Kitabı oku: «Не могу тебя забыть», sayfa 2

Глава вторая

Инна Соломатина была психологом. По образованию, по профессии и, как всем казалось, по призванию. Да, она умела найти подход к людям. И могла без нажима узнать все, что ей надо было узнать. Учитывая место ее работы – курсы переподготовки пилотов и стюардесс, навык этот был очень ценным. Летные профессии, вне зависимости от специализации, были в группе риска. История знает случаи, когда психологическое состояние кого-то из членов экипажа ставило под угрозу полет. Но и просто напряженная атмосфера в салоне, конфликт между стюардессами ни к чему хорошему привести не могут. Инна все это знала не только из теории психологической совместимости, но и из личного опыта – все же она в качестве стюардессы налетала много часов. На защите диссертации все каверзные вопросы были отметены, как только Соломатина сослалась на собственный опыт. Вообще Инна была хорошим специалистом, из разряда тех, кто учится ежедневно и с интересом следит за новейшими достижениями психологической науки. И только к своей собственной жизни она не могла применить профессиональные знания.

Как известно, поводов для развода много, а причин всего две. И причины эти просты – либо не хватило терпения и любви преодолеть тяжелый момент, либо вообще не стоило идти в загс. Как специалист Инна это отлично сознавала. Но как женщина она совершенно запуталась в том, что произошло в их жизни. И какая все-таки причина лежала в корне их расставания, она не знала. Соломатина была психологом, но разложить на составляющие их собственную историю у нее не получалось.

А история была длинной. Познакомились школьниками. Она – девочка-отличница, выросшая в строгости. Он – детдомовец, одаренный мальчик, математик, которому пророчили ученую славу. Они влюбились рано, расстались, не забывали друг друга и, наконец, встретившись через десять лет, решили порвать все старые связи и быть вместе. Надо было обладать большим запасом прочности, действительно любить, чтобы решиться на подобный шаг. Они решились, пожертвовав тем, к чему уже привыкли. Они стали семьей с замечательным сыном Степаном. И они расстались. Так решила Инна. Это она собрала вещи Олега и выставила их в прихожую. Он же молча, не задав ни одного вопроса, ушел.

Когда Варя Мезенцева, руководимая жалостью и любовью к своим близким людям, приехала к Олегу в надежде помирить их, она не подумала, что у Олега Федотова, человека сложной судьбы, человека, в детстве ставшего инвалидом, взгляды на людские отношения несколько иные. И требования к отношениям иные. Планка Олега Федотова была высокой. Он был добрым и снисходительным – эти качества делают сильного мужчину еще более сильным. Но психология «одиночки», человека, привыкшего полагаться только на себя и ни в коем случае не быть обузой другим, наверное, заставляла его остро реагировать на несправедливость. И Варя Мезенцева это понимала, и сама Соломатина понимала, что Олег заслуживал иного отношения. Но…

Но время шло, а Инна даже не пыталась наладить контакт с Олегом. Когда Варя Мезенцева заговаривала с ней, Соломатина отвечала:

– Я не понимаю примирения ради ребенка. Рано или поздно старые конфликты выползут наружу.

– А что, ничего, кроме ребенка, вас больше не связывает? – интересовалась Варя.

– Я не знаю, – пожимала плечами Инна.

Варя понимала, что та загадочная история с изменой, которая послужила причиной расставания для самой Соломатиной, была чем-то мучительным и теперь неочевидным. Но еще Варя знала, что к компромиссам Соломатина относится плохо. Слишком уж много их было в ее жизни. И одним из примеров такого компромисса могут служить ее отношения с Аней Кулько, некогда подругой, теперь же человеком, которого Соломатина вычеркнула из своих списков навсегда.

Вот так и получилось, что, решив свои карьерные задачи, Инна мучилась сомнениями, а правильно ли она поступила, когда выгнала мужа. Выгнала решительно, не объяснив причин своего решения, не поговорив с ним. И еще она понимала, что этот вопрос станет вопросом всей ее жизни – не бывает так, чтобы можно было уйти от неразрешенного. И не важно, касается это только тебя, другого человека или вас обоих.

Теперь, когда Инна сменила форму стюардессы на белый медицинский халат, ее рабочий день начинался рано. Ехать ей было далеко, но дорога была привычной и пролетала в мыслях о сыне и предстоящем дне. В своем кабинете, а Инна вернулась туда же, где работала до ухода в авиацию, она теперь сидела одна. На курсы переподготовки пилотов Соломатина вернулась с повышением – она была уже кандидатом наук, опытным врачом, к тому же еще пилотом-любителем. Последнее на медицинскую карьеру не влияло, но добавляло пиетета в заведении, где каждый второй имел отношение к авиации.

Тут же она встретила своего давнего знакомого Сергея Петровича Колесника, того самого, который когда-то затащил ее на аэродром и буквально впихнул в маленький любительский самолетик. Сергей Петрович знал, что Соломатиной летать понравится, только ее надо «сдвинуть» с мертвой точки. Он и сделал все так, что вскоре Инна Соломатина летала с инструктором, а потом, пройдя все необходимые комиссии, получила удостоверение пилота-любителя с правом управления легкомоторными самолетами нескольких типов. Став пилотом, Соломатина страшно загордилась, но Колеснику с признательностью сказала:

– Спасибо тебе, Сергей Петрович! Без тебя этого бы не случилось!

Колесник довольно улыбнулся, но про себя подумал, что Соломатина и сама по себе человек с амбициями и не боится ничего нового. А еще она очень выносливая, дисциплинированная и храбрая. А с таким набором качеств человек не только взлететь может, человек горы свернет!

Родители Инны, которые опекали внука, отнеслись к переменам хорошо.

– Вот будет все как у людей. Степан в садике, ты на работе, вечера вдвоем будете проводить, – говорила бабушка, мать Инны. Но тут же добавляла: – Хотя на неделе он запросто с нами может побыть.

Соломатина в этом вопросе была непреклонна – она и так переживала, что некоторое время, пока работала стюардессой, Степка проводил у бабушки с дедушкой.

– Нет, мама, у людей как у людей. После работы я его буду забирать сама из садика, и вечера мы будем проводить вместе, – отрезала Инна.

Мать вздыхала и осторожно заговаривала об Олеге:

– Отца бы хорошо ребенку вернуть. Вот это тоже будет «как у людей».

– Ну, это вопрос спорный, – иронизировала Инна. В ее окружении как раз неполных семей было большинство.

Так или иначе, но жизнь приняла несколько другую форму, и на какое-то время новизна распорядка отвлекла всех от сомнений и тяжелых размышлений.

Степану нравилось быть в детском саду, нравилось, что маму он теперь видит каждый день. Ему были приятны ее рассказы о новой работе – теперь она уже не рассказывала о новых странах и городах, она говорила, как тяжело быть пилотом, как важно уметь дружить и что ссоры тоже иногда нужны. Но только обязательно с примирением. Степан попытался новые знания применить в саду, но заработал замечание от воспитательницы, к тому же на него пожаловались маме. Дома мама с улыбкой объяснила Степану, что ссора – это такая игра. Для выявления конфликта, для того, чтобы понять, что же может не устраивать людей друг в друге.

– Понимаешь, как только люди вслух назовут обиды, так сразу можно будет исправить их отношения. Ну, например, твоему другу Антону не нравится, что ты забираешь все машинки себе. Из-за этого у вас ссоры. А вот он тебе скажет об этом, и ты часть машинок отдашь ему. И вы уже опять друзья.

Степан долго молчал после этого объяснения, а потом спросил:

– А вы с папой тоже когда-нибудь назовете друг другу обиды?

Инна хмыкнула и подумала, что для пятилетнего ребенка Степан задает уж больно сложные вопросы. Вслух же она ответила:

– Да, обязательно. Когда-нибудь.

– Это будет здорово. А то надоело к бабушке ездить и там слушать, как она вздыхает.

Соломатина охнула про себя – Олег по-прежнему часто виделся с сыном и по-прежнему забирал его из дома бабушки. И пока взрослые играют в свои игры, ребенок все видит, понимает, только вслух не говорит. Остается понять, почему? Может, боится всех обидеть?

Да, Степану новая жизнь с мамой и ежедневным садиком нравилась – мама не обращала внимания на его насморк, мороз на улице или потерянную рукавицу. В садик они шли при любых условиях, кроме высокой температуры. Но, к счастью, Степка рос крепким мальчиком. Степке нравилось, что мама завтракала с ним и не заставляла есть в саду. Еще мама с утра была веселая – что-то напевала, суетилась около зеркала. Степан в это время играл в своей комнате, терпеливо, по-мужски дожидаясь, пока мама будет довольна своим видом. Однажды он сказал:

– Мама, ты же на работе все равно в белом халате. Твое красивое платье будет не видно.

Соломатина расхохоталась – сын повторял слова бабушки. Но, поняв, что опаздывать в сад сын не хочет, стала вставать на полчаса раньше. Между ними сложились прекрасные отношения, теперь больше похожие на дружеские – Инна старалась разговаривать с сыном серьезно, без скидки на возраст, не позволяла себе кричать, по возможности советовалась с ним и никогда не обманывала. Поэтому, когда Степан спросил, хочет ли она увидеть папу, Инна честно сказала:

– Хочу, но нам надо договориться… О встрече…

Степан пожал плечами:

– Давай я с папой договорюсь. Я могу…

Соломатина посмотрела на сына и поняла, что как бы она ни пряталась, а объясняться с Олегом придется. И придется наводить в своей жизни порядок. Только вот шло время, и мысль о том, что сейчас думает о случившемся Олег, тревожила Соломатину. Она понимала, что их история относилась к тем, на которую время не работает, а, наоборот, становится врагом. И так было всегда – и тогда, когда они ждали встречи, и сейчас, когда между ними случилась эта ссора.

Будни немного отвлекали. Инна, не халтуря, старалась помочь людям. Она, имея опыт работы в летном отряде, уже знала «болевые точки», а потому ее советы были действенны.

Сергей Петрович Колесник, ее коллега, тот самый, который уговорил ее получить летные права, наверное, больше всех обрадовался ее возвращению.

– Стюардесса – это хорошо, но ты можешь заниматься и более серьезными делами.

– А стюардесса – это несерьезно, – сердилась Инна.

– Серьезно. Но это… как бы это сказать… Понимаешь, у нас же точка отсчета не такая, как у всех остальных. Вот для обычного человека стюардесса – это ах, романтика и опасность. Не умаляю этого… Но ты – крутая! Инна, у тебя потенциал…

Соломатина щурилась от удовольствия – Колесник говорил то, что ей очень хотелось сейчас слышать. Приятно было и то, что мужчина, опытный пилот, видит в ней что-то, что ей самой пока неведомо. Соломатина помнила это чувство – неуверенностью это не назовешь. Это скорее растерянность. Так в жизни бывает – и вроде успехи, и движение вперед, но что-то гложет, не дает себя похвалить. Впрочем, сразу после возвращения Инна заметила и другое – Сергей Петрович Колесник стал за ней ухаживать. И теперь это он делал открыто, не таясь и не стесняясь посторонних. Инна поделилась с подругой Варей:

– Понимаешь, он – хороший. Но почему вдруг сейчас? И как мне себя вести с ним? И надо ли мне это?

Варя Мезенцева рассмеялась:

– Если ты задаешь вопрос «Надо ли мне это?», значит, точно не надо! Но Сергей Петрович – человек хороший.

Мезенцева несколько раз видела Колесника и составила о нем довольно точное мнение. «Он немного прямодушный, слегка грубоватый, честный и очень внимательный. Неплохие качества для мужчины», – поделилась она с Инной. «А еще он – пилот. А это совершенно особая каста!» – добавила она. Соломатина тогда только улыбнулась, а сейчас, вспомнив слова подруги, решала для себя, как далеко можно зайти, отвечая благосклонностью на внимание Сергея Петровича.

Людей приводят друг к другу проблемы, горести и потери. Так уж устроена жизнь. Счастливые люди не ищут, они все уже нашли. Несчастливые люди более внимательны. Они пытаются заполнить ту брешь, которую создали обстоятельства.

Сергей Петрович Колесник, бывший пилот, человек нестарый, подтянутый и очень энергичный, был холостяком. Когда-то давно он был женат, но семейная жизнь не сложилась по банальным причинам. Супругу, крепкую выносливую блондинку, раздражало неумение Сергея Петровича вписаться в гражданскую жизнь. Сама она, перепробовав несколько занятий, остановила свой выбор на финансовой сфере. Она пошла на курсы бухгалтеров, потом поступила служить в банк, и очень скоро в семье пошли скандалы. Скандалы возникали ниоткуда. Слово, жест, намек – всего этого хватало, чтобы стороны через мгновение разразились обидными упреками и обвинениями. Скандалы сами по себе вещь неприятная, а супруга Сергея Петровича умела ввернуть обидное словечко, да так это сделать, что спокойный Колесник терял голову от гнева. Наступил момент, когда он сказал:

– Давай разведемся. Иначе поубиваем друг друга.

Да, именно он, чувствуя свою вину, первым предложил разъехаться. Жена на удивление легко и бодро согласилась. Казалось, она только и ждала этого момента. Вопрос о квартире был решен путем недолгих разговоров – жена понимала, что на улице мужа оставить нельзя.

– Размениваем на однокомнатную и двухкомнатную. Тебе двухкомнатная.

– Что это вдруг? – удивился Колесник. Он был даже потрясен щедростью, а главное, отсутствием изнуряющих споров. – Может, тебе двухкомнатную? Ты подумай. Почему мне?

– Так надо, – махнула рукой жена. Она давно «начертила» схему сложных обменов-разменов. Деньги у нее были, а однокомнатная квартира была необходимым довеском. К тому же на горизонте маячили свадебные события – роман, которой давно завязался у жены Сергея Петровича, входил в завершающую стадию. И вид разгневанного или сутяжничающего мужа был совершенно ни к месту. Но самое главное, жене Сергея Петровича хотелось начать совсем новую жизнь, и чтобы совесть не мучила.

– Ты подумай еще раз, – на всякий случай сказал Колесник, когда подписывал нужные бумаги.

– Подумала уже, подумала, – отрезала супруга.

С момента, когда он въехал в хорошую двухкомнатную квартиру в районе Речного вокзала, они с женой и не виделись. И надо же, удивительное дело, вместе с разводом, разменом и новосельем в жизни Сергея Петровича наступила новая, светлая, полоса. Недаром говорят, что перемены как ветер – бьют по лицу, но приносят спасительный дождь. Вот так и с Колесником случилось. Может быть, он сам стал смелее, перестал бояться возможных насмешек или осуждения. Или ответственность сузилась до своей собственной жизни, но неожиданно Сергей Петрович нашел работу с неплохим заработком, а потом, когда появилась уверенность в собственных силах, он стал разыскивать бывших сослуживцев и, почерпнув нужную информацию, пришел наниматься на курсы переподготовки летного состава.

Его взяли сразу, без разговоров. И там он встретил Инну Соломатину, которая пришла туда врачом-психологом.

Эта женщина с приятным спокойным лицом и уверенными манерами сразу приглянулась ему. К тому же в Инне было что-то, что заставляло приглядываться, присматриваться. Если бы Колесник был романтической натурой, он определил бы это как тайна. Но Сергей Петрович ограничился тем, что взял ее под свое шефство и, боясь спугнуть, беседовал с ней на околопрофессиональные темы. Ключевым стал полет на аэродроме.

– Вы должны летать! Вам понравится. Это другой мир, и он вам нужен! – убеждал ее Сергей Петрович, а Соломатина, не очень понимая, что имеет в виду Колесник, действительно прочувствовала эту свободу стихии.

Тогда их отношения так и закончились – дружбой. Но сейчас, когда Соломатина появилась, Сергей Петрович посмотрел на нее и про себя решил: «Все! Или сейчас, или никогда!» Он даже не испугался этого своего внутреннего монолога, он точно знал, что больше не выпустит Инну из поля зрения и никакие обстоятельства – ее сын, распадающийся брак (сплетни распространялись быстро) – не помешают ему добиваться своего.

В жизни Инны Соломатиной наступил относительный покой. Смена места работы, заботы о сыне поглощали все ее внимание, и мысли о муже превратились во что-то постоянное, но уже не так отвлекали. «Наверное, так живут люди с хромотой – неудобство и недостаток превратились в норму», – подумала как-то Инна и тут же спохватилась. Ее муж Олег Федотов был таким хромым – недостаток видели все, а он его не замечал. Или привык не замечать. Удивительно, но даже общие размышления приводили к ее частному случаю. Внимание Сергея Петровича было приятно Инне, но и раньше он был любезен с ней и по-дружески оказывал мелкие услуги. То, что Колесник настроен решительно и серьезно и их взаимоотношения могут перейти на другой уровень, она поняла после одного случая. В тот день что-то произошло с электричеством, а следовательно, и с тренажерами. Отработка действий экипажа в условиях аварийной посадки была отменена. Слушателей распустили по домам, персонал маялся на своих местах.

– Погода хорошая, – сказал Колесник, глядя в окно. Там шумел пожелтевший лес, сияло солнце, и воздух был почти летний.

– Да уж, – буркнула Соломатина. Она не любила, когда ломался график.

– Инночка, а не сбежать ли нам отсюда? Начальство уже уехало. Не думаю, что подстанцию отремонтируют в ближайшие три часа. А там уже и вечер.

– Я хотела документы посмотреть… – Инна кивнула на монитор.

– Так электричества же нет. И не будет, – рассмеялся Колесник, – давайте собирайтесь, поедем к нашим друзьям.

– Куда? – Инна вскинула голову.

– На аэродром. Туда, где вы учились летать. Давайте, давайте… – заторопил ее Сергей Петрович.

Соломатина задумалась: «Еще нет и двенадцати, работы сегодня не будет, начальства нет. Можно Степку забрать раньше из сада, погулять с ним. Он обрадуется». Она уже было решила отказаться, но тут вспомнила, что сегодня среда, а следовательно, сегодня рисование и лепка. Сын любил эти занятия, на которые водил его исключительно дед. Оба обожали эти походы – у них были свои ритуалы, которые они свято соблюдали. По дороге следовал очередной рассказ из «многосерийной» истории про собак Гошу и Дибура. Собаки были реальными – когда-то в юности у деда они жили, а вот истории сплошь были вымыслами. После занятий, когда Степан выходил по уши вымазанный в глине и красках, они отправлялись пить чай с сочниками. Они выбирали не короткую дорогу, а огибали двор близлежащей школы, шли переулком и выходили на бульвар. Там и располагалось это кафе. Дед пил кофе с молоком и иногда разрешал Степану сделать глоток. Степан пил чай из большой белой чашки и ел сочники. Дед пользовался моментом и учил внука хорошим манерам – не класть локти на стол, не причмокивать, не греметь стулом. В кафе всегда были люди, и Степану нравилось их разглядывать и задавать деду вопросы. Вопросы были самыми неожиданными. Однажды, разглядывая исподлобья какую-то парочку, он поинтересовался у деда:

– Ты с бабушкой тоже целовался?

Дед поперхнулся:

– Ну, конечно… да, наверное…

– Целовался, – утвердительно заметил Степан, – иначе бы мама не родилась.

Дед предпочел завести разговор о собаках.

Соломатина понимала, что лишать такого удовольствия обоих нельзя. Впрочем, в глубине души она укоряла себя – ей казалось, что это просто отговорка, что перспектива устроить себе маленький выходной, встретиться со старыми знакомыми гораздо приятнее, чем мчаться сейчас в сад и неизбежно заниматься домашними делами. Помаявшись, она позвонила родителям. Трубку взяла мать.

– Мам, у нас тут проблемы с электричеством, работы нет, как думаешь, если я сейчас Степана из садика возьму?

– Нет, у него сегодня рисование. И дед уже собрался почти. Ни в коем случае. У ребенка должен быть режим и понимание важности занятий.

– Хорошо, мама, – послушно ответила Инна, – тогда я заберу его вечером.

– Договорились, – ответила мать.

Получив индульгенцию, Соломатина весело посмотрела на Колесника:

– Ну, Сергей Петрович, будем считать, у меня выходной.

Тот засуетился:

– Так, я к машине, а вы собирайтесь, закрывайте кабинет, и поехали. У нас с вами целый день впереди. Прекрасный теплый день!

Соломатина улыбнулась. Ей вдруг стало хорошо от того, что кто-то обрадовался её компании, что кто-то старается понравиться и сделать ей приятное. Она тут же в мыслях одернула себя – больше, чем заботится о них Олег, никто не может позаботиться. «Но это же совсем другое», – Соломатина отогнала все мысли. Ей хотелось настоящего выходного – без сожалений, грустных мыслей и ставшего уже привычным чувства вины. Тем более вокруг был не город, который не отпускает, а, как правило, держит в тонусе, подгоняет, понукает. Вокруг были леса, много неба и голоса птиц. И река, на которую Инна никогда не обращала внимания, темнела в высоких берегах. День и впрямь подходил для отдыха на природе. Осень была в самом разгаре, почти не было ветра, и на солнце было почти жарко. Вдоль шоссе темнел еловый лес, и только редкие прогалины желтели полями.

– Смотрите, осень, а все цветет! – сказала Инна Колеснику.

– Так это же рапс, его сажают и косят, сажают и косят. На корм. Вот сейчас скосят, и будут коричневая земля полей.

– Странно, мы тоже работаем за городом, но я никогда не обращала внимания на то, что нас окружает, – вздохнула Соломатина.

– А зря, за нашим взлетным полем речка с крутыми берегами и еще роща с березами и грибами.

– Откуда знаете? – рассмеялась Инна.

Колесник ответил не сразу. Он покашлял, а потом попросил:

– Можно на «ты»? Вроде когда-то уже переходили, но вот сейчас опять так официально…

– Конечно, – с радостью согласилась Инна.

– Так вот, я на речку эту часто ходил и грибы там неподалеку собирал. Отличное место. Почти тихое. Только наши самолетики взлетают.

– У нас здорово. И, если честно, я скучала. Хоть и посмотрела я мир стюардессой, но все же здесь мое место.

– Никто не знает, где его место, человек даже не подозревает, на что он способен. У меня же были сложные времена, и я сейчас понимаю, что я про себя ничего толком не знал. Нужен толчок – событие какое-то. Или нужен человек, который поможет поверить в себя.

– Между прочим, летать я стала исключительно благодаря тебе, Сергей. Не ты – я бы не решилась. Мне бы даже в голову не пришло, что я смогу этим заниматься.

– Это хорошо. Ты годишься для полетов. Характер у тебя правильный, – серьезно ответил Колесник.

– Ну вот откуда ты это взял? Откуда ты знаешь, что я гожусь и что это – мое?!

– Я много летал, видел людей в небе. Видел, как они себя ведут. Потом, я работал здесь – профпригодность штука сложная, но и она определяется на глаз. Во всяком случае, иногда.

– Спасибо тебе, – улыбнулась Соломатина.

Колесник не ответил. Он вел машину не быстро, так, чтобы можно было получить удовольствие от езды. И Соломатина получала его. Ей заботливо дали плед, достали воду, поинтересовались, не холодно ли в машине, не мешает ли музыка. Соломатина горячо заверила его, что все отлично. А разглядывая окрестности, она вдруг поняла, что действительно все отлично. И еще приятно, что рядом сильный мужчина, который верит в нее, который поддержит ее. В этом сейчас у нее не было сомнений. И на этой осенней дороге ее отпустило – она перестала терзаться воспоминаниями и сомнениями. Вдруг почувствовала себя женщиной, за которой ухаживает мужчина. И от этой мысли ей стало легко.

В авиаклубе их встретили с радостью – так встречают друзей. Пусть даже давно не появлявшихся. Соломатину забросали вопросами о работе. Она отвечала подробно, понимая, что интерес искренний.

– Ну, а сегодня? Сегодня полетишь? – спросил кто-то.

Соломатина прищурилась, глядя на солнце, – небо было чистым.

– А пожалуй! – рассмеялась она. – Выдавай наушники!

– Пассажира возьмете? – Колесник серьезно посмотрел на Инну.

– Пассажира? – Соломатина смутилась. – А не боишься со мной лететь?

– Ни капельки. – Колесник был так же серьезен.

Видимо, какая-то особенная интонация была в этом диалоге, что все окружающие вдруг занялись своими делами, оставив этих двоих.

Самолетик был знакомым – Инна училась летать на нем и потом, уже после получения прав, отрабатывала взлет и посадку в плохих метеоусловиях. Соломатина надела наушники, прокричала «От винта» – главные слова до того, как завести мотор, вырулила на взлетную полосу и попросила разрешения на взлет. Густой бас диспетчера прогрохотал: «Двадцать четвертый – разрешаю!» – и добавил: «Хорошего неба, Инночка!» Соломатина растрогалась – так приятно было это отношение людей, которые считали ее ровней. Она вспомнила то самое первое ощущение от высоты, неба и собственной решимости.

Самолетик оторвался легко, Инна набрала высоту и сделала круг над полем, потом выровняла самолет и взяла курс на Верею.

– Старым маршрутом? – спросил ее Колесник.

– Да, хочу вспомнить, как все начиналось, и потом, там очень красиво!

Да, это были красивые места – маленький город с центром в правильной окружности, квадраты земельных наделов, прямоугольники крыш, извив реки и хвойный лес своеобразной челкой по высокому берегу. Инна поглядывала вниз и смеялась над собой – она готова была придумывать нелепые сравнения, но отсюда, сверху, привычное и банальное выглядело именно так – неожиданно.

Какое-то время они летели молча, а потом Инна сказала:

– Сережа, я все хотела тебе сказать спасибо. Не так, на бегу, на лету, а спокойно, обдуманно, что ли. Понимаешь, если бы не ты – моя жизнь была бы иной. Нет, не скучной. Но другой. Не было бы во мне уверенности такой, не было бы убежденности, что я все могу. Ты тогда первый заставил меня иначе посмотреть на мою жизнь.

– Мне очень приятно это слышать, но я почти ни при чем. Ты очень сильный человек. И ты умная. И в тебе столько всего заложено. Я уже это не раз тебе говорил.

– Говорил, но мне так странно это слышать. Понимаешь, я всегда чувствовала, что не догоняю, не справляюсь, ошибаюсь… Понимаешь, я всегда себе казалась неудачницей. То меня с работы увольняли, то я была жертвой интриг, то личная жизнь была ни к черту…

Инне было легко сейчас говорить – ей казалось, что она ни скажи, останется все здесь, наверху, на земле об этом не вспомнится. Колесник слушал внимательно, только в какой-то момент указал на наушники. Соломатина охнула, их мог слышать диспетчер.

– Ты все понял, – рассмеялась она.

– Я все понял, – кивнул Колесник.

Они еще пролетели до Московского водохранилища, сделали круг над Бородино и повернули назад. Самолет Инна посадила ладно, без малейших заминок. Словно и не было этого перерыва.

– Здорово! – кивнул головой Сергей Петрович. – Просто очень здорово!

Соломатина улыбнулась:

– Да, очень хорошо. Я, пожалуй, буду ездить сюда иногда и Степку возьму. Он даже не знает, что его мама умеет управлять самолетом.

– Да ты что?! Ты ему не сказала?!

– Нет, все не было повода. Он знает, что врач и стюардесса. Вот такое странное сочетание.

– Его обязательно надо сюда взять! И я ему расскажу, какая у него замечательная мама, – Колесник посмотрел ей в глаза, – ты – очень хорошая. И я хочу, чтобы ты была счастлива.

Они стояли у кромки взлетной полосы, никого не было рядом, и Соломатина вдруг подумала, что Колесник поцелует ее.

– Сережа, послушай… – начала она.

– Нет, ты послушай, я и так время упустил. Мне надо было раньше быть решительным. Но и сейчас еще не поздно. Ты меня понимаешь?

– Я – понимаю. Но у меня так сейчас запутана жизнь… Я даже не знаю, чем все кончится…

– А жизнь вообще не бывает простой. Поверь мне.

– Сережа, сегодня очень хороший день. И опять спасибо тебе за это. Давай пока ничего не будем обсуждать. Не будем ничего говорить и обещать. Я даже планировать боюсь. Давай просто…

– Давай просто жить, – закончил фразу Колесник, – я согласен, поэтому в ближайшие выходные мы приедем сюда. Но сына пока не надо брать. Он попросится полетать, а ему рановато.

– Я тоже так думаю. Но он же может посмотреть, как я летаю?

– Хвастунишка, – рассмеялся Колесник, – делай как знаешь.

Они пообедали на аэродроме, Колесник что-то обсуждал со знакомыми летчиками, которые подъехали позже, Инна устроилась на широком диване и наблюдала. Она сегодня разглядела человека, с которым проработала достаточно долго. Он был симпатичен, она ему нравилась. Соломатина подумала, что ей везло с мужчинами, но что-то не везло с отношениями. Инна опять вспомнила Олега. «Господи, да что это я?! Жизнь так и уйдет, я не успею пожить! Я буду жить, решать, сомневаться… Я же не виновата, что Федотов связался с Анечкой Кулько!» Она поискала взглядом Сергея и окликнула его:

– Поздно будет, поехали!

Он посмотрел на нее и вдруг все понял – понял, что она что-то решила для себя. Еще он понял, что не надо спешить, не надо настаивать, надо дать ей время. И еще он подумал, что сделал все правильно – он вовремя ей все сказал.

– Устала? – спросил он, и в голосе было родное тепло. И Соломатина с готовностью откликнулась на эту интонацию:

– Ужасно.

В тот вечер он на прощанье поцеловал ее в щеку. Она не отстранилась.

Через три месяца, когда Инна заехала к родителям в гости, мать на нее внимательно посмотрела и спросила:

– А как же Олег? Он все же отец ребенка.

Соломатина какой раз подивилась проницательности родителей. «Это, наверное, обостряется с течением времени. Чем дети старше, тем проще нам заметить в них перемены», – подумала она.

– Мама, а при чем тут Олег? У него своя жизнь теперь, у меня – своя.

Да, теперь у Инны была своя жизнь. В тот случайный выходной они с Сергеем Петровичем разрешили друг другу забыть о прошлом.

«Забыть прошлое» – фраза банальная, но она как нельзя лучше характеризует состояние, в котором находится человек на пороге новых отношений. Именно «забыть», отодвинуть в дальний угол все то, что не позволяет рассмотреть и прочувствовать настоящее. Инна находилась в плену прошлого всегда. Она не относилась к тем, кто легко прощается с людьми, собственными чувствами и переживаниями. Она рефлексировала и из-за пустяков, и по серьезным причинам. Все это делало ее жизнь эмоционально богатой и беспокойной. Не было события, о котором Соломатина бы не думала с легким сожалением или досадой. Почти все в жизни ей хотелось задним числом подправить. Неприкрытое внимание Колесника придало Инне решимости. К тому же одиночество – само по себе испытание. Одиночество и обида – испытание вдвойне. В тот вечер, вернувшись домой, Соломатина вполуха слушала сына. Она прокручивала в голове события прошедшего дня и приходила к выводу, что вот сегодня она была почти счастлива. Сначала она устыдилась этого чувства – надо было закончить одну историю, а потом уже… Но, наверное, что-то поменялось в ней… Или она просто устала быть виноватой и неотступно думать о сделанной ошибке. «Так, надо забыть, надо оставить прошлое и быть внимательной к тому, что есть сейчас!» – сказала она сама себе. И уже поздно вечером сама позвонила Сергею Петровичу. Ей была важна его интонация. К тому же боязнь, что у того есть какие-то отношения, заставляла ее осторожничать. Несмотря на поздний вечер, Колесник не спал и ужасно обрадовался ее звонку: