Kitabı oku: «Спасти диплом, угнать дракона», sayfa 2
Альв, посмотрев на потрескавшуюся штукатурку на стене, на подштанники и нижние юбки, гордо реявшие на веревке в соседнем дворике, на выглянувшее в окно фамильное привидение, как-то слегка приуныл.
Я кивнула на дом и сама подала пример, уверенно устремившись к входу. Вот только и тут удача показала мне дулю. Дверь была заперта. Но если у двери Алекс я деликатно жала на звонок, то здесь…
Развернулась и что есть силы ударила несколько раз пяткой в дверь. Раздался характерный звук и… В общем, мои почти новенькие туфли стали одинаковыми: обе со сломанными каблуками. Впрочем, расстраиваться по этому поводу было некогла, я проворно отскочила в сторону. Как раз вовремя. Поскольку именно на то место, где я секунду назад яростно пыталась дозваться домашних, выплеснулась вода.
– Убирайтесь прочь! – донесся следом из окна второго этажа фальцет кузины Тай. – А то я жандармов вызову! Вам же сказали, что эйр Матеуш еще утром уехал из города!
А потом в окне возникло и лицо двоюродной сестрички.
– Ой, Нари, это ты! А я думала, к Матеушу опять та ненормальная вернулась… – виновато протянула она.
Дальний родственник дяди Морриса Матеуш был заядлым холостяком и дамским угодником, не чурающимся подарков от своих пассий. Одним из презентов был наглый рыжий кот, имевший такую родословную, которой позавидовали бы многие аристократы. От этого и шли все беды: наш порог регулярно обивали кошатницы даже не с просьбой, а с требованием ночи любви. Хорошо еще, что для своих питомиц. Вот и сегодня, судя по всему, утром к нам ломилась одна такая.
Проблема таких нежелательных визитов, как по мне, решалась весьма просто, одним движением скальпеля. Но Матеуш и слышать не хотел о кастрации своего любимца, а мужская часть нашего семейства отчего-то была с ним солидарна, проявив завидное единодушие. В итоге по весне мы слушали по вечерам рев наглой рыжей морды, а по утрам – вой и дребезжание кошатниц под окнами.
Между тем из недр дома раздался дробный стук, затем в замке проскрежетал ключ, и, наконец, дверь открылась. На пороге стояла младшенькая. Я усмехнулась, бросив взгляд на сестричку, облаченную в ярко-розовое платье, которое было украшено рисунками из черепов.
Двух более разных по внешности «кузин», чем мы с ней, трудно было найти. Тай, яркая брюнетка, расцелованная солнцем до бронзы, с уже начавшими проявляться округлыми формами, была порою сама непосредственность. Несмотря на то что нас разделяла разница в семь лет, по росту мы с ней давно сравнялись.
Я же, светловолосая, сероглазая, тощая, пряталась в мешковатых платьях. Вот только характер, увы, под нарядом скрыть было тяжело. И если для большинства я была тихой серой мышкой, то домочадцы знали, что в моем случае внешность не просто умалчивает и слегка обманывает. Она нагло врет прямо в глаза.
Младшенькая вдруг переменилась в лице, вытаращившись куда-то за мою спину.
– А это альв, – вспомнила я. – Он у нас временно побудет, пока Алекс его не заберет, – пояснила я и спросила у Тай: – Слушай, а ты, случаем, не знаешь, как на дивном языке будет «проходите, располагайтесь»? А то я в академии наречие цвергов изучала…
– Сейчас узнаю. – Тай развернулась и помчалась по лестнице с криком: – Генри, просыпайся! А если не встанешь, я сама тебя подниму! – Юная некромантка, недавно поймавшая свой дар, выражалась отнюдь не фигурально. – Мне срочно у тебя нужно кое-что спросить…
Так и не узнав, как будет звучать перевод приглашения, я просто повернулась к альву, раскинула руки в стороны и продекламировала:
– Добро пожаловать в дурдом. Тебе здесь не рады, но куда деваться.
Ну а какая разница, что говорить, если тебя все равно не понимают? Главное, делать это с чувством. Я делала это с очень большим чувством. Так, что альв разулыбался мне в ответ.
Солнце, шпионом прошмыгнувшее в гостиную, запуталось в кружеве занавесок, отразившись от пепельно-русой макушки гостя. В этот момент Вир показался мне даже симпатичным. Несмотря на заостренные уши, вязь рисунка на скулах и вообще всю свою альвовость.
Он с интересом рассматривал маленькую комнатку. А потом его взгляд остановился в углу. Там, где стояла одна из дядиных статуй. Я на миг замерла, лихорадочно вспоминая, где у нас лежит успокоительная настойка и что я знаю об оказании первой психологической помощи альвам. Поскольку скульптурное изображение «единорог, пронзающий рогом деву, у которой вместо ног были паучьи лапы, а вместо рук – щупальца осьминога» пугало до дрожи и бывалых гостей.
Особенно когда те заявлялись с визитом посреди ночи и натыкались взглядом на композицию, подсвеченную нашим привидением. Йоко – призрак, доставшийся в наследство от четвертой жены, – при жизни был троллем, не иначе. Ибо только у этой расы специфическое чувство юмора. Посему гипсовые монстры не просто тускло мерцали мертвенным светом. Нет. Тени за ними еще двигались, отчего конь с девой оживали. Хотя, признаю, в этом был и свой плюс: Йоко таким образом излечил с дюжину дядиных друзей от пагубной страсти к спиртному. Правда, взамен те обзавелись новой – к успокоительным пилюлям. А еще нервным тиком и ранней сединой. Некоторые даже женились с перепугу, но главное – пить же перестали!
Я быстро оценила обстановку, прикинула рост альва и отодвинула стул, чтоб при падении не расшиб голову.
– Можешь кричать, – милостиво разрешила я. – И падать.
Но… время шло, а звука не было. Хотя нет, вру. Был. Восхищенный вздох.
– Eir Ross? – с каким-то недоверием и даже… благоговением протянул Вир, произнося имя дяди на иностранный манер: смягчая первую гласную и усиленно, как змея, шипя удвоенное окончание.
Я печально кивнула.
Тут на лестнице послышались шаги. Уверенно, как буйвол, стремящийся на водопой, топала Тай. А следом за ней, неохотно переставляя длинные ноги, тащился сонный Генри.
Спустя несколько секунд эти двое оказались в гостиной. Младший близнец отчаянно зевал, был помят и имел впечатляющий засос на шее. Но Тай это ничуть не смутило. Она ударила его по спине, словно выбивала пыльный коврик, изгоняя из оного грязь, а заодно и моль… в смысле, зевоту. А потом с гордостью объявила:
– Генри, переводи!
Все взгляды сошлись на близнеце. Мой – недоуменный, поскольку я прекрасно знала, что оба близнеца-кузена в языке альвов сильны так же, как я в езде на драконах. Тай – полный надежды. Вир – заинтересованный.
Глава 2
Только что разбуженный блондин обвел нас взглядом закоренелого зомби и хриплым спросонья голосом спросил у младшенькой:
– Тай, ну почему я? Неужели с утра пораньше нельзя было помучить других? Чейза, например?
– Нет. – Кузина отрицательно замотала головой, отчего ее темные кудряшки стали напоминать беснующиеся пружинки. – Я уже выбрала тебя.
– Ы-ы-ы, – взвыл близнец от выверта девичьей логики.
– К тому же ты вчера бегал на свидание к Крунхельме, а эта дриада почти не говорит на едином имперском, так что у тебя наверняка есть переводчик…
– Для того, чем мы занимались, знать язык не обяз… – фыркнул Генри и осекся, проглотив окончание. Потом разозлился то ли на себя, то ли на пронырливую младшенькую. Махнул рукой и стащил с шеи шнурок, на котором болталась пластина. – Держи, пиявка!
– Не пиявка, а будущая некромантка, – возразила Тай, чтобы оставить последнее слово за собой, и величественно удалилась на второй этаж.
А я, глядя на младшенькую, начала понимать, как некроманты поднимают трупы из могил. Они просто умеют достать до печенок даже мертвых. Поэтому погребенные восстают из склепов хотя бы ради того, чтобы от них наконец-то отстали.
Впрочем, размышления не помешали мне забрать у близнеца подвешенную на шнурке бирюльку.
– Генри, ты герой и спаситель. И вообще, мой добрый фей!
Кузен от такой похвалы скривился.
– Знаешь, Нари, говорить комплименты – явно не твое. Давай уж по старинке – искренние гадости. А еще лучше молчи.
– Знаешь, Генри, порою молчать очень вредно для жизни и здоровья, – в точности скопировав тон кузена, ответила я. – Ведь можно столько намолчать, что потом рот будет открыть опасно. Так что смирись. Сегодня ты мое чудо!
Чудо – злое, всклокоченное – утопало наверх досыпать, бросив на прощанье, что вечером заберет амулет. И не приведи двуединая сила, если с тем что-нибудь случится.
Я усмехнулась и протянула пластину альву, который весь разговор вертел головой, силясь понять: что такое вообще происходит?
На моей раскрытой ладони поблескивал переговорник, но гость отчего-то не спешил его принять. Нет, я, конечно, могла и сама примерить амулет. Но лучше, чтобы Вира понимали все вокруг, а не одна я.
Я чуть вытянула ладонь вперед, поясняя для одного непонятливого, что переговорник теперь его. Именно в этот момент альв протянул свою руку. Кожа скользнула по коже, и его пальцы оказались на моем запястье, на долю секунды обхватив его на удивление крепко и… нежно.
Всего мгновение, и Вир убрал руку, словно и не прикасался ко мне. Но ощущение, что его прохладные чуткие пальцы все еще на моем запястье, осталось. И долго не исчезало.
Альв между тем забрал переговорник, надел его на шею и, подержав в руке, согрел своим теплом, активируя.
– Спа-си-бо… – первое, что я услышала от Вира на едином имперском. Звучание было такое, словно шестеренки скрипели. Но этим все недорогие переговорные амулеты грешат.
– Не обольщайся. Кузен дал его тебе до вечера. Так что советую обзавестись до захода солнца своим.
– У… меня… был, – делая паузы между словами, чтобы амулет мог перевести, произнес альв. – Он… сломался… при… посадке.
Вир проворно начал рыться в своей сумке и спустя минуту извлек из нее пластинку. Вернее, то, что от нее осталось. В отличие от переговорника Генри, у остроухого тот был в виде хрустальной пластинки, а значит, и речь воспроизводить должен был лучше. Но этого я уже не узнаю.
– Может быть, чаю с бутербродами? – поинтересовалась я.
А что, с набитым ртом мужчина переносит новости лучше, а возражает меньше.
– Не отказался бы, – просиял гость.
Я устремилась на кухню, искренне надеясь, что у нас найдется чем перекусить. Увы. Из «чем перекусить» в наличии оказался лишь кусок медного провода, невесть кем и зачем оставленный в холодильном ларе.
Зато под столом гордо стояли несколько пустых бутылок дядиного вдохновения. Я с запозданием вспомнила, что вчера у нас были гости. То ли декораторы, то ли художники… А какой художник без пол-лит… хм… палитры. Ну вот, судя по всему, гости и раскрасили свою жизнь как могли. А заодно сожрали все. Даже горчицу и чеснок. И заварку. Заварки было особенно жалко.
Оторвав взгляд от созерцания проволоки, я развернулась к альву и проникновенно спросила:
– Вир, а как насчет того, чтобы перед чаем познакомиться с нашими человеческими традициями?
– Я был бы рад, – белозубо улыбнулся альв, не ожидая подвоха.
– Первая наша традиция – поход на рынок! – И с этими словами я торжественно вручила ему корзину. Думаю, последнего форинта в моем кошельке как раз должно хватить на продукты.
Вир улыбнулся уже как-то неуверенно. Когда мы вернулись в гостиную, альв спросил, откуда в нашем доме скульптура самого Морриса Росса.
– Мне она тоже не нравится, – прищурилась я, а потом спросила с надеждой: – А можно тебя попросить ее разбить. А?
– Зачем? – не понял альв.
– Просто я и остальные домочадцы дали дяде клятву, что и пальцем ее не тронем. Даже привидение дало. И друзья кузенов. И мои подруги, – добавила я, вспомнив, как Алекс пару лет назад, когда единорог и дева появились в нашем доме, попыталась мне «помочь» и была застукана творцом. – Признаться, мы все ее терпеть не можем. Но и нарушить клятвы – тоже. А вот если какой-нибудь гость… ну чисто случайно… столкнет ее с постамента… – тонко намекнула я.
Увы. Мне попался очень недогадливый альв. Вот совсем.
– Зачем? – изумленно спросил он. – Ведь статуя наверняка стоит немалых денег.
– Шесть медяшек, – отчеканила я и, поймав изумленный взгляд серых глаз, пояснила: – Ровно во столько обошелся мешок гипса, который дядя и угрохал на скульптуру. А ведь мы им хотели дыру в стене замазать.
– Дядей? – по-вороньи склонив голову, уточнил альв.
– Гипсом, – фыркнула я, ища среди обуви замену туфлям, которые сегодня остались без каблуков.
Глянула на шеренгу обуви и поняла: никудышная я эйра. Ведь приличные девушки обычно озабочены вопросом «что надеть», а я же – «что спереть». На моих сапогах подметки тоже просили каши, а шлепать в розовых домашних тапочках по улице я была еще морально не готова. Потому после недолгой переклички с Тай, с которой у нас почти один размер, я взяла модные черные босоножки кузины.
Спустя полчаса весьма пожалела о розовых тапочках: обувь Тай оказалась все же великовата и нещадно натирала. Но я мужественно ковыляла к рынку. Альв шел за мной и, могла поспорить на свою любимую реторту, усмехался.
На полпути Вир, оставивший свою куртку у нас в прихожей, обогнал меня и, поправив шелковый шарф, с которым почему-то не захотел расстаться, совершенно вульгарно, не по-альвовски, ткнул пальцем в здание мэрии.
– А что означает этот герб?
Я глянула на городскую «гордость позора» и просветила гостя столицы, что означает та неведомая дребедень с отгрызенной головой в зубах.
Пять веков назад, когда у власти был дом Нотринов, границы резко расширились. И, дабы укрепить рубежи, было принято решение перенести столицу южнее. Ею и стал наш город. Вот тогда-то с гербом города и случилась неприятность. Изначально на нем изображался барс, державший в зубах хорька. На местном диалекте «барс» звучал как «бабр». В то время на должность главного геральдика империи пришел граф Эргольцер, к слову, цверг, который решил провести реформу и наследи… хм… оставить свой след в истории – исправить накопившиеся геральдические казусы.
Первой же ошибкой стало описание нашего герба. Граф, не ведавший диалекта, посчитал слово «бабр» ошибкой писаря и ничтоже сумняшеся исправил в свитке на «бобр». И вышло: «бегущего черного бобра, держащего в зубах хоря». В таком виде указ и утвердили. А художники, видимо, близкие моему дяде по духу, даже не удивились хищному бобру. В итоге барсу был пририсован хвост бобра и лапы с перепонками. А хорь сменился харей, точнее – оттяпанной головой. Со временем горожане свыклись с гербом и уже никого (кроме приезжего альва) не смущал вид укуренного барсобобра-людоеда.
– Ты шутишь? – не поверил Вир. Он даже обогнал меня и развернулся спиной вперед, чтобы смотреть мне прямо в лицо.
– Исторически достоверный факт. Зуб даю.
– Свой? – тут же уточнил этот зануда.
– Слушай, ты дотошный, прямо как дознаватель, – прищурилась я, делая по инерции шаг вперед.
Альву же именно в этот момент приспичило затормозить. Отчего я врезалась в мужскую грудь, оказавшуюся на удивление твердой.
Назад мы оба отступили одновременно.
– Ты чего? – Я удивленно вскинула голову.
– Извини, засмотрелся на герб, – хитро улыбнулся Вир и кивнул на здание мэрии, оставшееся позади.
Я оглянулась. А когда повернула голову обратно, остроухий уже успел очутиться рядом, едва ли не под локоток меня держал.
– Пойдем? – спросил он.
– Пойдем, – согласилась я, печенкой чуя, что сейчас меня виртуозно провели. Вот только в чем? Ошибиться я не могла: слишком часто сама проворачивала подобное.
До рынка добрались бы гораздо быстрее, если бы не демонские босоножки Тай. Но когда мы оказались в торговых рядах, о боли в ногах я забыла. Не иначе как сработал безусловный женский рефлекс: когда речь заходит о покупках, то о такой мелочи, как стертые пятки, не вспоминаешь.
Рыночная площадь столичного Эйла была местом примечательным. О ней ходило много легенд. Едва ли не больше, чем обо всех иных достопримечательностях города, вместе взятых. А уж купить тут можно было абсолютно все. От пучка петрушки до контрабандного звездного порошка. Подозреваю, что, если хорошо поискать, здесь можно было даже коготь дракона достать. Главное – знать места и тарийский язык.
Но сегодня все было намного проще: купить продуктов. Вот только отчего-то между торговых рядов было столь мало покупателей, что даже рождалось подспудное чувство вины. Торговцы так старательно нахваливали свой товар, так призывно взирали на нас… В общем, делали все, чтобы мне хотелось купить именно у них и побольше, побольше.
Я взяла капусты (давно хотела сварить суп-капустник), зелени (полезно и опять же недорого), помидоров (они сейчас, на исходе лета, самые вкусные), репы (сама не знаю зачем, под руку попалась), яблок (компот из них – моя слабость), грибочков (зажарю – м-м-м). Потом нос учуял запах свежего хлеба. Еще вспомнила, что дома нет даже соли. Добавила в корзину и ее. Не смогла удержаться от кусочка сыра и кругляша колбаски. Фунт парной телятины, услужливо завернутый торговцем в пергамент, и вовсе оказался среди покупок словно сам по себе.
Вир мужественно тащил за мной доверху наполненную корзину и молчал. Последнее особо ценно. С Генри или Чейзом уже через десять минут уши в трубочку начинали сворачиваться. «Давай быстрее», «ну, пошли уже», «чего ты так копаешься…» – близнецы брюзжали, как старики. Причем одинаково. Несмотря на то что я с ними за продуктами ходила по очереди.
Слушая стенания Чейза и Генри, хотелось плюнуть на этих «прынцесс» (да, именно так, через «ы»), отобрать корзину и тащить ее самой. Но я всегда молчала. Из принципа. Ну а что? Если страдать, то всем и сразу. Мне – от причитаний кузенов, им – от тяжести ноши.
Альв безропотно нес корзину, весившую изрядно, но по его виду было незаметно, чтобы он вообще напрягался. Мы вышли из торговых рядов с другой стороны рынка, как раз у фонтана «Последний дракон». Я заспешила к бортику, чтобы на нем передохнуть. Вылетевший шальным пульсаром из-за угла прохожий со всей дури врезался в меня, я взмахнула руками, теряя равновесие.
Мир крутанулся, колено впечаталось в брусчатку, и я, летя навстречу мостовой, уже приготовилась ощутить, как нос и щеку обожжет боль. Но нет. Мое лицо застыло в нескольких дюймах над грязным камнем.
Вир успел в последний момент схватить меня за платье. И только я выдохнула, как ткань затрещала.
Мостовую я все же поцеловала. Правда, падение вышло мягким. А страдания были преимущественно моральными: мое лучшее платье!
– Ты как? – участливо поинтересовались сверху.
– Жива, – предельно честно ответила я, одновременно пытаясь оценить, насколько невредима.
Я уперла руки в мостовую и обернулась. Снизу обзор получался так себе, но я все же узрела Вира, который в одной руке держал лоскут от моего платья, а в другой – корзину… Хозяйственный какой!
Альв тут же спрятал лоскут в карман и попытался сделать вид, что вовсе ничего и не было. То бишь нацепил на себя абсолютно невозмутимое выражение лица и галантно протянул руку, помогая подняться.
Я от помощи не отказалась. Впрочем, едва распрямилась, охнула от боли. К стертым ногам добавилась сбитая коленка, которая немилосердно саднила.
И тут я почувствовала, как сильные руки подхватили меня и пронесли злополучные оставшиеся пару ярдов до бортика. Причем корзина легко болталась рядом со мной на сгибе локтя альва.
Меня посадили на каменный край чаши фонтана, в которой лазурью переливалась вода, играя бликами на солнце. А по кругу у самого подножия статуи крылатого ящера плясали языки пламени. Красиво, величественно и, на мой взгляд, слишком монументально. Да и места сам фонтан занимал изрядно. И это еще дракон был изображен не в полный рост, а полулежащим на лапах.
– Демоновы босоножки… – тихо буркнула я. – Еще и ноги стерла.
Но, как оказалось, недостаточно тихо. Вир услышал.
– Так зачем ты надела их? – удивился он и поспешно добавил: – Ты в них, конечно, красивая, и они тебе идут, но зачем так истязать себя?
«Красивая», «идут». Как альв, однако, тонко намекнул, что я недалекого ума. Вот только знал бы он, что это не ради красоты, а потому как банально другой пары не было.
Я секунду колебалась: сказать правду или сохранить гордость? Но… Если он еще не понял, то все равно скоро поймет, что с финансами у нас туговато. Несмотря на известную во всей империи фамилию. Посему не стала тянуть кота за подробности, а призналась.
– Сними их… – в голосе Вира прорезались требовательные нотки.
Разуваться сразу расхотелось. Вот прямо совсем.
– Зачем? – подозрительно уточнила я, на всякий случай поджимая ноги.
– Помогу, – как глупому ребенку, пояснил альв.
– Ты лекарь? – насторожилась я. Для своих пациентов нерадивый адепт-лекарь порою опаснее некроманта.
– Нет, я алхимик. Но кое-что в лечении понимаю.
Своему собрату по цеху я доверяла еще меньше, чем недоучке-лекарю. Потому как точно знала: хороший алхимик-целитель – еще более редкое явление, чем невинная дева в портовом борделе.
Судя по всему, на моем лице крупными литерами было начертано решительное «нет», потому как Вир больше просить не стал. А перешел к шантажу.
– Нари! Или ты сейчас снимешь босоножки и дашь вылечить твое колено и ступни, или я понесу тебя обратно на руках.
Я представила, как лечу на брусчатку второй раз, уже с рук альва, а он падает сверху вместе с корзиной, и нервно икнула.
– А может, ты просто дашь мне немного посидеть, отдохнуть? И мы пойдем дальше.
– Идти и смотреть, как ты хромаешь, мне не позволит совесть.
У-у-у, совестливый какой! Тролля с дубиной на него нет.
– Смотри в другую строну! И не мешай мне страдать.
– Ну, если это твой окончательный ответ… – протянул альв.
Я поспешно кивнула. Дома меня ждала заживляющая настойка собственного приготовления, которая за какой-то час залечит и не такие ссадины. Так что…
Додумать я не успела. Меня подхватили под колени и попытались оторвать от бортика, в который я мгновенно вцепилась руками. Вместе с мраморной плитой поднять меня оказалось проблематично.
– Нари… – предостерегающе начал альв.
– Да? – невинно спросила я.
– Ты всегда в штыки воспринимаешь любую попытку тебе помочь?
– Нет, – честно призналась я. – Иногда штыков недостаточно. Приходится использовать пульсар.
После такого заявления меня вернули обратно на место.
Альв сел рядом. Поставил на мостовую корзину. И внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. Настолько, что я почувствовала себя неуютно. Потом занервничала.
– Что? – не выдержала я спустя минуту.
– Ищу к тебе индивидуальный подход, – слишком серьезно, чтобы это было шуткой, заявил Вир.
– Лучше обойди сразу, – посоветовала я.
– Давай я все же помогу, – не отступал альв. – Чего ты теряешь?
– Разве что ноги, – парировала я.
– Мне поклясться, что этого не случится?
– Не мешало бы. – Если он думал, что я отмахнусь от такого предложения, то ошибся.
Но вот на что я никак не рассчитывала, так на то, что этот… «благороднутый» и вправду станет клясться.
Однако после такого поступка мне все же пришлось подставить коленку и ступни «лекарю».
Он прикасался осторожно, едва ощутимо. Из-под ладони альва появилось свечение, и ссадину на колене окутало теплом. Пальцы Вира скользнули к пятке, и я почувствовала легкий зуд. Значит, ссадина затягивалась. А спустя минуту и этого не осталось. Вот только Вир не спешил убирать руку. Все так же сидел на корточках. А когда он вскинул голову… Это был странный взгляд. Задумчивый и печальный.
Альв чуть склонил голову. Его губы тронула улыбка, но не ослепительная, как прежде.
Я сглотнула, поерзала на бортике. Кожа на моем колене под ладонью альва будто обрела особую чувствительность, ощущая легчайшее дуновение ветра… Касание его пальцев…
Солнце отражалось от русой головы, целовало лицо Вира. И мне вдруг захотелось прикоснуться к нему. Узнать, жесткие или мягкие его волосы на ощупь.
Я даже мотнула головой, пытаясь изгнать оттуда такую странную мысль. Полуобернулась к фонтану, ища поддержки у каменного дракона.
Считалось, что статую установили в незапамятные времена, когда Эйл не только не был столицей, но даже не принадлежал империи. По преданию, именно в этих землях была знаменитая долина драконов. Но то по преданию.
А вот судя по фактам, тысячелетие назад наша армия отвоевала земли у вампиров. И статуя дракона здесь уже стояла. Хотя без фонтана. Ее пытались снести, убрать, передвинуть. Но потом подсчитали затраты и решили, что окружить ее фонтаном будет дешевле.
Зато спустя столетия это место стало самым популярным у влюбленных. Тут назначались свидания, признавались в чувствах, клялись в верности…
– Интересно, эта статуя в настоящую величину? – чтобы хоть чем-то заполнить повисшую неловкую паузу, произнесла я.
– Не думаю. Взрослые драконы больше.
– Откуда знаешь? – удивилась я.
– Три года изучал усиленный курс драконологии. – Вир встал и теперь нависал надо мной в полный рост.
– А в нашем университете даже предмета такого нет, – произнесла я, опустив пальцы в воду, которая оказалась не то что прохладной – ледяной. Я быстро отдернула руку.
– Знаю. Но мне, как алхимику, это не столь важно.
– Значит, коллеги, – улыбнулась я. – Я в этом году оканчиваю университет.
– Какое совпадение. Я тоже. Так что вполне возможно, что мы окажемся в одной группе… – На меня посмотрели с хитринкой.
– А зачем ты вообще решился на учебу по обмену? Да еще и на пятом курсе, когда маячит защита диплома? – с любопытством спросила я.
Оказалось, что альв мечтал о международном дипломе и возможности практиковать не только в землях перворожденных. Но, увы, для выпускников его родной академии то была непозволительная роскошь.
– А ты, я смотрю, амбициозен.
– Амбиции могут сдвинуть такие горы, о каких ум и талант не смеют даже и мечтать, – подначил меня альв.
– А еще скромен…
– Я рад, что ты оценила, – усмехнулся Вир, снял с себя легкий широкий шарф и накинул мне на плечи.
– Я не замерзла, – попыталась возразить.
– Но у тебя сзади порвано платье, – в тон мне ответил алхимик.
Крыть было нечем.
Мы неспешно двинулись в сторону дома. На полпути Вир заметил вывеску лавки амулетов и попросил меня подождать пару минут. Поставив корзину на тротуар, он направился туда. Вернулся, демонстрируя пластину переговорника. Не хрустальную, но и не железную. Латунный амулет по звучанию оказался чуть мелодичнее амулета Генри. То бишь не сипел и не хрипел, как напрочь проржавевшие петли, а просто иногда скрежетал. Зато пронзительно, будто вилкой по стеклу. Даже не знаю, что хуже…
Вир, надо признать, быстро приспособился говорить короткими фразами, чтобы амулет не успевал разойтись до скрежета.
Так мы и дошли до дома. И только у самой двери я поняла: устроив поход на рынок, чтобы купить «чего-нибудь к чаю», я забыла про самое главное – собственно заварку!
Глянула на Вира, тащившего полную корзину, и… промолчала.
Мы вошли в дом, прошагали на кухню. Оставив альва выгружать продукты, я поднялась в свою комнату, переоделась в домашнее платье и вернулась обратно. И пока готовила, а гость внимательно наблюдал за процессом, я и рассказала ему об Алекс. И о том, что вечером его «заберут».
Вир ни разу не возразил. То ли я была убедительна, то ли выражать недовольство ему мешало воспитание. Ведь всякий воспитанный человек знает, что перечить женщине с разделочным ножом в руках – моветон.
Спустя час был готов то ли очень поздний завтрак, то ли ранний обед. А запах свежего супа подействовал лучше заклинания призыва. Едва я повернула затвор, гася пламя огненного элементаля под конфоркой, как домашние испарились из своих комнат, дружно конденсировались на кухне и кристаллизовались на табуретах. Не было только дяди Морриса. Но по причине весьма уважительной. Поэты именуют ее душевными терзаниями, простые люди – похмельем. И место великого скульптора занял его величество Бенедикт Первый Непобедимый и Неподражаемый, наглый, пушистый, рыжий.
Даже привидение выплыло из стены. Я посчитала, что момент более чем удачный, и представила Вира семейству. Едва я озвучила причину пребывания альва и сроки, как наглая рыжая морда погрустнела. Иногда мне казалось, что наш кот гораздо более разумен, чем мы о нем думаем. Вот, например, сейчас. Я могла поспорить на свой любимый тигель, что хвостатый опечалился оттого, что гадить в новые альвовы сапоги будет возможность только до вечера. А судя по всему, на обувь Вира у него были грандиозные планы…
Впрочем, сам альв об угрозе своим сапогам пока не подозревал, а принюхивался к капустнику. Я как-то запоздало вспомнила услышанное на уроке этикета: остроухие первые блюда не особо жалуют, особенно такие наваристые и кислые. Разве что супы-пюре, да и в те добавляют сахар.
Вир недоуменно посмотрел на меня.
– У людей это называется «попить чаю»? – припомнил он мне поход за «что-нибудь купить».
– Капустник – это прелюдия к чайной церемонии, – нашлась я.
Близнецы закашлялись, Тай же и бровью не повела, продолжая уписывать суп. Матеуш фыркнул, но чопорно зачерпнул из тарелки и попробовал. Причем проделал это с аристократическим изяществом.
Кот возмущенно мяукнул. Но уже не на мое заявление, а потому что ему ничего не досталось. Пришлось отрезать от купленной колбасы кусочек и положить на тарелку вымогателю. Рыжий довольно заурчал от подачки.
– Кстати, завтра очередь Тай готовить, – напомнил Матеуш.
Все вздрогнули.
– Давай лучше я за нее, – героически предложил Чейз.
Ну да, кузина год назад поймала в зазеркалье дар некроманта. Но по единому мнению всех домочадцев, она могла бы стать и неплохим алхимиком, поскольку яды варила отменно. И неважно, что изначально это был рецепт свекольника, шарлотки или салата. Итог был один – редкостная отрава, которую не решались дегустировать даже крысы, когда я выносила на помойку очередной кулинарный шедевр.
Несмотря на свой поварской «талант», Тай упорно требовала, чтобы за ней сохранялась очередь дежурства на кухне. Вот и сейчас она возразила братцу, что сварит все сама.
Я прикинула, хватит ли мне денег пообедать, а заодно и поужинать в университетской столовой.
Поев, Вир улыбнулся и спросил, не мог бы он вздремнуть с дороги. Мы с кузенами переглянулись: лишних кроватей (а тем паче комнат) в доме не было, разве что… спальня эйры Норингем.
Старушка раз в год приезжала с севера проведать своего непутевого старшенького сыночка Морри. И не имеет значения, что сыночек разменял уже четвертый десяток, стал известным скульптором и сам обзавелся детьми. Для нее он всегда был мальчиком. Навещая сыночка, эйра Норингем заодно отдыхала под южным солнцем. Потом она отбывала и вовсе к жаркому лазурному побережью.
В остальное время небольшая комната пустовала. Оккупировать ее не решался даже кот. А уж ему-то в нашем доме было позволено все. Ну, кроме скидывания с постамента статуи «Единорог и дева».
Но ведь альв не кот. Метить территорию и ковер драть не будет. Наверное.
– Да, если тебя не смутят запах лаванды и занавеска в рюшах… – Я замолчала, не зная, как потактичнее сказать, что это не полный перечень особенностей комнаты.
