцев. Сидящие в засаде произвели залп из ружей и карабинов по скачущим солдатам. Восемь солдат слетели с коней сразу, пока остальные двое разворачивались, горцы их расстреливали в упор. Перепуганные кони поскакали вперед еще быстрее.

Часть горцев поскакали за табуном. Услышав выстрелы, казаки остановились и, развернувшись, поскакали на место, где гремели выстрелы. Горцы не видели их, так как видимость их сзади закрывал бугор, с которого они спустились. Казаки могли появиться у них в тылу внезапно и перестрелять их с высоты бугра. Думать времени не было. Я вскочил на коня и, увлекая за собой своих друзей, бросился наперерез, казакам навстречу. Горцы видели нас, но мы скакали не на них, а начали стрелять в сторону казаков.

Догадавшись, что за бугром за ними кто-то есть, горцы побежали наверх и успели занять позицию до того, как казаки их достигли. Подскакивающих казаков они расстреливали в упор. Доскакав до места стычки, мы тоже вступили в бой. Человек десять-двенадцать казаков ускакали, остальные были перебиты в этой схватке.

– Вы кто? – подскочил к нам горец, вопрошая на кумыкском языке. Мои азербайджанцы вступили с ним в разговор. Тем временем догнавшие горцы уже гнали табун обратно. Говорить времени не было, надо было срочно покинуть место нападения, и мы все вместе погнали своих лошадей за табуном. Своего арабского жеребца я узнал сразу, он немного осунулся, но носился так же резво. Мы несколько часов неслись сломя голову, пока не завернули на узкую поляну в лесочке, возле небольшой речушки. Здесь должны были разделить добычу, и каждый со своей частью разбегались и добирались до себя самостоятельно. Группа горцев состояла из семи чеченцев, были аварцы, несколько кумыков. Нападение готовили и возглавляли лезгины. Я через друга-азербайджанца сообщил, что я пришел за своим арабским скакуном:

– Я полтора месяца преследовал русских, чтобы отбить своего арабского жеребца, и я хотел бы его получить обратно, – посмотрел я на горцев.

– Конь мой, это уже обговорено, и я от своей добычи не откажусь, – смуглявый, похожий на азербайджанца высокий горец с густой черной бородой зло разглядывал меня, это был лезгинский абрек Кири-Буба.

– А как ты докажешь, что жеребец твой? – усмехнулся стоящий рядом с ним здоровый детина с кулаками, как кувалды.

– Очень просто, – усмехнулся я, вставая, и, выйдя на поляну, свистнул, подавая сигнал своему коню. Мой жеребец поднял голову, и, навострив уши, замер в ожидании. Когда я свистнул второй раз, он посмотрел в мою сторону и, как молния, примчался ко мне. Он толкал меня головой, и слёзы градом катились из глаз моих и моего жеребца. Он то ласкался ко мне, то, словно ребенок, толкал меня головой, фыркая и мотая головой, выражая обиду.

– Прекрати этот цирк, – услышал я голос за собой. Когда я оглянулся, увидел направленный на себя карабин смуглявым бородатым горцем-лезгином. – Мои люди держат твоих дружков под прицелом, предлагаю тебе отсюда убраться подобру-поздорову, пока мы не отобрали у вас коней и не перестреляли вас. Быстро скачите к себе в Грузию.

Наступила тишина. Из рядом стоящей группы чеченцев подал голос их вожак:

– Опустите оружие. Грузин заберет своего коня и возьмет свою часть добычи, – передернул он карабин и направил на лезгина. Рядом с ним стоявшие чеченцы взвели курки своих ружей и направили в сторону лезгин. – По договоренности жеребец должен был быть твой, если бы он принадлежал русским. И если это было бы и так, он, – чеченский вожак кивнул на меня, – по-любому забрал бы этого коня, он наш гость.

Аварцы и кумыки встали рядом с чеченцем.

– Этот бесстрашный, славный чеченец был абрек Кута, – князь поднял чеченца и крепко обнял его.

Боясь, что мне по пути домой могут устроить засаду, Кута забрал меня и моих друзей к себе в Чечню. Азербайджанцев мы отпустили на попечение аварцев. В Довта-Мартан, домой к Куте, мы поехать не смогли: его повсюду искали. Мы провели несколько дней в его племенном горном бастионе Ушкале.

Мы остановились у родственников Куты. Узнав о нашем приезде, нас проведал глава Ушкалы, полковник в отставке Джаватхан Чинхоевский, он от себя лично прислал нам крупного барана. Мы провели в гостях у племени чинахи трое суток. До выздоровления оставили там раненого Мелкиседека Гунташвили. Затем Кута, его друзья и родные проводили нас в Хевсуретию, в Шатили. Я со своими друзьями на своем жеребце спустя почти два месяца прибыл к себе домой, в Нигоити.

Тасо Мхеидзе

Вечер был в разгаре, когда к старому князю подошла жена Александра, княгиня Тасо Мхеидзе, с несколькими очень богато одетыми молодыми женщинами:

– Князь, наши гостьи хотят отдельно пообщаться с чеченцем, – посмотрела она на Куту.

Абрек умоляюще посмотрел на Александра, тот усмехнулся:

– Как там у вас, в чеченской поговорке: если сел в грузинскую повозку, пой грузинские песни, – и, улыбаясь, добавил, – эти дамы тоже наши гостьи, они из очень уважаемых княжеских родов.

Когда Кута в компании княгини и ее подруг направились в сторону дома, одна из дам обратилась к чеченцу:

– Скажите, любезный, в вашем роде не было шляхтичей? Больно у вас польский акцент, – заглядывала она ему в лицо, источая тепло своей божественной нежной улыбки…

После завершения торжественного приема в честь Куты у Мачутадзе остались его друзья, гурийские абреки Дато Шеварднадзе, Симон Долидзе, Мелкиседек Гунташвили, среди них был и приехавший в гости Гогиа Кенкишвили. Ранним утром абреки ускакали, увозя с собой чеченского абрека, чтобы он отдохнул от всех светских увеселений и обязательств.

Абреки прискакали высоко в горы Савардия. Здесь на берегу речушки Килтикара, недалеко от водопада, было очень уютно сооруженное место, где от преследования властей укрывались гурийские абреки-пирали. Абреков здесь ждали. На оборудованной летней печи варилось мясо, и тут же рядом маленький низкий стол был заставлен продуктами, фруктами и овощами. Вокруг стола и печки колдовали несколько горцев. Гости с ними поздоровались и прошли к умело сколоченному из досок длинному столу.

Здесь было хорошо, горная прохлада и свежий воздух возбуждали аппетит и заряжали энергией душу и тело. Когда Кута прочитал полуденную молитву и вернулся к друзьям, стол был накрыт, и грузины ждали его, не приступая к еде. Друзья, принимая пищу, рассказывали разные забавные истории из их жизни, смеялись, и так за столом незаметно проходил день, когда дозорные сообщили, что к ним едут несколько всадников. Гостями оказались Хареба Джибути с двумя горцами. Ловко соскочив с коня, он, широко улыбаясь и качая головой, направился к чеченцу:

– Кута, мы были в Телавских лесах, когда я узнал, что ты гостишь у Мачутадзе. Я прискакал, чтобы увидеть тебя, на торжество не попал, но, кажется, на сходку кавказских абреков приехал вовремя, – он громко смеялся, крепко обнимая чеченского абрека.

– Месяц назад в Панкисском ущелье видел твоего друга Зелимхана из Харачоя. Он говорил, что ты в Сванетии ищешь чеченского мальчика.

– Перед моим выездом в Карачаево мы были вместе у ингушского абрека Саламбека, они проводили меня до границы с Кабардой. Я и рассказал, что я собрался к князьям Дадешкелиани в Сванетию.

Кута улыбался, радуясь встрече с этим мужественным горцем, который готов был отдать и свою жизнь, не моргнув глазом, за торжество справедливости. Поздоровавшись и с остальными, еще немного пошумев расспросами и от удовольствия встречи, горцы успокоились и расселись за столом. Хареба никак не успокаивался:

– Смотри, Кута, здесь, за этим столом, нас немного, но мы представляем Кавказ. Только в Грузии нас называют и абраг, и пирали, и качаг. В Чечне тебя зовут абарг, у ингушей почти так же. У других народов свои нам дают имена, но делаем мы везде одну работу. Мы защищаем обиженных и униженных, мы приходим на зов любого просящего, но почему-то многие нас и не понимают, – он глядел на чеченца, пытаясь узнать ответ этого секрета.

– Мы не одни в попытке защитить людей, общество от произвола власти, поборов помещиков и неравенства людей. Сегодня у нас в Грузии успешно работают социал-демократы, есть сторонники у анархиста Сидаманидзе, они уже здесь в Гурии, восстание крестьян пытаются использовать в своих целях. Но реально крестьян от произвола полиции защитили только мы, пирали Гурии, их карательный отряд ретировался только тогда, когда мы их стали отстреливать, – на одном дыхании выдал Дато Шеварднадзе. Симон Долидзе кивал головой в такт эмоциональному выступлению своего друга, выражая ему свою поддержку. Грузинские абреки посмотрели на чеченца, который внимательно слушал их, не вставляя ни одного слова.

– У нас на той стороне Кавказа тоже много разговоров по событиям в России и на Кавказе. Со мной встречались много разных людей, пытаясь заручиться моей поддержкой в их работе в Грозной, в Пятигорске. Они говорят про улучшение дел в России со сменой власти там и даже сменой строя. Мы разные. С русскими нас, кавказцев, ничего не связывает, кроме как ненависти друг к другу. Они жестоки и никогда не выйдут из рабства. Свободные люди и рабы не могут жить вместе. Или они станут свободными, или из нас сделают себе подобных рабов. Я уверен, что мы на верном пути, мы боремся за свободный Кавказ без русских, без их невежества и их рабства. За нашими спинами распускают слухи, что мы бандиты, что мы жульничаем и воруем, есть и такие в кавказском обществе, кто под нашим именем проделывают эти трусливые дела с беззащитными и женщинами, к сожалению. Но по-крупному воруют и грабят горцев они, кто во власти, а мы забираем у них и отдаем обездоленным, вдовам и сиротам. Нам надо быть вместе всем Кавказом и первым делом освободиться от этой русской чумы. Сами мы между собой всегда разберемся. И до прихода русских на Кавказ мы жили без войн и кровопролитий, – чеченец был собран, как будто он выступал на всегрузинском сходе. Вдруг голос подал до сих пор молчавший Гогиа Кенкишвили:

– Чем мы отличаемся от всех политиканствующих горцев на Кавказе?! Они обещают, что что-то может произойти когда-то, может, это и хорошо. Может, это и надо. Но что делать с теми, кто сегодня нуждается в защите, кого разорили, у кого увели дочь или красавицу-жену? Когда сёла или аулы остаются без пищи в голодные месяцы, еду им достаем только мы. Для них не утешение, что будет через год, десять лет! Они нуждаются в защите сейчас, сию минуту. Это делаем мы, абреки Кавказа! Нас не так много, как хотелось бы, как правило, нас убивают! За нами идет охота, но охотимся за врагами и мы. Если власти нас не боялись бы, их произвол давно перерос бы в тотальный террор, – взволнованный Гогиа, пытаясь успокоиться, последовал в сторону водопада.

Два дня пролетели быстро. Кавказские абреки еще раз сверились своими делами, заручились поддержкой друг друга и разъехались по своим делам.

Через двое суток вечером Кута прибыл в усадьбу Мачутадзе. Рано утром он засобирался домой, и его проводить отправились Александр Мачутадзе со своими людьми. Через шесть дней они благополучно прибыли в Ушгули к князю Мушни Ратиани. Теперь здесь было безопасно. Нагрянувшим отрядам жандармерии и в голову не пришло, что абрек мог ускакать вглубь Грузии. Они обыскали Ушгули и все его окрестности, шерстили горы и перевалы. Затем, поверив, что Кута проскочил в Балкарию, бросили свои поиски и вернулись обратно в Кутаиси.

– Мушни, я вернул тебе твоего гостя живым и здоровым, – улыбался Александр, когда они, отдохнув, на второй день засобирались в Зугдиди, там в своем отчем доме его ждала жена, красавица Тамара.

– Александр, если на то будет воля Аллаха, обязательно встретимся. Я буду ждать от вас вестей, и, если я нужен буду, я прискачу незамедлительно, – Кута ударил по крупу его коня, отпуская его руку.

Чеченец несколько дней погостил у Мушни и Фатики и дал знать хозяевам, что ему пора скакать домой. Фатика сетовала на его поспешности:

– Кута, погости еще, я много целебных трав для тебя собрала, немного отдохни, – в ее глазах стояла грусть родного человека: она никогда не забывала, кому они с Мушни обязаны своим счастьем.

Проводить Куту прискакал и Хергиани. Мушни, Давид и чеченец направились в сторону перевала Бурунташ. Сванские друзья пробывшего в Грузии три месяца чеченского абрека благополучно доставили в Балкарию, в аул Кюнлюм, к балкарскому абреку Ахии Жангуразову.