Kitabı oku: «Пустая карта»

Пролог

– Так будет всегда? – Я обернулась, встречая его хмурый взгляд. – Ты такую жизнь мне предлагал – ждать тебя среди ночи от очередной любовницы?

– Даяна – просто друг, я тебе уже говорил.

– Друг… – усмехнулась, качая головой. – А ей повезло с тобой. Я тоже хочу друга, который бы по первому зову прибегал и потр*хивал меня. Удобно. Хорошо устроилась. Аж завидно.

– Не передёргивай. Ей нужна была помощь. Мне что, в стороне постоять надо было?

Это ощущение его внутреннего неприятия моих слов взбесило ещё больше и сделало больней.

– Да блин! Ты говорил, что у неё мужик есть, так пусть этот мужик и заботится о ней. Или это ты тоже мне на уши навешал?

– Оль, может, ты перестанешь себя накручивать. Давай сядем, и я спокойно тебе расскажу, что случилось на самом деле, а ты там уже решишь: верить мне или нет.

– Нет, – отрицательно веду головой, с горечью понимая, что снова налажала. На одни и те же грабли, бл*ть! Дура! – Сказок я в своей жизни однажды наслушалась, спасибо. Мне хватает того, что я вижу, Усманов.

– Да твою ж мать, Оль! Рус с Даянкой поссорились, там что-то такое произошло, что она едва таблеток не наглоталась. Что именно – я не понял, она не в том состоянии была, чтобы внятно объяснить.

– Ага, а ты плащ супермена надел и полетел. У тебя не синдром спасателя случаем?

– Да как хочешь это называй, суть не в этом.

– Суть в том, что у меня тоже есть свой триггер на измену мужиков – не перевариваю п*здеж! – произношу, смотря, как клубится злость в его зелёных глазах.

Мы замолкаем, глядя друг на друга, он ищет доводы и оправдание, а я… Я больше не ищу ничего, лишь тону в тонне едкого разочарования, снова. Прохожу мимо него и, подхватив свою сумку, направляюсь к двери. Я слышу, как он цедит сквозь зубы ругательство, но не останавливает меня, не старается задержать.

– Вещи завтра заберу, – бросаю, выходя из квартиры и закрывая за собой дверь.

Лифт, удар по кнопке, не поднимая головы, чтобы не смотреть в расположенное тут зеркало. Мне хватает ощущения боли, и я не хочу видеть ещё и её отражение в своих глазах.

И жили они недолго и несчастливо и умерли в разные дни. Сказок не бывает, а реальность та ещё сука.

Глава 1

– Это что? Телефонный номер твоего риэлтора? – Франц вскинул брови, когда я на его вопрос о цене моей новой квартиры просто черкнул цифры на листке и протянул ему.

– Цена, – произношу, откинувшись на спинку кресла и отпивая из чашки крепкий кофе.

Я прекрасно отдаю себе отчёт, что сумма заоблачная даже для оборотов Стаса, имеющего довольно большую сеть магазинов спортивного питания и фитнес-центр. Она и для меня была заоблачная, именно поэтому я вытянул средства из оборота фирмы, что делать было нельзя, особенно в таком объёме.

– Ты *б*нулся? – Он отбросил в сторону клочок бумаги и посмотрел на меня взглядом, отражающим явное сомнение в моих умственных способностях.

– Если брать во внимание моё бедное детство, то это просто психологическая компенсация, – улыбнулся, отставляя в сторону чашку.

В действительности я четыре года облизывался на квартиры в этом комплексе, и вот на пороге сорокалетия меня вынесло, и я рискнул. Жизнь дана на то, чтобы ею наслаждаться, а не только впахивать без выходных и праздников.

– Моя версия более реальней.

– Стас, мне бухгалтер нужен, чтобы прям огонь, чтоб дважды два равнялось этой сумме.

– А вот раньше перед покупкой этой дорогой халупы ты не мог позвонить и сказать: Стасян займи бабок?

– У тебя семья, а там сумма – не двадцатка до зарплаты, мне совесть не позволит так сделать.

– Зато под статью попасть твоя совесть тебе позволит, дебил.

– Не беси. Лучше помоги. Я редко тебя о чём-то прошу.

– Ты вообще никогда не о чём никого не просишь, – процедил раздражённо Стас, нервно покручивая пальцами телефон. – Слушай, а может, Нику Волкову попросить посмотреть, у неё же контора бухгалтерская? Вдруг что посоветует.

– Нет, даже в качестве консультации не обращусь. Мне потом Волков в случае чего голову откусит и не подавится. И будет прав.

– Ну, я тебе помочь не могу, у меня таких умельцев нет… Я поспрашиваю.

– Буду признателен.

– Последствия – если не найдёшь?

– Самые печальные. Моя засланная птичка из налоговой напела, что у них ещё в прошлый раз возникли ко мне вопросы, а если я сейчас подам реальные цифры, то вопросов станет очень много.

– Ага, а взъ*бывать они мастера, только повод дай.

– Вот и я о том же.

– На новоселье-то пригласишь?

– Ещё ремонт идёт. Как только, так сразу.

– Ловлю на слове. Ладно, поеду я. Если найду кого, наберу, – пожав руку, Франц удалился, уже по пути из кабинета отвечая на телефонный звонок.

Рабочий день прошёл в жёстком ритме – три встречи, совещание с управляющими магазинов и ворох бумаг к вечеру, который желательно было разобрать уже к началу следующего дня. На часах было около десяти, когда на пороге появилась Даяна, как обычно почти не слышно. Удивительная способность беззвучно приближаться.

– Можно? – произносит она тихим голосом, прислонившись к дверному откосу.

– Конечно.

Она подходит ближе, и я вижу покрасневшие от усталости глаза, в которых грусть, тоска и душевные метания. Протягиваю руку, жестом прося подойти, но она делает шаг и, взяв мою ладонь, прислоняет её к своему лицу, прижимаясь к ней щекой. Поднимаюсь и привлекаю её к себе, обнимая и целуя в макушку.

– Пятнадцать минут, Слав, и я уйду, – утыкается лбом мне в грудь. – Мне просто надо немного выдохнуть.

– Спешишь?

– Не хочу отвлекать тебя от работы.

– Я уже домой собирался. Ты на машине?

– Такси.

– Отвезти тебя?

– Да.

Отстраняюсь на пару минут, чтобы выключить ноут и убрать бумаги в сейф.

Мы выходим с Даяной из бизнес-центра, и её немного ведёт, она едва заметно запинается на ровном месте. Прижимаю её к себе, поддерживая, направляя к уже заведённой машине. Она снова вымотана, снова работала на износ. В первый месяц нашего знакомства я думал, что это желание заработать как можно больше, но это не было потребностью в деньгах, она просто прячется от одиночества в работе и иногда переходит черту, выдавая стахановские темпы, а после валясь с ног в прямом смысле слова.

– Алекс вчера звонил. – Она вытаскивает тонкую сигарету и приоткрывает окно, закуривая, салон тут же обволакивает тонкий аромат вишни.

– Снова с просьбой поиграть в любящую жену на очередном приёме?

– С согласием на развод, – усмехнулась, бросая на меня взгляд.

– Растёт мужик, прям на глазах. Подпишешь?

– Конечно. Сначала было желание его промурыжить, разделом имущества пригрозить или рассказать его женщине, что он всё это время был женат, но решила, что «баба с возу кобыле легче», так что завтра съезжу, всё подпишу и пошёл он к чёрту.

– Из-за этого накрыло?

– Нет, этот факт порадовал, что даже шампанское вчера открыла. Сегодня родители звонили… – она осеклась, делая глубокую затяжку и медленно выдыхая дым. – Мне тридцать лет… Почему я до сих пор чувствую себя неуверенной маленькой девочкой, когда слышу их голоса? Почему я не могу никогда сказать им «нет»? Слабая безвольная овца.

– Ты сильная, Дая, и ты это знаешь.

– Я позволила им сломать мою жизнь.

– Тебе было всего восемнадцать, – произношу, наблюдая, как она, затушив одну сигарету, сразу тянется за второй.

– Это не оправдывает ни меня, ни их.

Я останавливаю машину, и она тянется за брошенной на заднее сиденье сумочкой.

– Не торопись, я поднимусь.

– Останешься?..

В этом вопросе всё: надежда, боль и просьба, и я утвердительно веду головой, беря её кисть и прижимаюсь губами к нежной тонкой коже. Дая докуривает, и мы выходим, направляясь к подъезду.

Она живёт в сталинской многоэтажке в самом центре города, и её экстравагантное жильё полностью отражает её неординарную натуру. При потолках более четырёх метров интерьер был минималистичен, а её увлечение антиквариатом, с помощью которого она расставляла акценты, удивительным способом сочетая его с современной мебелью и вещами, делало квартиру очень тёплой и уютной, и такой же необычной, как её хозяйка.

Поворот ключа, щелчок выключателя. И я знаю, что будет дальше: душ, разогретый ужин, оставленный её заботливой домработницей, пара бокалов красного вина и разговоры – открытые, откровенные, болезненные. И сон. Просто сон двух уставших людей, ищущих тепло в объятиях друг друга, схожих в своём одиночестве.

– Тебе рыбу или мясо? – произносит Дая, скинув с ног туфли и собирая у зеркала свои белокурые волосы в хвост, пока я убираю наши вещи в шкаф.

– Мясо.

– Вино?

– На твой вкус.

– Ты же знаешь, что это будет красное, а ты любишь, что покрепче – ром или виски.

– Я переживу.

Она улыбается и, подойдя ближе, касается губами моих губ.

– За это я тебя и обожаю, Усманов, с тобой всегда можно договориться.

Глава 2

Выйдя из душа, я наблюдаю, как Дая расставляет на столе тарелки с разогретым ужином и приборы. Красивая, миниатюрная с шикарным вкусом ко всему, без излишеств. Мы сходились с ней во многом, порой понимали друг друга с полуслова, с одного кивка головы. И я не раз себя спрашивал: почему мы не заходим с ней дальше, что останавливает?

Она достаёт вино, а я сажусь за стол.

– Дая.

– А? – Она протирает бутылку и подносит её к столу со штопором, чтобы я открыл.

– Выходи за меня.

В голубых глазах удивление, а губы растягиваются в мягкой улыбке.

– У тебя сегодня тоже хреновый день?

Она тоже садится за стол и ловко разделывает приборами рыбное филе, наблюдая, как я наполняю наши бокалы.

– Я серьёзно сейчас.

– Давай подождём с этим. Вот если ты не женишься через пять лет, и твоё предложение ещё будет в силе, то я соглашусь.

– Почему через пять лет?

– Потому что у тебя ещё есть шанс встретить ту единственную.

– Может, через пять лет у меня уже стоять не будет.

Улыбка снова играет на её губах, и она, не сводя с меня взгляда, делает глоток из бокала.

– Я это переживу.

– Почему ты подала это лишь с одной стороны? У тебя тоже есть шанс построить отношения. Вероятнее всего, это ты выскочишь замуж, а я останусь не у дел. Заставляете вы меня во френдзоне сидеть, Даяна Павловна.

– Кому я нужна бракованная? – и улыбка стирается, превращаясь в горькую усмешку, исказившую губы.

– Зачем ты так?

– Это правда, и ты это знаешь. Я не могу иметь детей, совсем не могу, даже шанса нет. И я не хочу потом наблюдать, как мой мужчина засматривается на детей на детской площадке, понимая, что я не могу ему их подарить. Или каждый раз переживать, что он может уйти к той, которая сможет ему родить.

– Дети – это не главное.

– Может, и не главное, но это имеет большое значение.

– Есть детдома, суррогатные мамы.

– Ты бы подписался на ребёнка из детдома?

– Меня воспитывала тётя, поэтому я не вижу в этом ничего странного.

– Слав, воспитывать своего племянника и воспитывать абсолютно чужого ребёнка – это разные вещи и не все на это согласны.

– Суррогатные матери?

– Я не уверена, что выдержу это, – смотреть как твой ребёнок растёт в другой женщине и, не имея возможности самой испытать это, чувствовать его шевеления, ощущать в себе новую жизнь. Я с ума сойду от чувства жалости к себе. Тогда уж лучше из детдома.

– Дая… – мне хочется её поддержать, сделать эту тему для неё менее болезненной.

– Давай не будем об этом сегодня.

– Хорошо.

Остаток ужина разговариваем о работе, и я вижу, как ей становится легче. Пока она принимает душ, я убираю посуду в посудомойку, а после, допив вино, мы скрываемся в полумраке спальни. Белые простыни на её большой кровати с коваными спинками выглядят маняще и контрастно в сочетании с чёрным полом; старый французский фильм через проектор на стене и её голова на моём плече. Человеческое тепло, которого так не хватает нам двоим. Сегодня не будет секса, он будет утром, а сейчас лишь полумрак, тонкий аромат её геля для душа и отдых от работы, от одиночества, от мира.

– Ты когда свою старую колымагу поменяешь? – кивнул в сторону её чёрной ауди, когда утром мы вышли на улицу и ждали, пока прогреются машины.

– Ей всего пять лет, и я не хочу её менять.

– Машину надо менять каждые три года, иначе она у тебя из серваков перестанет выезжать. Тебе тачку подарить?

– Подари. Наконец-то перестану всем доказывать, что я сама машину купила, смогу честно сказать – насосала.

Смеясь, отбросил сигарету в урну и привлёк к себе Даю, коротко целуя в губы.

– У тебя когда день рождение?

– В сентябре.

– До сентября на этой поезди, а там разберёмся.

– Если тебя не посадят. – Она улыбается, но в тоне уже нет прежней игривости. – Что за тёрки с налоговой?

– Откуда информация?

– У нас бухгалтера из одной конторы.

– Понятно.

– Светлана не вытягивает?

– Она в чистую может считать, а мне надо, чтобы дважды два пять вышло, а точнее дважды два – семьсот восемьдесят шесть миллионов двести шестьдесят тысяч.

– Это стоимость той квартиры в новом квартале? – брови Даяны вскинулись вверх. – И чем тебе старый фонд не нравится?

– Мне нравится эта.

– У меня таких талантливых нет, но я постараюсь расспросить парочку знакомых.

– Не волнуйся, я найду выход.

– А если нет, то я останусь без новой тачки, Усманов. – При этом Даяна делано взмахивает ресницами, что вызывает мой хохот. Это совсем не её амплуа, и она об этом прекрасно знает. – Так что я теперь тоже переживаю.

– Теперь знаю, чем тебя можно купить – тачкой. А брюлики подойдут? Так, на будущее, чтобы знать.

– Слав, ты же знаешь, что не в машине дело, – произнесла уже совершенно серьёзно, поправляя ворот моей рубашки.

Если бы она хотела, могла бы три новых люксовых тачки купить и не испытывать при этом никаких затруднений, мы оба это понимаем.

– Знаю, и спасибо за это, – сжав её прохладные пальцы, поднёс их к своим губам, касаясь поцелуем.

***

– Алексеева Ольга Викторовна. На выход.

Слова, которые я ждала долгих два года, шаг за шагом по казарменным коридорам, в неверии, что уже через четверть часа я выйду за ворота колонии.

– Вещи на досмотр. – Расстёгиваю небольшую сумку, ставя её на обитый нержавейкой стол. – Документы. Распишись. – Я забираю протянутые бумаги с паспортом и ставлю свою подпись в каких-то табелях. – Вещи твои, – мне протягивают небольшой пакет, в котором лежит золотой браслет, два тонких кольца и небольшие золотые серьги.

Это то, что было на мне в момент поступления в колонию – колонию общего режима номер пять. Украшения из драгоценных металлов в таких местах под запретом, носить разрешалось только бижутерию, поэтому их сразу изъяли. За эти годы я и забыла, что они вообще у меня были. Молча забираю пакет, засовывая его в сумку.

– На выход! – резко раздаётся от конвоира.

Мы, минуя пост, выходим на улицу, через двор к первым воротам. Предъявление документов на КПП, и быстрым шагом ко вторым воротам. Ноги, обутые в резиновые сапоги, месят весеннюю грязь, которая налипает на обувь тяжёлыми комьями, но я иду, не обращая на это внимания.

Лязг железных засовов, и дверь, наконец, распахивается.

– Ну что, Алексеева, до встречи, – улыбаясь, произносит конвоир.

– Нет уж, прощайте.

– От сумы до тюрьмы, – раздаётся вслед, и он, смеясь, закрывает за мной дверь.

Глава 3

Вытащив из сумки пачку сигарет, чиркнула спичкой, подкуривая, и, сделав затяжку, двинулась по обочине просёлочной дороги в сторону виднеющегося вдалеке посёлка городского типа. Сапоги месили грязь, а погода неумолимо напоминала о прошлом.

На календаре 19** год. Мне семь. Я жую битум на стройплощадке неподалеку от дома, бегаю постоянно с разбитыми коленками, вечерами смотрю «Спокойной ночи, малыши!», а по праздникам езжу с мамой и папой в Детский мир. Деревья ещё большие, мир бескрайний и дружелюбный, и всё ещё впереди. Именно так мне и казалось. А потом ушёл отец…

Просто собрал в потёртый чемодан свои вещи и, не обращая внимания на мать, застывшую у стены в коридоре, как изваяние, ронявшую молчаливые слёзы и держащую на руках трёхмесячную Алинку, ушёл. Поцеловал меня в макушку и ушёл. И мой мир разрушился, точнее будет сказать, что просто мои розовые очки, присущие всем детям, в одно мгновение разбились, оголяя и открывая неприкрытое зло этого мира: его грязь, боль и беспощадность. Тогда тоже была такая же весенняя слякоть и грязь. Я вышла гулять. Резиновые сапоги тонули в грязной жиже, издавая чавкающие звуки, а я бродила по детской площадке у дома и, несмотря на моросящий дождь, не желала идти домой, где была орущая Алинка и тихо плачущая мать.

Это случилось двадцать три года назад. Отец так и не вернулся, а я до сих пор помню те резиновые зелёные сапоги, облепленные весенней грязью с крапинками от дождевых капель.

Улицы ПГТ* тоже не особо отличались чистотой, но тут хотя бы был асфальт и идти стало легче.

– Эй, ребятня! – окликнула я пацанов лет восьми, гоняющих мяч у одного из частных домов. – Где у вас тут вокзал?

– До конца улицы и налево, там станция.

– Спасибо. – Отфутболила подкатившийся ко мне мяч обратно мальчонке и, улыбнувшись, подмигнула.

Войдя в одноэтажное кирпичное здание, облезшее снаружи и не видавшее ремонта со времён развала Советского Союза внутри. Я направилась к окнам с надписью «Касса». Словно в машину времени попала: мраморные полы, крашеные эмалью не в один слой; подоконники, уже пожелтевшие от времени, потрескавшиеся и местами облупившиеся, открывавшие в этих «срезах» целую историю. Белёные потолки со старыми люстрами и жёлтыми подтёками из-за прохудившейся крыши; деревянные полуразвалившиеся кресла в зале ожидания и часы – большие, круглые с белым циферблатом, чёрными цифрами и бледно зелёным корпусом, – казалось, намертво замурованные в стену.

– Билет до Н-ска сколько стоит? – обратилась в окно, заставляя грузную женщину лет сорока пяти оторваться от своего вязания.

– Ускоренный, обычный?

– Разница в стоимости большая? И какой ближайший? – Денег в кармане кот наплакал: выданный ЕДП** плюс компенсация на билет до Н-ска и заработанные копейки за последние отработанные дни – итого и двух тысяч нет. Но я готова была отдать их все, лишь бы как можно быстрее увидеть мать и сестру.

– Ускоренный – четыреста рублей, обычный – двести двадцать. Ближайшая посадка в двенадцать тридцать восемь, экспресс.

– Давайте ближайший, – протянула паспорт в окошко.

– Сколько билетов?

– Один.

Убрав паспорт с билетом в сумку, двинулась к единственному киоску в этом здании, на вывеске которого было написано от руки фломастером «Горячий кофе».

– Девушка, кофе можно?

– Вам чёрный или три в одном?

– Чёрный с сахаром. А пирожки есть?

– С картошкой, капустой, беляши, сосиска в тесте, самса.

– С капустой один, пожалуйста.

Никогда ещё обычная еда не казалась мне настолько вкусной: то ли дело в том, что кофе я за эти два года почти не видела, то ли в том, что ела я не в казарме со всеми, а на свободе.

Людей становилось всё больше, и в какой-то момент даже в глазах зарябило от количества красок в одежде – привыкла я к серой безликой робе и такой же серой форме надзора. Когда объявили подходившую электричку, все двинулись на перрон. И я, перекинув сумку через плечо, двинулась за всеми.

Четыре с половиной часа в мыслях о доме, о маме, о своём чувстве вины перед ней.

Я вышла на перрон в своём городе, силясь вспомнить, на какой автобус мне нужно сесть и одновременно поражаясь тому, как информация, которую я знала с детства, стёрлась в моей памяти за эти два года.

– Оля… Ольга Алексеева!

Я повернула голову, с трудом узнавая в рядом стоящей женщине Светку.

– Света, – и ком подкатил к горлу.

Мы дружили с ней со школьной скамьи, дружили так, что нас считали сёстрами. Два года назад она плакала, успокаивая мою мать в зале суда, когда огласили приговор, разрывая мою душу в клочья.

Светка тут же бросилась ко мне с объятьями, стискивая меня в руках.

– Как же я соскучилась… – И, отстранившись: – Ты как? Всё? – Риторические вопросы, только тоска и надежда в голосе.

– Сегодня освободилась.

– По УДО***?

– Да.

– Почему не позвонила? Не написала? Я бы встретила.

– Стала бы я тебя напрягать.

– Ой, дура! Я бы прямо к воротам за тобой приехала, если бы знала. – И, отвернувшись, крикнула, взмахнув рукой: – Анька, я тут! – Белокурая девочка-подросток в смешной дутой куртке поспешила к нам. – Племянницу встречаю, родители её опять по командировкам мотаются, а я за няньку.

– Свет, какой автобус идёт отсюда до нас? Вспомнить никак не могу.

– Какой к чёрту автобус, сейчас отвезу. Анют, ну, давай быстрей.

***

– Слав, – промурлыкала Юля, пройдясь ноготками по моей груди, – отвезёшь меня обратно до работы.

– Забыла что-то? – Я лениво потянулся на белых простынях, после секса хотелось курить, но выходить на открытый балкон отеля под холодные порывы ветра не было никакого желания.

– Нет, меня Сеня просто обещал забрать. Я ему и так соврала, что задержусь.

У Юли был большой плюс – она была замужем, причём глубоко и надолго, с собакой, сыном и дачей по выходным. Поэтому наши отношения она не афишировала и не форсировала в какую-либо сторону, что устраивало и меня, и её.

– Хорошо, собирайся, – привлёк её к себе, коротко поцеловав. – И не забудь о том, о чём я тебя просил.

– Я постараюсь узнать больше, но ты ведь понимаешь, что я не на той должности нахожусь, чтобы быть настолько в курсе.

Когда-то она сидела в администрации города, что было гораздо выгодней, но руководство сменилось, и она была вынуждена уйти. Теперь же Юля работала в налоговой, но на такой маленькой должности, что толку от неё почти не было.

– Юль, у тебя есть уши и мозги, так воспользуйся ими. Ты же знаешь, что я отблагодарю.

– Конечно, знаю, – она улыбнулась и потянулась к сумке за косметичкой, блеснув золотым браслетом, который я подарил ей в прошлом месяце.

*ПГТ – посёлок городского типа

**ЕДП – единовременное денежное пособие (в РФ это 800-850 рублей) выдаётся заключённому при освобождении из мест лишения свободы, а также выдаётся билет или денежная компенсация на его приобретение, если освобождаемого никто не встречает и ему нужно будет самостоятельно добираться до дома. В кассе бухгалтерии помимо ЕДП выдают и остальные причитающиеся осужденному деньги, например, если что-либо осталось на лицевом счёте, на который зачислялась заплата в колонии.

***УДО – условно-досрочное освобождение.