Kitabı oku: «Муж», sayfa 3
И Михаил быстро собрался и, простившись с попутчиками, пошел к тамбуру. Но – вот он с рюкзаком стоит в тамбуре. Поезд подъезжает к станции Нижний Ломов. На перроне было, как-то пустынно. И он вскоре, ещё проезжая вдоль перрона, Михаил увидел Зою. Она – 20 летняя девушка, в голубом платье в синий горошек, с букетом ромашек стояла на станции, как они и договаривались. Она напряженно всматривалась в мелькающие вагоны, прижимая к себе букет ромашек. Вагон Михаила проехал дальше, а Зоя продолжала так же всматриваться в те, мелькающие напротив перрона, вагоны. Наконец, движение поезда стало замедляться и вагоны остановились. Двери вагона открылись далекова-то от Зои, но Михаил, сам того от себя такого не ожидая, не выбежал навстречу Зое. Он не вышел из вагона. Двери закрылись, и поезд поехал дальше. Он вдруг понял, что эта жизнь с нею, как что-то окончательное. А он вдруг ощутил, что не готов ставить точку в своей мужской биографии. Не готов. И потому, с его стороны честнее будет ехать дальше. Почему-то вспомнились прописи, мучительные прописи в первом классе. Когда его первая учительница Раиса Семеновна, крепко сжимая его кулачёк в своей натруженной мускулистой руке сельской учительницы, выводила по тетрадному листу, словно резцом по мрамору: «Миша любит маму! Мама моет раму»
Но у Миши не получались воздушные линии. Как у Раисы Семеновны не получались. А Раиса Семеновна нависла над ним пугающей и беспощадной тьмой, и всё в нём сопротивлялось тому, что, как бы криво не выводил он первые в своей жизни: «М, ааа, м-у» – маму он не станет от этого любить меньше. Но, нужно-то по прописям. Правильно по прописям, но не хочется. И они пугают своей расчерченностью – эти красивые прописи. Он отчетливо ощутил, что сейчас – это странная точка выбора в его жизни, и, если не последовать ей, то можно выпрыгнуть из жестких линеек прописей, что не готов он к плавному, твердому и легкому нажиму. А только измучает хорошую, добрую Зою.Да и себя тоже
Дверь вагона закрылась. И он всё стоял, так же прислонившись к стене вагона. Состав тронулся. Глядя на уплывающую, маленькую, тонкую Зою с ромашками, он точно, окаменев, смотрел на неё прощаясь. Попутчики, озадаченные его возвращением и поведением, расспрашивали: «что к чему?»
