Kitabı oku: «Заземелье», sayfa 4

Глава 7

Не считая перерыва на обед, Филипп повсюду сопровождал меня. Он появлялся с утра, а потом вечером, когда заканчивался рабочий день. Каждый раз его приход в подвал вызывал всеобщее падение ниц, кроме меня. Даже под страхом расстрела я бы не стала этого делать. Собственно, никто от меня этого и не требовал, разве что Ивана. Она затаила на меня злобу. Скорее всего, началось все с моего появления здесь. Уж больно не понравилась я ей, видно. Только придирки с каждым днем становились все более очевидными. Во-первых, мне повысили план, хотя я и с прежним еле справлялась. Теперь я должна была крутить трубочек на пятьдесят больше в смену. Помимо этого, Ивана постоянно отвлекала меня разовыми поручениями. При этом план на день не урезался, я должна была успевать выполнять все. Спасибо Светлане, которая тайком помогала мне, иначе наказывали бы меня почти каждый день. А замечаний уже накопилось два за невыполнение плана, и я с ужасом думала, что последует за третьим, которое, наверное, сегодня и получу.

С самого утра Ивана отправила меня на кухню, на разделку мяса и заготовку его впрок. Как я поняла, мясо у них тут поступало в очень ограниченном количестве. Каждый кусочек его ценился на вес золота. В ход шло все, даже прожилки. Процесс разделывания туши превращался в трудоемкую работу. Меня как раз и поставили на отделение жил от мяса. Даже острым ножом делать это было тяжело и долго, что особенно волновало меня. Вряд ли Светлана успеет накрутить много трубочек за меня, у нее и свой план не маленький.

В правоте своих опасений я убедилась, когда, спустя полдня на кухне, вернулась в подвал. Светлана тайком сунула мне небольшую горстку палочек и виновато прошептала:

– Больше не смогла, извини. Ивана мне еще повысила план…

Значит, нашу хитрость она раскусила, старая змеюка. Теперь еще и Светлана из-за меня пострадает.

– А что за наказания тут за три замечания? – так же шепотом спросила я у нее.

Светлана бросила на меня испуганный взгляд и, делая вид, что занята работой, быстро проговорила:

– Если сможешь, приходи сегодня ко мне. Только так, чтобы никто не заметил. Расскажу.

Конец смены был предсказуем. Когда все собрались, чтобы покинуть подвал, ко мне подошла Ивана и торжественно громко объявила:

– За невыполнение дневного плана ты получаешь третье предупреждение!

Среди женщин появилось движение, и я поймала на себе несколько сочувственных взглядов. Впрочем, остальные смотрели с плохо скрываемым злорадством. На уродливом лице змеюки тоже появилась ехидная усмешка. Светлана выглядела расстроенной и виноватой, хотя ее-то я точно ни в чем не винила.

Если Ивана думала, что я забьюсь в истерике от ее сообщения, то очень сильно ошиблась. С гордо поднятой головой я первая покинула подвал.

Филипп ждал меня в холле, и я с удовлетворением и даже злорадством подметила, как все повалились на колени при виде его. Он даже не посмотрел на горстку уродливых созданий, молча развернулся и пошел вперед, подразумевая, что я последую за ним.

По пути домой меня не покидали мысли, зачем он так возится со мной, чего опасается? Очередного ночного покушения? Так я не собираюсь больше шляться по коридору по ночам, кто бы там меня ни призывал и чьим бы голосом. Боится, что сбегу? Так сам сказал, что это невозможно. Тогда, зачем? Из жалости? Нужна она мне больно!

– Я получила третье замечание, – сообщила будничным тоном, когда мы остановились у двери в мою комнату. Каждый вечер Филипп провожал меня, но внутрь не заходил. Через какое-то время возвращался, чтобы вести меня на вечернее обследование.

Филипп дернулся, как от удара, и испуганно взглянул на меня. Я старалась стоять прямо и смотреть ему в глаза, хоть постепенно от его вида страх заползал в душу. Впервые я так явно испугалась предстоящего наказания.

Я наблюдала, как он пытается взять себя в руки, и видела, что получается это с трудом.

– Переодевайся, я скоро вернусь, – наконец проговорил он. Потом развернулся и быстро зашагал по коридору.

Неизвестно почему мне вдруг стало так грустно и одиноко, хоть реви белугой. Сейчас бы посидеть с Раей на ее кухне, поболтать, посплетничать… А вместо этого я тут, еле держусь на ногах от усталости, пальцы на руках горят, как будто я ошпарила их кипятком, все тело ломит, словно мне исполнилось сто лет.

Внезапно стало так жалко себя, что я разрыдалась. Только сейчас я осознала, как много значит свобода. Да, я похоронила единственного родного человека, горевала по нему, но я была свободна. Делала, что хотела, ходила, куда желала, ела, когда и что вздумается. А тут… Тут я почти не ем, сплю мало, ничего, кроме подвала, кабинета врача и своей комнаты не вижу. А как я соскучилась по дневному свету, одному Богу известно! Как же случилось так, что я разом потеряла свою жизнь, не умерев при этом?

Я плакала, уткнувшись в подушку, пока не сообразила, что сейчас явится Филипп, чтобы вести меня к врачу. Едва успела переодеться, как он распахнул дверь. В последнее время он даже не переступал порог моей комнаты, молча открывал дверь и ждал, когда я выйду в коридор.

Его лицо не выражало никаких эмоций, сплошное равнодушие. Как обычно молча мы проследовали в медпункт. Единственная светлая отдушина в череде серых будней – общение с Алексеем. Каких-то десять минут дружеской беседы, а какой заряд бодрости они мне внушали. Я, как ребенок, радовалась этим походам. Алексей был единственным приятным человеком из всех, с кем мне приходилось здесь общаться.

– Как дела? – весело спросил он, но сразу погрустнел, видно, заметив следы недавних слез на моем лице. – Что-то случилось? – озабоченно поинтересовался.

– Да, ничего особенного, – отмахнулась я. Не хотелось расстраивать его. – Просто взгрустнулось, вот и решила пореветь. Еще и предупреждение третье получила.

– Третье?! – взволнованно спросил он, и я почувствовала, как задрожали его руки, когда он помогал мне забираться в капсулу.

– Как всегда, не выполнила план. Теперь меня накажут, да? – прикинулась я наивной дурочкой.

Алексей молчал, украдкой бросая взгляды на дверь. Потом, понизив голос, быстро проговорил:

– Ты же знаешь, что за три предупреждения полагается наказание. Только это…

Он замолчал, а я потребовала:

– Что это? Леша, скажи, что это за наказание?

– Я не могу тебе сказать, – понурил он голову. – Но, я могу попытаться уговорить их смягчить наказание. Точно! Я поговорю с ним! Он должен понять…

Он взволнованно заходил по комнате, как будто забыв, что я тоже тут. Потом опомнился и подбежал ко мне.

– Я поговорю с ним, – посмотрел он на меня проникновенно, прикрепляя проводки к моей голове. – Я объясню ему, что ты еще не готова, что с тобой нельзя так…

– Как?! – выкрикнула я и тут же испугалась, что мой крик может быть слышен в приемной.

Алексей вздрогнул и быстро захлопнул капсулу, видимо опасаясь, что я не перестану кричать.

На этот раз прием закончился быстрее обычного. Алексей был до крайности озабочен, когда помогал мне выбираться из капсулы, и даже не пытался заговорить, как мы это делали всегда. Мне пришлось покинуть его кабинет, когда поняла, что он больше ничего не скажет. Правда, он вышел со мной в приемную и обратился к Филиппу:

– Можно мне с вами поговорить, господин? – его речь сопровождалась учтивым поклоном.

– Жди здесь! – приказал Филипп и проследовал в кабинет за врачом.

Я осталась в тишине и одиночестве. Господин? Почему его все так называют? Какой вес он тут имеет? Явно немалый… Тогда вообще не понятно, почему он лично возится со мной.

Я подкралась к двери, в надежде хоть что-то подслушать. Говорили очень тихо, и до меня долетали обрывки фраз, из которых я мало что понимала.

– … мозг воспален… потрясением… не выдержит, – выхватила я из взволнованной речи Алексея.

– Не тебе решать! – строго произнес Филипп.

– … постепенно… сразу… время…

Алексей говорил слишком тихо. Я ничего не понимала из отдельных слов, что удавалось разобрать. Молила, чтобы он заговорил погромче, чтобы хоть что-то узнать.

От двери успела отскочить вовремя, заслышав шаги. Через мгновение из кабинета вышел Филипп, и его лицо ничего хорошего не предвещало.

На этот раз он схватил меня за руку, не обращая внимания на гримасу боли на моем лице, и поволок за собой. Воспаленные пальцы нещадно жгло, и в какой-то момент я не выдержала и застонала, а потом вырвала свою руку из его.

– Что?! – почти закричал он на меня, резко остановившись.

– Ничего?! – прокричала я в ответ. – Пальцы болят, а ты хватаешься…

Тогда, он молча развернулся и продолжил путь. На этот раз он зашел со мной в комнату.

– Дай руки! – потребовал он, закрыв за нами дверь и не двигаясь дальше.

Я молча протянула ему руки с бордовыми подушечками пальцев. Какое-то время он просто удерживал их в своих, молча разглядывая.

– Какую норму тебе установила Ивана? – наконец спросил он.

– Двести пятьдесят палочек.

Филипп нахмурил брови, но ничего не сказал, как я не ждала. Показалось мне, или в его взгляде на самом деле мелькнуло подобие нежности, когда он обхватил мои руки своими, чтобы лечить привычным способом? Наверное, я умудрилась к нему привыкнуть, раз прикосновение не было противно. Напротив, его горячие ладони приятно согревали, жжение в пальцах не доставляло дискомфорта. Я даже немного разочаровалась, когда он выпустил мои руки.

– Послушай… – куда подевалась его уверенность в себе? Почему заговорил таким странным голосом? – Завтра ты предстанешь перед советом колонии. Избежать наказания не получится, но я попробую… смягчить его.

– И ты не расскажешь, в чем состоит наказание? – это было лишь наполовину вопросом. Прозвучало, как утверждение.

– Завтра ты все узнаешь. А сейчас ложись спать и ни о чем не думай.

Ага! Сейчас прям! Все брошу и завалюсь спать! У меня еще есть дело.

Я подождала какое-то время, давая Филиппу возможность уйти как можно дальше, и тоже выскользнула за дверь. Прокралась к двери Светланы и нырнула внутрь. Она ждала меня и сразу же прижала палец к губам:

– Тссс, пока молчи, – схватила меня за руку и потянула вглубь комнаты. – Теперь можем говорить, только тихонько.

Комната Светланы в точности копировала мою, с той лишь разницей, что над кроватью был натянут балдахин. Интересно, почему мне не устроили такой же? Чтобы моя и без того подневольная жизнь стала и вовсе прозрачной? Усмехнулась собственной мысли, а Светлана сердито зыркнула на меня.

– Смешно ей! Я тут вся от страха обтряслась, а она… Конечно, у меня же нет такого покровителя.

– Это ты о чем? О Филиппе что ли? – не сразу поняла я.

– Да ты его еще и Филиппом зовешь? Хорошенькие дела… Для нас он господин, – она сердито надула губы.

– Свет, не дуйся. Лучше расскажи мне все про наказание.

Ох, не понравился мне ее взгляд в тот момент, какой-то тяжелый и чересчур сочувственный.

– Не знаю, с чего лучше начать, – нехотя промямлила она.

– Начни уже с чего-нибудь. Начни с самого главного! – прикрикнула я, а она схватилась за рот и испуганно взглянула на дверь.

– Чего орешь, ненормальная? Ладно, слушай, – она уселась поудобнее. – Ты же видела всех этих женщин, что работают вместе с нами? – она испытующе посмотрела на меня. Я сочла нужным кивнуть. – Думаешь, они всегда были такими уродливыми?

– А разве нет?

Я думала, что они родились такими, и их сослали в подвал, чтобы не портить картину, когда кругом все такие красавцы.

– Ничего подобного! – горячо возразила Светлана, когда я высказала свою мысль вслух. – Не могут же мужчины рождаться красавцами, а женщины уродинами. Это было бы чересчур даже для нас. Их выжали, понимаешь? А потом выкинули, как ненужный хлам.

– Как выжали? – я не понимала ровным счетом ничего.

– Я и сама толком ничего не знаю. В подробности посвящаются только в верхушке и те, кто приближен к ним. Знаю только, что женщина в колониях что-то типа подопытных кроликов, на них ставят опыты или еще что-то… Они высасывают из них все соки, и это превращает их в уродин.

– Но зачем? – я была потрясена подобной жестокостью.

– Не знаю, – чуть не плача воскликнула Светлана, забыв об осторожности. – Это покрыто тайной. С рождения нам вдалбливают мысль, что это великая тайна, что обсуждать это между собой нельзя. Кроме того, такое преображение, – она поморщилась, – считается почетным.

– Как почетным? Почему же тогда они трудятся в подвалах, словно прокаженные?

– Возможно, не все там по принуждению, как мы с тобой. Кто-то соглашается на это добровольно.

– А ты?.. За что тебя туда сослали?

Вот, значит, какая мне уготована участь? Превратиться в уродину? Кто-то планирует ставить на мне опыты? Я потрясенно уставилась в пол, не веря тому, что услышала, пока не поняла, что Светлана продолжает рассказывать.

– … главному…

– Что? Извини, я отвлеклась. Что ты сказала?

– Я сказала, что подошла к самому главному, – недовольно пробурчала она.

– Так это еще не все?

– Ну, всего я тебе и не смогу рассказать, потому что не знаю. Так вот, красивых женщин, как ты понимаешь, у нас очень мало. Все они – собственность совета. Причем отбирают туда самых красивых. Но! – она подняла вверх указательный палец. – Не знаю, что хуже, оказаться уродиной, но свободной, или превратиться в вечную рабыню какого-нибудь выскочки? Меня выбрали в ублажительницы, но, видно, я чем-то не угодила господину, раз он отправил меня сюда, да еще и из колонии выслал, – она злобно скривила лицо.

Я смотрела на Светлану и понимала, что рассказала она мне не все про себя. Собственно, подробности ее личной жизни меня мало интересовали. Гораздо важнее было выяснить, что же ожидает меня завтра.

– Значит, завтра мне предстоит отправиться на опыты?

Так стало грустно, что опять захотелось плакать.

– Честно говоря, я вообще не понимаю, что ты тут делаешь? И зачем тебя приволокли из другого мира? Зачем заставили работать? И почему с тобой возится господин? – Светлана с любопытством принялась меня разглядывать. – Я бы не сказала, что ты – суперкрасавица. Симпатичная, это да, но на роль ублажительницы явно не годишься. Наверное, завтра тебе предстоит пройти через процедуру очищения, а потом посвятить себя почетной миссии женщины, для которой мы все рождаемся…

– Что значит, процедуру очищения?

Слово «очищения» показалось мне страшным.

– Ну… процедура эта не из приятных, но, ничего, потерпишь. Тебя разденут, привяжут к столбу и выставят на всеобщее обозрение верхушки, – равнодушно поясняла Светлана, а на моей голове волосы зашевелились от ужаса. – И тут есть один приятный для тебя момент, – она хитро улыбнулась.

– Какой? – перестав дышать, спросила я.

– Тебя может выкупить кто-нибудь из верхушки, если ты ему понравишься. Хотя… – она опять скептически окинула меня взглядом. – Нет. Вряд ли…

Больше никаких вопросов я задавать не стала. С трудом поблагодарила словоохотливую Светлану и побрела в свою комнату. Лучше бы я умерла вместо Витали, пронеслась в голове мысль. Я не вынесу того, что мне предстоит завтра.

В коридоре, как обычно в это время, было темно до такой степени, что, как только дверь в комнату Светланы захлопнулась, мне пришлось коснуться стенки и идти вдоль нее, считая двери. Моя должна быть восьмая после двери Светланы. Двигаться я старалась бесшумно, и с каждым шагом мне становилось все страшнее. Темнота и раньше не была моим другом, а сейчас так и вовсе мерещилось, что в ней кто-то прячется и следит за мной.

Когда осталось сделать всего пару шагов, на моем пути выросла преграда. Сначала я врезалась в чье-то тело, а потом передо мной засветились два глаза, да так близко, что в первый момент я зажмурилась.

– Филипп? – прошептала я, чувствуя как дрожит голос.

Ну что за шуточки? И что же мне теперь будет за то, что покинула комнату ночью?

Додумать мысль или сказать что-то еще я не успела – горячие губы накрыли мои, а чьи-то руки прижали меня к крепкому телу с твердыми мышцами.

Отвечать на этот безумный поцелуй не собиралась и забилась в руках насильника, кем бы он ни был. Сама себе в этот момент напомнила больную на голову птицу. Впрочем, соображала я настолько плохо, что не понимала уже, что делаю. Молча колотила руками и ногами, куда попадала, лишь бы вырваться из этих тисков. И сразу же обмякла, хватая ртом воздух, когда его руки сомкнулись на моей шее и сжали ее. Голос Филиппа произнес:

– Стой спокойно, иначе удавлю! – и такая угроза в нем слышалась, что я поверила. Да он ненормальный! И несмотря на то, что в последние дни мечтала о смерти, сейчас отчего-то стало настолько страшно, что я невольно подчинилась.

Губы его терзали мои бесконечно долго, силой заставляя отвечать на поцелуй. Руки его шарили по моему телу, и по характерной выпуклости внизу, к которой меня прижимали, я понимала, насколько он возбужден. Мне же становилось все противнее, стоило только осознать, что под его натиском невольно возбуждаюсь сама, ненавидя не только его в этот момент всей душой, но и себя. И когда мысль, что так не должно быть, заполнила собой сознание, вытесняя все остальные мысли, я его ударила. Коленом по той самой выпуклости, вложив в удар все силы. А потом я рванула, когда поняла, что меня не держат и расслышала рядом приглушенный стон.

Забежав в свою комнату, я прижалась к двери спиной, отчетливо понимая, что если он последует за мной, то ждет меня верная смерть. Но секунды текли, а ничего не происходило. Какое-то время я прислушивалась к тишине за дверью, пока не осознала, что на эту ночь меня оставили в покое. Что ждет меня в последующие ночи, боялась даже предположить.

Глава 8

Я вошла в зал, по периметру заполненный людьми. Не сразу поняла, что там одни мужчины – все одинаково красивые и надменные. Сколько же их тут, сотня, тысяча?..

Это был тот самый зал с полукругом из кафедр в центре, который я уже видела однажды. Полна горница людей, – крутилось в воспаленном мозгу. Людей ли?

Ноги отказывались подчиняться. Если бы не рука Филиппа, идущего рядом, я бы, наверное, упала, как подкошенная, и не смогла бы подняться. Страх мешал передвигаться. Мне казалось, что плыву в тумане, откуда выныривают какие-то лица. На самом деле туманом была моя голова, а лица выныривали, когда я бросала взгляд на кого-нибудь.

Полна горница людей, полна горница людей… – как заведенная повторяла я про себя. Только это и не давало мне потерять сознание.

Филипп подвел меня к кафедрам. За всеми, кроме одной слева от центральной позолоченной, стояли люди – мужчины. Каково же было мое удивление, на которое я только была способна в тот момент, когда пустующую кафедру занял Филипп, оставив меня стоять одну под взглядами неизвестно скольких пар глаз. Он тоже превратился в зрителя, и эта мысль резанула меня по сердцу острым ножом. Так стало противно, что я даже немного пришла в себя. Наверное, я привыкла к нему, к тому, что он рядом. Несмотря на все странности в его поведении, все то непонятное, что творилось по ночам по его вине, здесь, в совершенно чужом и враждебном для меня месте, я невольно воспринимала его, как единственного почти родного человека. И только сейчас я отчетливо поняла, что он ничем не отличается от всех остальных. Больше того, похоже, он один из тех, кто является законодателем всего.

Я так разозлилась, что не расслышала слов, обращенных ко мне. Стояла и буравила взглядом пол, пока говоривший не повторил громче:

– Фаина Раневская, я вообще-то к вам обращаюсь!

Я подняла голову и первое, что увидела, сердитый взгляд Филиппа. Видно было, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не обругать меня.

– Фаина Раневская, – вновь заговорил мужчина за самой главной и парадной кафедрой, – согласны ли вы, что заслуженно получили три предупреждения?

Нет, не согласна, уже собралась ответить я, как заметила легкий кивок Филиппа, намекающий на положительный ответ.

– Ну, наверное… не знаю… – промямлила я, поняв, что язык совершенно не слушается, словно я резко разучилась говорить.

– Что? Вас не слышно!

Я снова посмотрела на Филиппа, и он опять слегка кивнул.

– Согласна, – чуть громче и внятнее ответила.

– Известно ли вам, что следует за тремя предупреждениями?

Я смотрела на него во все глаза. Этот престарелый красавчик требует, чтобы я выпрашивала себе наказание?! Они тут все сумасшедшие, мелькнуло в голове. У Филиппа опять начался нервный тик. Он несколько раз подряд еле кивнул, отчего казалось, что его голова мелко затряслась.

Злость придала мне храбрости. Я выпрямила спину и громко произнесла:

– Мне известно, что согласно вашим правилам, за тремя предупреждениями следует наказание.

Голос мой эхом прокатился по залу, а потом замер где-то за его пределами. Повисла неестественная тишина, пока самый главный не заговорил снова:

– По нашим правилам, избежать наказания может тот, за кого лично вступается член верховного совета. Вам повезло, мой первый советник берет вас в ублажительницы. Теперь вы становитесь его собственностью.

По залу пробежал ропот неудовольствия, но глава совета прервал его громким стуком молотка, наподобие судейского. Я не знала, радоваться мне или биться в истерике. С одной стороны, я избежала позора, с другой – стала рабыней. Я перевела взгляд на Филиппа, пытаясь определить, о чем он сейчас думает. Его лицо не выражало ничего, кроме строгой сосредоточенности.

– Советник, – обратился глава к Филиппу. – Проводи ее в свои покои и возвращайся.

Филипп сошел с кафедры, и под сотнями недовольных взглядов мы двинулись на выход.

– Значит, теперь я твоя рабыня? – угрюмо поинтересовалась я, когда мы покинули зал.

– Поверь мне, это не самое худшее, что могло с тобой случиться.

Филипп шел так быстро, что я едва за ним поспевала. Миновав длинный коридор, мы вошли в лифт и стремительно понеслись вверх. Очень скоро лифт остановился, и мы оказались в огромном холле круглой формы.

– Это моя квартира. Осваивайся пока тут, а я вернусь позже.

Пока я осматривалась по сторонам, Филипп уехал.

Ничего себе хоромы! Я даже присвистнула. Только холл по размерам не сильно уступал залу, из которого я недавно вышла. А я еще не видела всего остального, куда вели несколько дверей из холла.

Широкие грани колонн были покрыты зеркалами. В каждом из них отражалась я. Рассматривая себя издалека, я испытала непреодолимую потребность подойти ближе. Как же давно я не видела собственного отражения. В первый момент даже не узнала себя. Я и забыла, какая бледная у меня кожа на лице, почти синюшная. Под глазами залегли круги. Волосы, которыми я так гордилась, утратили блеск и свисали тусклыми прядями. Довершал картину мешковатый халат, делающий фигуру худой до измождения. И это я? Почему-то представила себя рядом с красавцем Филиппом и почувствовала самый настоящий приступ дурноты.

Я присела на один из многочисленных диванов, установленных в простенках между дверями по всему диаметру холла. Интересно, для чего может служить такая большая и бесполезная с функциональной точки зрения комната? Для празднования банкетов? Слабо представляла себе Филиппа в роли гостеприимного хозяина. В голове родилась картинка, как холл наполняется разодетыми гостями, звучит музыка, между гостями снуют официанты с подносами. Почему-то подумалось, что это Новый год, и повсюду красуются гирлянды, а в центре холла возвышается огромная елка с яркой звездой на макушке.

Я прилегла на диван и закрыла глаза, чтобы лучше мечталось. Видно стресс сыграл свою роль, и мне не хотелось двигаться, что-то делать… Хотелось просто помечтать, как любила делать это дома перед сном, в те времена, когда все еще было хорошо.

Какой сейчас месяц? Наверное, конец ноября и скоро начнется декабрь, который я так любила… раньше. А потом Новый год и хлопоты с подарками, с приготовлениями. На работе запарка, как всегда в конце года. Походы по магазинам с Раей, выбор подарков ее многочисленной родне. А я ищу Витальке что-нибудь необычное, интересное и нужное. В прошлом году я подарила ему шлем, стоил он целое состояние. Зато радовался Виталя, как ребенок, когда нашел подарок под елкой.

По щекам заструились слезы. Я чувствовала, как они стекают по вискам и теряются в волосах. Прости, Виталь, что не уберегла тебя, что позволила умереть и оставить меня одну.

Филипп, одетый в торжественный фрак, приглашает на танец красивую девушку в белом бальном платье, вышитом жемчугом. Он прижимает ее к себе и кружит по залу среди других танцующих пар…

Я понимала, что засыпаю и нахожусь на грани между сном и явью. Это было такое странное и приятное ощущение, когда ты перестаешь быть хозяином собственных мыслей, и бороться с ним не хочется.

Девушка улыбается ему, а он смотрит на нее с любовью, не обращая внимания на окружающих их людей. Для них не существует никого вокруг, они живут друг другом. Он наклоняется и целует ее, поцелуй длится бесконечно долго. Я смотрю на них и понимаю, что мечтаю оказаться на ее месте. Я грежу этим поцелуем, который она украла у меня. С самой первой нашей встречи мне не дает покоя мысль, какие у него губы, что чувствуешь, когда он прижимается ими к твоим? Или я все же знаю, какие они у него? Ведь это же он целовал меня ночью, хоть я этого и не желала! Он ли?.. Я не знаю, ничего не знаю, потому что тут творятся странные вещи, в которых я невольно принимаю участие. Меня окружают уродливые женщины и красивые мужчины. И все они сумасшедшие! Или это я, все же, сошла с ума, и живу в нереальном иллюзорном мире?..

Но эта девушка, что сейчас Филипп держит в объятьях, она – не я. Меня вообще здесь нет, а есть она. Она хозяйка праздника и она хозяйка его сердца…

Сквозь дрему я слышу какой-то звук. Точно знаю, что он не из моего сна, но глаза не слушаются, они продолжают оставаться закрытыми. Им до дрожи волнитель видеть явную страсть, что зарождается сейчас во взглядах танцующих мужчины и женщины. Вот он отрывается от ее губ и берет за руку. Она послушно идет за ним, и они скрываются за одной из дверей…

Я открыла глаза, все еще находясь во власти эротических фантазий. Филипп стоял рядом с диваном и рассматривал меня спящую. Мне казалось, что прошло несколько минут, но, видно, спала я намного дольше, раз собрание уже закончилось. Почему-то эта мысль меня напугала, и я слишком резко вскочила с дивана. Неожиданно закружилась голова, и я чуть не упала, не обхвати меня Филипп за талию.

Он не торопился отпускать меня, лишь сильнее прижал к себе. Я чувствовала его мускулистое тело и видела губы. Вот они, совсем близко. Стоит только сделать движение навстречу, и я прижмусь к ним своими. Но он же враг! Ведь он виноват во всем, что происходит со мной в последнее время.

Я перевела взгляд на его глаза. Кажется мне, или они стали еще чернее? Неужели он тоже испытывает желание поцеловать меня? Но я не могу… Это желание из разряда неосуществимых, я должна бороться с ним!

– Отпусти меня, – тихо, но четко выговорила я.

Филипп тут же убрал руки, но не торопился отходить от меня. Я наблюдала, как глаза его заволакивает ледяная дымка, и чувствовала, как сердце щемит от непонятной тоски.

– Ты моя собственность, и я вправе делать с тобой все, что захочу, – в голосе Филиппа звучала угроза. – Я мог бы взять тебя силой, принудить быть ласковой со мной. Поверь мне, для этого я располагаю всеми средствами. И ты никому не смогла бы пожаловаться.

– Так в чем проблема?! – с вызовом ответила я. Откуда только взялась эта храбрость, когда в душе я замирала от страха перед его словами, а больше всего взглядом. – Давай, действуй!

– А зачем мне это? – на лице Филиппа проступила явная брезгливость. – Я не привык брать женщин силой. И у меня нет в них недостатка.

Он отошел от меня недалеко, а я почувствовала, как задышала свободнее. Отчетливо поняла, что рядом с ним не могу толком дышать, что-то внутри сжималось, препятствуя циркуляции воздуха.

– С завтрашнего дня ты продолжишь работать. Вечерние процедуры тоже не отменяются, – равнодушно пояснял Филипп, не глядя больше на меня. – Ничего в твоей жизни не поменяется, кроме места проживания. Пойдем, я покажу тебе твою комнату.

Я поплелась за ним, стараясь не показывать, насколько мне паршиво. Сама не понимала, что со мной? Как можно одного человека так сильно ненавидеть и хотеть одновременно? Пройдет ли это когда-нибудь? Или тот факт, что теперь мы вынуждены жить вместе, усугубит мое состояние?

Филипп толкнул одну из дверей, и я замерла на пороге, не веря глазам. Это был самый настоящий сад, с живыми растениями. Они были повсюду, даже стены увивала зелень. Я и в реальной-то жизни никогда не встречала подобного буйства красок, собранных в одном месте. Тут росли даже карликовые деревья, и некоторые из них сейчас цвели. А посреди всего этого великолепия стояла кровать. Сон на природе! Не хватало только щебета птиц и дуновения ветерка, чтобы почувствовать себя на воле.

– Но как?.. – я во все глаза смотрела на Филиппа, не в силах скрыть восторг. – Как это все может быть здесь?

– Очень просто, – равнодушно пожал он плечами. – Я создал условия, приближенные к естественным. Свет, воздух… А дальше природа взяла свое.

Тут было так светло, казалось, вот сейчас из-за тучки выглянет солнце.

– Это… очень красиво, – я посмотрела на Филиппа и первый раз испытала чувство настоящей благодарности. – Спасибо!

– Не за что, – он мельком взглянул на меня и тут же отвернулся. Но я успела заметить признаки смущения на его лице.

Филипп показал мне еще, где находится ванная размером с небольшое футбольное поле и столовая, где я буду завтракать и ужинать.

Когда он ушел, я поспешила в свою комнату-сад, не терпелось побродить между растениями, потрогать их руками, вдохнуть волнующих запахов жизни. Я удивлялась этим чудесным созданиям, они умудрялись пахнуть даже в неволи.

Заглянув в платяной шкаф, я с мрачным удовлетворением подметила, что гардероб мой пополнился разнообразием халатов неизменного зеленого цвета. Ну хоть этот мешок можно выбросить, оглядела я свой «наряд».

Филипп не появлялся до самого вечера, пока не пришло время отправляться на обследование. Вернее, пришел он загодя, чтобы мы успели поужинать. В столовой меня ожидало еще одно откровение, которые, я думала, на сегодня закончены. Я увидела сразу трех красивых девушек, не считая Светланы. Они были одеты в неизменные зеленые халаты, правда гораздо более изысканных фасонов, даже кокетливых, вроде тех, что висели в моем шкафу, и один из которых я выбрала на сегодняшний вечер. Девушки по очереди подносили нам блюда и меняли их на столе. Я наконец-то узнала, кто пользуется коктейльными палочками, которых я скрутила, наверное, уже миллион. Эти черные трубочки равнодушно выглядывали из высоких бокалов с какими-то напитками. Вот тут я взбесилась по-настоящему. Схватила одну из них и бросила на стол, разве что не сломала. Пить через нее точно не собиралась. Филипп насмешливо наблюдал за моими манипуляциями.