Рожденный зверем

Глава 1

Я куда-то бежал, спотыкался, вставал и бежал снова. За мной гнались. Я не знал кто, но чувствовал это каждой частичкой тела. Мне было страшно. Страх липкими руками охватывал тело, ползя по позвоночнику, сжимал горло, не давая вырваться ни единому звуку.

Липким был не только страх. Я посмотрел на свои руки, в темноте невозможно было ничего четко разобрать, но я чувствовал, что у меня все руки в крови. За два квартала до этого я выкинул нож в урну. Не помню, как он у меня оказался, почему я окровавлен, сделал это я или со мной, но страх гонит меня по улицам города. Я бегу и понимаю, что это истинное наслаждение – упиваться страхом, подпитываться им, наслаждаться.

В холодном поту я просыпаюсь. Сердце колотится неимоверно быстро. Уже неделю мне снятся кошмары, где я весь перемазан в крови и бегу по улицам города. С каждым сном я знаю, что преследователи все ближе. Еще немного, и они меня догонят. И тогда я буду по-настоящему счастлив, потому что эта игра закончится.

Я посмотрел в окно. Тяжелые капли дождя с грохотом падали на железный козырек, с каждым ударом задевая все струны моих натянутых нервов. Дождь лил уже три дня без остановки, и многие начинали шутить про потоп, Ноя и кару божью. Одни начинали бояться, другие зарабатывали на зонтиках, я же относился ни к кому из них просто потому, что мне было все равно. Льет дождь или светит солнце – моя жизнь от этого не изменится. Будильник прозвенит в 7:00, я встану, включу кофе-машину, сделаю ровно шесть бутербродов с ветчиной, разложу их по пакетам и пойду будить семью. Дальше работа, магазин, дом. В выходные – боулинг с соседом. Нужно не забыть попросить его отдать газонокосилку, но все как-то неудобно.

– Адам! – голос жены вывел меня из задумчивости. – Где мой бутерброд с арахисовым маслом?

Черт, сделать бутерброды всем детям и забыть про один единственный для жены – нехорошее начало дня.

– Сейчас будет готов, дорогая.

В кухню вошла Лора в толстом махровом халате с не менее толстым полотенцем, обмотанным вокруг головы. Она сдернула его и запрокинула голову, растрясая спутанные волосы по плечам. Когда-то это заводило меня, но сейчас больше вызывало желание дать ей расческу.

– Вот, – я протянул тарелку с тостом, густо обмазанным ореховой пастой.

– Много, – жена взяла тост и обмакнула палец в стекающую с него пасту, – я же просила тебя делать ровно столько, чтобы можно было съесть за один раз.

– Прости, – я подошел и чмокнул жену в макушку. Она отмахнулась от меня, но тут же подставила жирные от пасты губы для поцелуя. – Где Оливия?

Я быстро вернулся к кухонному столу, протер его тряпкой и стал складывать бумажные пакеты. Наверху послышалась возня и, толкая друг друга, с лестницы спустились дочь и сын.

– Быстро ешьте и собирайтесь, иначе опоздаете в школу, а ваш папа на работу, – поторопила их Лора.

Оливия подбежала к холодильнику, достала огромную бутылку молока, поставила на стол и стала откручивать крышку. Маркус уже притащил две тарелки и насыпал в них хлопья. Держа двумя руками бутылку, Оливия стала наклонять ее над тарелкой. Но бутылка оказалась сильнее шестилетней девочки и потянула ее за собой. С чавканьем на пол упали оба. Оливия смешно барахталась, разводя руками по растекшемуся молоку. Маркус сначала замер, а потом во весь голос стал смеяться, за что тут же получил оплеуху от матери.

– Это не смешно, Маркус. А ты, Оливия, безрукая девчонка, не можешь поднять бутылку – не берись.

– Успокойся, – я поднял дочь на ноги и оценил размер ущерба.

Молоко продолжало волнами выплескиваться из бутылки, полкухни было залито, а одежда Оливии была полностью мокрая. Дочь вытирала мокрыми руками липкую юбочку, на глазах начали появляться слезы.

– Сделаем так, ты найдешь новую одежду, а я пока вытру пол, хорошо? А потом я сделаю тебе сэндвич с ветчиной, салатом и яйцом.

– И соленым огурчиком? – глаза ее просохли и появился интерес.

– И соленым огурчиком, – подмигнул я дочери.

– Не вздумай кидать одежду на пол в комнате. Я убирать за тобой не собираюсь!

– Я помню, где корзина для белья, – огрызнулась Оливия, пробегая мимо матери.

Собрав тряпкой все молоко с пола, я быстро нарезал ветчину и соорудил детям бутерброды. Оливия прибежала в чистом платье и в свитере, одетом задом наперед. Я поймал ее на бегу, поставил на барный стул, вытянул руки из свитера и перевернул его прямо на ней. Она взвизгнула и обняла меня за шею.

– Спасибо, папочка. А где мой бутерброд? – я протянул ей два куска булки с ветчиной. – Ты обещал огурчик, – губки ее в момент надулись.

– Отец не обязан помнить обо всех твоих хотелках. Надо – возьми, – подала голос Лора.

Я сделал жест фокусника и из-за уха Оливии достал огурец. Она захлопала в ладоши, схватила и откусила половину. Тоже я проделал с Маркусом, только у него вытащил шоколадку.

– А теперь быстро в машину, – я подхватил портфели и мешки с формой.

Дети убежали вперед, открыв дверь настежь. Я повернулся к Лоре.

– Сегодня пятница, – она наливала сок в стакан и даже не повернулась в мою сторону, – я бы хотел приехать чуть позже.

– Помню я, твой боулинг с Раулем. Когда заберешь детей из школы, съездите в магазин, у нас закончились чипсы.

– Булка, ветчина, картошка и мясо тоже закончились.

– Ну, это на твое усмотрение.

Лора встала, подошла ко мне и прижалась в долгом поцелуе. Так она целовала меня, когда мы только поженились, а аромат геля «Летний луг» напомнил о том, как мы проводили вечера, убегая в поля на окраине города и устраивали пикники среди васильков и ромашек. Я притянул ее сильнее, развязал пояс, подбираясь под халат и проводя руками по шершавой еще влажной коже. Она призывно подалась вперед, но тут же оттолкнула.

– Дети, – напомнила она.

Я заправил прядь ее волос за ухо, поцеловал в нос и вышел к машине, где дети уже вовсю прыгали по сиденьям. Детский сад находится в двух кварталах, обычно дорога до него занимает считаные минуты. Но именно сегодня ремонтники решили порадовать нас новым асфальтом, перегородив весь квартал и оставив одну узкую полосу для подъезда к саду. Десятки машин стояли в безнадежной пробке, пытаясь безуспешно договориться, по этой полосе нужно въезжать или выезжать. С обеих сторон образовалась огромная пробка, и надежды на то, что можно будет сдвинуться с места, не оставалось. Я посмотрел на часы, через пятнадцать минут начинается рабочий день. Если начальство не увидит меня на рабочем месте, я получу немалый штраф.

1.1

Дети устали сидеть, начали вырывать друг у друга игрушку, в машине поднялся гул, который вместе с шумом отбойных молотков разрывал голову на куски.

– Тихо! – зарычал я, словно бык при виде торреодора.

Дети притихли, отпустили игрушку. На глазах у Маркуса заблестели слезы, Оливия прижала брата к себе и гладила по голове, успокаивая. Вспыхнувшая волна гнева разлетелась, оставив горький привкус раскаянья.

– Прости, – повернулся я к детям, – я не хотел. Просто мы опаздываем, ваша воспитательница будет недовольна.

– И твоя воспитательница тоже будет недовольна?

– О, моя будет просто в гневе.

Телефонный звонок отвлек меня, на дисплее высветился номер детского сада.

– Где Маркус и Оливия? – раздался жесткий голос заведующей. – Занятия уже начались, а детей еще нет!

– Мадам Кринж, вы же сами знаете, что творится у вас на подъезде. Нет не только нас, половина детей сидит в машинах на въезде к вам.

– Я не про остальных детей спрашиваю, а лично про ваших! По условиям договора, который вы подписывали, дети должны быть на занятиях вовремя. Иначе…

– Что иначе?! – не выдержал я. Пробка продвинулась немного вперед, и машина встала прямо напротив отбойного молотка. – Не возьмете детей? Развернете всю эту очередь обратно?! Я тебе и твоей конторе деньги плачу, так что возьмешь детей как миленькая. И не смей звонить и угрожать мне своим договором!

Я бросил телефон на сиденье. Позади меня тихо поскуливал Маркус, сдерживая всхлипы, Оливия прижала руку к его рту и шепотом просила не плакать. Я зажмурился, опустил голову на руль. Извиняться еще раз бесполезно, дети и так напуганы. А вина нарастает все больше и больше. Жара, стук молотка, запах свежеположенного битума сдавливали виски все сильнее. Пробка, наконец, сдвинулась, и мы подъехали к входу в детский сад. У порога стояла сама мадам Кринж и принимала детей. Сдавленно улыбнулся и открыл дверь, выпуская детей. Мадам взяла Маркуса на руки, провела рукой по мокрым щекам и недобро посмотрела на меня. Я улыбнулся, стараясь поскорее отъехать, деланно махая рукой следующей машине, что уже уезжаю.

На работу я, конечно, не успел. Лето – жуткая пора, когда на дороги выходят все ремонтники, портя жизнь горожанам. Крутанул ручку радио, пытаясь настроить волну с расслабляющей музыкой, но, казалось, что я попал в ад, где на каждой волне играют рок или песни с матерными агрессивными текстами. Выключил радио, провел рукой по лбу, смахивая капли пота.

Припарковывая машину на служебной стоянке, я уже видел через забор три пары злобных глаз, наблюдавших за мной. Три старушки шли со мной вровень, делая вид, что скрываются от меня за едва проклюнувшейся листвой кустарника. Щелкнул проходной карточкой, открылись ворота, пропускавшие меня в ад социальной старости, в котором живут одни гарпии.

– Доброе утро, мадам Люпин, – поклонился я седовласой старушке в белой ночнушке, которая неосмотрительно высунулась из-за куста. Подруги тут же втянули ее обратно и зашикали.

Я прошел по каменистой аллее к длинному трехэтажному зданию, растянувшемуся поперек парка больницы Марданеллы.

– Мистер Браун, – на крыльце стояла высокая женщина, с острыми чертами лица, выделяющимся носом, будто ее срисовали с Финеса и Ферба. Я улыбнулся своему сравнению. – Вам смешно? Опоздание на сорок минут!

– Это будет вычтено из моей зарплаты, – повторил я за ней слово в слово.

– Вас ждут пациенты, – она развернулась и вошла в здание больницы.

Я пошел следом, на ходу скидывая куртку и доставая ключи. Перед кабинетом уже столпились люди. Все в белых халатах, ночнушках, пижамных штанах, мои пациенты не торопились менять стиль одежды, неизменно следуя больничной моде.

– Доктор Браун, – схватила меня за рукав старушка, пока я пытался вставить ключ в замок, – меня сегодня мучили бесы. Выглядели как ангелы, но кололи мне руки страшными когтями.

– Это санитары, мадам, – снял ее руку со своей и прошел в кабинет, успев закрыть дверь перед ее носом.

Кабинет встретил привычным звуком работающего стерилизатора и долгожданной тишиной. Накинув халат, я включил компьютер, разложил бумаги на столе и открыл окно. Звуки реальной жизни молниеносно влетели и заполнили собой все помещение, поглощая ожидаемую тишину.

– Стелла, кто у нас первый? – спросил я в переговорное устройство.

– Мадам Дюпон с дочерью уже ожидают вас.

– Впусти.

Дверь открылась, и медсестра впустила пожилую старушку, поддерживаемую под руку высокой статной женщиной. Та практически волокла за собой мать, не обращая внимания на то, как та еле успевает передвигать ноги.

– Доктор Браун, мне вашу клинику рекомендовали как самую лучшую, – с порога затараторили женщина, усадила мать в кресло и подошла вплотную к моему столу.

– Садитесь, – пригласил я ее жестом.

– Некогда сидеть. Запишите ее, – она ткнула пальцем в старушку, – и я поеду, у меня через полчаса маникюр.

– Для того, чтобы принять вашу мать к нам на постоянное проживание, необходимо заполнить документы, это занимает некоторое время. Мы должны обговорить условия проживания, ваши пожелания, мне нужно увидеть медицинскую карту, чтобы определить, какие процедуры и лекарства понадобятся вашей матери для поддержания здоровья.

– Да делайте с ней что хотите, – женщина порылась в сумочке, кинула свой паспорт передо мной и следом пачку банкнот. – На сайте написано, что минимальная стоимость – тысяча в месяц. Больше я платить не намерена.

– В эту сумму входит проживание, питание и уход сестер. Наверняка у вашей матери есть заболевания, которые требуют медицинского лечения.

– Мне на это наплевать, – ярко-красные губы придвинулись ко мне почти вплотную, и в нос ударил стойкий запах табака. – Заберите ее, и дело с концом. Она мне надоела, пусть доживает здесь.

1.2

– Хорошо, – я взял паспорт и стал заполнять договор, – принимаю плату за первый месяц проживания в нашем доме для престарелых. Моя обязанность уведомить вас, что оплата должна быть произведена до первого числа каждого месяца. В случае, если оплата не поступит, социальные службы города заморозят все ваши счета, снимут с них сумму задолженности и откроют только после завершения административного судебного дела.

– Как?! Вы не имеете права! Пусть снимают деньги с ее счетов, эта карга накопила за всю жизнь, пусть сама оплачивает свое проживание!

– Также на время проживания мадам Дюпон в нашем заведении будут заморожены все ее счета, поскольку мы принимаем ее на полный пансион.

– Да вы! Я что, не могу пользоваться ее счетами?! Я, что, должна из своего кармана платить за нее?!

– Сделки с недвижимостью, право пользования имуществом, в том числе машины, яхты и личные вещи также замораживаются, – я пододвинул заполненный бланк в ее сторону и протянул ручку, – но есть хорошая новость.

Дама взяла ее и замерла в ожидании.

– Так как опеку, в том числе оплату проживания, питание и все необходимое лечение, вы берете на себя, по закону все имущество перейдет к вам после смерти вашей матери. И никто не сможет претендовать на него.

Лицо женщины просветлело, и она быстро поставила нужную подпись.

– Благодарю за то, что выбрали социальную больницу «Вечная молодость», – улыбнулся я как можно естественнее.

Когда дверь за женщиной закрылась, я подошел к старушке, присел рядом с ней на корточки и посмотрел на ее морщинистое лицо. Взгляд серых глаз не выражал ничего, руки немного подрагивали, не находя спокойствия. Я взял ее шершавую руку в свою и легонько погладил.

– Марта, – позвал ее по имени. Глаза забегали и с трудом сфокусировались на мне, – теперь все будет хорошо. Вы будете жить с нами, мы вас накормим. Вы хотите есть?

Старушка не сразу, но закивала головой, протягивая руку к моему столу. Я встал, налил воду из графина и подал ей. Дрожащими руками она схватила стакан и с жадностью выпила его до дна.

– Где ваш багаж, Марта? – я огляделся по сторонам, но вспомнил, что с вошедшими не было вещей. Снял трубку переговорного устройства, – Стелла, вещи мадам Дюпон у вас?

– Нет, дамы пришли без вещей.

Выдохнул, чтобы не матернуться вслух. Такие, как эта напомаженная дочь, у меня проходят десятками в неделю. Приводят ненужных стариков, выбрасывают их на наше попечение и радостно возвращаются на нажитое не ими имущество. Радует одно, что социальное законодательство нашло управу на таких вот родственников.

Я помог подняться старушке и проводил ее в коридор, передав Стелле. Договор подписан, так что дочь вряд ли перестанет платить. Они все платят. Так или иначе, свое наследство они выкупают сполна, услуги на содержание не такие большие, но лекарства и медицинские процедуры достаточно дорогие. Те, кто не читает договоров и не интересуется условиями содержания, желая сбагрить стариков, в итоге платят по полной.

– Доктор Браун, – в кабинет заглянула седая старушка, которая выскочила передо мной на входе, – вы можете поговорить со мной?

– Конечно, Диана, заходите, – я вернулся за свое рабочее место, – слушаю вас.

Старушка стояла перед столом, мяла белый больничный халат руками и поглядывала на дверь, из-за которой доносился шорох и поскрипывание. Подружки. Старики хуже детей, вечно придумывают шалости, шпионят, подсматривают. Согласен, развлечений в нашем учреждении не так много, рассчитаны на пожилых и спокойных пенсионеров, желающих в тишине доживать свои годы. А старики-разбойники с кучей психических диагнозов начинают скучать, поэтому с ними нужно быть осторожнее.

– Подавись, тварь, – лицо старушки исказила гримаса ярости, – сдохни также как мы дохнем здесь, взаперти, без воздуха, без возможности когда-нибудь увидеть родных.

– Диана, – я нажал тревожную кнопку и встал из-за стола, – успокойтесь. К вам постоянно приезжают дети и внуки, вывозят вас на природу, в музеи.

Договорить не успел, потому что получил смачный плевок в лицо.

– Остальные боятся, а я тебе скажу, все скажу! Чтоб ты сдох!

Дверь кабинета открылась, и ворвались еще две старушки. Все стали галдеть, кричать, размахивать руками. Одна набросилась на меня и вцепилась в лицо. В кабинет ворвались санитары и оттащили разъяренных женщин прочь.

– Доктор Браун, – бросилась ко мне Стелла, – несносные старушенции! Что они с вами сделали! Нельзя же так!

– Спокойно, ничего особенного не случилось. Обычные будни социального врача. Кому понравится быть отправленным в дом престарелых из родного жилья?

– Ладно бы те, кто один остался, кого родственники выкинули, – Стелла притащила аптечку и стала обрабатывать мне рану на щеке, – но эти – полный дом семьи, каждые выходные приезжают, а все туда же.

– Ха, – в дверях застыл Ларри, – сижу я в кабинете, спокойно подписываю рецепты, а тут слышу грозные крики. Выскакиваю, а Адама хулиганы зрения лишают!

– Отстать, Ларри, иди лучше поработай, – огрызнулся я.

– Да я б так поработал, – он подошел к столу и шлепнул Стеллу по попе, – так бы поработал, что ух. Направь в следующий раз этих старушек ко мне, я и не так позволю себя исполосовать, лишь бы Стелла так вокруг покрутилась.

– Иди ты, знаешь, куда?

– Знаю. Сегодня как раз собирался, не хочешь со мной?

Я повернулся, собираясь дать другу хорошую затрещину, но тот предусмотрительно отошел подальше.

– Поверь, тебе это жизненно необходимо. Ты на работу приходишь весь выжатый, будто три смены отпахал. Твоя женушка загоняет тебя как жеребца.

– Жеребцом тоже быть неплохо, – огрызнулся я, – Лора хорошая жена.

– Ага. И все твои пациенты просто ангелы. Только глотку готовы перегрызть. Адам, мы знакомы тыщу лет, я тебя как облупленного знаю. Поверь, тебе это жизненно необходимо. Ты потерял сноровку, радость в жизни и желание чего-нибудь хотеть. Твои будни сожрали весь интерес к жизни, тебя нужно встряхнуть, да посильнее. Тогда и только тогда твоя жизнь изменится кардинально.

Не хотелось признавать, но Ларри был прав. Моя жизнь – один быт, иногда развлекаемой работой, которая преподносит вот такие сюрпризы в виде прокуса.

– Ладно, – решился я, осматривая в отражение шкафа огромный пластырь на шее, – куда ты там хотел ехать в выходные?

Глава 2

Выходные наступили очень быстро, с Лорой пришлось поругаться и отвезти детей свекрови, чтобы она присмотрела за внуками. Усаживая детей в машину, я точно знал, что вернусь другим человеком. Ларри слов на ветер не бросает, если обещал, что встряска будет капитальной, так оно и будет. Лишь бы не как в прошлый раз с полным автобусом проституток.

Мать Лоры удостоила меня беглым взглядом, схватила Маркуса за руку и потащила к дому. Оливия сама вылезла из машины, подхватила рюкзачок и посмотрела на меня снизу вверх.

– Пап, а как называется, когда мужчина и женщина не должны жить вместе?

– Что значит не должны? Откуда у тебя такие мысли?

– Мама говорит, что ни одна нормальная женщина не должна жить с таким мужчиной, как ты.

– Меньше слушай маму, – я поцеловал дочь в лоб, – мы с мамой иногда ссоримся, но все равно любим друг друга.

– Вы постоянно ссоритесь, а Маркус всегда плачет, мне надоело его успокаивать, я поиграть не успеваю.

– Хочешь, я привезу тебе новую куклу? Которую мы видели в витрине магазина?

– Хочу. Но ты сказал, что она стоит как космос, а мне космос не нужен, там ничего нет и играть не интересно.

– Я все равно тебе ее привезу. И мы завтра поиграем в дочки-матери, согласна?

Дочь пристально посмотрела на меня, склонив голову на бок.

– Хорошо. Только ты будешь ребенком, а я мамой.

– Вот и договорились, – я подтолкнул ее к дому бабушки, а сам сел за руль. Нужно было выехать далеко за город, чтобы найти то место, в которое мне велел приехать Ларри.

«Отдыхать – это не работать», – всегда говорил мой приятель, отправляясь в самые невероятные места, о которых я и подумать не мог. Поэтому ожидал чего угодно, только не такого. С шоссе навигатор меня увел на щебенку, а с нее на наезженную лесную тропу. Попрыгав по ухабам и оцарапав машину ветвями деревьев, я выехал из лесной чащи. Передо мной открылся удивительный пейзаж: посреди бескрайнего поля стоял небольшой ангар, а вокруг него, будто охраняя, выстроились несколько самолетов. Припарковав автомобиль, я вышел и сразу увидел Ларри. Он бежал ко мне, облаченный в синий комбинезон, и размахивал шлемом.

– Думал, струсишь, – запыхавшись, произнес он.

– Чего я мог испугаться, если даже не знал, куда еду. Ты бы хоть предупредил. Я боюсь высоты, ты в курсе?

– Это не важно. Когда смотришь с трех километров вниз, все боятся. Пошли, покажу, где переодеться, скоро инструктаж начнется.

Он потащил меня в маленькую пристройку, где уже переодевалось три человека. Без особой радости поприветствовав меня, они показали на стопку комбинезонов. Облачившись и став а-ля «Мастер Феликс», я взял шлем и вышел наружу. Все уже собрались вокруг инструктора, который рассказывал о строении парашюта, технике безопасности и этапах прыжка.

Сердце билось, пытаясь вырваться из груди, отдавало в голову, слова слышались через слово. Инструктор что-то показывал жестами, спрашивал, остальные довольно кивали, я делал то же самое, не понимая, что я здесь делаю, и зачем Ларри притащил меня сюда, хотя знает, насколько я боюсь высоты.

– Первый раз? – на моем плече оказались рука инструктора.

Я судорожно сглотнул и кивнул.

– Делай то же, что и все остальные. Небо очищает. Ты потеряешь в нем все, чтобы получить свое истинное Я.

Он отошел, а у меня в горле встал ком. Терять ничего не хотелось, у меня семья, дети, работа, меня все устраивает. Я тихий, спокойный доктор, помогаю старикам, зачем я согласился на это? Встряхнуться? Да не нужно мне никаких встрясок, я с семьей хочу побыть, а не разбиться в самом расцвете лет.

Ларри подхватил меня под руки и потащил к заведенному самолету. Пока мы поднимались, у меня заложило уши. Резкий писк оглушительной тишины резанул по ушам, заставляя закрыть голову руками.

– Надели шлемы, – раздалась команда инструктора.

Все натянули шлемы, я дополнительно провел рукой по рюкзаку за спиной. Выстроилась очередь, Ларри шел впереди меня. Шаг, еще шаг, все ближе к разрывающему ветру снаружи, врывающемуся в салон самолета и теребящему нервы парашютистам. Вот передо мной осталась узкая полоса твердой поверхности пола.

– Пошел! – крикнул инструктор и подтолкнул меня вперед.

Почва ушла из-под ног, ветер ударил в лицо, заставив зажмуриться. Я расправил руки и ноги, как учили на тренировке, замедлил падение и только тогда решился открыть глаза. Где-то внизу была земля, такая родная и такая твердая. Хотелось быстрее вниз и, одновременно, не хотелось приближаться к ней. Рядом, ниже, выше зависли в немом полете мои товарищи. Ларри помахал мне рукой, показал позу супермена, свел руки вместе и молнией полетел к земле. Я же старался не сводить руки, оттягивая момент, когда придется дергать за кольцо. На инструктаже говорили, что именно в тот момент, когда парашют берет управлением полетом на себя, именно этот рывок вверх меняет тебя полностью, делает перепрошивку.

Рядом стали рвать кольца, взлетая мимо меня вверх. Парашют Ларри раскрылся, тот схватился за стропы, но успел показать мне фак. Я зажмурился и рванул кольцо. Ничего. Ни рывка, ни хоть какого-то движения за спиной. Я дернул еще раз. Ничего. Где-то должно было быть кольцо запасного парашюта. С усилием открыл глаза, земля приближалась стремительно. Вот оно. Тянуть или резко дернуть? Боже, если бы я не отвлекался и слушал все, что говорят! Дернул. Резкий толчок в спину, и что-то потащило меня наверх. Я поднял глаза, над головой колыхался белый купол. От сердца отлегло, я спасен, я буду жить.

Но радость была недолгой, земля, которая стала приближаться не так быстро, вдруг оказалась под ногами. Больно ударившись ступнями, я упал на колени, парашют потащил меня дальше. Проехав за ним некоторое время, я отстегнул стропы и с облегчением повалился на спину. С неба все еще опускались другие парашютисты. И небо, оно было голубое. Я всегда знал, что оно не зеленое и не желтое, но именно сейчас понял, что оно по-настоящему голубое. Легкие росчерки белых облаков, вялый след от нашего самолета, растекающийся и поглощаемый синевой, не могли затмить настоящее небо. То, которое меняет людей, делает перепрошивку. Да, меня, кажется, тоже перепрошили. Я поднял перед собой руку и сквозь нее посмотрел на солнечные лучи. Кожа будто просвечивала, пропуская свет, постепенно темнея и снова становясь пальцами обычного человека. «Потеряешь все, чтобы получить истинное Я», так говорил инструктор? Там, наверху, я потерял все. И теперь составил себя заново. Другого Адама.

– Ну как? – Ларри подскочил ко мне. – Полюса сменились?

– Небо с землей поменялись, это точно, – я поднялся на ноги, ощущая легкую дрожь в коленях.

– Теперь ты новый человек! – Ларри чуть ли не подпрыгивал от радости. –  Я же говорил, что это изменит тебя, вон, как глаза горят. Говори, хочется что-то изменить в жизни?

– Сдаюсь, ты был прав. Перемены точно должны произойти. Например, сегодня я не забуду купить куклу дочери.

Ларри заметно сдулся, опустил руки и даже чуть не выронил смятый парашют, который держал в руках.

– Опять ты про семью, Адам! Сколько можно. Поехали по девочкам, хочешь, познакомлю тебя с очень милой библиотекаршей, но только не твоя Лора, она же монстр во плоти.

– Ты говоришь про мою жену, не забывай, – я подобрал парашют и пошел к инструктору.

В этот момент рядом со мной завизжала женщина. Я оглянулся и поднял голову, чтобы посмотреть туда, куда смотрит она. Над нами, метрах в тридцати от земли, кружил парашют. Точнее, жалко трепыхался за своим хозяином, который отчаянно пытался справиться со спутанными стропами. Через секунду раздался гулкий хлопок, и в воздух поднялся столп пыли. Люди бросились к месту падения, крича и зовя на помощь.

– Адам, там врач нужен, – дернул меня Ларри.

Только тогда я пришел в себя и побежал со всеми. С упавшего уже сняли парашют, перевернули и пытались оказать первую помощь. Ларри растолкал всех, крича, что здесь врачи, подтащил меня к телу. От сильного удара череп плечевые кости у него выбились, руки болтались неестественно, шея была свернута набок, а часть черепа вдавлена внутрь.

– Однозначно смерть, – Ларри формально приложил палец к шее, но через пару секунд покачал головой.

Вокруг на минуту замолкли, но резко поднялся шум, который было уже не остановить. Женщины падали в обморок, мужчины выдвигали предположения, проверяли стропы, кто-то звонил в полицию, кто-то в скорую.

К нам подошла девушка, присела рядом с телом и провела рукой по слипшимся от крови волосам.

– Вы знали, что, когда человек умирает, его мозг живет еще десять минут? Значит, он еще жив и может меня слышать.

– Он вам родственник? Муж? Парень? – включился Ларри. – Может, не стоит…

– Последние десять минут. Вы понимаете? После этого у него не будет ничего. Разве вы не хотите, чтобы он слышал что-то приятное?

– Девушка, – Ларри начал раздражаться, – если он вам не родственник и не знакомый, отойдите в сторону. Приедет полиция и скорая, им не до разговоров будет. Человек умер, уже все равно, жив мозг или нет.

– Но вы же понимаете, – повернулась она ко мне, от ее взгляда у меня мурашки побежали по спине, – важно отпустить человеку грехи перед смертью, чтобы он ушел прощенным. Вы можете простить ему его грехи?

– Я не священник и не знаю его грехов.

– Это разве важно? Разве есть такие грехи, которые можно не простить перед лицом смерти?

– Наверняка есть, – я тоже начал испытывать негатив по отношению к ней, – убийство, например, изнасилование или издевательство над детьми.

– Вы бы не простили, если бы знали, что он виновен во всем этом?

– Отправил бы в ад, – включился Ларри, хватая и поднимая девушку, – идите отсюда, пока я вас туда не отправил. Жуткая мадама, – вернулся он ко мне. – Вот уже полиция подъезжает. Ох, надолго это затянется, а я хотел еще в паб сходить. Может, по пивку после того, как все закончится?

Конечно, ни в какой паб с девочками я не поехал. Прыжок на самом деле прочистил мозги и ко мне пришло понимание, что самое дорогое, что есть в жизни – это семья, жена, дети. То, что мы с Лорой настолько отошли друг от друга – моя большая вина, и я был полон решимости вернуть счастье в свою семью. И первое, что нужно сделать – купить Оливии куклу.

В игрушечный магазин я вошел за минуту до закрытия.

– Мужчина, – полноватая продавщица была явно недовольна моим визитом, – мы уже закрываемся.

– Я быстро, – крикнул, пробегая по рядам к витрине, на которой стояла та самая кукла. С двигающимися руками и ногами, в пышном платье и с огромной копной розовых волос. Схватив коробку, я рванулся к кассе.

– Пробейте, – положил я коробку перед продавщицей и протянул ей кредитную карту.

– Я кассу уже закрыла, – равнодушным голосом произнесла она.

– Девушка, – сложил я руки в мольбе перед пятидесятилетней продавщицей, – эта кукла мне очень нужна, прямо сейчас.

– Можно наличными, – немного смягчилась она, – чек смогу пробить только завтра.

– Чек не нужен, – я быстро полез в кошелек, отсчитывая смятые купюры.

Как назло, мелких не было, пришлось отдать большую, конечно, без сдачи, как благодарность. Но мне было все равно, я положил куклу на заднее сиденье и рванул домой. Нужно было успеть до того, как Оливия заснет и подарить ей куклу именно сегодня.

Припарковав машину у дома, я поднялся по ступеням и открыл дверь. Лора, как обычно, сидела на диване, уставившись в телевизор, Маркус играл в машинки у ее ног.

– Папа, – увидев меня, он отбросил машинки и подбежал ко мне, – ты мне что-то купил?

Я поцеловал сына в лоб.

– Это для Оливии.

Маркус застыл, непрерывно смотря на меня.

– Вот послушай, сынок, папаша твой совсем не стесняется, говорит о подарках своим потаскушкам прямо при живой жене.

Я так и застыл. Лора всегда говорила то, что думает, но до такого не опускалась никогда.

– С каких это пор ты свою дочь называешь потаскухой?! – рявкнул я, подходя к ней ближе.

– А что, – не осталась она в долгу, – будешь мне говорить, что купил это своему ребенку?

– Вообще-то да.

– Так запомни, муженек, у тебя сын, а он, слава богу, в куклы не играет!

– Сын не играет, а дочь играет. Или ты последние мозги пропила и забыла, что у тебя есть еще и дочь?!