Kitabı oku: «Тени на чёрной воде»
Глава 1. О вреде и пользе пауков.
Я посмотрела на часы. Восемь. Пора закрывать аптеку. Бросила в сумку халат, на ходу поправила рекламку на прилавке, и достала ключи из своего шкафчика. Возле входа в аптеку стояла молодая женщина. Она так потерянно взглянула на меня, что я невольно спросила её:
– Вы к нам? Хотели что-то купить?
Она покачала головой и сделала ко мне шаг. Я на мгновение замерла с ключами, ожидая ответа. Но она остановилась, а потом резко развернулась и пошла от меня к троллейбусной остановке. Ну, нет так нет! Я закрыла аптеку и пошла домой, мечтая наконец-то досмотреть свой любимый бесконечный сериал.
На следующий день мы работали вместе с Наташей, заведующей нашей аптеки, и моей лучшей подругой вот уже почти тридцать лет. С утра был наплыв покупателей, словно неведомый вирус в нашем районе не на шутку решил проверить нашу коллективную иммунную систему. Часов в одиннадцать я снова заметила в зале ту самую женщину, которая вечером стояла возле аптеки. Она разглядывала витрину, украдкой бросая на меня взгляды. Я начала вспоминать всех своих знакомых, всех знакомых моих знакомых, включая подруг моей дочери, но её я точно не знаю. Я всегда нервничаю, когда не могу вспомнить имя человека, которого или знала давно, или не могу вспомнить, где мы раньше встречались. Но она, точно, в круг моих знакомых никогда не входила. Я отпустила последнего покупателя, кивнула Наташе, чтобы она встала к кассе и вышла в зал.
Видя, что я иду к ней, женщина быстро вышла из аптеки и остановилась снова там, где и вчера стояла. Ну что за игры! Я хотела развернуться и опять встать за прилавок, но что-то такое было в её глазах, что я всё-таки вышла за ней на улицу.
– Простите меня, – сразу же начала она тихим голосом – я не знаю даже, что хочу Вам сказать. И не знаю, почему я пришла к Вам.
Она замолчала. Я тоже не знала, что ей надо от меня и поэтому просто спросила:
– Вас как зовут?
– Даша. – Она тут же поправилась – Дарья Веричко. Я здесь недалеко работаю, в магазине «Кировский».
– А меня зовут Ольга Ивановна. Даша, что у тебя случилось?
– Не знаю. Я как будто всё забыла.
– Но ты же помнишь, как тебя зовут, где работаешь. Значит, не всё ты забыла?
– Я не помню людей, которые раньше, – она замялась – ну, в общем, которые раньше мне были дороги.
– Может они тебе не так уж и были дороги, раз ты про них забыла. Человек всегда выбрасывает из памяти то, что ему не важно.
– Да дело в том, что это было когда-то для меня очень важно, а может, и сейчас это важно! – Она отвернулась.
Это похоже на капризы избалованного ребёнка. Хотя, с другой стороны…
– Даша, а как ты поняла, что забыла? Тебе кто-то о себе напомнил?
– Нет, я заглянула в свой телефон, мне нужно было отправить маме скан своего паспорта, и стала искать его среди своих фотографий на телефоне. И натыкаюсь на фотографию, на которой я с Игорем на лыжах с горки катаюсь. Два года назад. Игорь, это мой бывший коллега, я тогда в другом месте работала. Мы на той фотографии с ним счастливые такие. И потом мы с ним в кафе сидим. И ещё много разных фотографий. Я его помню, но просто как коллегу, а про отношения наши ничего не помню! Совсем ничего. Я давай дальше смотреть фотки, а там мы втроём с Катей и Алиной в Турции. Купаемся, смеёмся, танцуем. Я их помню, они мои одноклассницы. Но я не помню, как мы дружили, вместе ездили куда-то. Турцию помню, отель, море. Но мне кажется, что я там была одна. Понимаете? Я не помню конкретно дружбу, любовь, будто этого ничего у меня не было.
– Да, странно. – Я задумалась – А может у тебя была какая-то травма? Поэтому у тебя такая вот выборочная амнезия?
– Не было у меня никаких травм. Я и на больничном всего один раз была за последние три года. Это я помню. Я простыла, с температурой дома валялась. Врач приходил. Помню даже, какие лекарства выписал. Помню стихи ещё со школы. Мороз и солнце, день чудесный… Да я каждый день помню! Сейчас вот Вам рассказываю это, и подумала, что я живу совсем без друзей. А фотографии говорят о том, что они у меня были.
– Так может позвонить им? У тебя остались их номера в телефоне?
– Остались. А что я им скажу?
– Спроси, куда они пропали, не случилось ли чего. Позвони.
Она достала телефон из сумочки, полистала телефонную книгу, и нажала вызов. Долго шли длинные гудки, потом ответил женский голос. Даша обрадовалась, и начала торопливо говорить:
– Алина, привет, это Даша. Извини, что долго тебе не звонила, у меня столько всего странного произошло, как у тебя дела?
В трубке какое-то время молчали, потом я услышала недоумевающий голос:
– Какая Даша?
– Даша Веричко, мы с тобой вместе учились во второй школе. Алина, мы с тобой вместе в Турцию отдыхать ездили. Три года назад. Вместе с Катей.
– Мы ездили вдвоём с Катей. Да, я помню тебя, ты у нас в классе училась. А что произошло? Ты что с Катькой вместе? Вы меня разыгрываете?
– Алина, я сейчас тебе перешлю фотографии, где мы вместе с Катькой в Турции. Ты что, тоже всё забыла?
– В смысле тоже? Даша, тебе что надо-то? И откуда у тебя мой номер?
Даша отключилась и удивлённо посмотрела на меня.
– Она что, тоже про меня не помнит?
– Ты ей вышли фотографию, где вы вместе в Турции.
Она начала искать эти фотографии, а потом растерянно опустила руку с телефоном.
–Ничего не понимаю! Я не могу найти эти фотографии. – Она повертела в руках телефон – Это что за шутки такие! Может быть, кто-то подключился к моему телефону, чтобы свести меня с ума?
– Зачем? – Удивилась я – Ты что, наследница Рокфеллеров, или владелица заводов, газет, пароходов? Какой прок тебя с ума сводить?
– А что это тогда? – Она недоумевающе смотрела на меня.
– Знаешь, раз такое дело, тогда тебе надо не звонить, а самой съездить к своим друзьям. И к этому Игорю тоже. Ты знаешь, где он живёт?
– Нет, не знаю. Или не помню. И я не знаю, где живут Катя и Алина.
– Но ты знаешь, где он работает. Ты помнишь ведь своё предыдущее место работы? Съезди туда, найди его. Поговорите. Просто честно ему всё расскажи.
– Я боюсь.
– Не бойся показаться слабой. И честно о себе надо уметь говорить. Это мужественный поступок. Начни с чего-то. И знаешь, наверное, надо тебе сходить к врачу, и сказать о проблемах с памятью. Тебе выпишут лекарства.
– А какими лекарствами можно вернуть фотографии, где я вместе с подругами? – Она снова начала листать фотографии в телефоне – Где они? А вчера я их смотрела, и там я была с Катей и Алиной. Она прижала руки к глазам и заплакала. Слёзы ручьём катились по её щекам, и она всхлипывала, как ребёнок. Я её легонько обняла за плечи и сказала:
– Пошли, я тебе валерьянки накапаю, ты успокоишься, и будем дальше думать, что делать.
Она пошла за мной в аптеку, мы прошли мимо Наташи в нашу подсобку. Наташа заглянула к нам, кивнула на плачущую Дашу, и спросила:
– Что, любимый бросил?
Я махнула рукой, чтобы не мешала, и Наташа скрылась. Даша выпила валерьянку, и долго ещё всхлипывала. Я её спросила:
– Даша, а почему ты пришла ко мне?
Она непонимающе на меня посмотрела:
– Я не именно к Вам пришла. Я просто пришла в аптеку, и Вас увидела. Не знаю почему.
– Странно, а мне показалось, что ко мне. Ну ладно, просто, так просто. А где твоя мама живёт?
– В Заречном. Я там родилась и училась там. Во второй школе. Здесь я квартиру снимаю. Работаю.
– Понятно. Так что, ты пойдёшь к врачу? Я бы тебе посоветовала сходить. Анализы сдашь, МРТ сделаешь. У тебя деньги есть?
– Конечно, я же работаю. Но мне почему-то кажется, что дело не в этом. – Она встала – Спасибо Вам, Ольга Ивановна. Мне и вправду надо сходить к врачу.
Она взяла свою сумочку, потом снова задумалась.
– Мне кажется, что это случилось недавно. – Потом она откинула голову, будто прогоняя навязчивые мысли и пошла к выходу – До свидания. И спасибо Вам.
Когда она ушла, Наташа подошла ко мне и спросила:
– И что это было? Ты её знаешь?
– Нет, первый раз вижу, вернее второй. У неё какие-то проблемы с расстройством памяти. Ещё и какая-то странная ситуация с фотографиями.
– Да, болезни молодеют! – Вздохнула Наташа – Раньше такое только у старушек приключалось. А теперь, вон у каких молодых.
Прошло дня два, и я уже думать забыла про Дашу, но тут я снова увидела её на улице, возле витрины аптеки. Я вышла к ней. Она удивлённо посмотрела на меня, и я поняла, что она меня не помнит. Я меня неприятно кольнуло сердце. Если эта болезнь так быстро прогрессирует, то девочке не позавидуешь.
– Даша, меня зовут Ольга Ивановна, и ты была здесь во вторник, два дня назад. Мы с тобой разговаривали о твоей потере памяти. И о твоих друзьях.
–О моих друзьях? О каких?
– Об Игоре, Кате, Алине. И о том, что тебе надо записаться к врачу. Помнишь?
– Я помню Вас, Вы работаете в этой аптеке. А разве мы с вами разговаривали?
– Да. Так ты помнишь об Игоре?
– О каком? – Удивление её было искренним – Может, Вы меня с кем-то спутали?
– А почему ты здесь стоишь?
– Не знаю. Я с работы иду. Вот остановилась, посмотреть.
– Даша, я знаю, что ты работаешь в «Кировском», твоя мама живёт в Заречном, ты там родилась и училась во второй школе. Как ты думаешь, откуда бы это я узнала, если бы ты мне сама об этом не рассказала? Ты можешь мне доверять. И ты мне уже один раз доверила то, что у тебя пропали фотографии всех друзей, с которыми ты вместе отдыхала. Я хочу тебе помочь. Я запишу тебя к врачу, и вместе с тобой схожу. Хорошо? Не бойся меня. Просто у меня дочь одного с тобой возраста, и поэтому мне так больно, когда я вижу, какие у тебя серьёзные нарушения памяти.
Она стояла, опустив голову. Каштановые пряди упали на её высокий лоб, и ветер перебирал их, словно собираясь заплести их в косу. Она откинула их рукой, и подняла на меня глаза.
– Мне плохо, я не могу найти себе покоя. Словно я потеряла что-то. И ночью сны снятся странные.
– Расскажи. Только пойдём в аптеку, там у меня уже очередь скопилась. Ты посидишь, попьёшь чай, я отпущу их, и мы с тобой поговорим.
Я провела её опять в подсобку, и включила чайник. Она села на низенькую кушетку и сказала:
– Я здесь уже была.
– Да, и мы с тобой здесь разговаривали.
Покупатели уже начали волноваться, поэтому я заспешила к кассе. Когда я их отпустила, я позвонила Наташе, и попросила её, чтобы она меня подменила. Зашли две бабушки, и долго меня пытали, что лучше и что дешевле. Мне было видно, как Даша сидела в подсобке, грустная, с отрешенным взглядом. Мне было её жаль, это на самом деле очень страшно, когда вот так уходят из жизни воспоминания. И оставляют пустоту в сердце.
Наташа пришла минут через двадцать, заглянула в подсобку и увидела Дашу. Я ей объяснила, что её надо отвести к врачу. Наташа позвонила своей приятельнице, терапевту Вере Ильиничне, к которой мы с Дашей ещё успевали на приём. Я скинула халат, переодела туфли и подошла к Даше. Она уснула, прислонившись спиной к стене. Я тихонько потормошила её за руку, и застыла в немом изумлении, когда увидела, как на её правом запястье вздулся чёрный знак, похожий на паука с множеством длинных лап. Я уже видела однажды такой знак, и тот знак ничего хорошего обладателю его не принёс. А по моему опыту, так любой такой знак несёт человеку только большие неприятности. У меня закололи подушечки пальцев, словно мелкие иголки впились, а это верный знак того, что я столкнулась с колдовством. Теперь я точно разглядела, что это паук, и он пульсировал, словно его накачивали воздухом. Я не знала, что делать. От таких знаков врач не поможет. Потом чёрный паук стал светлеть, светлеть и совсем пропал, будто ушёл вглубь руки. Я снова дотронулась до руки Даши, и паук снова вылез, раздуваясь и словно вырываясь наружу. Это что ещё за колдовство такое! Кто-то поставил Даше знак, а она или не заметила этого, или забыла. Только зачем? Что такого в этой девочке, что могло заинтересовать хозяина этого знака? Или хозяйку. Я не стала будить Дашу, вышла на улицу и позвонила Сакатову. Сакатов – ходячая энциклопедия всего, что касается истории и магии. Да, именно в такой очередности. И ещё он очень отзывчивый человек и мой хороший друг. Хоть и нудный.
– Алексей Александрович, привет. Хотела с тобой посоветоваться. У тебя есть свободная минутка?
– Здравствуй, Оля. Конечно. Я как раз тут разбираю наши старые записи. Напишу второпях, а потом сам не могу прочитать. А что у тебя? Ты в городе?
– Да. Я на работе. Я меня тут неожиданная гостья. И меня очень пугает одна деталь.
Я рассказала ему про нашу первую встречу с Дашей, про то, как она снова пришла ко мне, и конечно, про чёрного паука на руке. Сакатов молчал.
– Ты меня слышишь? Алло! – Мне показалось, что я уже давно разговариваю сама с собой – Алексей Александрович! Ты где?
– Да здесь я. Я просто с ужасом вспоминаю про тех ведьм, которые принадлежали к кругу, где такой вот знак паука был тотемом. Не хотелось бы снова с ними встретиться.
– Хочу тебя успокоить, что это другой паук. И тут же огорчу, он ещё страшней. Больше и чернее. И как будто живёт под кожей. Он показался тогда, когда я взяла за руку Дашу. Она, похоже, его не помнит. Или не видела его, или забыла, или ещё что. Такая хорошая девочка. Надо помочь ей.
– Понятно, что надо. А у неё есть родственники?
– Мама, но она в другом городе. Недалеко, километров пятьдесят. Заречный. Знаешь?
– Конечно. Оля, надо везти её к маме. Ей сейчас нужно внимание, пока она окончательно не потеряла память. И чтобы рядом был человек, которого она помнит, и которому доверяет. И заодно узнаем о ней что-нибудь.
– Да, согласна. Сейчас позвоню Илье, попрошу, чтобы нас туда отвез. Перезвоню тебе, когда договорюсь с ним о времени. А ты пока посмотри там у себя, может, что узнаешь о чёрном пауке, отбирающем память у девушек.
Илья, мой двоюродный брат, два раза скидывал звонок, пока я до него дозванивалась. Потом перезвонил сам. Услышав, что надо отвезти девушку в Заречный, он поинтересовался у меня, не думаю ли я, что он таксист, и если я так думаю, то он сейчас же подрисует шашечки на дверку своего Фольксвагена. Потом всё-таки дал себя уговорить, и мы условились, что он заедет сначала за Сакатовым в половине шестого, а потом за нами. Он, вообще-то очень добрый человек, и всегда всем готов помочь. Просто сегодня, видимо, опять звёзды выстроились в какой-нибудь неудачный коридор затмения именно для Ильи.
Осталось задержать Дашу до приезда Сакатова и Ильи. Она пока спала, но если проснётся и опять не будет меня помнить, мне снова придётся ей всё объяснять и постараться вызвать у неё доверие к себе. Так и случилась. Она проснулась примерно через полчаса, удивлённо огляделась, и сразу же засобиралась домой. Я её усадила рядом с собой, и повторился прежний разговор, что я знаю, кто она, где работает, ну и так далее. Я старалась не трогать её руку, чтобы не напугать её ещё больше. Даша опять всплакнула, но следующие два часа мы с ней пили чай, разговаривали про всё на свете, причём говорила больше она. На удивление, она хорошо помнила и то, где была, и то, что делала, и то, что смотрела и читала. Я спросила её про сны.
– Мне последнее время снятся каменные крепости без окон и дверей. И мне всегда надо в них попасть, я просто страдаю от того, что никак не могу в них попасть. Я хожу вокруг них. Они все обычно круглые и из круглых камней сложены. Так вот, я хожу вокруг них, а они всегда в воде стоят. В тёмной воде, дна там никогда не видно. И ещё начало снов всегда такое, будто я по подземным коридорам добираюсь до этих крепостей. Коридоры железом обиты и все в крупных заклёпках каких-то. И такие тёмные. Но там всегда люди, много людей, как в метро. А один раз передо мной плыло по воздуху чьё-то лицо. Я вроде и знаю его, но только вспомнить кто это, я не могла.
В подсобку заглянула Наташа, сказав, что приехал Илья. Я сказала Даше, что мы должны отвезти её к маме. Как и следовало ожидать, она отказалась с нами ехать, сказав, что завтра ей на работу. Она даже попыталась уйти. Мне ничего не оставалось делать, как дотронуться до её руки и она чуть не упала в обморок, увидев чёрного набухшего паука у себя на запястье. Сначала она взглянула на меня, и, видимо, хотела меня обвинить в том, что это я сотворила. И мне пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить её в этом. В подсобку зашла Наташа, потом Сакатов. Втроём нам удалось её уговорить ехать в Заречный с нами. Мне кажется, что главным аргументом в пользу поездки послужила фраза Наташи, что Даша завтра может не вспомнить даже родную мать. Мы пошли к машине. Судя по сочувственному взгляду Ильи, брошенному на Дашу, я поняла, что Сакатов по пути сюда всё ему рассказал.
Дашу мы посадили впереди, потому что Сакатов мне сделал знак, что ему нужно мне кое-что рассказать. Мы сели с ним сзади. Как только машина тронулась, Сакатов тихо заговорил:
– Оля, мне кажется, что её кто-то проклял! Сначала проклял, а потом ещё и передал через неё кому-то предостережение.
– Может, матери? – Спросила я. – Больше она ни с кем не общается. Живёт одна, друзей нет.
– Не знаю. Вернее, думаю, что не матери. Мать бы не отпустила её, если бы увидела такой знак. Он же показывается только тому, кому предназначен.
– Я же его увидела! Я надеюсь, что это не мне знак!
– Не знаю, Оля. Она к тебе же пришла!
– Слушай, не пугай меня! – Я сердито посмотрела на него – Мы с ней не были раньше знакомы! У меня-то память не пропала, и это я точно знаю. Если бы именно мне такой знак собрались передать, они бы скорее тебя выбрали, или вон Наташку.
– Да что ты психуешь! – Он миролюбиво улыбнулся. – Я ведь для примера. Может тот, кому этот знак предназначался, уже увидел этот знак, уже знает про него. Плохо, что Даша никого не помнит. Как можно найти того, кто, скорее всего, не захочет, чтобы его нашли.
– В любом случае, начнём с её матери. По крайней мере, узнаем, когда всё это началось. Даша мне в первую нашу встречу сказала, что это недавно началось.
– Я тебе про знак хочу рассказать. То, что пауки всегда у людей ассоциировались со злом, с вероломством, ты это знаешь. Поэтому чёрные колдуны охотно брали пауков себе на службу, или делали в виде пауков свои амулеты, или варили колдовские зелья из пауков. Пауки участвовали везде. Вольно или невольно. Но есть одно но. Паук не такое плохое создание, как его пытаются очернить. Он выглядит просто необычно для человеческого глаза. Представь, что пауки были бы больше в десять, двадцать, сто раз! Это же ужас какой-то. Но ведь большинство из них безобидны! Совсем малый процент, из всего многообразия видов пауков, на самом деле опасны для жизни людей. Люди даже болезнь придумали, которой оправдывают свою боязнь пауков – арахнофобия. Ну что за дикость! И про пауков придумали кучу всяческих страшилок. Но есть и другие истории, и там пауки не являются монстрами, или являются ими поневоле. Например, древнее сказание про воина Стишина. Послушай. Он был призван в войско воеводы совсем ещё юным, поэтому знал только военную службу, и ничего другого в жизни не видел. Если другие воины хотели после службы вернуться в свой родной дом, то Стишин не представлял свою дальнейшую жизнь вне полка. Полк, где служил Стишин, участвовал во многих битвах, и Стишин несколько раз был ранен, но каждый раз судьба была к нему благосклонна. Раны на нём заживали легко, руки-ноги его были целы. Так прослужил он в полку двадцать пять лет, и его с почётом уволили со службы. Воевода ему, помимо заслуженного вознаграждения, ещё и от себя отсыпал серебряных монет, за долгую и верную службу. Стишину некуда было возвращаться, воспитывали его дед с бабкой, они были уже тогда старыми, столько лет прошло, их уже и в живых-то не было. Стишин сначала просадил всё серебро своё, которое ему дал воевода, в кабаках с боевыми своими товарищами, а потом задумался. Куда ему податься? Он умел только воевать. Пошёл он на постоялый двор, чтобы наняться охранять обозы, которые в ту пору очень далеко ходили, до самого южного моря. Идёт, смотрит по сторонам, и вдруг его кто-то окрикнул: «Эй, служивый! Что ходишь без дела? Работа нужна?» Он повернулся на крик, а там молодой парень сидит на телеге, на которой рядов в пять лежали тугонабитые мешки. Он отвечает парню: « Да, хотел вот наняться на службу. А тебе что, нужна охрана?» Парень кивнул головой: «Нужна, времена сейчас неспокойные. Слышал, обозы купцов из Кривояра пропали? Почитай, уже три месяца ищут». Стишин и говорит парню: «А кто хозяин у твоего обоза?» «А я и есть хозяин! Только мне нужна не любая охрана, а только та, на которую я могу положиться, как на самого себя». Стишин ему отвечает: « Я двадцать пять лет служил верой и правдой у воеводы нашего в полку. Сейчас меня домой отпустили, так воевода меня за мою верность и доблесть сам лично серебром наградил. Тебе такой подойдёт?» Посмотрел на него парень и говорит: « Я тебя сразу заприметил, и сразу к тебе доверие почувствовал. Да, ты мне подойдёшь, и заплачу я тебе хорошо. Меня зовут Пим, и я из деревни Коркошино. Ни детей, ни жёнки у меня пока нет, вот вернусь с барышом, так сразу себе самую красивую невесту выберу. Сразу предупредить хочу. По плохим местам поедем. По опасным. В этих мешках шкуры соболиные, ткани беленые, сарафаны да рубахи нарядные, да посуда расписная. Всей деревней готовились мы к этой торговле. Прошлой осенью по деревне нашей проезжала богатая старуха, увидела, какие красивые да расписные у нас сарафаны на девках, как искусно мехом обшиты, так и загорелась, что, мол, ей всё это надо. А ещё, как увидела, какая у нас посуда стоит на столах, вся в узорах из васильков да ромашек, так и такую же ей сразу захотелось. Подозвала она нашего старосту, и говорит ему, жду вас у себя в замке весной, как снег сойдёт. Золотом, говорит, заплачу, не обижу. Вот мы за зиму и нашили всяких нарядов, настреляли соболей да куниц, выделали шкуры, глиняных мисок да горшков наделали, расписали их. А за́мок той богачки стоит на реке Донгуз, и владеет им её семья уже две сотни лет. Нарисовала она нам на холщовой тряпице, как проехать до него. Да только проехать надо к нему через перевёрнутые горы, а в них, как мне сказал дед Порфирий, водятся малюки́, это такая злобная нечисть, для которой полакомиться человечинкой, самое милое дело. Посовещались мы в деревне, и решили, что есть там малюки, или нет, это ещё бабка надвое сказала, а дело это выгодное. И направили меня и ещё двух моих товарищей в дальний путь с обозом. Да тут, на притчу, один мой товарищ с коня упал, ногу сломал, а другой в лихорадке лежит на постоялом дворе, в себя не приходит уже третий день, и неизвестно, сколько ещё промается. А ехать надо, нам та старуха сказала, чтобы мы поспели к празднику пролетью, иначе ей наш товар без надобности будет. Вот и почитай, шесть дней осталось до него». Стишин даже раздумывать не стал, подрядился сразу охранять обоз. Ударили они по рукам, Пим распряг одну кобылу с обоза, и Стишин поехал на ней верхом. Первый день они ехали без приключений, всю дорогу Стишин рассказывал Пиму о своих походах, а потом Пим рассказывал о нехитрой своей жизни в деревне. Так и доехали они до быстрой речки, которая спускалась с пологих гор, которые, словно исполинские головы, выросли перед их взором. Леса здесь были редкие, кругом только ветер носился по бескрайним степям. Стреножили они коней, напоили их, накормили, сами разожгли костёр и сварили себе похлёбку. А небо чистое, звёзды, словно блюдца, большие, яркие, тишина кругом, только речка перекатывает камни, да шумит на порогах. Утром проснулись, снова солнце сияет, тепло, кони спокойно пасутся рядом. Доели они свою вечернюю похлёбку, запрягли коней, да и едут дальше. И второй день они так же ехали между невысоких гор, выбирая пошире тропу, чтобы телега прошла. И снова им не встретился ни один путник, ни один обоз. Стишин забеспокоился – как так, едут они второй день, а людей так и не встретили. Пим тоже удивлялся, но беспокойства не выказывал, а подбодрял, говорил, что может они не по основной дороге едут, вот выедут на основную дорогу, тогда и люди им встречаться будут. Заночевали у подножия очередной горы, снова сварив на ужин себе похлёбку. Стишин лежит, сон не идёт ему, и тут понял он, что его так насторожило. Мало, что ни одного человека не встретили, так и птиц в небе он не видел. А уж сколько Стишин в походах был, несчесть, и всегда вокруг них были пернатые попутчики. Так и заснул, весь в думах. Утром они встали, Стишин и сказал Пиму, что очень странно, что птиц нигде не видно. Тот грустно покачал головой, говорит, что он это в первый день ещё заметил, да не стал говорить. Стишин достал из ножен свой меч, проверил его, и они снова поехали. И третий день они никого не встретили. И в четвёртый день ехали, словно они одни на всём белом свете. К концу четвёртого дня выехали они на широкое поле, в конце которого, у самого горизонта виднелись две горы, словно зубы, торчащие среди тёмного леса. И Стишин понял, почему их называют перевёрнутыми. У подножия их они были тоньше, чем у самой вершины. Подивился он на такую невидаль, сказал Пиму, что больно ненадёжно стоят они, а как сотрясёт землю, так они сразу скатятся. Пим согласился, какие-то они неправильные, будто их кто-то поднял, а потом поставил кверху тормашками. Зато с пути не сбились, туда, куда надо доехали. Решили они тут же заночевать, а уж утром ехать к перевёрнутым горам. Обычно они вечером сидели, байки друг другу травили, а тут, словно грусть на обоих напала. Сидят у костра молча, похлёбку молча едят, и тревога подступила к их душам, но друг другу не сознаются. С утра встали, собрались и поехали через поле. Доехали они до перевёрнутых гор, когда солнце было в самом зените. Они взмокли оба, Стишин скинул свой кафтан, и Пим рубаху снял, да на плечи свои накинул. Когда они подъехали к горам близко, то увидели, что у обеих гор общее основание, и между ними трещина широкая, вот по этой трещине дорога и уходит дальше, петляет, конца ей не видно. Хотели они объехать горы, да болота кругом непроходимые, да чаща такая, что глаза на ветке не мудрено оставить. Делать нечего, думай не думай, а ехать придётся через ущелье. Стишин прислушался, а из расщелины этой, словно вздохи какие-то доносятся, и будто ползает кто по камням, песок и мелкие камушки вниз сыплются. Заехали они в расщелину, а там полумрак, всё затянуто ветками колючими, между ними паутина поблескивает. И каждый их шаг, каждый скрип колеса, эхом прокатывается от стены до стены и вдаль уносится. Проехали они немного вперёд, и лошадь под Стишином на дыбы встала. Впереди, у правой стены, два скелета человеческие сидят с пробитыми черепами, и рёбра у них вывернуты наизнанку, а рядом с ними большая груда костей, тоже человеческих. Хоть Стишин на своём веку и много смертей повидал, да только волосы у него на голове зашевелились, неспокойно стало ему. Лошадь свою он успокоил, а сам наоборот, весь напрягся, рука сама потянулась к мечу. Пим говорит ему: « Скелеты эти, может, тут уже сто лет лежат, вон, даже одежды на них не осталось! И того, кто их убил, тоже, поди, уже много лет, как нет». Стишин согласился, может уже и нет. Едут дальше, а на дороге какой-то серый пух начал попадаться. И чем дальше они продвигались, становилось его всё больше и больше. Стишин к пуху этому приглядывался, приглядывался, но никак понять не может, что это. Потом не выдержал, остановил лошадь, слез с неё и поднял небольшой клочок этого пуха. Понюхал, в руках повертел, протянул Пиму, тот тоже не знает, откуда и что это, и на что это похоже. И вдруг видит Стишин, как из-за поворота, высоко над землёй по краю каменной трещины, как будто кто палец длинный высунул. Потом ещё один, и замер. Стишин тоже замер. Меч из ножен достал. Сделал шаг вперёд и перед лошадью встал, чтобы защитить её, в случае какой неожиданности. Вслед за пальцами голова вылезла, а затем и всё туловище. По стене полз огромный паук, в целый локоть длиной, и это кроме его длинных лап, которые каждая тоже с локоть были. Локоть, Оля, если ты не помнишь, то это сорок пять сантиметров. И ползёт этот паук кверху, на них не обращает внимания. Чёрный такой, а на спине пять пар белых точек. Чтоб ты знала, Оля, по описанию очень похож на золотопряда. Его самки плетут паутину с золотым отливом, почему он и получил такое название. Но, конечно, пауков таких размеров в лесу не встретишь, они не больше десяти сантиметров бывают. Но это так, отступление. Так вот, ползёт этот паучище по отвесной скале наверх, и на людей не обращает внимание. Стишин выдохнул облегчённо, сел обратно на лошадь и они поехали дальше. Им ещё с десятка два попадались на пути таких больших пауков. Доехали они до входа в пещеру, дорога вела внутрь её, и далеко вдали там виден был свет от выхода из неё. Стишин слез с лошади, подобрал толстую ветку, обмотал её серым пухом, туго привязав его к палке, хотел зажечь его, да что-то остановило его. Он взял лошадь под уздцы и, перекрестясь, пошёл внутрь пещеры, как и вела их дорога. Пим тоже слез с телеги, и тоже зашагал рядом с лошадью. С тёмного свода пещеры на них капала вода, под ногами тоже была вода. Холодно и сыро. Стены блестели чёрным обсидианом, кое-где вспыхивали золотом вкрапления, некоторые были размером с большую мушку. Только прошли они половину пути по пещере, как на телегу сверху что-то спрыгнуло, покатилось по мешкам и накинулось на Пима. От неожиданности он закричал и повалился на землю. Стишин, резко обернувшись, увидел, как огромный паук с длинным телом, размером с человека, впился передними парами лап в шею и спину Пима, страшная пасть паука была раскрыта, из неё торчали острые, как иглы, зубы. Стишин одним взмахом отрубил голову твари, и тут же на него посыпали десятки таких пауков. Но острый меч его прошёл с ним не одно сражение, и как управляться с неприятелем, Стишин знал. Пим, который уже поднялся с пола, достал нож и тоже начал кромсать отвратительных тварей, и липкая зловонная жидкость разлеталась во все стороны, и от неё слипались и глаза и нос. Стишин разрубил уже штук пять пауков, когда они все отшатнулись от людей и припали к земле. Из тёмной глубины пещеры, при каждом движении цокая и стрекоча, выползла огромная паучиха. Она была ростом метров в пять. Паучиха встала на задние лапы, и её голова упёрлась в свод пещеры. Брюхо у неё было с золотым отливом, и состояло, словно из металлических пластин, плотно находящих друг на друга. Пим, тяжело дыша, повернулся к Стишину и сказал: «Прости, что позвал тебя на погибель!» Стишин ничего не ответил, а только крепче сжал в руке свой меч и пошёл на паучиху. Не привык он отступать перед противником. Паучиха цокнула своими лапами и пауки, лежащие на земле, быстро перебирая своими лапами, скрылись в темноте пещеры. А паучиха говорит Стишину: « Остановись, путник! Много веков мой народ жил мирно в этих пещерах, и никого мы не трогали. Но поселилась двести лет назад здесь старая колдунья, и стала заманивать к себе людей на погибель. Отравила она нас своим ядовитым зельем, и зелье это разбудило в детях моих кровожадность. Как только какой путник заходит в пещеру, накидываются они на него и разрывают на мелкие части. А потом приходит колдунья и собирает сердца людей. А останки их превращает в эту серую пыль, которая у тебя на ветке намотана. Поворачивайте обратно, идите с миром, да не возвращайтесь сюда больше. В этот раз я услышала, как вы появились в пещере, поэтому вовремя смогла отогнать от вас своих детей. А в следующий раз, вам может и не так повезти. Прощаю я вас за то, что погубили вы моих детей, потому что знаю, что вы защищали свою жизнь!» И спрашивает её Стишин: «Если ты говоришь правду, тогда мы лучше найдём эту колдунью и положим конец её бесчинствам». Посмотрела паучиха на Стишина своими чёрными блестящими глазками и говорит: «Много было таких, кто хотел убить колдунью, да она всегда хитрее оказывалась. Вижу, храбрый ты солдат, но только с колдуньей одним железом не справиться. Помогу я тебе, скажу, как одолеть проклятую колдунью. Может и получится на этот раз!». Она протянула к Стишину свою длинную и крепкую лапу, коснулась меча его, и загудел меч, словно стукнул кто по нему другим мечом. И говорит ему паучиха: « Не верь её посулам, она обернётся доброй богатой старушкой, и хижину свою превратит во дворец, заморочит вас, чтобы ночью погубить. Чтобы морок её развеять, как только зайдёте в её дом, сунь ветку с пухом в её очаг, загорится серый пух, вот тогда сам всё увидишь. И проткни её своим мечом прямо в сердце, на острие твоего меча я капнула каплю своей крови, сожжёт она сердце колдуньи. Не дайте ей себя одурманить. Если у вас всё получится, тогда вы и моих детей освободите навсегда от её проклятья». И уползла паучиха обратно себе в гнездо. Стишин и Пим пошли дальше, на свет, который указывал на выход из пещеры. Вышли они из пещеры на ровную местность, и увидели они прямо перед собой старинный каменный замок, стоявший на берегу узкой и быстрой горной реки. На шпилях многочисленных башенок развивались разноцветные флаги, в больших окнах играла на солнце разноцветная мозаика, а на открытых террасах столы ломились от изысканных яств, и из окон лилась негромкая чарующая музыка. Деревянные резные двери были настежь распахнуты. Переглянулись Стишин с Пимом, и пошли к открытым дверям. Поднялись по широкому крыльцу и очутились в светлом зале, стены которого были расписаны золотом. Большие свечи стояли в высоких медных подсвечниках, а посреди зала лежал огромный ковёр, на котором были вышиты все города, которые есть на свете. В высоком каменном камине весело потрескивал огонь. За длинным дубовым столом, в богатом бархатном платье, расшитом драгоценными каменьями сидела седая старушка, и приветливо им улыбалась. Увидев Пима, она помахала ему рукой, подзывая к себе: « Исполнил ли ты волю мою, привёз мне товар, который я заказывала к пролетью?» Пим шагнул к ней, поклонился и ответил: «Да, госпожа, всё как ты велела». Колдунья ему говорит: « Хорошо, оставлю тебя у себя, будешь мне служить!» И Пим низко поклонился ей и смиренно ответил: «Да, госпожа, большая честь для меня служить тебе!» Она ему говорит: «Раз ты мне уже служишь, убей товарища своего, он мне тут не нужен, одни хлопоты от него!» И зыркнула на Пима. Пим поклонился, достал из-за пазухи нож и пошёл на Стишина. Взглянул на него Стишин, и понял, что Пим находится под действием чар колдуньи, глаза стали у него пустыми и безжизненными. Оттолкнул Стишин Пима, подскочил к камину, сунул ветку в огонь, она заполыхала жёлтым светом, и вмиг рухнули все чары колдуньи. Исчез зал с огромным ковром и золотыми стенами, исчез дубовый стол, исчез и сам замок, превратившийся в грязную тёмную хижину. И сама старуха стала кривой и горбатой ведьмой, в чёрном тряпье и с крючковатыми пальцами. Завизжала она, закрутилась на месте, начала свой колдовской танец. Стишин подскочил к ней и со всего маху вогнал клинок в самое сердце ведьмы. Зашипела чёрная кровь её, запузырилась, закорчилась злая ведьма на земляном полу, хватаясь когтями за свою рану. Разверзлась земля рядом с ней, запахло серой, и из-под земли показались мохнатые руки, утащившие её туда, где ей и было место – в преисподнюю. Вот так победил Стишин отродье адское. А паучиха на обратном пути отсыпала Стишину целый мешок золота за то, что спас её детей от злых чар старой колдуньи. Стишин золото разделил с Пимом, всё по справедливости. Пим на обратном пути продал все свои товары на ярмарке в большом городе, и заплатил сполна Стишину. И позвал его с собой в свою родную деревню. Стишин поехал с ним, ему ведь больше не куда было ехать, а Пим обещал за него свою сестру сосватать. Вот такая вот история, Оля. Смотри, мы так за разговорами уже и в Заречный приехали.
