Kitabı oku: «Над синевой во мгле», sayfa 2

Глава 3

Как же здорово, что есть люди, после общения с которыми открывается второе дыхание, снова светит солнце и хочется жить!

Инга проснулась в уютной комнатке студенческого общежития с ощущением летающих бабочек внутри себя. Счастливое утреннее пробуждение, не только для Инги, а вообще для всех, – это предвкушение благополучных стечений, и оно всегда сопровождается посылом – «Звезды засветили с высоты!».

Инга достала свою волшебную коробочку с мини-горелкой и туркой – этот комплект всегда был с ней, и порадовать себя кофе она могла в любом месте и в любое время.

Девушка могла отказаться от еды, от воды… Но от КОФЕ??? Она отказаться не могла. На кофе у неё всегда были и деньги, и время.

В дверь постучали. Вырвав себя из состояния блаженства, Инга вышла в коридор блока и, НЕ спрашивая: «Кто там?», открыла дверь.

По ту сторону двери на неё смотрели фиолетово-синие глаза на лице со сливочно-карамелевым отливом и чувственными губами, покрытыми цветом розового лепестка.

«– Я Лера», – произнесла девушка, смотрящая открытым детским взглядом.

– Вы ко мне? – спросила Инга, которую внешность незнакомки смутила, она была не готова с утра столкнуться с такой неприкрытой красотой.

– Вы Инга?

– Да.

Инга удивилась визиту Леры, ведь это её первое утро на новом месте. И как это юное создание уже осведомлено о её заселении?!

– Я от Нины Андриановны, – с улыбкой сказала Лера.

– Проходите, пожалуйста, – Инга жестом пригласила гостью войти.

В комнате стоял легко узнаваемый горьковато-сладкий запах кофе.

Инга не стала рассыпаться в слащавости гостеприимства, а сразу предложила гостье чашечку утреннего кофе.

– Составите мне компанию?

– С удовольствием. Преступление – отказаться от соблазна такого необыкновенного ароматного обволакивания, – сохраняя на лице доброжелательную улыбку, ответила Лера.

– Да, Вы так вовремя! Признавайтесь! Наверняка стояли и выжидали? Ведь, наверное, через замочную скважину запах унюхали? – серьёзно спросила Инга.

Лера смутилась и не знала, как отреагировать.

Но Инга не стала мучить девушку и рассмеялась. И здоровый взрыв смеха снял напряжение первых минут знакомства.

Ребяческая шутка сорвала все барьеры условности, и уже через минуту девушки сидели друг против друга, наслаждаясь одновременно и кофе, и общением.

В утренние часы первого дня Инга никого не ждала и позволила себе открыть дверь в домашнем халате. Рассматривая её халат, Лера не могла понять, в чём Инга? Халат не халат, пеньюар не пеньюар.

То, в чём была Инга, было сшито из лёгкой ткани, как для пеньюара, но ткань непрозрачная – как для халата. Рукава очень широкие, свободные и сильно призборенны, модель для пеньюара, но они не длинные, а по локти, чтобы поверхности не подметать, то есть не для сна, а для движений, больше подходит к халату.

Передние планки с запахом, завязываются на плечах в банты, и грудь закрыта – стиль халата, но банты можно не завязывать и откровенно оголить грудь, и это уже стиль пеньюара.

Инга уловила восхищённый взгляд Леры и, окинув себя взглядом, просто пояснила:

– Это мне бабушка сшила. Знаешь, Лера, всё, что шила для меня бабушка, любая вещица была обласкана её теплотой, её любовью. Сшитые бабушкой вещи приносят мне удачу.

– А модели? Тоже бабушкины? – не сдержалась Лера.

– Модели в основном мои. Я очень люблю бродить по своим творческим лабиринтам.

От Инги повеяло тонким ароматом таланта. Она любила своё дело, а дело любило её. Как только разговор касался темы её творчества, она преображалась. Её зелёные глаза промывались и сверкали как изумруды. Взгляд и улыбка обретали неуловимую летучесть. Пелена притяжения, свойственная сильным и талантливым натурам, покрывала её облик.

На столе появились бублики, халва и мармелад. И Лера уже забыла, что она пришла к Инге по делу и не планировала задерживаться. Водоворот общения закрутил её, и она порадовалась, что пришла одна, без Кирилла, своего парня, с которым они планировали пойти в бассейн.

«Кирилл – хорошо, но без Кирилла лучше», – подумала Лера. Когда женщины собираются без мужчин, им не надо быть КЕМ-ТО, им просто надо БЫТЬ. Расслабляться, смеяться, плакать. Можно вывернуть себя изнутри наизнанку до наготы. У Инги и Леры было много общего. Лера жила с сыном, с мужем развелась, и её тоже, как и Ингу, воспитывала бабушка. Они погрузились в состояние «на одной волне» и с жадностью поглощали свои эмоции общения, как бы пробуя друг друга на вкус.

В дверь постучали. Стук остановил центрифугу нескончаемых тем и оборвал притяжение родственных душ у центробежной силы.

За порогом колом стояла Макаровна.

– Инга, Лера у тебя? – строго спросила она.

На Ингу смотрел статуй в парике, выразительно заявляя: «Никому НЕ здрасте».

Макаровна стояла с дыбом бешеной морковки и со взглядом «Ты поймай меня с разбегу, я за деревом стою».

– Здравствуйте, Аполлинария Макаровна. Да, Лера у меня, – спокойно ответила Инга.

– Вас Нина Андриановна зовёт, – командным тоном заявила Макаровна.

– Вы не зайдёте? – спросила Инга.

– НЕТ! Я на посту, – Макаровна резко развернулась, и вдруг… разворот неожиданно сопроводился совершенно определённым звуком, «это» было то, что «естественно, то не безобразно». Но Макаровна, в полной уверенности, что «это» может чувствовать и слышать только она, направилась по коридору к лестнице.

– Хорошо. Сейчас спустимся, – прокричала Инга вслед Аполлинарии Макаровне, еле сдерживая смех. Смешинка пробралась в носоглотку и отчаянно рвалась на выход. А Макаровну даже «это» особо не смутило, она шла по коридору уверенным строевым шагом. Как только она удалилась в повороте на лестницу, Инга дала волю здоровым эмоциям. Просмеявшись, она вошла в свой блок.

«Вот же любитель покомандовать. А важность-то, важность… И тут такой конфуз естества… Всю значимость Макаровны обрушил», – подумала Инга по-доброму и решила Лере ничего не рассказывать, уж очень тема приватная. Но, войдя в комнату, не могла удержаться и рассказала всё Лере. Комната содрогнулась от взрыва здорового смеха.

Лера первой пришла в себя и спросила:

– А что хотела Макаровна?

– А-а-а! Нас зовёт Нина Андриановна.

Просмеявшись, они направились к Нино, так её за глаза называла Лера.

Когда Инга и Лера вошли в кабинет, Нина Андриановна стояла у своего стола и задумчиво глядела в окно.

Как художник-модельер, Инга не могла не обратить внимание на правильные пропорции её тела – тонкая талия, высокая грудь и красивые, ухоженные руки. Весь этот арсенал начинался с благородной посадки головы, ровного здорового позвоночника и заканчивался щиколотками на длинных ногах. Достоинство породы подчёркивалось красивой осанкой и холодным, умным взглядом. Она была похожа на английскую гончую – с безусловным присутствием гармоничного экстерьера.

– Добрый день, девочки. «Проходите, пожалуйста, и присаживайтесь», – произнесла Нина Андриановна, указывая на кресла.

В её произношении чувствовался лёгкий акцент.

«Она или из Прибалтики, или из Польши», – подумала Инга.

В акценте она не могла ошибиться, мать её подруги родом из Латвии, а жила пять лет в Польше. И она рассказывала, что на русском и поляки и прибалты говорят почти с одинаковым акцентом.

Пока Инга определялась с акцентами, Нина Андриановна перед ней разложила добротный отрез ткани глубокого изумрудного цвета с очень тонкими черными полосками.

– Что ты можешь предложить, глядя на этот перелив оттенков?

Инга вернула в свою голову картинку с Ниной Андриановной, стоявшей у окна, и утвердительно ответила.

– Брючный костюм!

Она представила Нину Андриановну в брюках с лёгким расширением от бедра, в пиджаке с глубоким вырезом и блузе с воздушными рюшами.

– Брючный костюм? – переспросила Нина Андриановна.

– Да! «Только в брюках дама по-настоящему выглядит женственной и элегантной. А если брюки дополнить блузами с жабо или рюшами, эти детали позволят женщине носить мужской костюм и оставаться женщиной», – с гордостью продекларировала Инга.

– Это ты из своей головы взяла? – с интересом спросила Нина Андриановна.

– Нет. Это я взяла из головы Элизабет Гильберт. А из своей головы я взяла Ваш образ в переливах очаровательности глубокого изумруда и вижу, как потрясающе Вы будете выглядеть.

– Прекрасно! Можешь принимать заказ! – сказала Нина Андриановна, сделав паузу, как бы подыскивая слова, спросила: – Ты любишь Элизабет Гильберт?

– Да, – сдержанно ответила Инга.

– Я тоже, – Нина Андриановна с нескрываемым удивлением посмотрела на Ингу.

Инга поймала её взгляд, но тему поддерживать не стала. Забирая ткань, она сказала, что подготовит наброски моделей и после выбора конкретной будет произведена примерка.

– Определяемся в цене, и можно начинать, – подытожила Инга.

О цене Инга упомянула, дабы подчеркнуть независимость своего положения.

«Вы мне предоставили комнату, за которую я Вас отблагодарила, комнату оплатила и намерена платить дальше. Всё в рамках соответствия. Я больше никому ничего не должна».

И взглядом завершила: «Бизнес! Ничего личного!».

Умная Нино, как её звала Лера, всё поняла.

– Отлично! Жду тебя с набросками к пяти часам.

Инга взяла ткань и покинула кабинет Нины Андреевны. Лера осталась.

Идя к себе в комнату, Инга не могла понять, что может связывать Леру с холодной, умной Снежной королевой по имени Нино.

«Всё хорошо, даже очень. Но что-то её тревожило».

Инге не нравилась её тревожность, и, чтобы затушить непонятную сумрачность настроения, она вышла на улицу. Моросил тёплый дождь. Лёгкая озоновая взвесь накрыла улицы. Облака сели на крыши домов и спрятали небо. Настроение Инги перекликалось с туманностью, она шла и бормотала детский стишок на свой лад: «И, как туман, молочно-бела, Белая лошадь в тумане плыла… Доплыла наконец-то, на берег сошла, “Спасибо” сказала и дальше пошла».

«Это про меня», – подумала Инга, и взгляд её остановился на витрине с детскими вещами.

Яркий костюмчик спортивного стиля просто пригвоздил её внимание. Увидев цену, она решила не заходить в магазин. Но, пройдя несколько шагов, уговорила себя всё же купить этот костюмчик сыну. «Ну, посижу на макаронах, а ещё лучше на кефире. А то “…белая лошадь в тумане плыла…”, а надо, чтобы “стройная лань по улицам шла…”».

И через несколько минут Инга уже стояла в очереди на почте, отправляя посылку с костюмчиком, дополнив её лекарственными травами для бабушки и губной помадой для мамы.

К себе в комнату Инга вернулась совсем в другом настроении. На столе всё ещё лежали бублики и халва. Она приготовила чай, расположилась в кресле и отдалась творческой фантазии. К полуночи девушка подготовила пять вариантов брючных костюмов с блузами разных цветов и осталась довольна своими моделями. Так прошёл её первый день в новом городе. Она надела чистую пижаму, легла в чистую постель и, чувствуя тепло ладони Гулливера, уснула.

Утром, не успев ещё проснуться и потянуться, услышала стук.

«О боже! Сколько же времени?» – подумала Инга и, набросив халат, открыла дверь.

С наружной стороны стоял парень невысокого роста с маленьким лицом – глаза острые, рот маленький с двумя торчащими зубами, и всё лицо как-то собрано в одной точке – на носу. И перед тем, как что-то сказать, его губы сжимаются и разжимаются, как бы проговаривая, прежде чем начать говорить. На суслика похож.

Инга поймала себя на том, что молодой человек не вызывал неприятных эмоций. Или, как говорят англичане: «No negative messages» (никакого негатива). Сочувствия к его внешности Инга и не почувствовала, наоборот, в его взгляде была какая-то ребяческая чертовщинка.

– Вы ко мне? – спросила она.

– А Вы Инга? – вопросом на вопрос ответил он.

– Да! Проходите! – показывая жестом, Инга приглашала пройти в прихожую.

Парень вошёл и сразу протянул руку хозяйке.

– Кирилл.

– КИРИЛЛ?! – в полном недоумении произнесла Инга, сопоставляя внешность Леры с этим парнем, то бишь с её, Лериным, парнем, которого она ещё не знала. Но заочно, со слов Леры, о её Кирилле уже наслышана.

Этот Кирилл уловил замешательство Инги и поспешил всё разъяснить.

– Я Киря, а тот, на кого Вы подумали, – Кирилл Петрович – знакомый Леры и студент юрфака, – уточнил Киря с улыбкой, которая оказалась почти голливудской.

К удивлению Инги, у Кири оказался очень приятный мужской, низкий голос. Черты лица сразу разгладились, глаза заискрились, и схожесть с сусликом улетучилась.

– Проходите, пожалуйста! – доброжелательно пригласила Инга гостя.

Пройдя в комнату, Киря вытащил из пакета брюки и стал показывать конфуз. Брюки были разорваны по шву от ширинки к полупопию.

– Вам нужен ремонт? – не расставляя акценты на местах разорванности, Инга отложила брюки, чем загасила неловкость Кири. – Кирилл!

– Можно Киря, – поправил Кирилл Ингу.

– Ну хорошо, Киря, приходите часа через три, всё будет готово.

Инга помнила, что до визита к Нино шесть часов, она успеет.

Они улыбнулись друг другу, и на фразе «До встречи» Инга закрыла за Кириллом дверь.

Чашечка кофе взбодрила её, и она, окончательно проснувшись, принялась колдовать над штанами Кири.

Штанцы оказались капризными и забрали часа три кропотливой и дотошной работы. Но результат порадовал Ингу – шов был восстановлен аккуратно и следов ремонта не просматривалось.

Киря держал в руках свои фирменные брюки и глазам не верил. Он пробовал шов на прочность – тянул влево, вправо, вверх, вниз, – но рукотворение Инги сохраняло неизменность.

Во взгляде Кири засверкали бенгальские огоньки.

– Инга, Вы чудесница! Сколько я должен?

– Да ничего не надо.

Киря удивился, он знал, что ремонт одежды кропотлив и забирает много времени, и отступать не собирался.

– Нет-нет! Инга! Просто за спасибо я не могу. Придётся оставить штаны Вам. А-а-а! Вы хотите, чтобы я ушёл без штанов? – с вкрадчивостью шутливого обаяния выразил Киря свою настойчивость и желание «оплатить».

Юмор Кири попал в цель. Инга на лету поймала «шар» и не раздумывая отправила ответный:

– Без штанов? Без штанов, конечно, нельзя! Через карманы штанов можно трусы поправить и… вообще поправить, уложить, пригладить…

– ДА! – подхватил Киря. – Карманы! Великое дополнение к штанам! Карманы как варежки: поместил в них руки – и ты герой момента!

Дальше они уже не могли продолжать. Взрыв хохота заполнил пространство.

Просмеявшись, Инга вручила Кире штаны и заключила:

– Ладно, я согласна на упаковочку добротного кофе.

Киря обрадовался, поблагодарил Ингу и на ходу прокричал:

– Я Вам найду немыслимый по своей приятности кофе…

«Какой же он милашка и совсем не суслик», – подумала Инга.

Глава 4

Порой и мёд можно обратить в желчь.

Хилари Мантел «Зеркало и свет»

Инга шла по коридору с застывшей улыбкой на лице, подаренной Кирей.

«До чего же он обаятельный! Стоило пообщаться, и как солнце выпила. Говорит простые вещи, а смешно. Видно, у юмористов своя вибрация, идущая от головы. Киря относился к тем светлым людям, которые банальность и обыденность меняют на хорошее настроение», – Инга шла и утопала в своих размышлениях – к чувству юмора она относилась с великим почтением. Она уверена, что юмор – это особая зона в голове, которая даёт преимущество замечать детали, впрыскивая в них смешливые нотки с живой остротой ума и не нарушая границ разумного восприятия.

«Киря далеко не красавец, – думала Инга. – Первое впечатление о нём было так ловко обыграно, и передо мной стоял не суслик, а очень обаятельный и очень привлекательный молодой человек. Юмор – это не просто смех и умиление, это сложная функция мозга – так утверждают учёные. Человек, обладающий юмором, способен выйти из сложной для него ситуации легко и достойно, т. е. обыграть умом неудобное и неприятное».

«Да! – согласилась Инга с учёными. – Чувство юмора – это Божий дар. Но если человек “шутит”, обижая и унижая, пересекая грань хорошего и здорового, это уже не юмор – это цинизм. Шутить не для смеха окружающих, а для истерии своих амбиций – это не юмор. Обида – это антипод юмора, и уж точно не от Бога».

И незаметно её мысли скатились от позитива к негативу: «…обида… антипод… не от Бога…», и это вносило настораживающие нотки. Инга всегда прислушивалась к предупреждениям «НИОТКУДА», но времени на размышления не осталось. Она уже подошла к двери Нино, постучалась и вошла, держа в руках наброски моделей.

В кабинете, помимо Нино и Леры, присутствовали двое мужчин. Один из них, лет сорока пяти, сидел рядом с Лерой и был похож на нерпу – с большими глазами и расплывчатым широким носом. Лицо было гладким, без морщин. Нет морщин – нет судьбы. Лицо Толстого, как про себя его определила Инга, было раздутым, а точнее надутым. Его мысли, поступки, действия были стёрты с его лица: добрый или злой, умный или глупый, наглый или благодетельный – не распознать. Облик не передавал никаких восприятий. А его рыхловатое тело расплывалось в кресле, и левая рука властно лежала на Лере.

На Лере! Молодой, стройной и красивой!

Перед Ингой нарисовалась картина: «Неповоротливый тюлень и сказочная русалка».

Инга поймала себя на том, что она не может скрыть свои эмоции отвращения, и, чтобы загасить явное их выражение, быстро перевела взгляд на другого присутствующего. Другой оказался среднего роста, среднего телосложения и средней внешности. Инга назвала его «Средним».

– Ну, показывай свои шедевры.

Инга вздрогнула. Голос Нино вывел её из оцепенения и мыслей, с которыми она провалилась, как в тёмную пасть чего-то противного и мерзкого. Она поняла, для чего её сюда пригласили, но быстро взяла себя в руки и отреагировала на слова Нино.

– Да-да! Пожалуйста! – Инга протянула альбом и посмотрела прямо в глаза Нино.

Но чтобы сбалансировать своё поведение, она перешла к приветствию.

– Всем добрый день! Я Инга!

– О Господи! Я ведь тебя даже не представила. Знакомься! Дмитрий Лазаревич! Величина в мэрии нашего города, – показывая рукой на Толстого, потом перевела взгляд и тоже представила: – Пётр Петрович! Управляющий центрального отделения Вербанка.

Толстый и Средний надели на лицо улыбку истинных джентльменов и пригласили Ингу к столу на правах хозяев этого незатейливого сабантуйчика, орошая обстановку радостно-угодливым юмором.

Приторные взвеси, зависшие над столом, не заставили долго сомневаться. Во взглядах и дешёвых притворствах Толстого и Среднего чётко улавливалось, что Инга и Лера приглашены на сладострастный десерт.

Настроение Инги не ускользнуло от Нино, но она не подала виду. Правда, выдала себя тем, что альбом, даже не просмотрев, отложила. А ведь альбом с моделями образцов был главной причиной визита Инги.

Инга обратила внимание на этот, казалось бы, совсем не значимый момент и задумалась:

«Да-а-а. Ситуация. Эта Снежная королева использует молодых, привлекательных девушек в своих интересах. Она примораживает нужных ей людей условиями, от которых трудно отказаться. Кто будет искать следы сладострастья в общежитии технического вуза? Да ещё при управленце такой внешности. Грациозна, как пантера. Красива и холодна, как Снежная королева. Насквозь расчётлива и прагматична. Она не хлопнет дверью, скорее оставит дверь приоткрытой».

– Зато я хлопну! – вдруг чётко и выразительно произнесла Инга вслух.

Нино сразу отреагировала.

– Что? Что ты сказала? – глядя на Ингу, мило спросила она.

Инга опешила, от прозвучавшей вслух мысли и стала быстро выкручиваться.

– Хлопну! Хлопну-ка я рюмочку, – переиграла реплику Инга, напустив на себя весёлость простушки.

Гости и опомниться не успели, как она налила себе рюмочку водки и выпила залпом.

– А теперь надо закусить! – призывно сказала Инга и принялась с аппетитом закусывать, думая: «Хоть наемся вдоволь, воспользуюсь ужином прожорливых. Не всё им, акульему племени», – думала Инга, а лицо её выражало удовольствие доброй милашки.

Во взгляде Среднего читалось: «О! Такие незатейливые простушки нам ой как нужны!».

Средний понял, что Инга – это его добыча, и от предвкушения предстоящих услад разлимонился и стал с подобострастием проявлять угодливую услужливость.

– Инга, вот, угощайтесь! Что Вы предпочитаете: чёрную или красную икру?

– Да я просто растерялась от такого изобилия. Разве можно всё это съесть?! – глядя на Среднего, Инга изобразила раздутость.

После пары бутербродов, решив, что с людьми сладострастных пороков можно и позволить себе отразить их суть, спросила:

– А «Take away!» можно?

Со стороны Инги – это, конечно, была наглая пощёчина – быть в гостях и попросить еду на вынос. И сейчас у неё было непреодолимое желание хоть чем-то их хлестануть.

Толстый и Средний не поняли, а только переспросили:

– Как Вы сказали?

– Take away! В переводе с английского: «Взять на вынос». То есть всё, что не доели, можно упаковать и забрать с собой, унести.

У Инги не дрогнула ни одна мышца, её настолько выбешевало то, ГДЕ она и с КЕМ, что только подобным поведением она могла скрыть своё состояние. И этим поставить ещё больший акцент на статусе происхождения и полном отсутствии воспитания. Тем не менее она продолжала играть добрую, милую простушку.

Но Средний прямо на ходу подмётки рвал. Несмотря на усилия Инги «не нравиться», она всё же ему понравилась, и он сразу предложил:

– А зачем нам брать и нести, я всё организую прямо там, куда мы с Вами переместимся, то бишь к Вам, – и, не дав никому опомниться, взял Ингу под ручку, приглашая на выход.

Инга сдержалась, она не могла позволить сейчас «бросить, плюнуть и послать», а так хотелось, но это был её второй день в чужом городе.

«Хорошо, Средний. Не думаю, что тебе будет по душе продолжение банкета», – подумала Инга и, взглянув на Нино, спросила:

– Вы, когда просмотрите, предложите альбом Дмитрию Лазаревичу и Петру Петровичу. Пусть жёнам покажут, думаю, им понравится, – вонзила фразу Инга.

«Всё-таки не удержалась. Да и хрен с ними. Пусть знают, пусть не лезут».

Толстому не понравилась последняя реплика Инги. он сразу понял, что эта простушка совсем не простушка, но промолчал, слегка колыхнув своими телесами.

По Нино было видно, что она тоже «заёрзала» внутри своего ледяного замка, но, прикрыв антураж момента завесой, с холодным спокойствием удержала свой образ Снежной королевы.

Лера молчала, она за это время не произнесла ни слова.

У Инги началось волнение желчи, она ещё не понимала, как ей выкрутиться из этой ситуации. В этот момент она хотела лишь одного – отгородиться от мира, запрятаться в свою скорлупу, как улитка, и никого не слышать и никого не видеть. Уйти в себя.

Обиды входили в её профессию, но то, с чем она столкнулась сегодня у Нино, – это не обида, это унижение.

Инга шла по коридору со Средним и прокручивала план действий: «Я веду мужика на свою территорию, где буду один на один с настойчивым домогательством противного и отвратного. Как этому противостоять? Встать на дыбы? Это будет вызовом и разыграет интерес: “победить и взять своё”. Он мужик, и, чувствуется, не слабый, финал может оказаться для меня унизительным и оскорбительным. А моё радушие будет воспринято, как будто “я согласна и на всё готова”. Ну а как ещё может отреагировать самовлюблённый самец? Человеческое гостеприимство будет воспринято не как воспитание, а как желание быть с НИМ – неотразимым и обворожительным обольстителем, пусть даже средним».

Инга натянула на себя милость взгляда, усердно скрывая дисгармонию внутреннего разногласия.

Подошли к комнате.

– Прошу Вас, Пётр Петрович. Здесь я живу, – и добавила: – Моя келья.

– Келья? А почему келья?

– Я не пью, не курю и застолья не люблю, – складно ответила Инга и посмотрела на Среднего – «Понял ли он намёк?»

Но Пётр Петрович даже глазом не моргнул, его взгляд выражал: «Голуба! Я за чем пришёл, то и возьму, и никуда тебе не деться».

Наглая уверенность Среднего Инге совсем не понравилась. Она достала турку и приготовилась варить кофе, но в этот момент раздался стук в дверь, и Средний откликнулся открыть:

– Не волнуйся, я открою.

Порыв Среднего показался Инге совсем без тени барских замашек, он встал и пошёл к двери. Инга про себя решила: не всё так безнадёжно.

В дверном проёме появился Киря с двумя огромными сумками.

Они пробежались взглядами друг по другу, задавая вопросы глазами…

«Это ТЫ?» – глазами спросил Киря.

«Да, это я. А ты КАК здесь?» – так же спросила Инга.

Ответы на вопросы споткнулись друг об друга, но Киря и Инга обнаруживать себя не стали.

Киря поставил сумки и вышел.

Из сумок на стол, как по конвейеру изобилия, стали выпрыгивать всякие красивые коробочки и упаковки – это были колбасы, копчёности, упаковки мяса, печени, рыбы, сыры, икра, шоколад, вино, коньяк… и чего только не было.

Инга стояла как статуя, она никогда в своей жизни не видела столько всего вкусного и так много. Видела! Но только в кино! А живьём, да ещё у себя, и всё, что она сейчас видит, – ей и для неё.

«Да, голуба, это тебе за “take away”. Ответ за красивые коробочки и красивые упаковочки держать придётся на разобранной постели, с отобранными принципами. Ну и хрен с этими принципами. Закрою глаза, уши, чтобы не слышать, не видеть. Перетерплю… И потом… На моём столе, в холодильнике, в шкафу – ВСЕ эти невиданные доселе деликатесы. Сразу отправлю посылку маме и бабуле», – и на этой фразе Инга открыла глаза, которые до того момента были закрыты и удерживали воображение.

– Инга, что с тобой? – мягко спросил Пётр.

Средний не понимал, что внутри Инги бушует буря – ТЬМЫ и СВЕТА. Тьма и Свет вцепились друг в друга, как кошка с собакой. Грызлись и плевались огнём, который влетал в сознание Инги. И она не знала, как затушить это разгорающееся пламя.

Но она точно знала, что не сможет отказаться от этой скатерти-самобранки, и ЭТО её раздражало, она ненавидела себя.

Инга посмотрела на Среднего и просто, без фальшивой игры, сказала:

– Знаете, а ведь я не сильная. Я обыкновенная, как большинство, с отсутствием иммунитета против благополучных обстоятельств. Благополучие легко прививается, и тяжело с ним расстаться. Отрезать, разорвать, отрубить – сразу и без промедления – это удел сильных, например, как моя мама. Моя мама очень красивая, – задумчиво начала Инга.

Пётр улыбнулся, как бы говоря: «Да, вокруг очень много красивых женщин».

– Нет, Вы не поняли. Мама красивая – без макияжа, без брендового прикида, без наносной привлекательности. Она нагая – красивая, без прикрас! У неё роскошные волосы, большие миндалевидные глаза густо-зелёного цвета, чувственный рот и необыкновенная кожа, как атлас цвета карамелево-золотистого песка. Её Бог одарил красотой и загрузил в неё изюминку величиной с арбуз. Моя мама, как женщина, по своей природе необыкновенно харизматичная и сексуальная, с искромётным чувством юмора. С ней интересно говорить, проводить время, да просто пить кофе.

И мой талантливый отец в свои 23 года написал маслом копию картины «Святая Инесса в темнице» Рибера, XVII век. Подлинник представлен в Дрезденской галерее. Различие между оригиналом и копией может отличить только специалист. Отец писал картину на волне любви и вдохновения! И подарил свой шедевр маме! Мама – любитель искусства и красоты – была покорена! Они поженились. Первой родилась моя сестра, я была вторым ребёнком. Отец, как оказалось, любил женщин, и красота мамы его не удерживала.

Тут Средний стал отстаивать свои позиции:

– А при чём здесь красота? Природу мужчин это не удерживает. Моя жена тоже красива и сексуальна, а меня время от времени тянет на свежее и новое. Распознать новизну, почувствовать другой темперамент, другие движения, другие ласки и желание овладеть – сметает всё на пути, – очень откровенно выразил Средний свой порыв, который дал богатую канву с броским названием «Самец».

Инга заволновалась, тема ушла в нежелательное для неё русло. Она отодвинула сексуальность бытия и как ни в чём не бывало продолжила:

– Отца назначили директором театрального училища небольшого сибирского городка. Другими словами, пустили козла в огород – девочки, улыбки, вдохновения… И всего так много, хочешь оптом, хочешь в розницу – бери не хочу!

Директор молодой, сильный, сексуальный, прямо хищник на охоте, с глазами камышового кота, зелёно-рыжими, жгучими. Весёлость, обаяние в том же флаконе, как довесок, постоянно присутствующий при успехе и возможностях.

Жили мы в просторной трёхкомнатной квартире. А летом в домах не было горячей воды. Мама разогревала в большой выварке (цинковая 20-литровая кастрюля) воду к возвращению отца, чтобы он мог обмыться.

И в этот злополучный, а может, наоборот, счастливый день всё было по тому же сценарию – вода на разогреве, еда на плите, в доме чисто, стол засервирован.

Взгляд мамы улавливает стрелки на часах, которые подтверждают приход мужа с минуты на минуту.

И действительно, не успела она отвести взгляд от часов, как подъехала машина к окнам первого этажа нашей квартиры и показался отец.

Мама обрадовалась и побежала к двери.

– Дорогой, всё готово. Проходи! Я так тебя жду! – и хотела поцеловать мужа, но отец остановил порыв, схватил какой-то свёрток и на ходу прокричал:

– Буду поздно, не жди!

Мама подбежала к окну и увидела – на задних сидениях авто сидели две девушки.

– Всё как доктор прописал, – вставил Пётр.

– Да! Доктор прописал! – с надрывом, почти крича, повторила Инга слова Петра. – Ну, Вам не понять, ЧТО чувствует женщина в эти минуты? Да она ничего не может чувствовать, она задыхается, ей не хватает воздуха, и она готова умереть, только бы не видеть себя такой униженной и раздавленной. Самая больная, незаживающая рана – унижение. А Вы, Пётр Петрович, представьте, если бы на роскошной РАЗОБРАННОЙ постели лежала Ваша роскошная РАЗОБРАННАЯ жена!

Инга сразу поняла, что она попала прямо в гипофиз. Глаза Петра извергали гром и молнию.

– Этого не может быть, потому что не может быть НИКОГДА! – прохрипел Пётр с характерным разделяющим шипением в голосе.

Довольная Инга подумала: «Ну, голубчик, теперь тебе точно не до секса», – и возгордилась уникальностью своих ходов.

Инга, подчёркивая реакцию Петра, выразительно сказала:

– Вот и маму накрыло состояние хрипоты, тошноты и рвотных позывов, – и, помолчав, продолжила: – Когда родители приехали в этот город, мама играла в театре. Получали мало, на жизнь хватало с натягом. И она, пожертвовав своей профессией, начала шить меховые шапки. Финансовая раскрепощённость стала ощутимо украшать быт. Стало легко и комфортно. Достаток в семье отец стал с удовольствием и наслаждением использовать в своих порывах и так заигрался, что, перетягивая одеяло на себя, оставил маму совсем голой, без одеяла, укрывающего их семейное ложе.

Отъезжающий автомобиль с другом отца за рулём и двумя девушками тяжёлой гильотиной разрубил на клочки их семейное одеяло.

В течение нескольких дней мама завершила заказы, раздала готовые изделия заказчикам, получила деньги и убрала с глаз долой все приспособления для пошива. Она отодвинула в угол машинку, убрала болванки для натягивания заготовок, инструмент, журналы и каталоги, в общем, ВСЁ, что забирало безвозвратно уходящее её время.