Kitabı oku: «Паника», sayfa 2
– А где ты едешь?
– Да я понятия не имею, тут лес и дорога, больше не видно ничего, а навигатор глюкнул. Стой, погоди, впереди указатель какой-то.
Машина Сергея приближалась к развилке, перед поворотом направо стоял синий знак со стрелкой «Паника, 2 км». Сергей хохотнул, притормозил – вдруг придется свернуть – и сказал Витьке:
– Тут сказано, что мне до паники совсем недалеко. Ну, в прямом смысле. Написано: Паника, два километра. Поворот направо. Мне куда?
– Ты прямо езжай и забирай, по возможности, левее. Ты свернул, наверное, не там, и теперь по дуге нас объезжаешь.
– Слушай, что: реально – «Паника»? Бывают такие названия?
– Ну да. Приличный такой по размерам посёлок, между прочим. Почти город.
Щукарёв продолжил объяснять, а Сергей тронулся с места и прибавил скорость – асфальт тут был хороший, даже отличный. Почти сразу дорога изогнулась влево. Поворот был плавный, но обочина густо заросла кустами, и было не видно, что за поворотом, прямо посередине дороги, медленно переставляя ноги и пошатываясь, идёт человек. Сергей заметил его в самую последнюю минуту, ударил по тормозам и вывернул руль. Машину бросило в кусты, нос её нырнул вниз, в канаву, заросшую ивняком, но тормоза сработали, и машина остановилась на самом краю.
– Твою мать, – негромко сказал Сергей. Сердце его колотилось так, как никогда в жизни: казалось, грудная клетка просто лопнет.
Придя в себя, Сергей вырулил обратно на дорогу. Человек всё так же шёл вперёд, безучастный, словно зомби. Сергей медленно объехал его, не рискуя ускориться сразу, словно ожидал, что зомбяк внезапно выкинет ещё какой-нибудь опасный трюк. Это был очень худой, даже истощённый, мужчина средних лет в светло-серой ветровке и чёрных джинсах. Его щёки ввалились, глаза смотрели в никуда, кожа приобрела густой красно-коричневый оттенок, который бывает у алкоголиков в крайней стадии алкоголизма.
– Уйди с дороги, придурок! Собьют тебя нахрен! – не удержавшись, крикнул Сергей и, объехав по дуге – максимально широкой, какую только позволяла двухполосная дорога – стал стремительно удаляться от этого алкоголика, или наркомана, или просто больного психа, и тут почувствовал острый укол в затылок, будто туда воткнули шило. В глазах потемнело, и машина снова вильнула. К счастью, длилось это меньше секунды, потом всё снова стало как обычно. Дорога убегала под колёса, руки уверенно держались за руль, и только из-под сиденья шёл странный звук. Сергей помотал головой, и понял, что это Витька пытается до него докричаться из упавшего телефона. Он пошарил рукой по полу, нащупал мобильник и поднял его к уху.
– Вить, я тут.
– Чего там у тебя случилось?
– Да блин, зомбяк какой-то мотается посреди дороги, чуть не сбил к хренам. Обкуренный совершенно. Или псих.
– Чёрт, ты осторожней.
– Откуда он только взялся!
– Да тут у нас наркодиспансер, как раз между нами и Паникой. Вообще, мы редко их видим, там следят, но иногда случается.
– Весело вы тут живете.
– Не жалуемся. Так ты понял, как доехать?
– Понял. Скоро буду.
Сергей сбросил вызов и выключил телефон. Вообще. Потому что от Светы было два пропущенных только за время разговора со Щукарёвым. Выключил – и расслабился. И тут же увидел, что навигатор снова работает, а до Чёрных Ключей осталось меньше километра.
Жизнь налаживалась.
9.
Никаких шашлыков не было, когда он приехал, и выпить ему тоже не дали. Встретив его у ворот, Витька сказал, что не купаться в такую жару – грех, и, перекусив ледяной окрошкой, они поехали на озеро, и там купались, как в детстве, до дрожи, до посиневших губ, наслаждаясь прозрачной водой, и телефонов не было в этом дне, и жен, и работы. Было широкое небо с маленькими текучими облаками, озеро, песчаный пляж и темная стена леса.
Они вернулись на дачу к вечеру, голодные до невозможности и стали разжигать мангал, нанизывать на шампуры с утра замоченный шашлык.
А в сумерках Сергей сидел в беседке, за накрытым столом и, ожидая, пока Щукарёв принесет шипящие раскаленным жиром шашлыки, смотрел на крыльцо, под завязку забитое цветами в горшках.
– Слушай, – сказал он. – А чего у тебя тут цветы?
– Это Вероникины, – ответил Щукарев. Он внес в беседку ароматное мясо, положил шампуры поперек огромного блюда и, сев за стол, немедленно начал разливать по стопкам водку из запотевшей, только из холодильника, бутылки. Сергей тут же взял себе шашлык и начал жадно есть: это было невероятно вкусно. Жуя, спросил:
– Я думал, дача теперь только твоя.
– Так и есть.
– Так с чего тут её горшки?
– Слушай, ну… Вот чёрт! – Щукарёв немедленно и сильно расстроился. Глядя на него, Сергей даже перестал есть. – Не успела ещё забрать. Мы ведь два дня назад ещё не собирались разводиться. Потом поссорились так хреново, чуть не до драки, и оба поняли, что дальше так нельзя. Слово за слово: "Давай на развод подадим? – А давай!" И вчера пошли и написали заявление.
Щукарёв замолчал. Сергей, пытаясь вернуть дню изначальный настрой, поднял стопку и сказал:
– Ну, за твой развод!
Он потянулся к Щукарёву, чтобы чокнуться, но тот неожиданно отвел руку со стопкой и, не чокаясь, выпил. Сергей испугался: таким он Витьку никогда не видел.
– Вить, ты чего? – спросил он. – Почему не чокаясь? Вероника же не умерла…
– Она нет. Я – почти да, – резко сказал Щукарёв. – А с ней не будет ничего из-за моей стопки, она нас всех переживет.
Щукарёв посмотрел на Сергея, увидел, как тот напрягся, и ему стало совестно: уж Серега-то точно был не виноват ни в разводе, ни в Вероникиных финтах, ни в том, что его заманили сюда под предлогом шашлыков: Виктор боялся, что в одиночестве окончательно расклеится, потому что при всей ненависти к Веронике, при всем раздражении, которое она так мастерски вызывала, развод не принес ему облегчения, наоборот – стало как-то невыносимо больно и выть хотелось…
– Ладно, – уступая, сказал он, – хочешь чокаться – буду чокаться с тобой. Давай.
Сергей так и не поставил стопку на стол, держал, полную, в руке, и Щукарёв налил себе сам, поднял, легко стукнул стеклом о стекло:
– За развод, – выпил и налил снова.
Сергей тоже выпил, закусил зеленью, мясом и, глядя, как маслянистая водка тянется в стопку, сказал:
– Вить, давай ты будешь закусывать, ладно?
– Не хочется, Серёж. Вот вообще.
– Так плохо?
– Ага. Господи, какая же она оказалась дрянь, какая стерва… Слушай, Серёг, давай за твою Светку выпьем – хоть она не такая.
Щукарёв потянулся стопкой, но Сергей теперь сам отвёл руку и выпил, не чокаясь.
– Такая же, Вить. Она – такая же.
– Никогда не поверю.
– Я тоже думал, что нет. Иначе не женился бы никогда.
Они замолчали, всё сразу как-то сломалось, испортилось.
Окончательно стемнело. Пара безумных мотыльков стучали в лампочку, включённую под потолком беседки, звенел невидимый пока комар. Вероникины горшки исчезли в сумраке крыльца, и резко выделились на фоне ночного неба кроны яблонь в соседском саду за забором.
– Понимаешь, – сказал Сергей, – я всё надеялся, что она изменится. Я же реально её любил. Думал, у неё женское просто: материнский инстинкт, часы биологические, что там у них еще? Тридцать пять, с ребёнком не выходит. Ну, Вить, я же ей всё обеспечил: лучшую клинику, лучших врачей, три попытки! Потом она забеременела – токсикоз, ей всё время плохо, снова по больницам. С почками проблемы, угроза выкидыша, трясся над ней, как над хрустальной. И всё время ко мне так относились, как будто это я, блин, во всём виноват. Думал: родит – всё кончится. Но нет, блин. Вот скажи, Вить, нахрена вот это всё?! Я устал, я не могу больше.
– А она?
– Она… Она говорит, что это она устала. Она, блин, дома сидит! У неё там мама торчит постоянно: "чтобы Света поспала, чтобы Света могла куда-то там сходить…" И обе меня пилят, что я не помогаю. Да я никакой домой приползаю. Я сплю меньше неё! Я говорю: давай няню наймем.
– Хорошая, кстати, мысль.
– Ну! А она мне, знаешь, что отвечает: я своих детей с чужой тёткой не оставлю, я за них буду переживать и всё равно не отдохну.
– Дура.
– Ну.
Сергей помолчал немного, приходя в себя, и вдруг почувствовал себя виноватым.
– Хотя я бы тоже за них волновался, – сказал он, сдавая назад. – Если честно. Мало ли, чего там чужой человек будет делать. Они у меня классные парни.
– Скоро на рыбалку будешь с ними ходить.
– Ещё скажи – по девочкам.
Оба улыбнулись. Стало легче.
– Давай за твоих парней.
Щукарёв снова стал разливать водку, но вдруг рука его дрогнула. Он поёжился, словно ощутил разгоряченной кожей дыхание холодного ветра. Сергей хотел что-то сказать, потёр лоб, но не сумел поймать ускользнувшую фразу.
Хлопнуло окно в соседнем доме, как будто кто-то со злостью толкнул раму. Задребезжало стекло. Немного погодя испуганный женский голос произнёс:
– Кто там?
– Вы это нам? – спросил Виктор, прекрасно понимая, что нет, не им. Но в голосе было что-то настолько притягательное, что не ответить он не смог. Он встал и подошёл к разделяющему участки старому штакетнику.
– Нет, простите, – девушка пробралась между кустами и подошла вплотную к доскам. В свете дворового фонаря Виктор увидел часть её лица: маленький нос, округлую щёку, внимательный карий глаз. Она была невысокого роста, совсем как Вероника, и как от Вероники, от неё исходили волны уверенности и внутренней силы.
– Просто показалось, что в саду кто-то есть, – добавила она мягко, и в этой нежной интонации уже не было ничего Вероникиного.
– И всё-таки, – второй голос прозвучал выше, резче, и сама девушка, показавшаяся за плечом первой, была выше и резче, – вы не могли бы проверить? Нам тут страшновато, если честно.
Эта, вторая, отрезвила Виктора моментально. Он тут же вспомнил, как хотел провести эти выходные: без женщин, с другом, хорошей выпивкой и вкусной едой. Безусловно, отказывать было неудобно, но он всё равно замешкался. Зато Сергей, тоже подошедший к забору, ответил сразу, с готовностью, которая неприятно поразила Щукарёва.
– Конечно, не вопрос, – сказал Сергей, бросив на вторую, высокую, восхищённый взгляд. – Вить, я быстро.
Он моментально скрылся за калиткой, и вскоре за забором послышался его приглушённый голос. Виктора кольнула смутная ревность: он и сам не понял, то ли от того, что две незнакомки, которые по какой-то причине оказались на участке Маргариты Васильевны, увели у него друга, то ли от того, что высокий и красивый Серёга сейчас стоял рядом с маленькой, похожей на Веронику, но не по-Вероникиному мягкой девушкой.
Потом всё стихло, и через пару минут Виктор забеспокоился.
– Серёг, ты где там? – крикнул он в темноту за забором. – Всё в порядке?
– Всё в норме. Пока ничего не вижу, – ответил издалека приглушённый Серёгин голос, – ползаю тут по кустам…
Сергей осёкся, потом сказал что-то невнятное: фраза утонула в шуме внезапно налетевшего ветра. Порыв был очень сильный. Снова хлопнуло и задребезжало окно в доме Маргариты Васильевны. И вслед за этим раздался надрывный женский крик.
Виктор испугался так сильно, что рванул вперед, прыгнул на забор и, подтянувшись, перелетел на другую сторону. Приземлился в какой-то куст, в кровь ободрал лицо и руки, вскочил и, выбежав на тропинку, увидел, как кто-то серый, длинный и тощий метнулся из кустов к калитке.
Виктор рванулся следом, протянул руку и почти схватил убегавшего – кончики пальцев обожгло грубой тканью куртки – но вдруг что-то ударило его по голове. Виктор пошатнулся, в глазах его потемнело, а когда он пришел в себя, калитка была распахнута. Серый человек сбежал.
Обернувшись, Виктор увидел Сергея: он выбирался на тропинку из-за разросшихся яблонь, под которыми едва ли не в человеческий рост вымахала крапива.
– Серёг, ты как? Что это было? – спросил он.
– Да чёрт его знает, что это было, – ответил Сергей, вытирая тыльной стороной ладони кровавую каплю, набухшую под носом. – Я его едва разглядел. Пошёл по тропинке, смотрю, под деревьями белеет что-то. Я подумал сначала, типа, старый ствол без коры. А оно так шевельнулось… Я ему: "Стой!", а он как дёрнет!
– Нос тебе разбил?
– Видимо, да. Хотя я даже не понял, как он это сделал. Он, вроде, далеко стоял. У меня в голове помутилось, в ушах свист. Я потом в себя пришёл, смотрю, ты его уже гонишь. А вы как?
Последнюю фразу он произнёс, обернувшись к двум девушкам, которые стояли за его спиной. Только теперь Виктор сообразил включить фонарик на телефоне и при ярком свете ясно увидел их обеих.
Первая была маленькой, щуплой и казалась какой-то растерянной. Виктор разочаровался, увидев её целиком: она оказалась неухоженной и блёклой провинциалкой с затравленным взглядом. На левой щеке у неё расцветал синяк.
Вторая была выше, и всё у неё было длинным: волосы, лицо, ноги, руки и пальцы на руках, отчего она выглядела похожей на инопланетянку из старого фильма. Вот у этой глаза были умные, острые, холодные и очень неприятные. По работе Виктор знал много людей с таким взглядом и понимал, что хорошего от них ждать не приходится.
– Спасибо вам, – сказала первая. – Мы очень испугались.
– Вы знаете, кто это был? – спросил Виктор.
– Нет, – девушка покачала головой и поджала губы. Жест вышел очень трогательным, почти детским. – Я понятия не имею.
– Я тоже, – ровно сказала вторая. Она не смотрела на Виктора – только на Сергея, и Щукарёв с досадой понял, что и Серёга приклеился к ней взглядом.
– А вы, вообще, кто? – раздражённо спросил Виктор.
– Я племянница вашей соседки, Ася. Приехала сегодня из Мончегорска, хотела погостить. А Маргариту Васильевну увезли на скорой. Подозрение на инсульт.
– А вы? – Виктор внимательно посмотрел на первую девушку.
– Я – Лида.
– Моя подруга, – пояснила Ася.
10.
Они вошли в гостиную Щукарёвского дома и, посмотрев друг на друга, покачали головами: оба были исцарапаны ветками, в волосы набился какой-то мусор, у Сергея под носом размазалась кровь, и футболка вся была усеяна бурыми темнеющими каплями. У Виктора обнаружился гигантский синяк, но почему-то не на затылке, куда, как ему казалось, пришёлся удар, а на плече.
– Слушай, – сказал Сергей, – до меня же только что дошло: я этого придурка уже видел сегодня.
– Да?
– Это я его чуть не сшиб на дороге. Обдолбанный какой-то. Ты ещё сказал, он из клиники сбежал. Может, им позвонить? Знаешь, как они называются? Я номер нагуглю.
– Не надо гуглить. Если из клиники, то они листовки свои постоянно раздают, на всякий случай. Боятся конфликтов с местными. У них там, говорят, шишки всякие лечатся и дети их, мажоры. Так что им главное, чтобы никто не шумел. Сейчас найду номер.
– Может, зря мы от девчонок ушли?
Виктор даже не повернулся от комода, в ящике которого сразу обнаружилась старая листовка с номером клиники:
– Не зря. Двери они заперли, телефоны наши у них есть. Позвонят, если что.
– Ну не знаю. Как-то мне за них тревожно. Я сейчас умоюсь и схожу к ним. У тебя футболка чистая есть?
– Найду я тебе футболку, – с неудовольствием сказал Виктор. Сергей ушёл в ванную, и там зашумела вода.
Виктор взял телефон и стал набирать написанный на листовке номер.
– Наркологический диспансер, – ответил ему женский голос. – Добрый вечер.
– Добрый вечер, – сказал он. – Я вам звоню из Чёрных Ключей. Дачный посёлок, знаете?
– Да, знаю. Что у вас?
– Кажется, у нас тут бродит ваш пациент. Высокий, худой очень, в серой куртке. Лица не разглядел. Забрался к моей соседке на участок, всех там перепугал.
– Какой у вас номер дома? – спросила женщина.
– Пятьдесят четыре. У соседей – пятьдесят два.
– Благодарю вас за обращение, – сказала женщина. Виктору показалось, что с каждым словом её тон становился всё более и более вежливым. – Мы немедленно высылаем к вам бригаду и просим прощения за доставленные неудобства. Спасибо вам за звонок.
– Да не за что, – ответил Виктор, поражённый такой ошеломляющей любезностью. Он завершил разговор, небрежно бросил телефон на комод и, повернувшись к окну, вдруг понял, что снаружи, в саду, кто-то стоит.
Выключатель был прямо над плечом. Подняв руку, Виктор выключил люстру, и в свете уличного фонаря увидел за стеклом бледное узкое лицо, водянистые глаза, серый ёршик волос.
Виктор подошёл к окну. Он хотел крикнуть незнакомцу, чтобы уходил, но не успел. Будто из ниоткуда возник у него в голове свист, как от неисправной колонки, Он становился всё громче и громче, причиняя Виктору невыносимую боль. Виктор схватился за виски и понял, что теряет равновесие. Он пытался удержаться на ногах, но из-за свиста перестал понимать, где верх, где низ, и рухнул вперёд, головой и плечом врезавшись в оконное стекло.
Макушку, щёку и шею изрезало осколками, потекла горячая кровь. Оставшийся в раме осколок вонзился в бок. Лёгкая занавеска плеснула на внезапно возникшем сквозняке, охватывая шею. Незнакомец в саду слегка подпрыгнул, схватил свободный край и дёрнул, затягивая петлю. Виктор захрипел, поднял руки, пытаясь освободиться, но свист снова вырос, заполнил всё вокруг, и Щукарёв, теряя сознание, повис на тонкой, пропитанной пылью ткани.
И вдруг петля ослабла и свист смолк. Что-то ударило Виктора в плечо, отшвыривая назад, в глубь комнаты. Он упал и тут же почувствовал боль в раненом боку и исцарапанной шее. Голова заработала, прояснилось зрение. Виктор сбросил с себя занавеску, вскочил и увидел, как Сергей перепрыгивает через подоконник в сад.
Незнакомец упал после первого же удара, но Сергей был так зол и напуган, что бил, бил и бил, пока незнакомец не потерял сознание.
11.
Семь минут на полной скорости – Шахова гнала, как безумная. Приехала чуть раньше скорой, которая тоже неслась на всех парах, и, вбежав во двор, увидела на земле Олега: лицо в крови, перемотан, как мумия, длинной тюлевой занавеской.
Она подавила в себе желание отпихнуть стоящего у калитки человека, броситься перед Олегом на колени, отереть его лицо, целовать и всхлипывать над ним, избитым и в крови. Вместо этого Шахова медленно подошла, наклонилась, посмотрела и спросила нарочито бесстрастным голосом:
– Что у вас тут случилось?
Встретивший пожал плечами, словно не знал, что и рассказать. Он был довольно высок, светло-рус, с правильными чертами лица, и только слишком полные, на вкус Шаховой, губы придавали ему лишней слащавости, делали лицо немного детским. Правую руку человек держал на отлете, и Шахова увидела, что костяшки на ней сбиты в кровь. Значит, бил Олега именно он.
– Он тут шлялся по участкам, соседку напугал, – сказал высокий. – Мы с другом его шугнули, он исчез сначала, потом на друга напал, чуть не удушил. Пришлось его утихомирить.
Мужчина был напористым, наглым, уверенным в себе. Шахова почувствовала новый приступ ненависти, но подавила и его. Она присела рядом с Олегом, проверила пульс, прислушалась к дыханию, похлопала по щекам, и он начал приходить в себя.
– Лежи, не шевелись, – сказала она, но Олег упрямо поднялся, мотая головой. – Ну, как знаешь…
За забором замерцали маяки скорой, санитары спешили к ним, у одного в руках был чемоданчик. Услышав приближение скорой, из дома вышел второй мужчина. Он двигался скованно, к боку прижимал заляпанное кровью полотенце. Шахова забрала у санитара чемоданчик, кивнула на Олега:
– Ведите его в машину, в клинике подробно осмотрим.
Санитары повели Олега прочь со двора, крепко придерживая за локти, но он даже и не думал сопротивляться: вымотался, устал.
– Шахова Мария Валерьевна, – представилась она хозяевам дачи. – А вы?
– Сергей Голыбин, – ответил первый, со сбитыми костяшками.
– Плохо за подопечными своими следите, Мария Валерьевна, – сказал, не назвавшись, второй. От этого второй мужчина понравился ей еще меньше первого. Он был коренастый, невысокий, черноволосый, с широким лицом и глубоко посаженными глазами. Глаза его остро и цепко глядели из-под нависших бровей.
– Мы приносим за это свои глубочайшие извинения, – сказала Шахова. – Он на вас напал?
– Напал, – кивнул мужчина.
– Позвольте, я вас осмотрю?
– Да не стоит. Всё нормально, – второй тоже говорил уверенно и немного нагло.
– Позвольте мне решить, нормально или нет, – жёстко сказала ему Шахова, поднимаясь по ступеням и заставляя пройти за собой в дом. – Вы ведь не врач?
– Ну, не врач, – с ироничной ухмылкой ответил второй.
– А как вас зовут?
– Виктор Алексеевич меня зовут. Щукарёв.
– Виктор Алексеевич, вы понимаете, я не могу вас бросить просто так. Вы верно отметили, что мы отвечаем за этих людей, и если вдруг у вас пойдут какие-то осложнения, я буду виновата. Так что давайте пройдём в освещённое помещение и как следует вас осмотрим.
Нехотя, с идиотской ухмылочкой человека, который всё знает лучше всех, он всё же подчинился, и Шахова почувствовала глухое удовлетворение. В комнате при включенном верхнем свете она увидела длинный синяк на короткой широкой шее, кровоточащие царапины, длинный порез на боку и, главное, свежий кровоподтёк на плече. Она посветила диагностическим фонариком Щукарёву в глаза, проверила рефлексы и с удовольствием поняла, что Олег хорошо его приложил.
Шахова внимательно осмотрела Виктору шею, прощупала гортань, с удовольствием ощущая под пальцами уязвимые места, и мечтая о том, как она сама могла бы сейчас сжать руки, потом перешла к исцарапанной голове и раненому боку.
– Раны поверхностные, не опасные, – сказала она.
– А я что говорил? – снова ухмыльнулся Щукарёв.
– И всё же, надо обработать, – холодно ответила Шахова. Она достала из чемоданчика пинцет и перекись, присела, высматривая застрявшие в коже кусочки стекла, и отметила, что тело у Виктора крепкое, но начавшее заплывать жирком, похожее на толстую восковую свечу, которая уже оплавилась. Тронула один порез смоченным перекисью тампоном, увидела блеск стекла, подцепила и вытащила его. Виктор зашипел от боли.
– Терпите, – с едва скрываемым удовольствием сказала Шахова. – Больно я вам ещё сделаю.
12.
Сергей всё же пошёл на соседний участок – когда проводил скорую и убедился, что со Щукарёвым всё хорошо. На улице девушек уже не было. Сергей поднялся на невысокое маленькое крыльцо и постучал.
– Входите, – крикнула из-за двери Ася. Его сердце сладко стукнуло.
Он вошёл и оказался в маленькой прихожей, слева от которой узким чулком тянулась кухня. Впереди была гостиная с круглым столом, над которым висела лампа с тканевым абажуром. Сергей удивился, какое тут всё старое, как в историческом музее: массивные комоды с чёрными коваными ручками, жёлтый фанерный шкаф со скруглёнными углами, деревянные стулья с круглыми сиденьями.
Ася и Лида стояли возле шкафа, Ася доставала из него постельное белье, и Сергей смутился интимностью момента.
– Всё, его увезли. Можно не волноваться, – сказал Сергей.
– Спасибо, – ответила Ася.
– А что это была за женщина? – встряла вторая, Лида. Лида не понравилась Сергею с самого начала.
– Какая женщина? – переспросил он, от раздражения не сразу поняв вопрос. – А, вы про врача? Она из наркодиспансера, откуда он сбежал. А что?
– Да так, ничего, – ответила она.
– Ты где-то видела её раньше? – спросила Ася, отложив на диван стопку постельного белья. Лида кивнула:
– Она приходила к нашему педиатру. После… – Лида бросила опасливый взгляд на Сергея, но всё же продолжила: – После пропажи Лены я за ней следила.
– За педиатром?
– Зачем следили? За каким педиатром? – недоумённо спросил Сергей. Ася подошла к нему и положила руку на его предплечье – в знак того, что сейчас лучше ни о чём таком не спрашивать. От этого прикосновения дыхание у Сергея перехватило так, как не перехватывало в пятнадцать.
– Да, я следила за педиатром, Верой Ольшанской, и эта женщина была единственной, кто приходил к Вере домой.
– Ясно, – сказала Ася, а потом повернулась к Сергею. Он тут же смутился: было уже поздно, девушки хотели лечь спать, а он стоял тут, как дурак, посреди комнаты, и не знал, что сказать.
– Спасибо, Серёжа, что беспокоитесь о нас, – сказала Ася, а потом вдруг поднялась на цыпочки и легко, едва коснувшись губами, поцеловала Сергея в щёку.
13.
Лида смогла уснуть только под утро. Она не стала стелить себе постель, потому что знала, что будет сидеть на диване и смотреть в тёмное окно, размышляя о том, что произошло за последние сутки. Её тревожила Ася.
Ася была себе на уме. Чего-то она от Лиды хотела и, кажется, знала про Лиду больше, чем положено случайной знакомой. И появление ночного гостя не вызвало у неё особого удивления.
Лида не понимала, во что ввязалась, приняв Асино приглашение, кусочки головоломки не хотели соединяться между собой. С другой стороны, ей верили только здесь, и только здесь были готовы помочь.
К утру Лида незаметно для себя задремала, и проснулась, когда за окном было совсем светло. Разбудил её скрип кровати и протяжный Асин стон. Лида встрепенулась и прислушалась, пытаясь понять, что происходит, и не приснилось ли ей. В стоящем напротив дивана старом, покрытом чёрными разводами зеркале отразилось её обрамлённое спутавшимися волосами лицо, обезображенное синяком и рубцами от жёсткого подлокотника, на котором Лида уснула вместо подушки.
Что-то звякнуло у неё за спиной. Лида испуганно обернулась: чайная ложечка, забытая вчера на столе, лежала, покачиваясь, на полу. Лида встала, хотела подобрать её, но тут же брякнули кованые висячие ручки комода, задребезжали стоящие на нём вазы, а за дверью спальни снова застонала Ася.
Лида открыла дверь в спальню.
Ася сидела на кровати, смотрела перед собой невидящими глазами и правой рукой растирала грудь слева, над сердцем. Она была бледной, ни кровинки в лице, и губы её были болезненно сжаты.
– Ася, что случилось? Сердце? С сердцем плохо? – спросила Лида. – Есть какие-то лекарства? Скорая – я вызову скорую!
– Не надо скорую, – с трудом проговорила Ася. – Это проходит. Пройдёт. Уже почти прошло.
Лида смотрела на неё со страхом. Она почему-то точно знала, что ничего не прошло, что всё, напротив, только начинается.
14.
Утром Сергею казалось, что вчерашний день вместил в себя целую неделю, и каждый его эпизод вспоминался как маленькая жизнь. Это было тяжело, но, вместе с тем, и здорово. Его обычная жизнь была рутинна, и дни, как переваренные пельмени, норовили слипнуться в комок, полный однообразных проблем. Он встал с кровати и выглянул в окно: Щукарёв выделил ему спальню на втором этаже с видом на соседский участок. Дом, где жили девушки, был тих, ни малейшего намека на движение. Сергей пробежался взглядом по участку, и вдруг поймал себя на мысли, что хочет высмотреть среди разросшихся деревьев и кустов тонкий силуэт Аси. При мысли об этом ему стало неловко и стыдно, он вспомнил про Свету и близнецов и сразу решил, что поедет домой, к ним. Возмёт детей на прогулку, может быть, даже съездит с ними в торговый центр за ботинками, а Светке даст отдохнуть.
Сергей оделся и сбежал вниз, в кухню, где Витька Щукарёв, который всегда был ранней пташкой, уже пил кофе.
– Вить, – сказал Сергей немного смущённо, – я, наверное, буду собираться. Надо, и правда, Светке помочь с мальчишками. А то как-то…
Он не договорил. Автоматические ворота, дрогнув, отъехали в сторону, и маленькая брусничная "Ауди" завернула во двор.
– Нет, твою мать, – со спокойной обречённостью сказал Щукарёв, глядя в уцелевшее окно, – только не это.
Дверца машины открылась, и из неё вышла маленькая черноволосая Вероника.
Когда Щукарёв появился на крыльце, Вероника сделала вид, что не заметила его. Она открыла багажник машины и начала перетаскивать туда с крыльца цветочные горшки.
– Я не понял, – Щукарёв сразу пошёл в атаку, – ты чего приехала?
Она промолчала, подхватила ещё два горшка с фиалками, прошла мимо него, едва не задев локтем, спустилась к машине.
– Ник, мы договорились, что ты в городе, я – здесь, и до тех пор, пока нас окончательно не разведут, мы друг друга вообще не видим!
– Успокойся, Щукарёв, – сказала она, поднимаясь за новой партией цветов, – ты мне нахрен не сдался. Ты же видишь, я за цветами.
– Забрала бы потом, когда меня тут не будет.
– Ага. А ты бы за это время погубил их своим ядом.
Она, прищурившись, посмотрела на него. Её глаза смеялись, но Щукарёв знал, что смех этот фальшивый, показной, лишь бы его уязвить, показать ему своё превосходство. Он сдержался. А она, поняв, что проигрывает, поддала пару, кивнув на закрытое листом фанеры окно:
– Я смотрю, ты тут окна бьёшь?
– Ага, – он старался сохранять спокойствие, но у него почти уже не получалось. – Это я решил комаров напустить. А то без тебя кровь мою пить некому.
Сергей, стоявший за дверью, понял, что пора выходить: Витька был готов взорваться.
– Привет, Ник, – сказал он, появляясь из тёмной прихожей. Она окинула его оценивающим и слегка презрительным взглядом.
– Привет, Серёж. Отдыхаете ту, значит? Окна бьёте? А Света сегодня ночью вообще не спала. У близнецов опять температура.
– Ник, у них всегда что-нибудь…
– Вот именно! – Вероника сорвалась, словно обрадовавшись тому, что есть повод наорать хоть на кого-нибудь, если уж почти бывший муж собрался держаться до последнего. – Она всё время в напряжении! Она вообще не отдыхает!
Сергея захлестнула волна жестокой обиды, его лицо побагровело, и он закричал:
– А я отдыхаю? Я – отдыхаю?! Она хотела детей, она их получила! Я всё оплатил: клинику, ЭКО, анализы, лечение, роды! Ты думаешь, мне эти деньги легко достались? На мне теперь два суда висят! А я!? А я что получил?!
Губы Вероники сложились в тщательно отрепетированную, но оттого не менее обидную горькую усмешку.
– Ты сыновей получил, придурок!
Сергей задохнулся, как будто получил под дых. Щукарёву стало противно. Он поверить не мог, что их жёны на такое способны.
– Вероника, ты для этого приехала? – брезгливо спросил он. – Светка попросила Серёге мозги вправить?
– Ник, вы вообще охренели?! – взвился Сергей. Он хотел ещё что-то прибавить, но не стал, выругался и, бросившись в дом, через пару секунд вернулся с ключами от машины в руках.
– Серёг, ты куда? – спросил обеспокоенный Щукарёв.
– Поеду покатаюсь, – сказал Сергей, стараясь не смотреть на Веронику. – Приеду, когда она отсюда уберётся.
Он пошёл к машине, на ходу нажимая кнопку на брелке. Вероника смотрела ему вслед, понимая, что разговаривать с ним дальше бесполезно. Щукарёв же внезапно осознал, что, как только Серёга уедет, весь Вероникин гнев обрушится на него.
– Подожди, я с тобой, – сказал он другу и быстро запрыгнул на пассажирское сиденье. Машина рывком выехала за ворота.
Вероника разозлилась: всё пошло не так, как она ожидала. Сейчас её не могли успокоить даже цветы: она так любила выставлять их в начале лета на крыльцо, любоваться на них из беседки. Жить здесь, на даче, в полной тишине, в уединении, в блаженной дали от города. И вот теперь ей приходилось со всем этим прощаться. В раздражении она ударила ногой по деревянной подставке, которую Щукарёв сделал своими руками несколько лет назад, когда ещё любил её, когда ему доставляло радость делать для неё такие вещи, и вдруг из-под подставки, напугав Веронику до полусмерти, вылетела чёрная тень.
