Kitabı oku: «Его Величество Змееныш», sayfa 2
4. Вагоноужаватый
«Как в руках разбойник – он всегда тебе друг, а как отпустишь – снова с ним наплачешься.» Русские народные сказки
Дядя-Слава-таксист никогда не опаздывал. Ева знала его много лет, а молчаливые поездки от поезда до избушки в лесу и обратно давно стали их общей традицией. Старый оборотень бросил цепкий взгляд на Змеёныша и поморщился. Тот презрительно отвернулся, но, выйдя из УАЗа, древнего, как кости мамонта, мальчишка подчёркнуто долго отряхивал свой пуховик от невидимой грязи и корчил брезгливые рожи.
Засранец.
На железнодорожный вокзал при станции Княжпогост, стоящий недалеко от северного городка со звучным названием Емва, они прибыли за два часа до прибытия поезда «Воркута-Санкт-Петербург».
Обратный билет себе Ева купила ещё по дороге сюда, и вдруг оказалось внезапно, что поезд практически пуст. Купить место в том же купе им никакого труда не составило, хотя девушка даже понять не успела, когда этот поганец успел подсмотреть номер её вагона. И зачем ехать с ней рядом? Так само получилось.
Илья благополучно пропустил мимо ушей её краткий рассказ о случившемся с ним ритуале. Очевидно, решил, что косплейщица ненормальная задвигает подобную ересь исключительно из намерения приобщить богатенького придурка к их захватывающей ролевой игре.
А ведь она честно пыталась. Вкратце даже ему рассказала главные принципы всех ритуалов служения. Ну те, о которых сама что-то помнила. Она никогда особенно не увлекалась этим скучным разделом ритуалистики. Слуги, оруженосцы, рабы. Тьфу. Ну что же, теперь совесть Евы чиста. И руки умыты по самые локти…
Всю дорогу, а в поезде ехали они чуть больше суток, он мрачно хмурился и, читая входящие сообщения, с каждой минутой всё больше мрачнел. Даже бабушкины удивительные пирожки, ароматные, вкусные, маленькие, на один укус, не радовали Змеёныша. Время от времени они словно сами выныривали из большого берестяного короба, вручённого ему лично в руки. Чай в гранёных стаканах, уютно позвякивающих фирменными подстаканниками, его тоже не радовал.
– Дома отшлёпают? – прозвучало с сарказмом.
– Хорошо, если голову не оторвут… – чувство юмора подводило Змеёныша.
Он взъерошил остатки модной причёски, натянул на лоб купленный в станционном ларьке тонкий стальной ободок и вновь пригорюнился.
– Ну да, – унывать Ева не любила. – Если бы мой сыночек по пьянке вдруг рванул в мухосрань, я бы его точно выпорола. Жопой клянусь.
– Ты сначала роди сына, женщина, – огрызнулся вяло Илья. – А потом ещё вырасти.
Они так и ехали всю дорогу вдвоём в абсолютно пустом вагоне, но в одном почему-то купе. Вагоновожатая сделала понимающий вид, попыталась ими втюхать презервативы, а потом ещё долго прислушивалась, стоя недалеко от двери их купе.
Вот что людям неймётся?
Змеёныш опять удивил. Молчать он умел удивительно чутко. Его безмолвие не напрягало, напротив. Уже приближаясь к финалу их общего пути, Ева вдруг с удивлением ощутила некий всплеск благодарности. В дороге она сладко выспалась, отдохнула, отъелась и бурлила кипучей энергией. Илья даже чай умудрялся носить вовремя и ненавязчиво.
Как у него получалось быть одновременно надменным придурком и совершенно её не стесняющим, комфортным соседом?
Проснувшись вдруг ночью от долгого вздоха вставшего на промежуточной станции поезда, Ева долго рассматривала лицо спавшего крепко Змеёныша.
Странный он. Совершенно точно запоминающийся. Во сне снова хмурился, тихо постанывал, закусив пухлую нижнюю губу.
Ева ещё отстранённо подумала: целовался Илья, наверняка, уже много раз. И знает толк в этом деле, не то… От этой глупости неуместной она вдруг разозлилась. Хорошо ему. Фыркнула и развернулась к проходу спиной, закрывая глаза.
Ничего. Скоро ему поплохеет и крепко.
Обычные люди редко сталкивались с магическими ритуалами, да ещё и так криво исполненными. В академии Ева не отличалась особым усердием, но основные магические постулаты всем студентам вбивались в сознание очень крепко.
И один из главнейших гласил: в ритуалистике крайне важны все детали. Каждое произнесённое слово, каждый вздох. Фаза луны, направление ветра, астральное время. Важны даже расцветка и возраст мышей, что шуршали под полом во время произнесения ритуального заклинания!
А Ева с трудом даже вспоминала произошедшее. Перед глазами лишь ярко стояла фигура Змеёныша, до мельчайших подробностей освещённая беспощадным январским солнцем и приласканная клубами белого пара.
В ту минуту она лишь успела подумать, что не так он и страшен. Невзирая на мальчишескую, щенячью даже нескладность.
Перспективное телосложение. Широченные плечи, узлы тугих сухих мышц, часто свойственных легкоатлетам. Рельефные узкие бёдра, длинные мускулистые ноги. Безволосая кожа и… всё остальное. Никогда ещё Ева не видела голых мужчин. Грех не взглянуть, говоря откровенно. Из мыслей теперь бы ещё как-то вытравить эту картину.
Даже падал он гибко. Красиво. Только орал очень громко и неприлично. А промолчал бы Змеёныш и не вляпался бы в ритуал! Слово-то какое противное: «вляпался», как будто в то самое. Хотя, так и есть. Древние ритуалы ни к чему хорошему никого ещё не приводили.
Особенно проведённые так безобразно. Уж Ева-то знала.
Перевернулась на спину и тяжко вздохнула. Яркие всполохи света станционных фонарей зажигались и медленно плыли по стенам и полкам. Запах поезда, шумное дыхание локомотива, стук железных колёс. За годы вынужденных поездок Ева успела привыкнуть к ночёвкам на жёстких дерматиновых полках купе. К шерстяным одеялам и твёрдым подушкам. К валикам полосатых матрасов.
Когда это закончится? Протянув руку, из косметички под боком вытащила крохотное круглое зеркальце.
Украшающий артефакт тонкий орнамент серебряной оправы местами давно уже стёрся. Тёмное стёклышко зеркала поначалу отражало лишь глухую вагонную темноту. Потом там мелькнуло довольно скуластое, но в целом вполне симпатичное девичье личико. Красавицей себя Ева никогда не считала. Но внешность к проблемам в её личной жизни отношения не имела.
Если бы не та история, что её заставляла терять столько времени на поездки в забытую Богом избушку в лесу… Да уж. В деле «вляпывания» в древние ритуалы она может дать Илье Змееву сто очков. Его приключение продлится лишь год, а вот Ева…
Отражение в зеркальце потемнело, по узору его тонкой рамки пробежали знакомые белые искры, похожие чем-то на иней. Девушка вздрогнула. Сколько лет уж прошло, а она всё никак не привыкнет. В центре зеркального круга загорелась крохотная звезда. Невероятно далёкая, не особенно яркая, она словно бы завораживала своим льдистым светом. Значит, он всё ещё жив. Ничегошеньки не изменилось, и лучше ей даже надежд не питать. Ну что же… упорства не занимать Еве Дивиной.
Тяжко вздохнула и дунула на артефакт. Зеркальце тут же погасло, словно и не было тайного знака. Теперь в нём отражалось бледное и испуганное лицо с глазами, полными слёз, с закушенной от чего-то до крови губой и растрёпанными волосами.
– Что-то приснилось? – тихий голос Ильи прозвучал так внезапно, что Ева едва не свалилась в проход между полками.
– А? – громко спросила, продемонстрировав чудеса сообразительности.
Быстро опомнившись, сунула зеркальце в косметичку и натянула на плечи сползающее одеяло. – Я… я замёрзла во сне.
Тихий вздох. И спустя пару секунд ей вдруг резко стало теплее. Нос высунув из-за подушки, Ева вдруг обнаружила, что поверх одеяла укрыта длинным и дутым Змеевским пуховиком.
– Ей! Зачем? Мне не нужно! – барахтаясь в одеяле, Ева попыталась стащить с себя эту нежданную помощь.
– Женщина! – прозвучало устало. – Я терпеть не могу, когда рядом не спят. И до слёз замерзают.
Завёрнутый в белую простыню он стоял рядом в проходе. Взъерошенный, сонный и неожиданно высокий. В темноте купе его лица не было видно. И как он успел заметить её слёзы?
– Я испачкать могу его, – не очень убедительно прозвучало.
– Пачкай, – милостиво разрешил Змеев, укладываясь обратно.
Двигался он совершенно беззвучно и гибко. Интересно, каким видом спорта занимаются мальчики из богатых семей? Чем-нибудь экзотическим.
С этими странными мыслями убаюканная мягким теплом и ароматами дорогого мужского парфюма, исходящими от неожиданно-тёплого покрывала Ева тихонько уснула…
Проснулась от запаха свежей выпечки и яркого света включённых светильников.
– Тебе если нужно в туалет, то самое время вставать, – над головой прозвучало невозмутимое. – Потом его просто закроют. Через час приезжаем.
– Что?! – Ева так удивилась, что даже подпрыгнула, лбом больно шарахнувшись о верхнюю полку.
К слову, Змеев ещё вчера предлагал убрать обе верхние полки. И почему она заупрямилась? Из чувства чистейшего противоречия. Даже что-то ему на ходу сочинила про фобию. Дура.
– Ты всё проспала, женщина. Чай уже остывает, кофе тут не добыть, карточки не принимают. Я в Череповце добыл пирожков и уже съел их почти.
– Мы где? – Ева выползла из постели, всё ещё ничего не понимая.
– Между Павлово и Волховстроем.
Он вдруг перехватил её ноги, обтянутые лосинами, и осторожно поставил их в тапочки, лежавшие на полу.
– Тапочки прикупил вот себе, на память. А то ведь никто не поверит.
На войлочных тапочках странного вида красовалась яркая вышивка: «Воркута».
– Я сколько спала? – тупо таращась на тапочки, Ева всё-таки встала, пытаясь нашарить на верхней полке толстовку.
– Тринадцать часов сорок восемь минут.
Илья встал, и секунду спустя Еве всунули в руку искомое. А потом косметичку. Купейная дверь тихо раздвинулась, и, всё ещё глупо моргая, она оказалась в коридоре вагона. Это её так невежливо выпроводили из купе?
Минут пять Ева пялилась на гладкую стенку вагона. Потом, наконец-то очнувшись, развернулась назад, раздвигая купейные двери одним резким рывком. Она мысленно ожидала застать Змеева за преступлением. Наверняка он там шарит в её рюкзаке или ест пирожки, или … Додумать она не успела.
Застала. Он нагло в проходе висел, опираясь на верхние полки руками и быстро подтягивался. Или отжимался? Руки сгибал, не касаясь пола ногами. Сосредоточенно так, энергично.
Тьфу ты.
Дверь закрывать Ева не стала, пусть знает: доверия Змееву никакого. Но, когда она, горделиво задрав подбородок, удалилась в свободный пока туалет, неуклюже шлёпая тапочками по вагонной дорожке, он только громко фыркнул ей вслед.
Странный он всё-таки, этот Змеев.
5. Впустишь?
“– А я, – упрямо сказал Страшила, – всё-таки предпочитаю мозги: когда нет мозгов, сердце ни к чему.” Н. Волков “Волшебник Изумрудного города”
Прощание на вокзале вышло неловким и скомканным. Испытав целый букет отвратительных чувств и эмоций, Ева всё же заставила Змеева записать её адрес и телефон. Этот гадёныш так выразительно морщился, как будто к нему приставала малолетняя и назойливая поклонница. Или, хуже того, очень дальняя родственница, великовозрастная и безобразная, как драцена в их магической лаборатории.
Зато теперь Евина совесть спокойна. Почти.
Этот ребёнок ей всё-таки не поверил, и укорять его было трудно. Проводив долгим взглядом Илью, уверенно, как деревенский петух шагавшего к выходу на привокзальную площадь, Ева пожала плечами. Глупый или наивный? Обычный. Когда-то она точно так же не верила… Свою голову всем не приделаешь.
Подхватила тяжёлую сумку, закинула на плечо и двинулась в сторону входа в метро. Простые смертные пользуются общедоступными благами цивилизации и на такси не раскатывают.
Время вечернее, ей ещё нужно успеть ещё на кафедру заскочить, забрать тезисы конференции, которые Пашка упорно отказывался присылать ей на мыло. Ортодокс, негодяй, ретроград и всесильное сиятельное начальство. Если ей повезёт, она сможет застать эту неуловимую, как кафедральное привидение, сволочь. Ева тогда плотно к стенке прижмёт свою жертву и смочит обильной слезой его лабораторный халат. Канин-младший жилетов и прочих влагоприёмников не носил, к великому сожалению всех лаборанток, обожавших завкафа.
Но Ева не все. Она исключительно жалкое исключение. И поводов для начальственного сочувствия у неё накопилось достаточно. Она снова скаталась в глушь, далёкую, как горизонты Сибири, абсолютно бессмысленно и безрезультатно. Даже морального удовлетворения ей поиски не принесли. Легендарную Трою найти было проще. Ещё и в подоле Змеёныша притащила…
Жуть, кошмар и могила.
Факультет встретил гулкими сумерками непривычно-пустых коридоров, заспанным мрачным охранником и пугающей тишиной.
Спуск на кафедру, темнота коридора, поворот в сторону главной лаборатории кафедры Исследования естественной магической среды. Ключ привычно болтался в кармане, но, потянувшись за ним, Ева вдруг замерла. Её что-то остановило, как будто невидимая рука придержала. Затаила дыхание и, чутко прислушавшись, прикоснулась ладонью к высокой двери. Слои белой краски, наложенные многими поколениями маляров, словно натянутая мембрана, отозвались вибрацией.
В лаборатории кто-то был. И этот загадочный некто весьма вот прямо сейчас темпераментно выяснял отношения с не менее громким своим собеседником.
Пылкое действо бурлило за пологом магического безмолвия, но силой могучего духа и прочей магической дурью забывшиеся оппоненты его пробивали нещадно.
До слуха Евы доносились отдельные громкие звуки, вылетающие, как мелкие мошки сквозь крупную антимоскитную сетку.
– В…. о …. ого…. ы… е… и… вос…ать, ы… …осто Спрятался! – орал явно Канин.
Ева дрогнула. Она никогда прежде не слышала Пашу кричащим. Великий ведун, верещавший, как мартовский кот на балконе многоэтажки? Дайте ей это расслышать.
– А … о…. ать…. е…. она… мертная! – голосом низким и бархатным рычал на него наглый некто.
Наглый настолько, что позволял себе неуважительно возражать самому Павлу Канину-младшему.
– …ы….ешь…я…. трус! – Пашка не унимался.
– Эт… …ация… е… может …о …мать! – его собеседник отчаянно не соглашался.
– … ы… ..осто… …ссыкло! – свято соблюдая кодекс Света, её сиятельное начальство не позволяло себе нецензурную лексику никогда.
– Снял бы ты, Паша, пальто своё белое и вокруг оглянулся! Глядишь, и помягче людей бы судил, – раздалось вдруг усталое рядом.
Ева судорожно оглянулась и поспешно отступила в тень поворота. Ну их, эти тезисы. Завтра заскочит ещё раз, благо, двадцать минут вялым шагом от дома до кафедры. Рывком опустилась вдруг ручка двери, и, судорожно пригнувшись, Ева стремительно, не оглядываясь, рванула направо по коридору.
Иногда любопытство – смертельно-опасная опция. Что-то её в этом загадочном диалоге напрягало. Как и в невидимом госте лаборатории. Даже сквозь дверь ощущалась волна его силы. Так чувствуются бессмертные, а от них всегда нужно держаться подальше. Лучше вообще их не знать. Многие знания – многие беды.
Задумчиво проковыляв мимо охраны к двери факультета, Ева вдруг вспомнила, что в холодильнике пусто. Там даже мыши не вешались больше. И дома, наверняка, очень холодно, ведь древние, как весь этот мир, литые чугунные батареи топили едва, а за длительное отсутствие хозяйки с электрическим обогревателем квартира и вовсе выстыла.
Ещё накануне отъезда слив стиральной машины забился, а почистить она не успела, и теперь он засох, превратившись в кусок мерзкой субстанции поплотнее гудрона.
И кофе остался паршивенький комковатый, с запахом жареных желудей, но зато растворимый. Если пить его без молока и без сахара, то утром случится изжога.
Всё это обдумав, по дороге домой Ева зашла в крохотный зоомагазин, купив корм для рыбок, потом заглянула в булочную, забрала подсохшие утренние круассаны по скидке и просроченные концентрированные сливки.
Поездки в сторону Воркуты подтачивали её скромные аспирантские сбережения и всерьёз, и надолго.
До зарплаты ещё предстоит дотянуть, благо, праздники не бесконечны, а подарки дарить Еве некому. Завтра утром сгоняет на рынок, там в проверенном месте по скидке прикупит несколько килограмм замороженных фрикаделек. Этих нехитрых запасов девушке хватит на месяц, а на работе её кормят по социалке, за счёт Универа. Да и Пашка не даст сдохнуть с голоду, он, как все ведуны, очень запасливый.
Успешно проделав задуманное, Ева вошла в тёмный подъезд, встретилась с крохотным лифтом на двух человек, чудом впихнутым между лестничными пролётами старого дома. Пять минут грохота, и её встретила чёрная дверь, обтянутая потрескавшимся дерматином.
Тусклый глазок щурился подслеповато, а внушительного размера замочная скважина походила на приоткрытый от удивления рот. В такие подглядывать очень удобно. И очень опасно. Получить спицей в глаз можно запросто.
Ева поставила сумку на коврик, предварительно плюнув три раза через левое плечо, свою дверь перекрестила размашисто и трижды ей поклонилась. Со стороны это выглядело эпично: девушка в длинной клетчатой юбке, короткой потёртой шубейке, с расписным ярким платком, повязанным на голове благочинно, себя осеняет крестными знамениями и бьёт поясные поклоны.
Ляпота. Особенно, если не ведать, что Ева так разом снимает цепкую сеть замысловатых и мощных защитных плетений. Пашке спасибо, он – мастер, научил её сложным премудростям ведьминских заклинаний. Если кто вдруг решит к ней залезть, то получит свои двести двадцать разрядом и сотрясение мозга в придачу. Только кому придёт в голову взламывать её дверь? По одному только внешнему виду понятно, что ловить за ней нечего…
Дверь приветливо открылась, впуская хозяйку в тусклые сумерки коридора. Лампочка, висевшая где-то в недосягаемой темноте потолка, давно уже перегорела. Даже с высокой стремянкой Ева сама никогда не долезет её заменить, а начальство просить как-то неловко. Пашка и так с ней носился, как с писаной торбой.
Холодрыга какая…
Врубив на ходу электрический обогреватель, девушка бросила сумку и, не разуваясь, потопала прямо на кухню. Самое тёплое место в её гулкой и полупустой двухкомнатной квартире встретило Еву удушливой вонью протухшего мусорного ведра. И что там могло так вонять?
Бросив на стол пакет с круассанами, пачку ряженки и коробочку сливок она сжала зубы и носом нырнула в высокую горловину водолазки. Запретив себе даже мысленно выражаться и матушку неуважительно поминать, Ева вскарабкалась на подоконник и с огромным трудом отворила створку замызганной форточки. Форточка недовольно скрипнула, как будто разбуженная канарейка, и выдохнула прямо в лицо холодным порывом городских звуков и запахов.
Серые зимние сумерки за окном уже растворились в привычной для зимнего Питера темноте. В тёмно-сером дворе-колодце одинокие серые прохожие мрачно месили серый снег под тусклым светом серых подъездных светильников.
Депрессивненько так.
Ева громко вздохнула, бросила взгляд на аквариум на столе, ярко сиявший квадратом по центру стены. Правой рукой помахав его единственному жителю, левой она подхватила мусорное ведро и вдруг отчётливо поняла, что выносить его сил больше не было. Долгий путь через тёмный подъезд в жерло двора, потом через арку прохода в соседний колодец, где строем стоял ряд зелёных мусорных контейнеров, выглядел сейчас подвигом, равным геракловым.
Нет уж. На мускулистых героев она не похожа.
Зато у неё в ящике завалялся целый большущий рулон чёрных пакетов для мусора, и зловонная бомба массового поражения очень быстро была упакована в один из таких мусорных саванов.
Закончив грязное дело, Ева вернулась к столу, шлёпнула кнопку на стареньком электрическом чайнике, закинула свежий пакетик в свою любимую чашку, расписанную алыми рыбками и, поводив чутким носом, решила, что проветривание можно заканчивать.
Вонь сменилась запахами мёрзлого камня, гудрона, бензиновых выхлопов и табачного дыма. Рисковать своим сном, борясь до утра с наводнившим квартиру влажным уличным холодом, девушке не хотелось. Обогреватель один, и живёт этот монстр в коридоре. Единственная розетка в её жилой комнате не выдерживала темперамента старенького калорифера.
Ничего не поделать.
Ряженку убрала в недовольно бурчащий, как голодная старая злая собака, сиротливо-пустой холодильник. Лучше бы не убирала. Единственная и сиротливая пачка на полке выглядела укоряюще.
Ну и ладно, никто всё равно не увидит.
Давно пожелтевший от времени древний пластмассовый чайник решительно хрюкнул и выплюнул кнопку из крышки на стол.
Ева поймала несчастную кнопку, сунула в чайник обратно, плеснула бурлящего кипятка в недра чашки и только уж было решила присесть, как в дверь нерешительно вдруг постучали. Скорей, поскреблись.
Ева смотрела на чайный пакетик, медленно разбухающий на фарфоровом дне её чашки и продолжала сидеть за столом. Житель аквариума, выглянувший из-под коряги, смотрел на неё с укоризной.
Словно поняв, что хозяйка квартиры гостей принимать не настроена, нежданные гости воспользовались кнопкой тревоги. Так Ева впервые услышала звук своего дверного звонка. Он орал, как дворовая кошка, рукой живодёра зажатая между стальными дверями подъезда.
Пришлось подниматься с нагретого стула и, жадно прихлёбывая кипяток на ходу, вместе с чашкой ползти в коридор.
Кого там нелёгкая принесла на ночь глядя? Открывать девушка не боялась, выпускница магической академии в состоянии дать отпор пьяным соседям или даже бомжам.
Глазок её древней двери страдал старческим астигматизмом и показал лишь унылую тень на пороге. Драные яги, ну кто там такой ещё смелый? У неё рыбка не кормлена, чай с сухим круассаном не пит, и никто не поплачет над горькой судьбой Евы Дивиной!
Щёлкнула челюстью старенького замка, зло распахнула скрипучий портал деревянной двери и чуть не упала на коврик.
