Kitabı oku: «Укус анаконды», sayfa 5

– Ладно, сделаем… Теперь слушай. Говори всю правду, но без подробностей. Иначе дознаватель будет пытаться тебя поймать на каких-то случайностях. Дело в том, что единственное слабое место – это деньги, которые ты брала. Дознаватель наверняка будет пытаться построить разговор так, чтобы ты каким-то образом подставилась, будто сама спрашивала с них деньги. Ну, например, сама звонила в назначенный срок, то есть, инициатива исходила от тебя…

– Ну да, я сама звонила, требовала договор, меня ведь шеф ругал!

– Этого не говори! Потому что они наверняка подделали диктофонную запись.

– Как! – Анна в ужасе схватилась за голову. – Что же мне теперь делать?!

– Не беспокойся, запись в любом случае будет отправлена на экспертизу, там подделка будет обнаружена. Но это – время, экспертизу делают месяца два, а то и больше. А нам надо отсюда выбираться как можно скорее… Горемыкин только что приехал из вашей редакции, редактора он не допросил, как мы и задумали, но допросил бухгалтеров. Они показали, что ты денег не сдавала в кассу, но что такое практикуется – деньги журналист получает наличными, бывает и частями, а сдает потом. Этого придерживайся и сейчас…Ты все поняла? Заучи как молитву: все, что связано с этим делом, исходило только от них! И никаких: я упорно звонила, я требовала денег… И все время смотри на меня. Если я тебе киваю, значит, ты ведешь себя правильно, если качаю головой, значит, остановись и соберись с духом!

В коридоре послышались шаги. «Идет! – решила Анна, – тот самый дознаватель, который малограмотный юридически, но исполнительный и карьерист. А это значит – полная шестерка! Такая же, как незабвенный Вася Кириллов, который тоже, говорят, работал здесь то ли следователем, то ли дознавателем…»

В комнату вошел дознаватель в голубой форменной рубашке. Вот уж действительно соответствовал фамилии: длинный, тощий, руки как плети, ни дать, ни взять – Антон Горемыка! Примерно такого типа мужичок, только с бородой, был нарисован на обложке книги «Антон Горемыка» Погорельского, которую она читала в университете по программе курса истории русской литературы…

Мужичок однако же оказался парнем лет тридцати, только каким-то не по годам заморенным. «И этот, поди, тоже не сумеет подтянуться на перекладине, – с горечью подумала Анна, – только тот жирный из дежурки будет висеть как мешок, а этот – как плеть…». И ей стало смешно, она заулыбалась, представляя, как два мента – мешок и плеть – висят на перекладине. Горемыкин беспокойно посмотрел на нее: дескать, что-то ты, девочка, до сих пор улыбаешься…

Горемыкин представился, все чин чинарем, даже удостоверение показал, на которое Анна и не взглянула: что за чушь в ИВС представляться и демонстрировать удостоверение, если все равно сюда кроме адвокатов, следователей и дознавателей к задержанным никто не приходит?

Допрос проходил четко и слаженно. Анне не пришлось ни врать, ни выкручиваться, ведь все было ясно с этими проклятыми деньгами как Божий день. Адвокат оказался прав: несколько раз Горемыкин пытался склонить ее к тому, что она сама звонила Кириллову и настаивала на встрече. Да, звонила, но исключительно для того, чтобы очередной раз напомнить Кириллову о необходимости составить договор, от чего он по неизвестным тогда ей причинам упорно отклонялся… Анна посмотрела на Сергея: адвокат одобрительно кивнул.

Зачем брала деньги? Клиент, то бишь Кириллов, все время их буквально всучивал, говорил, что им, фирме «Гермес», так будет спокойнее, они будут уверены, что оговоренные условия соблюдаются… Есть ли у нее доверенность на получение денег? Есть где-то дома, но ее никто никогда не спрашивает, и она даже не знает, где она валяется. Если бы Кириллов спросил, то непременно бы нашла и показала, но он не спросил… Как другие сотрудники поступают в подобных случаях? Да точно так же! Кассового аппарата в корреспондентском пункте Рыбацкого нет, деньги за коммерческие материалы берем от клиентов напрямую и везем в главную редакцию. Бывает, что неделями таскаем по сорок-пятьдесят тысяч в карманах, рискуем, конечно, но некогда съездить…

И в конце: что скажете, Анна Сергеевна, по поводу того, что вот господин Литровский написал заявление, будто Вы у него вымогали на протяжении некоторого времени деньги? Да то и скажу, уважаемый дознаватель Михаил Викторович Горемыкин-Горемыка! Врет ваш Литровский, и вообще, общалась я с ним всего три раза, и все три раза могу вспомнить подробно, и ни о каких деньгах мы с ним вообще не говорили…

Где-то в соседней комнате, видно, там, где располагается охрана ИВС, зазвонил телефон. Было слышно, как дежурный рявкнул в трубку «Есть!», и он тут же материализовался на пороге.

– Михаил Викторович, Вас срочно вызывает начальник!

Горемыкин подхватил свои бумажки и пустился чуть не бегом… Анна с Сергеем расхохотались: это ж надо так выслуживаться!

– Баранов позвал, – сказал Сергей.– Невтерпеж узнать, что ты тут говоришь и дала ли уже признательные показания. Если не дала, то сейчас накрутит этого Горемыкина, чтобы дала.

– А если не дам? Пытать, что ли, он меня будет?

Анне вдруг стало весело. Она чувствовала, что все делается правильно, что никакого, ни малейшего состава преступления в ее деле нет, и что все по правде должно кончиться хорошо…

Сергей посмеялся и сказал, что те времена, когда пытали, уже прошли. А сейчас если и пытают, то в основном опера бьют по зубам, но только тех, кого можно.

– А кого можно?

Сергей опять засмеялся.

– Никого нельзя. Но они знают, что пьяный, например, вряд ли вспомнит после допроса, кто его бил. А если и вспомнит, то ему не поверят… Сильно разбушевавшимся попадает, а еще тем, кто сам им дает по зубам… Тебе точно не дадут: во-первых, женщина, во-вторых, журналист.

– В общем, все, как в кино про ментов?

– Все, как в кино про ментов… Ты обязательно обрати внимание, каким сейчас вернется Горемыкин.

Горемыкин вскоре вернулся. Красный, потный, ни дать ни взять – Вася Кириллов, только тот смазливый и угодливый, а этот – несчастный и какой-то весь повисший. Словно однажды его повесили повисеть некоторое время в этой жизни, и вот он все и висит с тех пор, и никто его не снимет, а жить-то надо как-то, хоть и в висячем состоянии…

– Что, начальство накрутило? – как бы беспечно спросил Сергей.

Горемыкин тяжело вздохнул и продолжил допрос. Вернее, закончил, потому что Анна ничего больше говорить не стала. Перечитала показания, перечитал их и адвокат, Анна подписала, и Горемыкин ушел.

Было уже поздно, около восьми вечера. Анна слышала, как меняется смена, и вредная уходит. Интересно, какая придет? Она напомнила Сергею, чтобы утром Володя также принес бутылку хорошего коньяку и уговорил смену принять. Адвокат посидел еще немного, просто так, чтобы Анне не было грустно, но вечно же он не будет с ней сидеть! Больше всего Анне хотелось, конечно, увидеть мужа и сына, но хоть адвокат весточку от них передал, и то слава Богу!

Вернувшись в камеру, она поела посытнее, долго молилась, потом ей выдали матрас и она крепко уснула. Засыпая, вспомнила почему-то как заученные три фразы: «спокойно спят только люди с чистой совестью», «никогда ничего не подписывай на себя» и «в нашей системе если сам себя не посадишь, то никто тебя не посадит»… На этих последних словах она провалилась в сон…

Она спала так крепко, что даже не слышала, как в шесть утра заорало радио, и проснулась только тогда, когда новый охранник пришел отбирать матрас и принес кипяток. Был он немного навеселе, видимо, успел тяпнуть принесенного Анниным мужем коньячку, не такой вредный, как круглый, но и не слишком добрый – какой-то не разговорчивый. Однако положить два пакетика чая в кипяток все же разрешил… После чая Анне стало как всегда намного лучше, даже совсем хорошо. Она все уже продумала, и теперь нужна была только дополнительная информация. Ее должен был добыть к сегодняшнему утру Гена Славин и передать через адвоката.

Наконец пришел адвокат. Он был в настроении:

– Я уже всех твоих успокоил, тут все в панике, ничего у ментов не клеится, тебя придется отпускать… Сегодня после обеда суд будет рассматривать твое дело судья не Тининова, как я предполагал, а Светлана Киселева. Она очень справедливая. Так что вечером будешь дома. Сразу иди на больничный, есть ведь у тебя знакомые врачи?

– Есть, конечно… Сергей, ты сумел встретиться с Геной Славиным?

– Конечно! Еще вчера его озадачил, а сегодня в восемь утра он уже приехал ко мне с информацией. На, читай! – и он протянул Анне листок бумаги, где крупным шрифтом на компьютере была напечатана целая оперативная справка!

Ай да Генка, ай да лучший областной опер! Он и тут проявил чудеса оперативной работы. Во-первых, законспирировался – даже если бы адвоката случайно задержали с текстом, никто бы не смог выяснить, кто его автор, ведь напечатано на обыкновенном персональном компьютере. Кроме того, Анна могла побиться об заклад, что Гена и печатал-то не на своем компьютере, а на каком-нибудь совершенно «левом», который в случае чего ментовка никогда не найдет…

Текст был составлен как настоящая оперативная справка. Анне приходилось читать такие, и Гена, и другие оперативники иногда ей давали, нарушая инструкции и приказы начальства, но желая, чтобы информация попала в газеты…

Итак, вот сведения, добытые Геной. Сначала шло все подробно о Литровском, но это Анна, в принципе, знала и сама, тут было почти все, что вошло в ее статью «Загадки «Гермеса»… А вот про Васю Кириллова было много интересного. Как оказалось, она об этом человеке, считая его недалекой и ничего не значащей шестеркой Литровского, ничего не знала.

Отца у Васи то ли не было, то ли они с матерью разошлись давно – об этом славинская справка умалчивала. Но мать Лидия Кириллова работала, как оказалось, лаборантом в НИИ «Гюйс», как раз именно в лаборатории, ведущей промышленный шпионаж по поводу бактериального оружия. Вася юристом, оказывается, стал не сразу, а после восьмилетки закончил Рыбацкое СПТУ, выпускающее специалистов как раз для этого НИИ, и имел, вероятно, намерение после службы в армии устроиться туда на работу. При советской власти в «Гюйс» брали по большому блату… По всей вероятности, Вася с детства проявил послушание и рос правильным мальчиком, потому что в училище был комсоргом и имел только положительные характеристики. Наверно, именно поэтому военкомат определил его служить на Краснознаменный Черноморский флот.

Там Вася приобрел специальность судового электрика. А когда вернулся в Рыбацкое, то увидел, что мечтам о работе в секретном НИИ с большой зарплатой и огромными льготами не суждено осуществиться. По стране уже вовсю шагала перестройка, засекреченные военизированные предприятия государство бросало на произвол судьбы. И в «Гюйсе» начались сокращения. Мать хоть пока и не сократили, но и зарплату практически не платили. И тогда Вася после армии завербовался на Камчатку – стал простым матросом на судах, добывающих рыбу в Беринговом море. Два года Вася зарабатывал деньги, в том числе себе на учебу. Он понял, что чтобы хорошо зарабатывать в жизни, нужно получить хорошую специальность…

Далее было еще интереснее. На Камчатке в те времена правил бал известный вор в законе по кличке Шалый. Он контролировал весь рыбный промысел в тех краях. Гена Славин располагал сведениями о том, что Шалый и Вася Кириллов были знакомы, но вот насколько близко – сказать не мог. Потом Шалого убили при очередном разделе сфер влияния, и его место занял другой…Любопытным оказался тот факт, что Вася проработал на Камчатке именно до того времени, как убили Шалого. Ровно через месяц он смылся и вернулся в Рыбацкое.

Мать к тому времени уже сократили в «Гюйсе», но Вася, видимо, уже заработал столько денег, что смог позволить матери не работать, а сам поступил на заочное отделение в Московскую государственную юридическую академию и пошел служить в милицию.

Через несколько месяцев его из оперативников перевели в следователи. Тут тоже было много интересных сведений, почерпнутых Славиным из самых что ни на есть первоисточников. Начальником следственного отдела был тогда хорошо знакомый Анне Карп Семенович Боярышников. Именно он рассказал Гене Славину, что следователь из Васи Кириллова был просто никакой! Он работал всего полгода и, представьте себе, за эти полгода не сумел написать ни одного обвинительного заключения! Дела складывал стопками, Карп Семенович ругал его, но толку не было никакого – Вася просто оказался неспособным быть следователем. А ведь есть для следствия установленные сроки! Карп Семенович вынужден был раскидывать дела по другим следователям, это создавало дополнительную нагрузку ребятам, и им это не нравилось – зарплату-то Вася-Кирюша (именно тогда его и прозвали Кирюшей) получал такую же, как они! И вот через полгода Боярышников велел Кирюше увольняться.

Кирюша уволился и пошел работать юристом на мукомольный завод. Там не требовалось от него ничего особенного, и он продержался довольно долго… В это время он съякшался с довольно известной криминальной группировкой, базирующейся в спортивном тяжелоатлетическом клубе «Геркулес». Поскольку свой юрист необходим, Васю с радостью приняли в спортклуб и разрешили заниматься бесплатно. В то время это был самый престижный клуб в городе, самый богатый, там были самые крутые современные спортивные снаряды и тренажеры…

Кирюше даже дали денег на адвокатскую лицензии, которую он и получил лет пять назад. Но адвокат из Кирюши тоже получился просто никакой! Уголовные дела членов клуба проигрывались одно за другим, и Васе в связи с этим дали от ворот поворот. Однако поступили по умному – подогнали его Литровскому в фирму «Гермес». Таким образом, члены криминальной «геркулесовской» группировки убили двух зайцев одновременно: и перевели на себя уплату дани «Гермесом», и получили важный источник информации о делах «Гермеса».

Именно в то время Вася перестал называться Кирюшей и получил прозвище Промокашка. В том, что Вася-Промокашка стучал бандитам на «Гермес», докладывая, когда и какие дополнительные средства получает фирма, чтобы, не дай Бог, Литровский недоплатил дань, Гена Славин не сомневался. Кирюша и ментам иногда постукивал одновременно и на Литровского, и на «геркулесовцев»… Анна даже недоумевала, почему Гена Славин рискнул слить ей эти весьма секретные сведения. Видимо, здорово разозлился из-за нее и на ментов, и на Литровского с Кирилловым.

Прочитав, Анна задумалась. Сведения, конечно, интересные, но что они дают?

– Ты читал? – спросила она у адвоката.

– Конечно, прочитал…

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Тут, Аня, два варианта. Либо тебя решил подставить Литровский все-таки из-за статьи, и тогда все, что написано про Кириллова просто не имеет значения. Либо Кириллов изобрел эту подставу из собственных соображений, использовав злость Литровского на тебя. Тогда нужно будет копать в его Камчатских связях. Не случайно же он смылся оттуда, как только убили того вора в законе! Он мог, например, испугаться, что ты узнаешь о его дружбе с «Геркулесом» и с тем вором в законе, не исключено, что это как-то связано…

– Чушь какая! Мне и в голову не пришло бы копать под Васю. Подумаешь, фигура! Все знают, что, что бы он ни делал, за ним стоит Литровский, поэтому я его и всерьез-то не воспринимаю.

– Кто знает, кто знает…

– А вообще, Сергей, расскажи об этом моему мужу и пусть он кое-кого порасспрашивает… Он тоже когда-то занимался в «Геркулесе», и у него много там знакомых.

– Вот выйдешь сегодня, и сама ему скажешь.

– А вдруг не выйду?

– Ну а куда же ты денешься?

В это время Сергею позвонили на мобильник. Он долго слушал, лицо его становилось мрачным… Наконец он сказал:

– Алексей, ты уж будь добр, выясни там, что и как, если сможешь, и позвони, я как раз с Анной сейчас разговариваю.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась Анна.

– Да вот коллега позвонил, он в суде сейчас, видел там Литровского, тот зашел к председателю суда и никак не выходит… Видимо, по твоему поводу.

У Анны екнуло сердце. Так значит ее опасения все-таки не напрасны! Значит, Литровский предпринимает меры к тому, чтобы как-то надавить на суд. Интересно, что он предложит председателю суда, этому так называемому потомку князей Долгоруких, который не то что на аристократа не похож, но и на интеллигентного человека не тянет? Во времена партийно-советской власти, которая хотя бы внешне соблюдала морально-этические нормы, Севу Долгорукого ни за что на свете не назначили бы председателем суда. Дело в том, что он был уже трижды разведен. И все три раза именно жены покидали его, не выдерживая ни дурного амбициозно-капризного характера, ни бесконечных шляний по девицам легкого поведения… Анна знала, что Долгорукий труслив, что прямую взятку он, может быть, и не возьмет, но вот подвернувшимся случаем напакостить Анне, скорее всего, воспользуется…

Для того, чтобы ненавидеть журналистку Анну Кондратьеву, у Севы Долгорукого были серьезные причины. Дело было года четыре назад. Анна вела журналистское расследование по поводу расплодившихся так называемых досуговых агентств, которые предоставляли интимные услуги… Все в городе знали, что такие агентства существуют, местные желтые газеты пестрели объявлениями, но силовые структуры и правоохранительные органы делали вид, что ничего не происходит… Анна завела связи на телефонной станции, заплатила оператору деньги, и ей сделали трехмесячную распечатку входящих и исходящих звонков нескольких досуговых агентств. Картина получилась просто ошеломляющая! Кто только не звонил в эти агентства! Начиная от участковых милиционеров, и кончая… председателем суда. Правда, Анна не стала конкретно писать в статье, что в одно из агентств названивали с домашнего телефона Севы Долгорукого, а написала просто, что звонили с телефона одного из судей…

По Анниной статье о проститутских агентствах областная прокуратура назначила проверку, которая, естественно, ничем не кончилась. Была составлена отписка, что, дескать, это фирмы однодневки, и доказать, что они предоставляют услуги проституток, а тем паче втягивают в проституцию, практически невозможно… Новый областной прокурор такого, конечно бы, не позволил, но тогда еще был старый, которому все было по фигу… Правда, после статьи милиция сделала несколько рейдов-налетов на квартиры, где базировались диспетчеры, стайки проституток отловили, привезли в УВД, показали для отчета по местному телевидению, оштрафовали девушек на какие-то гроши, тем дело и кончилось. Но хоть что-то сделали, хоть какие-то мероприятия провели, Анна и этому была рада, ее труд все-таки не пропал даром…

Но самое интересное случилось с председателем Рыбацкого городского суда Севой Долгоруким. После того как все уже стихло он начал названивать в корреспондентский пункт и намекать на встречу. Из его полунамеков Анна поняла, что ему накрутил хвост председатель областного суда и потребовал объяснений и выяснений, кто же из судей конкретно пользовался услугами рыбацких проституток? Поскольку Сева очень хорошо знал, кто именно, выяснять этот вопрос ему не очень-то хотелось. Но пришлось! И вот он самолично приехал к Анне в корпункт и, заходя вокруг да около и считая себя, наверно, самым умным, попытался выяснить что-нибудь, не задавая, так сказать, прямых вопросов. Анна, стреляная волчица, все прекрасно поняла с полуслова и стала подыгрывать Севе, наслаждаясь игрой… Она сделала вид, что понятия не имеет, что за фамилия у судьи, который звонил однажды в одно из агентств. Просто назвала телефон. Сева побледнел, потом покраснел, потом сказал, что не помнит, чей это телефон, и ушел, даже не поблагодарив за то, что журналистка пощадила его и не стала ставить в неловкое положение…

Вместо этого он потом отыгрался на Анне. По обыкновению из-за какой-то статьи на нее и на газету подали иск о защите чести и достоинства. Анна прошла уже не один десяток таких судов, и здесь, в Рыбацком, и в областном центре, и нисколько не боялась. Тем более что с судьей, которая все время рассматривала эти исковые, у нее сложились хорошие отношения. Да и судья была и грамотная, и опытная, и без дури… И вдруг примерно через месяц после разговора с Севой Долгоруким, когда пришел очередной иск, Сева неожиданно распределил его не привычной судье, как положено, по месту жительства ответчика, а той, которую в Рыбацком терпеть не могли! Эта престарелая мадам, проработавшая до того, как стать судьей, не один десяток лет в торговле – юристом Рыбацкого универмага, а потом объединения «Продтовары», была безграмотна, злобна, и все процессы строила на эмоциях… Анна, почуяв подвох, отправилась к Долгорукому разбираться. Он долго крутил-вертел, говорил, что совсем не обязательно, чтобы иск рассматривал судья по микрорайону, он распределяет, дескать, дела по загруженности, и Анне при этом в глаза не смотрел… Ей надоели его выкручивания, и она спросила прямо:

– Всеволод Борисович, ведь Вы нарочно отправили этот иск к этой судье? Потому что после той статьи о проститутках меня невзлюбили?

Сева покраснел как рак, потом встал, закрыл плотно дверь и, злобно глядя Анне в глаза, вдруг сказал:

– Я вообще сомневаюсь, что Вас кто-нибудь любит!

Анна открыла рот удивления, да так и стояла несколько секунд с открытым ртом. Пока, наконец, не собрала разбежавшиеся было от удивления и тупого откровения председателя суда мысли воедино, и тогда расхохоталась ему прямо в лицо. Он не ожидал такой реакции на свое злобное хамство, выскочил из-за стола и уставился на нее полными ужаса глазами. А она, кончив хохотать, вышла из кабинета и громко хлопнула дверью.

Иск при рассмотрении противной старой судьей она, конечно, проиграла, но областной суд отменил это решение и, в конце концов, она выиграла. Зато Сева Долгорукий с той поры, увидев Анну, обходит ее за версту…

Вспомнив все это, Анна поняла, что если как следует настроить потомка великих русских князей, который не тянет внешне даже на простого советского интеллигента, то ничего хорошего ей ждать не приходится…

У Сергея снова зазвонил мобильный. Коллега-адвокат, взявшийся следить за Литровским с Долгоруким, сообщил, что Литровский вышел из кабинета Севы Долгорукого красный и потный, видимо, разговор был напряженный, а потом Долгорукий вызвал Киселеву… Пименова это сообщение, конечно же, расстроило.

– Ну ладно, Аня, будем надеяться на лучшее. Все-таки Светка Киселева – крепкая судья.

Сергей иногда называл судью Киселеву в кругу близких знакомых Светкой, так как знал ее хорошо: ее супруг, теперь милицейский пенсионер, тоже был следователем и работал в одно время с Сергеем. Вдруг послышался звонок в дверь ИВС, Анна услышала, как открыли дверь, раздались шаги, и в комнату для допросов вошел дознаватель Горемыкин, какой-то еще больше повисший и неуверенный в себе.

– Я узнал, что Вы, Сергей Андреевич, у подозреваемой, и решил воспользоваться этим и дополнительно допросить Анну Сергеевну.

– Я уже все сказала и больше мне добавить нечего… – резко ответила Анна, но в глубине души стал разрастаться страх.

Что-то за это время случилось. Что-то нехорошее.

– Дело в том, – немного волнительно, немного торжественно-радостно начал Горемыкин, – что возбуждено еще семь дел.

– Какие семь дел! Вы в своем уме?! – чуть было не набросилась на него Анна, но адвокат остановил ее, сжав плечо.

– Ну так объясните, что еще за семь дел?

– В деле фигурируют еще семь эпизодов вымогательства! – снова так же торжественно-радостно заявил Горемыкин.

– Что-о-о?!– Анна в ужасе вскочила, и Пименов снова сжал ей плечо и усадил на место.

Он, в отличие от Анны, уже полностью овладел собой. Горемыкин положил на стол талмуд с уголовным делом, и Анна в ужасе увидела, как за эти полсуток дело распухло… «Ну, Аня, суши сухари! – мысленно сказала она себе.

– Ну а потерпевшие-то кто? – насмешливо спросил адвокат. – Тот же самый, или еще какие олигархи?

– Пять эпизодов с Литровским, он дал показания, что Анна Сергеевна вымогала у него деньги с марта, и три – с депутатом областной Думы Сергеем Вадимовичем Морозовым.

– Это уже не смешно! – взорвалась Анна. – Каким образом я у него-то вымогала деньги? Да знаете ли Вы, что они с Литровским – одноклассники и друзья детства!

– Это не имеет значения! – с гордостью от осознания собственной значимости и оттого что удалось возбудить так много уголовных дел, заявил Горемыкин и как-то даже распрямился, перестал быть таким повисшим. – Если к нам поступили заявления, мы обязаны провести проверку и возбудить уголовные дела.

– Чем подтверждаются эти заявления? – спросил Сергей.

– Показаниями свидетелей, вернее, свидетеля.

– Одного? Я даже сейчас угадаю: Кириллова Василия Евгеньевича?

– Совершенно верно, – ответил дознаватель. – Но опять же это не имеет значения. – Гражданин Кириллов – такой же гражданин России, как и все остальные, и имеет полное право…К тому же не я, а прокурор подписывает возбуждение…

– Слушайте, хватит! – перебила дознавателя Анна, и, несмотря на то, что адвокат довольно сильно держал ее за плечо, с силой поднялась из-за стола.– Мне Ваше словоблудие уже надоело! Скажите лучше, сколько Вам заплатил Литровский за то, чтобы меня посадить?!

– Вряд ли Литровский станет размениваться на такие мелочи, как дознаватель Горемыкин! – в издевки пошел уже адвокат. – Он заплатил самому начальнику полиции Баранову, а господину Горемыкину досталась разве что бутылку коньяка! Такие как он – простые исполнители…

– Вернее, шестерки! – сорвалась на крик Анна. – Вы, господин дознаватель, обыкновенная шестерка, такая же, как Вася Кириллов! Убирайтесь вон, я не буду давать Вам никаких показаний по Вашим липовым оплаченным делам!

Горемыкин, похоже, испугался. Здесь, в изоляторе временного содержания, задержанные (если, конечно, они в здравом уме и не разухабисто-пьяные) испытывают перед дознавателями и следователями священный трепет. Но эта журналистка мало того, что явно показывает, что он ей активно не нравится, да еще и за что-то активно презирает его, давая понять, будто бы он находится на какой-то более низкой ступеньке интеллектуально-духовной лестницы, да еще и позволяет себе говорить ему такие слова как «убирайтесь!»… Что-то здесь не так, что-то срывается в этом хитроумном плане, который вкратце довел до него начальник полиции Баранов… Слишком уж не похожа эта красивая, несмотря на полуторасуточное выматывающее пребывание в ИВС, высокомерная мадам на сломленную духовно и физически (а в плане было именно так) женщину…

Адвокат взял постановления о возбуждении уголовных дел. Три было по известным Анне эпизодам: заявления о том, что ей господин Литровский через господина Кириллова под угрозой распространения порочащих сведений передал в июне и в июле по десять тысяч рублей, и третье – в августе, как раз то, за что она сейчас сидит в ИВС. Еще два – в апреле и марте. Май они почему-то пропустили. Но именно в мае вышла статья «Загадки «Гермеса». Видимо, они тоже не дураки, решил адвокат, дело стряпают так, что Анна вымогала деньги до мая, а потом они отказались якобы платить, так она написала статью и снова стала вымогать, так они испугались и опять стали платить… А еще три эпизода с депутатом областной Думы Сергеем Вадимовичем Морозовым – так это вообще смешно. Про Морозова среди областных журналистов не писал разве что ленивый! Такого депутата и директора завода (он был генеральным директором и держателем более чем половины акций Рыбацкого мясокомбината) в Рыбацком еще не было! Мало того, что он не ходил ни на заседания думы, ни на заседания комиссий, он еще и собственный-то завод сумел развалить дважды! Первый раз – лет семь назад, когда предприятие было объявлено банкротом, и все активы перекачали во вновь созданное. Кажется, трудись, гендиректор, в поте лица, вот тебе предприятие без долгов, к тому же мясокомбинат!.. Но Морозов умудрился еще раз разорить предприятие, почти год коллектив не получал заработную плату, и вот – снова процедура банкротства. Причем, в отношении Морозова возбуждено два уголовных дела, одно – по сокрытию налогов, второе – по невыплате заработной платы. И еще собирались возбудить по умышленному банкротству… Об этом писали абсолютно все, прошли сюжеты на ТВ, причем, даже на центральном, и Анна была просто в шоке от сообщения о том, что она якобы вымогала у Морозова деньги под угрозой распространения о нем порочащих сведений…

Сергей Андреевич задумался. Горемыкин сидел весь красный, а Анна взирала на него в полном недоумении.

– Интересно, – задумчиво произнес, наконец, адвокат. – Сегодня суд решает вопрос о мере пресечения моей подзащитной, а Вы тут возбуждаете несколько уголовных дел вдогонку, причем, два – по уже известным эпизодам, два – с тем же потерпевшим и тем же свидетелем, еще три – с другим потерпевшим, явно липовым, да еще другом первого потерпевшего, да еще с тем же свидетелем… Не кажется ли Вам, что это дурно пахнет фабрикацией и липой?

– Я бы Вас попросил, Сергей Андреевич, выбирать выражения! – батюшки- святы, откуда только у повисшего дознавателя появились такие гордые нотки в голосе!

– Ну ладно! – Пименов хлопнул в ладоши, как бы подводя итог. – Все ясно. К счастью, те времена, когда возбуждали уголовные дела по нескольким эпизодам одного дела и держали благодаря этому дополнительно людей в ИВС и СИЗО, уже прошли. Все решит сегодняшний суд. Никаких показаний мы давать сегодня не будем, пишите протокол, что мы отказываемся от дачи показаний.

Горемыкин быстро застрочил. Видно было, что ему стало все это неприятно, его уловки «клиенты» отгадали легко, и не очень-то удобно находиться в одном помещении с людьми, видящими тебя насквозь…Баранову хорошо, он сказал «фас», и ждет результатов, а бедному Горемыкину нужно за все отдуваться, да еще эта мадам, не дай Бог, выйдет на свободу, по глазам видно, что она уж так на нем отыграется в своей прессе!..

… Анну снова отвели в камеру. Смена была уже другая, не та, вредная, но и не такая хорошая, как в первый день. Но, однако же, в легком чуть веселом подпитии благодаря коньяку, с утра преподнесенному им Анниным супругом…Уже принесли обед, и Анна с удовольствием отметила плоды своего «коньячного» усердия: на дно миски с макаронами и жареной рыбой был запрятан еще один кусок рыбы, большой и, видимо, тщательно отобранный охранником специально для нее.

После обеда Анна снова стала думать. Ничего хорошего сегодняшние события ей не предвещали. Литровский, как и следовало ожидать, предпринимает все меры к тому, чтобы ее упрятать в СИЗО и изолировать не неопределенно долгий промежуток времени. Он все просчитал просто на «отлично»! Ненависть к журналистке Анне Кондратьевой со стороны прокурора, начальника милиции и даже председателя суда были очевидны, и рассчитывать на милость в такой ситуации не приходилось…