Строптивые фавориты

Закат фаворита

Хотя отношения между Робертом Дадли и Елизаветой после отъезда герцога Алансонского вроде бы восстановились, его звезда явно миновала свой апогей. Видимо, ему сильно вредило наличие такой честолюбивой жены, как Леттис, никак не оставлявшей намерения стать на один уровень с королевой. Когда Дадли был отправлен с экспедиционными силами в Соединенные провинции Голландии, Елизавета всячески противодействовала желанию Леттис присоединиться к мужу. Возможно, ее раздражали курсировавшие в столице слухи, что Лестер, которому голландцы предложили пост штатгальтера, собирается создать в Голландии нечто вроде собственного двора, по пышности не уступающего королевскому. Будто бы Леттис вела к тому активные приготовления в Англии, заказывая кареты, утварь, подбирая придворных кавалеров и дам, подготавливая туалеты невообразимой роскоши и даже мантию, отороченную горностаем, чей мех являет собой, как известно, символ королевской власти. Историки считают это чистыми наветами, ибо, уезжая в Голландию, Дадли поручил жене решить ряд чисто хозяйственных проблем, связанных с управлением его землями, но, как известно, желающих поколебать положение фаворита было немало.

Дадли, которому Елизавета не разрешала отлучаться от себя, был так называемым паркетным полководцем, не обладавшим практическим опытом ведения военных действий. Он отправился в поход во всем блеске роскошного снаряжения, и суровые жители Нидерландов удивленно и неодобрительно таращились на его одежды из бархата и атласа, дорогие латы и оружие, роскошную упряжь породистых лошадей. Все это мало вязалось с его приверженностью идеалам протестантской религии. Действия графа Лестера в Голландии были сочтены неудачными, к тому же Елизавету вывело из себя то, что он согласился принять предложенный ему пост генерал-губернатора Соединенных провинций. В 1587 году граф Лестер подал в отставку с поста главнокомандующего. Этот поступок странным образом восстановил прежние отношения между фаворитом и королевой. Она как будто не замечала, что со временем Дадли располнел, волосы поседели, лицо покраснело как у типичного деревенского сквайра, стало пошаливать здоровье. За неделю до своей кончины он отправил письмо королеве следующего содержания:

«Я нижайше прошу ваше величество простить вашего бедного старого слугу за смелость в направлении послания, дабы узнать, каковы дела у моей милостивой госпожи и как облегчились ее последние боли, каковое есть главнейшая вещь на свете, за каковую я молюсь, да будет у нее хорошее здоровье и долгая жизнь. Касательно моего собственного неважного состояния, я продолжаю принимать ваше лекарство, и оно помогает намного больше, нежели любое другое, каковым меня пользовали. Итак, надеясь получить совершенное излечение на ваннах, я нижайше припадаю к вашим стопам, с продолжением моей обычной молитвы за наибольшее счастливое сохранение вашего величества. Из вашего старого пристанища в Райкотте, утром сей пятницы, готовый продолжить свое путешествие».

4 сентября 1588 года граф Лестер внезапно скончался при переезде со своей супругой из одного поместья в другое. Королева написала на оборотной стороне этого послания: «Его последнее письмо» и вместе с миниатюрным портретом Дадли положила в ящик. В день своего рождения (напомним, что 7 сентября ей исполнилось 55 лет), совпавший с похоронами фаворита, Елизавета заперлась в своих покоях и отказалась видеть кого бы то ни было.

После падения занавеса

Отношения Дадли с женой в последние годы оставляли желать лучшего. Надежды Леттис на свое возвышение не сбылись, Елизавета упорно не допускала ее ко двору, трехлетний сын-наследник графа Лестера умер. Все это давало повод для бесконечных ссор, поэтому, когда Дадли скончался, тут же пошли слухи, что его отравила жена. Леттис вроде бы осталась обеспеченной вдовой, но завещанное ей имущество, оцененное в 29 тысяч фунтов, было отягчено огромным долгом Дадли казне в размере 50 тысяч фунтов, так что сведущие люди посоветовали ей отказаться от наследства. Эти долги серьезно омрачили юность ее сына и наследника титула первого мужа, Роберта Деверё, графа Эссекса.

Ко всеобщему удивлению через полгода после смерти Роберта Леттис вышла замуж за сэра Кристофера Блаунта, на 12 лет моложе ее, бедного католика, военного, который служил шталмейстером графа Лестера и был его доверенным другом. Даже ее сын, граф Эссекс, счел этот брак «дурным выбором», но в действительности супружество оказалось очень удачным. Поспешное замужество вдовы лишь укрепило общество во мнении, что Леттис отравила заболевшего мужа, ибо давно состояла в тайной связи с Блаунтом и безумно боялась разоблачения.

Как мы помним, у Роберта Дадли был побочный сын от Дуглас Шеффилд, которого он признавал и хотел бы, чтобы после смерти его бездетного брата Эмброуза молодой человек унаследовал замок Кенильворт. После смерти Эмброуза, графа Уорвика, в 1590 году началась длительная судебная тяжба. Дело в том, что некоторые строения из вдовьей доли Леттис находились поблизости от замка Кенильворт, тогда как душеприказчики графа Лестера относили их к части, наследуемой молодым Робертом Дадли. После кончины королевы Елизаветы в 1603 году молодой Дадли решил заявить свои претензии на титулы графов Лестера и Уорвика, ставшие выморочными. Роберт утверждал, что граф Лестер был тайно обвенчан с Дуглас Шеффилд, следовательно, он является законным сыном. Отсюда вытекало, что брак с Леттис был двоеженством, т. е. незаконным, и Леттис теряла права на наследство. Сынок привлек к делу свою сильно пожилую мать, которая безбожно сбивалась в показаниях, путая места тайного венчания, имя священника и прочие мелкие, но существенные подробности. Леттис, в конце концов, подала на побочного сына покойного супруга жалобу за клевету в Звездную палату, высший судебный орган для аристократов.

После длительного разбирательства с привлечением нескольких десятков свидетелей, подтвердивших положение Роберта как незаконного сына своего отца, решение было вынесено в пользу Леттис. Дуглас Шеффилд оставалось только публично каяться, уверяя всех, что согласилась на этот спектакль лишь под сильным давлением сына. Леттис восторжествовала и удалилась в свое поместье, где жила еще долго в окружении многочисленного потомства.

Последний фаворит

Елизавета старела, но международное и экономическое положение Англии укреплялись, рос и авторитет ее монарха. Сама она попала в тяжелое положение, ибо после казни Марии Стюарт в 1587 году на нее ополчился весь католический мир. Мария Стюарт завещала свои права на английский трон испанскому королю Филиппу II и призвала его к священному крестовому походу против королевы-еретички. Ватикан сулил заранее отпустить смертный грех любому, кто лишит жизни виновную в казни Марии венценосную англичанку. На это Елизавета мужественно заявила:

– Я испытываю больший страх перед ошибкой в латинском языке, нежели перед Испанией, Францией и Шотландией или домом герцогов Гизов и всеми их союзами. У меня сердце мужчины, а не женщины, и я не оробею ни перед кем.

Теперь до конца правления Елизаветы Англия не прекращала военных действий.

Филипп II осмелел настолько, что затеял грандиозное предприятие по завоеванию Англии. Поход «Великой армады» кончился полным фиаско: лишь одной трети из 30 тысяч военнослужащих и 37 из 132 кораблей удалось вернуться на родину. Берега Англии были буквально усыпаны трупами испанцев, с которых местное нищее население снимало все, что могло. Англичане усмотрели в поражении испанцев промысел Божий и победу над католической церковью. Даже папа Сикст V не смог не выразить восхищение Елизаветой:

– Что за храбрая женщина! Она противостоит двум великим королям на суше и на море… Прискорбно, что Елизавета и я не можем вступить в брак; наши дети господствовали бы надо всем миром.

Теперь уже ни о каких детях и речи быть не могло, ибо Елизавете перевалило за 60. Тем не менее ее настигла поздняя любовь, которая обернулась весьма трагичной стороной как для нее, так и для последнего фаворита. Им стал приемный сын Роберта Дадли, Роберт Деверё^[26], граф Эссекс. Он родился в 1565 году, т. е. был на 32 года моложе Елизаветы. Напоминаем, что его матерью была Леттис Ноулз, в первом браке графиня Эссекс, родственница королевы и одновременно ее злейший враг. Одной из отличительных черт Роберта была его гордость своим древним аристократическим происхождением. Он почему-то считал, что кровь его была более голубой, нежели у королевы, хотя род его по отцу восходил к норманским баронам, у Елизаветы же – к норманским королям. Любопытно, что о Дадли всегда говорили как о лорде Роберте, о молодом Деверё – исключительно как о лорде Эссексе. Его манеры были учтивыми, но весьма холодными. Фрэнсис Бэкон, его друг и наставник, имел обыкновение говорить:

– Человек может уловить в вашем лике лишь дань вежливости, тогда как лесть следует источать по-дружески и с выражением заинтересованности.

Граф Эссекс не блистал особой красотой и изяществом движений, но выглядел весьма привлекательно со своими темными глазами и каштановыми волосами с золотистым отливом. Он был высокого роста, хорошо сложен, но из-за длительного времяпрепровождения за чтением несколько сутулился. В его поведении периоды бурной активности сменялись длительными периодами вялости и меланхолии. Роберт был чувствительным романтическим юнцом, на чьи плечи слишком рано упала ноша его высокого положения. В одиннадцать лет подросток потерял отца и унаследовал его громкий титул, но без средств для поддержания оного. Помимо утраты отца он тут же испытал еще один удар: злые языки донесли до него, что лорд Эссекс был отравлен любовником матери, графом Лестером. Через два года мать вышла замуж за «отравителя», что опять-таки нанесло ему болезненную травму. Еще больше оскорбило его появление на свет маленького брата в новой семье матери. Он возненавидел отчима и почти не скрывал этого, граф Лестер платил ему тем же. Подросток был бессилен и мечтал об одном: как можно скорее вырасти и приобрести невиданную славу, которая своим блеском заставит померкнуть все его жизненные неурядицы.

До совершеннолетия ему был назначен опекун в лице всесильного лорда Сесила, который был очень строг с подростком. В 12 лет Роберт поступил в Кембриджский университет, а в шестнадцать закончил его со степенью бакалавра гуманитарных наук. Слишком юный возраст выпускника может показаться странным, но тогда система университетского образования была именно такой. Он приступил к занятиям в Тринити-колледже в изношенной и рваной одежде, о чем его университетский наставник с возмущением написал опекуну.

С первых дней в университете и до самого конца жизни его окружали приживалы и подхалимы, которые желали урвать свое от его аристократических связей и были чрезвычайно недовольны тем, когда он оказывал помощь членам своей семьи. Для поддержания репутации юноша влез в огромные долги, продолжавшие неуклонно расти; когда ему исполнилось тридцать, их сумма достигла двадцати трех тысяч фунтов. После окончания университета он поселился в своем поместье и занялся литературой, сочинял стихи, прозу и делал переводы. Такая жизнь, похоже, вполне устраивала его и обеспечила возможность завоевать репутацию одного из самых ученых аристократов своего времени. Это размеренное существование было нарушено участием в экспедиционном походе в Нидерланды под командованием отчима в 1585 году. Там в 1586 году он отличился в битве при Зютфене, в которой погиб знаменитый поэт Филипп Сидней. На его вдове, дочери Френсиса Уолсингема, Роберт женился в 1590 году.

По возвращении на родину его мать, тщеславная Леттис, сочла, что приспело время пристроить сына ко двору. Повиновавшийся ей во всем граф Лестер покорно выполнил пожелание супруги. Вместе с внезапной кончиной трехлетнего сына Леттис от Лестера приказало долго жить и семейное счастье этой супружеской четы. Ни для кого не были секретом постоянные пререкания между ними. В 1591 году на военной службе во Франции погиб второй сын Леттис от Эссекса, Уолтер, и она, по ее собственному выражению, «сделала главным утешением своей жизни» старшего отпрыска, которого называла не иначе как «милый Робин». Возможно, графиня чувствовала, что карьера мужа как фаворита Елизаветы пришла к закату; возможно, считала, что сын сможет занять место отчима и добьется ее возвращения ко двору.

Итак, от идиллических занятий литературой на лоне сельской природы и простой солдатской жизни с ясным осознанием того, кто есть друг, а кто – враг, молодой Эссекс был ввергнут в мир смертельно опасных интриг и махрового фаворитизма. Надо сказать, что история с герцогом Алансонским глубоко запала в душу Елизаветы. Его страстные признания в любви и красивое поклонение вызывали желание вечно оставаться юной и возбуждающей желание молодых мужчин. Елизавета вообще любила лесть, была неисправимой кокеткой и хотела бы вечно упражняться во флирте с молодыми красавцами. Она возродила при дворе рыцарский культ прекрасной дамы и упивалась восхвалением своей личности, которую в стихах сравнивали с такими богинями, как Артемида, Диана и Минерва. Действовал ли Лестер, пристраивая пасынка ко двору, лишь по наущению жены, или у него самого возникли какие-то тайные мысли обеспечить себе замену из числа людей своего круга?

Естественно, занять место графа Лестера хотелось многим, и молодые дворяне из лучших семей вступили в жестокое состязание за обладание молодым сердцем престарелой королевы. Они совершенно бесстыдным образом льстили ей; упражнялся в сложном искусстве курить фимиам коронованному божеству и граф Эссекс. Вот что писал он в одном из своих посланий Елизавете:

«Два окна в покоях вашего величества станут полюсами моего полушария, в котором, пока ваше величество не решит, что я недостоин сего рая, я не упаду подобно звезде, но буду поглощен подобно пару, солнцем, каковое возносит меня к зениту. Пока ваше величество дозволяет мне говорить „я люблю вас“, как мое счастье, так и моя любовь ни с чем не сравнимы. Ежели когда-нибудь вы лишите меня сего права, вы можете отнять мою жизнь, но не поколебать мое постоянство, ибо, даже если вся доброта вашего характера внезапно обернется озлобленной ожесточенностью, каковое может случиться не по вашей воле, хотя вы являете собой великую королеву, сие не умалит мою любовь к вам».

Но соперники также не менее умело изощрялись в излиянии своих чувств, и как-то Роберту показалось, что его обходит сэр Чарльз Блаунт, барон Монтджой (1563–1606), которому Елизавета в знак отличия прислала фигурку королевы из своего золотого набора шахмат. Чарльз не преминул похвастаться этим отличием и прикрепил фигурку на золотую тесьму, которой был расшит его рукав. Эссекса вывело из себя бахвальство столь дурного тона, и он во всеуслышание воскликнул:

– Дуракам везет!

Блаунт тотчас же вызвал его на дуэль, в которой Эссекс был ранен в ляжку. Услышав об этом, королева призвала дуэлянтов к себе, выбранила их, подобно доброй бабушке, пытающейся усовестить неразумных внуков, и тем положила начало крепкой дружбе между молодыми людьми. Но возникающая временами жгучая боль в ноге не позволяла молодому человеку забыть о том, что его положение фаворита постоянно пребывает под угрозой.

Уже в 1587 году королева передала молодому Эссексу пост шталмейстера, который в течение трех десятков лет занимал его отчим. Должность шталмейстера была чрезвычайно важной, ибо это лицо было единственным человеком в Англии, которому дозволялось официально прикасаться к королеве, помогая ей сесть в седло и спуститься с лошади. Елизавета настаивала, чтобы Эссекс сопровождал ее на обожаемую ею соколиную охоту. После смерти Лестера в 1588 году молодому человеку была передана королевская монополия на сладкие вина, обеспечивавшая его доходом от налогов на эти напитки. В 1593 году он стал членом Тайного совета, рыцарем ордена Подвязки.

Служба при дворе

Впоследствии Эссекс не проявил себя ни выдающимся государственным деятелем, ни сколько-нибудь способным военным. Он был, так сказать, интеллектуальным фаворитом. Между Эссексом и королевой существовала общность духа, на уровне умственного развития они были равными. Оба с упоением вступали в интеллектуальное состязание, где каждый стремился обогнать соперника, и наслаждались этой игрой разума. Вечернее времяпрепровождение Елизаветы было довольно однообразным: сначала танцы – королева танцевала только с Эссексом – или посещение театра, а затем игра в карты до утра, в течение которой они непрерывно беседовали, пользовались игрой слов, выискивали редкостные сравнения, сочиняли эпиграммы и загадки, соревновались в красноречии. Здесь собеседники становились равными по возрасту. Подобные изнурительные посиделки выматывали придворных, но молодой фаворит поначалу безропотно переносил эту повинность.

Леттис попыталась использовать фавор сына, чтобы занять место при дворе, достойное матери любимца. Елизавета долго уклонялась от аудиенции с ней, назначая встречи, но не являясь на них. Наконец она милостиво дозволила ей вернуться в королевский дворец, но Леттис несколько поспешила отпраздновать свою победу. Как только Елизавета заметила, что та носит более роскошные платья, чем ее повелительница, она вновь отлучила ее от двора, приказав никогда не возвращаться туда вновь. Изгнанница теперь прочно обосновалась в своем поместье и, похоже, смирилась с этим, ибо в одном из писем философски заметила:

«…жизнь в деревне является наиболее подходящей для опальных особ».

Не иначе как попытки Леттис перещеголять королеву по части великолепия туалетов стали той последней каплей, которая подвигла Елизавету на издание указа по ограничению чрезмерной роскоши в одежде. Как следствие оживления в экономической деятельности Англии и развития торговли, в страну стало поступать неимоверное количество тканей самого разного качества и на любой вкус, так что люди с тугим кошельком могли позволить себе очень дорогие одеяния, невзирая на свое скромное происхождение. Несоответствие одежды социальному статусу больше всего волновало королеву, и был издан указ об ограничениях. В частности, ткани красного и пурпурного цвета могли использовать лишь особы королевской крови; расшитые золотом и серебром – только придворные высшего ранга; шелк и бархат – исключительно дворяне. Даже шелковые чулки разрешалось носить единственно придворным не ниже рыцарского звания. Сильно ограничивалось ношение меха. Если Елизавета и ее фавориты щеголяли в соболях, то для всех прочих разрешались лишь более скромные меха. Соболя, кстати, были подарком царя Ивана Грозного, точно так же как и две шубы из горностая. По-видимому, царь серьезно рассчитывал попасть в вереницу претендентов на руку королевы-девственницы.

Граф Эссекс, всегда окруженный свитой лизоблюдов, не имел опыта придворной жизни, где каждый боролся только за свое личное благосостояние, и слишком близко принимал к сердцу проблемы этих прихлебателей, стараясь замолвить словечко за так называемых друзей. В конце концов, по мнению историков, именно эта толпа приживалов, которых он считал своими единомышленниками, и содействовала его гибели. Приятели способствовали укреплению его уверенности в себе, росту убежденности в том, что возможности его безграничны и Роберт способен на большее. Он потихоньку стал делать попытки устраниться от повинности постоянного пребывания при королеве. Эссекс часто сказывался больным, впрочем, вполне вероятно, что на него действительно находили свойственные ему приступы меланхолии. Деятельная сторона его натуры требовала выхода скопившихся в нем сил, влекла его к обретению славы. В 1589 году он, практически против воли королевы, принял участие в так называемой Английской армаде, имевшей своей целью окончательно разгромить испанский флот. Предприятием командовали сэр Фрэнсис Дрейк и Джон Норрис. Однако эта попытка провалилась, поскольку испанский флот сумел отбить атаку, а на обратном пути шторм погубил большое количество английских кораблей.

Невзирая на полученный горький урок, молодой человек жаждал большего, нежели место любимого собеседника королевы. Казалось, события благоприятствовали тому, ибо из жизни начали уходить люди, много лет верой и правдой служившие королеве. В 1590 году скончался один из самых преданных слуг Елизаветы, государственный секретарь, сэр Фрэнсис Уолсингем, непревзойденный мастер шпионажа. Фаворит пожелал занять эту должность, но она досталась горбатому Роберту Сесилу, сыну Уильяма Сесила, лорда Бёргли, опекуна Эссекса. Ему же отошли и другие должности, на которые целился любимчик королевы. Тогда Эссекс вновь решил отличиться на полях сражений. Он получил весьма заманчивые предложения от короля-протестанта Франции Генриха IV, который попросил у Елизаветы оказать ему помощь в борьбе с Католической лигой и предложил Эссекса как идеального командующего для воинского соединения. Королева согласилась и послала своих воинов во Францию под командованием графа. Экспедиция провалилась, но, невзирая на требование королевы вернуться, фаворит не спешил покидать полюбившуюся ему Францию.

Елизавета во гневе разбушевалась и заявила французскому послу:

– Граф Эссекс вообразил, что он управляет моим королевством, но нет ничего более ложного. Я сделаю его самым презренным созданием в моем королевстве. – Конечно, она и не собиралась следовать этой угрозе, ибо любила молодого фаворита и тайно гордилась его неукротимым нравом.

Участие Эссекса в разгроме Великой армады прошло незамеченным, поражение же Английской армады лишь распалило в нем жажду славы сокрушителя испанцев. В 1596 году, через девять лет после блестящей операции Дрейка^[27], Елизавета уступила настояниям фаворита и позволила ему принять участие в экспедиции в Кадис. Флотом командовал адмирал Чарльз Говард, сухопутными силами – граф Эссекс. Говарду удалось сжечь часть испанских кораблей, но остальные сумели спастись бегством; Эссекс захватил Кадис и сжег город дотла. Однако вместо того, чтобы сохранить богатую добычу для королевы, фаворит раздал ее своим дружкам, и в Англию были привезены всего лишь колокол и ценная епископская библиотека.

На родине Эссекса прославили как героя, но королева, привыкшая к возврату своих затрат сторицей, была вне себя от ярости, ибо это предприятие обошлось ей очень дорого. Поэтому Елизавета воздержалась от того, чтобы осыпать своего любимчика похвалами. К тому же фаворит рассорился с адмиралом Говардом, но королева не сочла нужным поддержать его. Так между ними произошла первая размолвка. Эссекс в расстройстве уехал в поместье и отдался сочинению стихов, выражавших его меланхолию и утрату иллюзий. Это особенно заметно в стихотворении «Бедная трудовая пчелка». Там идет речь о несчастной глупой пчелке, которая работала до разрыва сердца, но одна изо всего роя не получала вознаграждения, хотя несла в улей и воск, и мед, тогда как праздные шмели, осы, комары и бабочки жили в свое удовольствие.

Период меланхолии миновал, и поэт решил принять участие в пиратском походе на Азорские острова. Целью нападения были суда, груженные сокровищами из Южной Америки. Но пока Эссекс ссорился с адмиралом, суда проплыли мимо, и фаворит вновь вернулся с пустыми руками. Елизавета начала ощущать, что деяния молодого честолюбца не делают ей чести, и даровала лорду Говарду титул графа Ноттингемского, Эссекс же не получил ничего. По-видимому, он все-таки требовал вознаграждения, ибо, в конце концов, Елизавета сдалась и пожаловала ему титул маршала Англии, совершенно пустой, хотя и с очень внушительным звучанием. Его нельзя было приложить ни к какому виду службы, его просто возобновили именно для графа Эссекса.

Историкам не удалось отыскать никаких достоверных свидетельств о личной жизни Эссекса. Да, в 1590 году он тайно женился на Фрэнсис, дочери Уолсингема и вдове поэта Филиппа Сидни, племянника графа Лестера. Брак был заключен с соблюдением такой секретности, что год венчания впоследствии установили лишь приблизительно по дате рождения первенца; всего детей у супругов было шестеро. Когда о бракосочетании донесли Елизавете, ту постиг привычный приступ негодования, ибо к ней не обратились за разрешением. После этого Фрэнсис, как сообщает один из современников, «жила очень уединенно в доме своей матери», и в дальнейшем ее имя вообще перестает упоминаться.

Граф Эссекс не обходил своим вниманием и других женщин. Уже после его женитьбы Элизабет Саутвелл, фрейлина королевы, в октябре 1591 года родила сына Уолтера, которого Роберт признал своим и отдал на воспитание Леттис в ее поместье. Впоследствии мальчик весьма сдружился с законным сыном отца и вместе с ним делил все невзгоды после казни графа Эссекса. Помимо этой интрижки сохранились упоминания о его шашнях с некой миссис Бриджиз и фрейлиной королевы Мэри Говард. Елизавета надавала миссис Бриджиз пощечин, а леди Мэри пригрозила всеми возможными карами.

Тем не менее женщины не были его страстью. Он больше внимания уделял друзьям, и вокруг него постепенно начала образовываться партия преданных ему молодых аристократов. Старая гвардия Елизаветы, верой и правдой служившая ей и готовая всегда поддержать ее, постепенно покидала земную юдоль. Королеве были незнакомы и чужды новые поколения молодых людей, желавших побыстрее получить свое и убрать с пути особ, служивших им преградой в достижении высоких целей.