Kitabı oku: «Обновка из секонд-хенда»

© Надежда Нелидова, 2022

ISBN 978-5-0059-2685-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

НАГЛАЯ АГЛАЯ

– Не понимаю, зачем человеку в 75 лет зубные импланты? Это же как целую квартиру захорони… сунуть себе в рот.

Внучка, подперев кулаком розовую щёчку, вилкой в тарелке складывала из салата мозаику. Что такого, она лишь сказала то, что все думают. Лицемеры.

Только что юбиляршу Аглаю Петровну спросили, куда она потратит содержимое конвертов? «Добавлю пенсионные накопления – и на зубы», – поделилась та. Мелкое сухое личико у неё так и сияло.

Возникла неловкость. Гости примолкли, затем рассыпались в преувеличенных восторгах.

– Кушайте курочку, с пылу-жару, – заторопилась сноха. На блюде крупная смуглая, бронзовая курица шипела и плевалась фонтанчиками жира. В душе сноха была согласна с дочерью. На восьмом десятке унести с собой в могилу полмиллиона… Выискалась голливудская звезда Мила Кунис, понимаешь. А сами виноваты. Надо было дарить, как всем старушкам: сервиз, банный халат, постельное бельё – нужные в хозяйстве вещи. А тут – наглость какая…

Идея с конвертами принадлежала самой снохе. Не сомневалась, что свекровь – тоже как все старушки – поможет с ипотекой любимой внучке.

Сноха упустила из виду, что Аглая не как все старушки. Вон, легко уговорила полбутылки красного, глазки блестят. О душе надо думать, а она учит инглиш. Заче-ем, с богом на том свете по-английски шпрехать?! На старости лет с такими же хипповыми подружками скачет по кафе, хвастается, как за ними волочились молодые люди. Ага, чтобы выставить в тик-токе с заголовком: «Иногда они возвращаются». Или: «Прикиньте, мумии тоже ходят в кафе».

Запечённая курица превзошла все ожидания и сгладила неловкость. Вот ещё шпилька в адрес свекрови: не умеет и не хочет готовить. К еде относится с ужасом и обречённостью. Как кошка Муся: та тоже шарахается и обходит миску за версту, будто мину замедленного действия. Еда для Аглаи – опасное, но, увы, необходимое для жизнедеятельности забрасывание в организм топлива. Белки, жиры, углеводы, минералы. Не более чем.

Категорически запрещает гостям приносить торты. «Имейте в виду, я этот торт вам на голову надену». И ведь наденет.

Все остальные в доме любили покушать плотно, вкусно и… вредно. «Она ещё нас всех переживёт», – с неприязнью думала сноха.

***

– Доброе утро, ножки! Доброе утро, пальчики-горошинки на ножках! Большой, указательный, средний, безымянный, мизинчик – все здравствуйте! Шевелитесь, сжимайтесь, радуйтесь!

Аглая следует советам из женского журнала – с опозданием в полвека. С опозданием в жизнь. С другой стороны, когда и здороваться с ногами и шевелить пальчиками, как не на пенсии?

Молодость и зрелость – суматошный бег с препятствиями. Вскинешься по звонку будильника, быстро-быстро в душ, потом, полусонная, лезешь в холодильник. Хлеб, масло, колбаса, заветренный сыр. Сынишку под мышку – и на пятидневку. Выходные – отсыпной. За жизнью не увидела жизни. И все так по утрам, смирись, разве кроме любовниц олигархов. Но в Аглаиной юности этот экзотический вид хищного зверька ещё не зародился.

Поболтала ногами в воздухе. Ноги были стройненькие, тощие – как у манекенов в витринах. С той разницей, что у тех они двадцатилетние и секси, а у Аглаи семидесятилетние и жалкие.

Вдруг вспомнила, что видела интересный сон. По мере воспоминания сон истончался, осыпался прахом, как крыло бабочки. Таял, как игольчатые снежинки – и вот уже в ладони лужица. А такой был упругий, крепкий, яркий сюжет. Но, при попытке вынуть его из глубин сознания, сох и морщился, как вынутая из глубин моря медуза.

Связано с детством, с противным соседом по парте Сёмкой. Он её обзывал «Наглая Аглая», с ударением на первый слог, что неверно. Однажды подрались, и она воткнула ручку ему прямо в переносицу. И сама испугалась. Перо было острое, стальное. Ручка качалась и трепетала как дротик, струйки крови и чернил перемешались. Сёмку увели в медпункт.

– А если бы в глаз? – спросила Сёмкина мать. Это была насмерть усталая женщина. Одна поднимала шестерых, выматывалась на ферме так, что на эмоции не хватало сил.

Сами виноваты, Аглая давно просила, чтобы рассадили. И ещё эпизод вспомнился, уже в старших классах. Аглая набирала у колонки воду, несла тяжёлые вёдра на коромысле. Гордилась, что ни капли не выплеснула.

Сёмка нёсся навстречу на велике. Спрыгнул и… обеими руками ухватил Аглаю за грудь. За недавно набухшие пухлые болезненные бугорки, они натягивали тонкий ситец халатика. Тогда все девочки ходили в халатах на пуговицах.

Дать отпор Аглая не могла: обе руки заняты. Так и стояла и ртом ловила воздух, пока он её вволю лапал. Сёмка сатанински захохотал, оседлал велик и умчался. Нестерпимо ныла грудь. Дома Аглая сняла тяжёлые вёдра, перехватила коромысло и пошла к Сёмке. Мимо копошившейся во дворе мелюзги, мимо матери в кухне. Сёмка за занавеской даже с койки вскочить не успел. Небось, перебирал в уме волшебные мгновения. Ладони хранили несказанное ощущение девичьих мягких округлостей. У неё с трудом отобрали коромысло: излупила похабника так, что пришлось вызывать фельдшера. И снова Сёмкина мать устало спросила:

– Аглая, а если бы насмерть?

…Так ярко, чётко, будто всё случилось час назад. А что сегодня произошло час назад – нужно напрячься, чтобы вспомнить. Первый звоночек. Так начиналось у подруги Кати. Она включала воду и топила нижние этажи. От неё прятали газовый краник, она находила и ставила чайник. Включала газ, а огонь зажечь забывала. От неё прятали телефон, но Катя его находила. Набирала полицию и кричала шёпотом: «Меня травят цикутой!». Приехавший наряд обнаруживал, что её поили растворимым цикорием.

От Кати отказались все сиделки, она у них шла в чёрном списке под номером один. Сын сел искать образцовые частные дома престарелых. От рекламных картинок разбежались глаза: мраморные холлы, цветники, фонтаны, молельные комнаты, актовые залы, мастерские для кружков… Уютные палаты на двух – трёх женщин. (Именно женщин: мужчины до такого возраста не доживают.) Катя не уживётся ни с кем, ей подавай личную комнату с отдельным туалетом.

– Ну у вас запросы! – удивились в телефоне. – Таких комнат у нас проектом не предусмотрены.

– Простите, а вы сами хотели бы коротать старость в спальне на три койки? Не мраморный шик нужен старушкам, а уединённое гнёздышко. Они ведь не пионеры в лагере. Зачем же вы взялись за устройство пансионатов, если глухи к психологии пожилых людей? – сорвался Катин сын. – Или вам важно пыль в глаза пустить?

Катя перессорилась с сиделками, а сын – с местными богадельнями. Яблоко от яблони. Но ведь он прав: нечего чёрствым и некомпетентным людям браться за такое тонкое, деликатное дело.

– Ну и нянчитесь со своей капризной мадам сами.

– Ну и буду.

Краники выкручены, на окнах и балконе установлены решётки, мебель перевязана скотчем. Будто в квартире завелось буйное дитя. А так и есть. Катерина приникает к решётке и кричит: «Свободу попугаям!» или: «Свободу Анжеле Дэвис!», или: «Свобода слова!». В её бедной голове перемешались мультики, советские передовицы и перестроечные лозунги. Но сквозь двухкамерные стёкла её не слышно.

***

Аглая с подругами боятся участи Кати. Чтобы этого избежать, нужно усиленно развивать оба полушария мозга. Решать кроссворды, штудировать иностранные языки, зубрить стихи. Активно общаться, наполнять жизнь новыми лицами и свежими впечатлениями.

У Аглаи жизнь бедна событиями. Даже не бедна – их у неё 0 (ноль). Полное отсутствие (кафешки не в счёт). Отсюда апатия. Порой сил хватает только на утреннее шевеление пальцами. Потом хочется снова завернуться в мягкий рулетик одеялка, включить телевизор и лежать весь день. Нет, нет, нужно срочно выбираться из кокона одеяла, из кокона вязких мыслей.

…Позвонила подруга: «Несчастье, Катюша умерла». Пошли в магазин ритуальных услуг. Магазин нарядный, пушистый, будто поросший изнутри пышной зеленью и яркими цветами. Похож на корзиночку или домик феи. Пахнет воском, свечами.

В тишине, во тьме печальной

Гроб качается хрустальный…

Катин сын рассказал: перед самым уходом мама вдруг пришла в себя, стала прежней Катериной. Лицо прояснело и посветлело, мысли стали прозрачные, разумные. Дала наказ: «Сплошной гранит не клади. Плита давить будет, тяжело груди дышать. Оставь окошечко в земле. Как будто глазок, я через него смотреть на вас буду. Цветочки посадите, только не сильно поливайте, а то быстро сгнию».

Цветы так цветы. Пакетики с семенами продавались на втором этаже. Туда вела узенькая крутая лесенка – такой и полагается быть в домике феи. Шаткие перильца обвешаны гроздьями искусственных букетов. Стена заставлена стеллажами, какими-то лакированными выпуклостями.

Дела в магазине шли отлично, товару было тесно. Вымирающее население активно способствовало процветанию похоронного бизнеса. Владелец давно собирался расширяться, открыть точку в центре города. Аглая поднималась бочком, чтобы суеверно не коснуться зловещей зелени, мёртвых кружев и бахромы. Тут раздался грохот, и на неё свалилось что-то большое и тяжёлое. И сразу в мире для Аглаи всё стало темно и тихо.

Это рухнул гроб, он был выставлен в качестве рекламы. Нарядный, угольно-чёрный, бархатный, в серебряных галунах. Гроб приглашал, манил, демонстрировал, как мягко и уютно будет лежать во взбитом шёлке, в пене гипюра. Странно, что до сих пор не нашлось желающих. Судя по ядовито-розовому ракушечному нутру, предназначался женщине.

Гроб подсёк Аглаю, она в него упала и поскакала по ступеням, вцепившись в края, как в корыте. Или как в фильме «Вий» Панночка. Под конец он подпрыгнул, перевернулся и погрёб Аглаю под собой. Пока подруги суетились, пытались поднять тяжёлую домовину, искали грузчика – она лежала с широко открытыми глазами. Ресницы щекотала атласная рюша. Видит бог, не таких впечатлений она искала! Бойтесь желаний: они имеют свойство сбываться.

Аглая лежала вторую неделю с широко открытыми глазами. Она знала, что её дела плохи по тому, что сноха к ней резко подобрела. Врачи говорили про время, которое лечит, и про шок. Так слепому ясно, что шок. Хотели увезти в больницу, но сноха не дала. Свекровь лежала тихо как ангелок, никому не мешала – всегда бы так. Владелец ритуального магазина в знак извинения принёс огромный фруктовый торт. Аглая с удовольствием бы надела коробку с тортом ему на голову – но не могла шевельнуть пальцем.

Гробовщик расщедрился на похороны «он клюзив» (всё включено). Венки, памятник эконом-класса, катафалк. Гроб – не исключено, тот самый, выбравший Аглаю. Сноха пыталась выбить бонусом ещё и поминки в кафе – но гробовщик возвёл очи горе и пробасил: «Побойтесь бога».

Голоса за стеной был тихие, подобающие случаю, но у Аглаи слух обострился, как у летучей мыши. Возможно, открылся и третий глаз. Вдруг её осенило, что смерть – это ведь то же самое рождение, только наоборот. Рождаешься наружу – это называется жизнь, а потом рождаешься обратно в Небытие. Просто тихо открываешь ту же самую дверь, только ручка с другой стороны.

Вошла заплаканная сноха, поправила одеяло, назвала мамой, поцеловала в лоб. Видимо, уже скоро. Не целуйте меня в лоб, как покойника, пожалуйста… Интересно, как всё происходит? Вот подруга Катя перед самым концом встрепенулась, вскинулась, позвала самого близкого человека – сына. Значит, почувствовала. Как почувствовала, что именно? Не торопи события, скоро сама узнаешь.

Аглае стало страшно. Она вовсе не хотела ничего узнавать, всяких таких событий. Значит, её время ещё не пришло. Это умирающим всё равно, им не до этого, они уже перебоялись. Мизинчик на ноге слабо дрыгнул в знак протеста. Задел безымянный, и тот откликнулся. Передал эстафету среднему, тот – указательному. Указательный палец на ноге – смешно, на что указывать-то?!На дырку в носке?

Тепло возвращалось в Аглаино тело, юмор – в мысли, гримаса слабой улыбки – в сморщенные губы. Она вытащила сама себя, как Мюнхаузен за волосы. Страстно хотелось жить. Запах жизни – это запах кофе. Аглая умирающим голосом попросила сварить кофе. Уточнила: Эль Густо.

Сноха стояла у плиты, варила кофе и на её лице читалось: «Наглость какая». Она уже вымерила спальню: если выбросить кровать, поместится ли новый ковёр три на полтора?

***

Нужно было брать себя в руки. Как минимум, снять с тела мятую сорочку, а с лица – остекленевшее выражение. А какое выражение может быть у человека, который две недели неотрывно глядел в могилу?

Аглая начала потихоньку разминаться. Ходила сначала с подружками, потом одна, сначала с палочкой, потом без, сначала по двору, потом в скверике. Жмурилась как котёнок. Сколько щедрого доброго тепла опрокидывает на людей солнце. Как славно кричат малыши, мягко шуршат автомобильные шины, шелестят деревья над головой. Если закрыть глаза – будто в лесу.

Идиллию нарушил стремительный одеколонный ветерок, он овеял её буквально в сантиметре. Мимо пронёсся электросамокат. Аглая до тошноты боялась велосипедистов и самокатчиков, они вечно бесшумно выныривали откуда-то из-под мышки, яко тати в нощи. Неужели трудно приделать звоночки? Хотя если за спиной будут непрестанно трезвонить – это же будет город неврастеников.

– Совсем с ума сошли?! А если бы я нечаянно подняла руку – вы бы мне сустав выбили! А ещё пожилой человек, не стыдно?

Аглая пробовала голос, и он возвращался: прежний молодой, сочный, звонкий. Она как-то не обратила внимания, что сама виновата. Забылась и шла по велосипедной дорожке.

Бывает старость грязноватая, сивая, а бывает светлая, серебряная. Именно такой серебряный старик едва не сбил её. Промчался с развевающимися длинными, редкими локонами, крикнул: «Какие глазки!». Пронёсся в конец аллеи, лихо развернулся и вновь подкатил к Аглае. Прислонил самокат к дереву, с церемонией поклонился.

– Не угодно ли присесть? – будто приглашал на венецианский стул, а не на облезлую парковую скамейку. Представился: «Семён». Странно. Конечно, не тот Сёмка из детства, всё равно странно. Судьба пытается всё время что-то нам подсказать совпадением имён, чисел. Что именно, как разобраться в этой нумерологии?.. Но третий глаз уже закрылся.

***

– Он крутой адвокат, – рассказывала Аглая подружкам. – Его заинтересовал мой случай. У гробовщика в кармане с потрохами весь город: газеты, полиция, врачи. Но Семён пригрозил, что раздует скандал на всю страну. Тогда мой физический ущерб и моральные страдания выльются ему в копеечку. Тот пошёл на мировую – хватит и на зубы, и на ипотеку.

Аглая пока отложила то и другое. Загорелась сумасшедшей идеей: устроить в брошенном сельском детском садике пансионат для стариков. Малюсенький и скромный, непременно с отдельными гнёздышками. Семён со своими связями поможет. Оказывается, нынче дома престарелых – рисковое дело. Конкуренция бешеная, старики – вторая нефть.

– Так что роман с адвокатом? – сгорали от любопытства подружки.

А нет никакого романа. Страшный бабник, не пропустит ни одной юбки, от 18 до 90. Прочно и счастливо женат, куча детей и внучат.

***

Её среди ночи разбуди, отбарабанит статьи Трудового кодекса, как таблицу умножения. Будьте уверены, оба полушария мозга задействованы на полную катушку.

Расклад сил таков: Аглая – директор, сноха – бухгалтер, внучка – администратор. Трое решительных женщин покинули очередной кабинет. Вооружены до зубов кипами законных и подзаконных актов, всевозможных согласований и разрешений. Особенно нахально себя вела шустрая маленькая старушка. Пришлось всё подписать. Оторопевшая чиновница смотрела вслед: даже ручку не позолотили, как заведено. Наглость какая!