– Не думал, что и это ты забудешь, – буркнул он. – Что ж, когда-то я уже рассказывал тебе все, и сначала ты сочла меня сумасшедшим, даже дослушать не пожелала. В этот раз я решил пойти от обратного – начать с демонстрации. А теперь – слушай.

Как это странно – видеть родных, но не узнавать их. Внушать себе, что любишь этих людей – ведь копошится что-то там, внутри, только слишком смутное, чтобы дать этому чувству имя. Забыть людей, события, себя – в это я могла поверить. В конце концов, моя жизнь обратилась в темный полог, прикрывающий истину, и в чужие рассказы, приподнимающие его для меня. Но вот поверить в то, что современная девушка не вела никаких социальных сетей, ни с кем не переписывалась и не выкладывала фотографий, я наотрез отказывалась. Память моя стерлась до противного избирательно – оставила всякие глупости вроде сюжетов сериалов и забрала все самое дорогое и значимое. Но я прекрасно помнила, как я с кем-то… вот только с кем, с какой-то девушкой… фотографировалась, корча смешные рожицы, а потом выкладывала получившиеся шедевры не куда-нибудь, а в Инстаграм, дублируя во все остальные мыслимые и немыслимые социальные сети. Это озарение пришло ровно в тот момент, когда полицейский решил, что моя социальная жизнь напрочь отсутствовала.

Нет, товарищ капитан, все не так очевидно, как вам бы хотелось. Были социальные сети, и фотографии были, и переписки. Похоже, что память, как и всю мою жизнь, подчистили не просто так, а преследуя определенные цели. Только как докопаться до истины девушке с амнезией, которая даже не помнит, любит ли она своего парня?

Иоганн собрался с духом и, не отрывая глаз от дороги, начал свой рассказ завораживающе сладким голосом:

– Анна, мы познакомились с тобой не случайно. Нас связывает не одна лишь любовь, но и колдовство. Скажи, ты ведь почувствовала тогда в больнице, что я иду?

Так вот, что это было – то странное ощущение. До того, как услышать незнакомый мужской голос, властно требующий его впустить, несколько минут, что пробыла в сознании, я ощущала необъяснимое притяжение. Оно словно вытаскивало меня из сумрака забытья, из горько-сладкого сна, похожего на быль, и возвращало в суровую реальность, где я потерялась, как только открыла глаза. Тогда я не могла понять, кто я такая, и жива ли я вообще, и уж точно не была в состоянии анализировать мимолетные чувства. Но это не делало нашу необъяснимую связь менее значимой. Скорее – наоборот.

Но говорить об этом Иоганну я почему-то не стала, а только сдержанно кивнула в ответ. Кажется, мне уже приходилось использовать такую тактику.

– Вот видишь. – Его лицо озарилось ласковой и как будто влюбленной улыбкой. – Мы многое пережили вместе в настоящем, но еще больше – в пятнадцатом веке.

– В каком веке? – Я почувствовала, как на голове зашевелились волосы. Но не от страха перед услышанной сказкой, небылицей, а от нахлынувших воспоминаний. Нет, я не увидела лиц, не воскресила событий, но ухнула в пучину отчаяния и паники, вожделения и любви, боли и свободы. Еще секунда – и мыльный пузырь с воспоминаниями лопнул бы, изливая на меня всю тяжесть бремени, которое веками мне приходилось тащить. Иоганн заметил, как на моем лице проявляется спасительная мысль, за которую я всеми силами хваталась, и оборвал ее одним хлестким словом.

– Ты – ведьма, Анна! А я – колдун! – Мои ощущения, скрученные в плотный спутанный клубок, снова канули во тьму. – Мы не первый век вместе: мы горели в огне и перерождались, но всегда находили друг друга. Только ты и я. Больше никто нам не нужен.

– И что, я тоже могу так убеждать людей? – я пропустила мимо ушей пафосное признание, переходя сразу к сути.

– Можешь, только надо немного оправиться, накопить сил, и тогда никто не встанет у нас на пути! – Языки пламени так и рвались наружу из его глаз, и от этого холодок пробегал по коже, а душа словно сгорала в колдовском огне.

– И что же мы такого должны сделать, что нам придется сметать с пути конкурентов?

– Я, наверное, напугал тебя, – смягчился Иоганн. – Я ничего такого не имел в виду. Просто мы – очень сильный тандем, только и всего. А ты подозрительно спокойно реагируешь, совсем не как в прошлый раз.

– Может быть, потому что уже все это знаю, где-то внутри.

– Вероятно… – Моя очевидная мысль заставила Иоганна задуматься.

И все же, чувствуя нашу странную потустороннюю связь, я не ощущала главного – любви. Того, что веками держало нас вместе. Быть может, я просто глупая молодая девчонка, которая к тому же сильно ударилась головой, но не живут люди веками друг с другом без любви. Это глупо и невозможно.

– Иоганн, скажи, – я невидящим взглядом следила за дорогой, погруженная в себя, – почему родители себя так странно вели? Не заступались за меня в полиции, не требовали разбирательств. Я же знаю маму – она не такая, она бы не дала меня в обиду! Я этого не помню, но знаю. А тут она просто сидела и молчала, и папа молчал… Это ты сделал, да?

– Не в чем тут разбираться, – невнятно буркнул Иоганн, – все и так ясно. Они бы только лишнюю панику навели, а тебе вредно нервничать и рыться в голове – слишком болезненными могут стать воспоминания.

– А может, я хочу этого, – произнесла я, но под леденящим душу взглядом не решилась продолжать. – Кстати, Иоганн – все же ненастоящее имя, да? Как по паспорту – Игорь…

– Вот зачем ты запоминаешь совсем не то, что нужно! Опять! – со злобой прошипел он и повернулся ко мне. Голос его вдруг начал звучать со всех сторон, был он и в переливах классической музыки, и в шуршании колес, и в завывании ветра, влетающего сквозь приоткрытое пассажирское окно. И весь мир хором твердил: «Забудь!»

Что забыть? Какая-то мысль была в голове, какая-то находка, но она таяла и растворялась в мутном воздухе. А когда туман рассеялся, я помнила только, что хотела Иоганна о чем-то спросить, но отвлеклась. Вроде бы про родителей говорили…

Сам он с ровной спиной и доброжелательным взглядом смотрел на дорогу, словно не замечая моего замешательства. Дурацкие последствия моего полета!

– Куда мы теперь? – спросила я, заметив, что едем уже гораздо дольше, чем добирались до отделения полиции.

– В аэропорт, а по дороге купим тебе новый телефон. Должна же ты с моря звонить родителям и всегда быть со мной на связи.

– В аэропорт? С моря? Мы куда-то летим? А почему я узнаю об этом уже по дороге? Я ни вещей не собрала, ни родителям не сказала. Может быть, я вообще никуда не хочу!

– А ты не хочешь? – он ехидно взглянул на меня.

– Я не знаю… – честно ответила я. – Я еще не понимаю, чего хочу.

– Это был сюрприз. Твои родители в курсе, и идею они поддержали. Мама, конечно, бунтовала, что совсем мало тебя видит, но я объяснил, что тебе со мной лучше. И проще. Со мной ты вернешься к себе. Думаю, свежие впечатления, не связанные с домом, освежат память и всколыхнут чувства.

– И куда же мы отправимся? – удивительно легко приняла я свою участь. Вообще сложно сопротивляться хоть чему-то, когда белое не отличается от черного, а любимое от ненавистного. – В Париж?

– Почему ты так решила? – Иоганн заметно напрягся.

– Не знаю. Первое, что пришло в голову. Мне кажется, я недавно туда летала. Помню, как ехала в аэропорт, почему-то слишком быстро, как сидела в самолете… И как меня встречал… – Я осеклась, виновато взглянув на своего парня.

– Ты не летала туда, – отчеканил слова Иоганн, – это игры твоего расстроенного подсознания. Там мы еще побываем, но не теперь. В этот раз все гораздо прозаичнее – всего лишь Сочи. Море подлатает душевные раны. Мне это путешествие тоже пойдет на пользу.

Париж. Аэропорт. Откуда взялось все это в моей голове? Возникший перед глазами образ мужчины с букетом роз, медовыми ласковыми глазами и трепетными руками, сжимавшими меня в объятиях, оказался таким реалистичным, что я почти могла дотронуться до фантома, призрачно зависшего передо мной. Кто он? Откуда я его знаю и почему именно он, неизвестный и далекий, был со мной всю неделю забытья, а не Иоганн, уверявший в вечной любви? И почему от одного взгляда таинственного мужчины в душе поднимается сладкая волна, в которой хочется захлебнуться?

Глава 6.

Аэропорт Домодедово кишел людьми. Они сновали из конца в конец длинного здания в поиске нужной стойки регистрации или кафе с дешевым кофе, заматывали чемоданы в пищевую пленку и доедали остатки бутербродов, через силу запихивая в себя и в детей. Крик, гам, слезы, хохот – все смешивалось в огромную звуковую воронку, всегда возникающую в таких местах. Я тихо ждала, пока Иоганн сдаст наши, как оказалось, заранее собранные чемоданы, продемонстрирует паспорта и билеты и отведет меня к окну кофейни, где можно потягивать ароматный капучино и наблюдать за взлетно-посадочной полосой.

Голова болела от обилия звуков, запахов и света. Все же неделя без сознания оставила неприятные последствия в виде мигрени и желания закутаться в собственный уютный кокон, и Иоганн с его нечеловеческим чутьем это понимал, стремясь укрыть меня и спрятать от всего мира. Для этого и тащил к Черному морю в несезон – что может быть спокойнее, чем плеск прохладных вод, пока не принявших толпы пляжников, разодетых в пестрые купальники и измазанных лосьонами.

Я молча вперилась взглядом в ярко-зеленый самолет, пристраивающийся к рукаву. Казалось, сквозь слои металла я могла услышать, о чем говорят люди, почувствовать их страхи и надежды. Скрипучий салон из твердого пластика, томатный сок с привкусом грядущих приключений, стюардессы с натянутой улыбкой – все это я видела. Своими глазами. Совсем недавно. Все это было! Было! Было! Я куда-то летела. От кого-то и к кому-то. От ужаса и тьмы – к любви и свету! А может, я всего лишь себе вообразила…

Когда Иоганн опустился на соседнее кресло, я вздрогнула, заметив движение. Он с ласковой улыбкой поставил передо мной громадный стакан кофе с нарисованным пеной цветком и накрыл мою ладонь своей. Я почувствовала, как поплыла, а мысли остались далеко позади, во снах, за гранью моей реальности. Это расслабление не было любовным, каким я хотела бы его ощущать. Мне казалось, что любовь – другая: искрящаяся и бурлящая, тихая и нежная, поглощающая с головой, но не такая расчетливая и стирающая вообще все эмоции, кроме навязанных. А рядом с моим парнем я превращалась в пустую девчонку без прошлого, мыслей и желаний. В сосуд, который он мог наполнить чем угодно.

– У меня для тебя кое-что есть. – Он запустил руку в карман плаща и достал бархатную коробочку.

– Я помню этот момент, – вырвалось у меня против воли, – ты так же дарил мне кулон в новогоднюю ночь!

– Ты права. – Его руки чуть заметно дрогнули, но лицо оставалось неизменно ослепительным. – И поэтому он принадлежит тебе! – В коробочке оказался тот самый огромный кроваво-красный рубин на тонкой золотой цепочке.

Я вопросительно взглянула на Иоганна.

– В реанимации снимают все украшения. А я сильно сомневаюсь, что такой камень медсестры вернули бы после выписки. Он принадлежит тебе и только тебе, вот я и сберег его.

– Спасибо… – протянула я, откинув волосы и подставив шею Иоганну, чтобы тот застегнул замок. Моей кожи коснулись теплые пальцы, а после – губы. Я замерла в ожидании, что сейчас – вот сейчас я покроюсь мурашками, а в солнечном сплетении заноет щемящая нежность. Но нет. Поцелуй как поцелуй. Ничего. Просто губы. Только в сердце родилась тоска и ощущение незавершенности чего-то важного.

Я дотронулась до камня, идеально занявшего свое место в ложбинке между ключицами, и вспомнила совсем другое – когда-то я срывала этот камень, швыряла его на пол, разрывала связь с человеком, что подарил мне его. Камень гранатовой слезой покатился по полу этой же самой кофейни и нашел покой в дальнем углу под диваном, намереваясь остаться там навсегда. Сон или явь? Откуда подсознание выуживало эти картинки, так странно и не вовремя подкидывая мне их, словно подачки?

– Иоганн, ответишь мне честно? – Я развернулась к нему лицом, получив в ответ только кивок. – Что произошло на крыше? Ты же был там! И как я оказалась в больнице?

– Я поднялся в тот момент, когда ты уже делала шаг, – ответил он со вздохом, и на его лице появилось покровительственное выражение. – Остановить тебя было невозможно, а вот вызвать скорую, пока бежал по лестнице вниз, я успел.

– Я просила честно! А ты врешь! – Вырвались у меня совершенное не те слова, что я намеревалась сказать. Это было даже не озарение и уж тем более не воспоминание, а слепая уверенность, что все происходило иначе. Уверенность, которая жила во мне, но боялась показаться, забившись в дальний угол моей уставшей памяти.

– Ладно. – Иоганн понизил голос и отодвинул колено, которым чуть заметно касался моей ноги под столом. – Я не стал говорить об этом полиции, потому что испугался, что меня обвинят. Ты не считаешь меня малодушным?

– Конечно нет! – Я вся обратилась в слух.

– Диплом давался тебе морально тяжело, да еще и твой бывший муж в роли секретаря на защите… В общем, ты очень нервничала, дергалась, боялась не успеть с расчетами. Я решил тебе не мешать и на некоторое время удалился из твоей жизни, чтобы ты могла погрузиться в учебу. Прости за это! Я думал, что поступаю как лучше, но только навредил… К твоим переживаниям из-за учебы добавилось беспокойство обо мне. Я чувствовал, как нарастает твоя тревога, но боялся сделать еще хуже, пойдя на попятную. И все же сдался… Я пришел к тебе на защиту, ты вспыхнула, наверное, придушить меня хотела, и я это заслужил! Но ты оказалась гораздо более великодушной, чем следовало, и предложила поговорить позже. Сама защита прошла не очень гладко, но успешно. Как только тебе поставили пятерку, мы вместе вышли на крышу. Я хотел выбрать другое место для разговора, но ты была неумолима. Я начал что-то объяснять, извиняться, а ты не стала слушать – сразу направилась к краю. Я пытался отговорить, честно пытался. Но мне кажется, ты не собиралась покончить с собой по-настоящему, только пугала, чтобы я не оставил тебя снова. Я и не собирался… Клянусь, я бы никогда больше не стал пропадать из твоей жизни! Но ты оступилась. В этом полицейский был прав: нелепое стечение обстоятельств, порыв ветра, и вот – ты уже летишь вниз. Только огненные волосы взметнулись и исчезли…

– А дальше? – Я зачарованно смотрела, как из глаз Иоганна текли слезы, придавая их зелени болотный оттенок.

– Тебе повезло. Упади ты на асфальт, и шансов бы не осталось. Их и так было немного, но вот ты – целая и невредимая, только немного растерянная.

– Мне действительно повезло? И ты не имеешь к этому везению никакого отношения? – Я прищурилась, чувствуя вранье.

– Разве что чуть-чуть. – Иоганн подмигнул и чмокнул в щеку. Не дав мне снова заговорить, он вскочил и на ходу бросил: – Сейчас начнется посадка на наш рейс, пойдем. Не люблю задерживать других.

Полупустой самолет готовился к взлету – стюардессы хлопали дверцами багажных полок, просили пристегнуться и флиртовали с одинокими командировочными. В общем, обычная рутина, с которой хорошо знаком каждый, хоть однажды поднимавшийся в небо. Я отвернулась от Иоганна и рассматривала, как по стеклу иллюминатора стекают струйки конденсата. Началась рулежка, потом взлет. Закричали дети, заохали родители и неободрительно зашипели их соседи по креслу.

Уши закладывало так, что я перестала слышать даже гул двигателей и разговоры пассажиров, зато чувствовала ток собственной крови, а сердце ухало в голове, ускоряя пульс. Иоганн не трогал меня и ничего не говорил, решив, что я сплю. Краем глаза я заметила, как он надел наушники, включил музыку в телефоне, скрестил руки на груди и, прикрыв глаза, погрузился в себя с легкой усмешкой на губах.

Всегда такой уверенный и немного самовлюбленный. В неизменно черной одежде. С этими его перстнями и вытянутыми вдоль лица волосами. Способный делать с людьми все, что ему заблагорассудится. Кто же он такой? И почему постоянно врет?

Не нужно быть экстрасенсом или даже помнить прошлое, чтобы почуять его ложь. Он весь был соткан из нее, каждое его слово врало, каждое движение, даже дыхание сквозило обманом. На каждом шагу я натыкалась на расставленные ловушки, в которые с разбега попадала, даже не понимая, что снова лечу в пропасть. Пропасть, куда меня специально загоняет Иоганн. Теперь он мог сделать из меня кого угодно – любовницу, девушку, ведьму, подругу. А я даже не смогу проверить, какая роль – по-настоящему моя. Он может навязать мне любое прошлое, какую угодно историю. И я поверю, ведь другой версии у меня просто нет. Что страшнее – остаться вовсе без воспоминаний или с ложными, выгодными Иоганну?

Я всегда смеялась над несчастными героинями фильмов, потерявшими память по какой-то до безобразия глупой причине, обязательно провинциалками с огромным наследством от дальнего родственника, которые повелись на провокации подлецов, верили каждому их слову, а потом оставались ни с чем. Не стала ли я такой же глупой девчонкой, следуя за Иоганном, словно преданная собачка? Словно его собственность? Будто без него и меня бы не было… Сквозило в этой мысли что-то пугающе правдивое. Но что было даже обиднее – дурацкие фильмы я помнила, а, например, собственный любимый цвет – нет.

Глава 7.

– Анна, просыпайся! Море пропустишь! – Чье-то дыхание щекотало мне ухо, и я поежилась, не открывая глаз.

«Пьер» – в голове засело странное имя и не желало покидать мои мысли, как бы ни пыталась я стряхнуть навязчивый сон. Но прежде чем произнести это имя вслух, я все же разлепила глаза и уткнулась взглядом в нависающего надо мной Иоганна.

– Разве в Париже есть море? – выпалила я, толком не понимая, где нахожусь.

– В каком еще Париже? – Сладкая улыбка сползла, уступив место жесткости. – Мы к аэропорту Адлера подлетаем, сейчас будем над морем разворачиваться. Почему ты опять спрашиваешь про Париж?

– Не знаю, – уклончиво ответила я, перебирая в голове кадры слишком реалистичного сна, пока не готового выпустить меня в настоящий мир. – Что-то такое снилось. Уже все вылетело из головы. Давай свое море. – Я попыталась изобразить самую приветливую улыбку, на которую только была способна, и Иоганн мгновенно успокоился.

Свой сон я помнила в подробностях: аэропорт, паспортный контроль, удивительная ясность и тишина в голове, холодные мурашки от недавно пережитого кошмара и медовая сладость от поцелуя мужчины по имени Пьер. Было все это правдой или только сном? Кто такой Пьер? Существует ли он? И почему я продолжаю любить его, даже проснувшись?

Признаться Иоганну было бы верхом глупости. Он не отходил от больничной койки, когда у меня не хватало сил встать, он единственный помогает и поддерживает, даже везет на это чертово море. И не заслуживает столь нелепого предательства чувств. Остается только самой по крупицам восстанавливать потерянную жизнь.

Переходная грань между весной и летом встретила нас в аэропорту Адлера вовсе не приветливым южным теплом, а пронзительным морским бризом, пробирающим до костей, и нестерпимо ярким солнцем. Наверное, поэтому Иоганн и назвал это время несезоном, а самолет заполнился только наполовину. И все же видеть вокруг вечнозеленые пальмы и горы на горизонте было куда приятнее, чем бесцветные стены московской квартиры.

Выйдя из напитанного искрящимся южным светом здания с высоким потолком, полупустого без наплыва отдыхающих, я замерла и полной грудью вдохнула нежный воздух, сотканный из горного разнотравия, пробудившегося в мае, и частичек соли, приносимых бурными волнами. Впервые после больницы я улыбнулась искренне, без надрыва и усилий.

Огромный балкон нашего номера, увитый виноградными плетями, выходил на устье шумной горной речки, которая пенящимися потоками уносила в море все зимние обиды и горести. Что ж, Иоганн выбрал неплохое место для начала новой жизни.

Дорога на пляж занимала всего пять минут и вела через узкий мостик над бурной рекой, извилистым руслом приоткрывающей каменистое дно. Впервые оказавшись там, я задержалась на мосту почти на час, разглядывая каждый камешек, каждый кустик, что огибала река, горный хребет, синеющий вдалеке, и его заснеженные вершины. Воздух кружил голову кристальной звенящей чистотой и пьянил прохладой. Здесь не хотелось думать о прошлом и судорожно пытаться вспомнить. Не нужно было рассеянно осматриваться по сторонам в поисках подсказок и намеков. Ласковый климат и неторопливое течение времени давали силы жить и смотреть вперед с улыбкой и слепой верой в счастье.

Мне хотелось растягивать первый день как можно дольше – свежий бриз и соленый воздух; ледяное море, куда я рискнула зайти только по колено, и с криками вылетела, прыгая по крупной гальке; ласковое закатное солнце и наступающий южный полумрак. Но я бы не сумела остановить время, будь я хоть трижды ведьмой. И ночь с ее страхами и сомнениями неумолимо надвигалась.

Иоганн в тайне от меня успел собрать целый чемодан моих вещей и теперь, дав мне вдоволь нагуляться и напитаться светом, солью и безграничной свободой, бережно заполнял шкафы. Его сумка сплошь состояла из черного – брюки, рубашки, футболки, словно не существовало другого цвета. Для меня же он хаотично накидал в чемодан всего на выбор, а я даже не могла понять, что мне нравится. Но услышав, что вечером я приглашена в ресторан, выбрала платье яркого алого цвета, под стать камню в ложбинке между ключиц, и черный плащ. Сомневаюсь, что прежде столь необычное облачение было частью моего гардероба, почему-то мне казалось, что за годы брака я успела истребить всю одежду, привлекающую взгляды мужчин. Выглядели мы с Иоганном, словно собрались не посидеть часик на веранде в компании вина и мидий, а, по меньшей мере, на бал вампиров. Высокий мужчина в черном с ног до головы, с вытянутыми вдоль хищного, но красивого лица темными волосами и огненно-рыжая девушка в платье цвета крови, которую он вел под руку как свое главное сокровище, свое идеальное создание.

Мне пришлось признаться самой себе, что хоть я и не ощущала любви и ярких вспышек страсти, с Иоганном мне было хорошо. Я чувствовала себя защищенной от всего мира, расслабленной и, наверное, счастливой. Если можно быть счастливой без прошлого. Иоганн наотрез отказался от вина, а мне заказал целых два бокала, отчего я мгновенно погрузилась в блаженную негу и начала слишком громко и активно говорить, размахивая руками. Мы казались странной, но ужасно гармоничной и красивой парой, увлеченной друг другом. А главное – сейчас мне не хотелось узнавать страшные секреты или выпытывать правду о его и моих силах, мы обсуждали всякую ерунду, смеялись над моей появившейся после вина неловкостью и его вычурным образом. В общем, вели себя как нормальные влюбленные.

Странный укол в области сердца я почувствовала, только когда пришло время возвращаться в номер. Ночь на одной территории с Иоганном пугала, и это чувство было знакомым. Когда-то в прошлом он уже приходил ко мне под покровом темноты, и тогда было так же неловко. Ах, если бы я только могла вспомнить!

И если дома я могла спрятаться от его порой тяжелого взгляда, уйти в другую комнату, засидеться на кухне, то здесь идти мне было некуда.

– Может, по пляжу прогуляемся? – предложила я, плохо выговаривая слова, и повисла на руке моего спутника. Он хитро улыбнулся, блеснув глазами, и обнял меня за талию по-настоящему, как свою девушку.

– Давай. Покажу тебе красивый маршрут.

Мы пересекли мост, миновали свой отель и порт, где баснословно дорогие яхты ожидали лета, и отправились по набережной в сторону маячащих на горизонте огней. Пешая прогулка под шум прибоя вдоль рядов полупустых отелей вместе с бродящим в крови вином очень скоро вызвали во мне непреодолимую усталость. Еще бы – полицейский участок с утра, который сейчас казался чем-то далеким и ненастоящим, перелет и день на ногах. Даже человек, не потерявший свое прошлое в пелене подсознания и не провалявшийся неделю в коме, устал бы.

Иоганн подхватил меня на руки как пушинку, даже не дав времени одуматься или запротестовать, и вместе со мной опустился на каменный валун у самой кромки воды. Надо признать, что при своей худобе он оказался удивительно сильным.

Я сидела на коленях человека, которого должна была называть своим парнем, но пока не могла, обнимала его за шею, зарывшись носом в темные волосы, вдыхала сладкий аромат корицы и ощущала спокойствие. Успокоившееся к вечеру морю, словно оно тоже ушло на покой, напевало пенную колыбельную и открывало врата в царство Морфея. Звезды, щедро рассыпанные по южному небу, выглядывали из-за набегающих туч, складывались в причудливые узоры и рассказывали древние сказки, известные только им.

– Ты как? – шепотом поинтересовался Иоганн, поглаживая меня по голове. И от этих прикосновений тепло разливалось по всему телу. То ли вино на меня так действовало, то ли атмосфера, которую никогда не познаешь в большом городе, но я все больше проникалась к Иоганну не любовью, но привязанностью, теплотой, влечением.

– Нормально, – не нашла я ответа лучше.

– А более развернуто? – усмехнулся он, отстранившись, и заглянул мне в глаза.

Сейчас в его взгляде не было огня, всегда пугающего меня, не было самоуверенности и напыщенности. Пронзительными зелеными глазами на меня глядел простой парень, милый и застенчивый, немного неловкий. Именно этот парень, запутавшись рукой в моих волосах и чуть не оторвав бретельку платья, раскраснелся и приблизился настолько, что между нашими губами почти не осталось расстояния.

Совсем низко над головой загремел самолет, заходящий на посадку прямо над берегом, выхватив слепящими огнями из темноты две хрупкие фигуры, плотно прижавшиеся друг к другу. Ему вторил ночной прибой, который с шумом обрушил волну на валун, где мы сидели, намочив платье и обрызгав лицо. Поцелуй Иоганна слился с холодными каплями, приобретя сладко-соленый вкус. Он целовал меня сначала робко, словно впервые. Но я хорошо помнила это ощущение – оно уже было, не так романтично и, кажется, в шутку, но точно было. Значит, не врал он про нашу любовь, просто я все забыла…

Но в этот раз он вовсе не стремился останавливаться – только распаляясь и отрываясь на мгновение, чтобы отдышаться. Я почувствовала, как в душе что-то всколыхнулось, что-то новое и неизведанное внутри готово было вот-вот ответить и открыться навстречу его напору. Вдруг Иоганн дернулся, рывком отстранился, и в глазах его отразился панический ужас ребенка, увидевшего монстра. Он сбивчиво зашептал, не давая мне ничего сказать:

– Анна, умоляю, спаси меня! Это он, все он! Я ничего не могу! Он слишком силен! Умоляю – вспомни! Не поддавайся! Спаси меня! Спаси себя!

– Что, что? – В голове метались хаотичные образы, не позволявшие мне остановить их, рассмотреть и попытаться понять, что за бред несет мой парень, еще секунду назад поглощенный поцелуем. – От кого спасти? Кто он? Чему не поддаваться?

Но испуганный мальчишка исчез так же быстро, как и появился. Красивый и статный Иоганн с полыхающими огнем глазами снова оказался совсем близко, призывно маня в свои распахнутые объятия, словно в расставленные сети.

– Что это было? – повторила я вопрос.

– Просто видение, – пожал плечами он, будто стряхивая с себя это нелепое недоразумение.

– Видение? – теперь уже я отдалилась, безмолвно требуя объяснений.

– Да, видение. Париж, пятнадцатый век. Мы были с тобой вместе, сильный колдун и могущественная ведьма.

– Это ты рассказывал, я помню. От кого я должна тебя спасти?

– От инквизитора. – Иоганн криво ухмыльнулся. – Привязался к тебе один, пытался задурить голову, одурманить. Хотел влюбить в себя, чтобы добраться до меня, а потом сжечь нас обоих.

– И что же?

– Ему это удалось, – с вызовом взглянул на меня Иоганн, – ты поверила ему, влюбилась и предала меня.

– Я предала тебя? – Комок жалости к нему и ненависти к самой себе подступил к горлу.

– Да, с тех пор я часто переношусь к тому моменту, когда просил тебя не бросать, не уходить… Особенно в секунды счастья – не могу поверить, что ты, из плоти и крови, здесь, со мной… Ведь ты не предашь меня и в этот раз?

– Нет, конечно же, нет! Сможешь ответить только на один вопрос?

– Да, – он снисходительно усмехнулся, все еще не спуская меня с колен.

– Как звали этого инквизитора?

– Пьер.

Ücretsiz bölüm sona erdi. Daha fazlasını okumak ister misiniz?