Kitabı oku: «Тая», sayfa 3
Папа вазу опрокинул, кто его накажет?
«Это к счастью, это к счастью!» –
Все семейство скажет.
Ну а если же к несчастью, это сделал я.
«Ты разиня! Ты растяпа!» – скажут про меня.
Тая видела, как уставшие женщины оторвались от своих заметок и подняли на нее удивленные глаза.
– Ты чья такая малышка? – улыбнулась одна из женщин, приподняв очки, чтобы лучше рассмотреть девочку.
– Таисия Виельгорская! – звонко повторила Тая.
– Белла Аркадьевна, – ответила ей учительница и быстренько, просмотрев списки, удовлетворенно кивнула. – Будешь в моем классе.
Тая хоть и не видела бабушку, но знала, что та сейчас сидит где-то на последней парте и довольно улыбается. Улыбалась и завуч школы, которая теперь каждый вечер наряжалась дома в изысканный шелковый халат, заботливо сшитый из старых дефицитных запасов Льва Константиновича и подаренный ей в знак уважения от Анны Аркадьевны. Тая была безусловно талантливым ребенком, но лишняя предусмотрительность еще никому не помешала.
Да, это было действительно самое счастливое и беззаботное лето в жизни Таи. Во всех детских садах уже давным-давно прошли выпускные в подготовительных группах, и дети, предоставленные сами себе, целыми днями носились по улице. Они играли в догонялки, казаки-разбойники, «горячую картошку» и зарывали за гаражами «секретики». Тая с Гришей даже сделали один общий «секретик», спрятав в ямку его солдатика, Таиного маленького лисенка и кучу фантиков от конфет, которыми их угостил Гришин дедушка. Поверх всех сокровищ они положили кусочек березовой коры, на котором стеклом вырезали две буквы: «Г+Т».
Все ребята во дворе знали про эту странную и очень трепетную дружбу высокого кареглазого мальчика и маленькой голубоглазой девочки, но на удивление это не вызывало ни у кого насмешек. После того как Гриша пообещал Тае, что больше ее никогда не обидит, действительно, не только Гриша, но и другие мальчишки перестали обзывать ее жидовкой и тем более кидаться в нее камнями. Тая стала своим пацаном среди Гришиных ребят и девочкой, «которая дружит с Гришей», для всех остальных девчонок.
Телефонная связь еще не была проведена в каждую квартиру. У Гриши, например, дома уже был свой собственный телефон, а вот если Таиной маме или бабушке нужно было кому-то позвонить, они ходили в специальный переговорный пункт через дом. Не имея возможности связаться и договориться о встрече по телефону, дети вставали под окнами дома и криками вызывали друг друга на прогулку. Услышать заветное «Здравствуйте, а Тая выйдет?» было главным событием дня. Как правило, дети собирались на улицу еще днем, и в отсутствии мамы Таи Анна Аркадьевна никогда не препятствовала прогулкам внучки. А если Лена и начинала ворчать, что Тая целыми днями пропадает во дворе, Анна Аркадьевна резонно отвечала, что у ребенка должно быть детство, а насидеться за учебниками и тетрадками она еще успеет.
Когда у кого-то из детей появлялись деньги, они покупали большую кружку кваса за пять копеек из старой желтой бочки возле продуктового магазина и потом ее жадно пили, передавая по кругу. По праздникам ребята брали мороженое в вафельном рожке за двадцать копеек или семечки в газетном кульке у местных бабушек. После этих семечек пальцы рук и зубы были черными, как у шахтера. Семечки Тая с ребятами не грызла, потому что помнила, что от них портятся зубы. Ей было достаточно просто сидеть рядом с друзьями на скамейке, рассказывать друг другу анекдоты и смеяться до колик в животе.
А самым волнующим и захватывающим приключением было бегать на стройку через дорогу. Центральную улицу города, на которой жила Тая, активно модернизировали и застраивали – старые деревянные дома и сараи сносили, а вместо них возводили новые дома, очень похожие на Таин. Дети, пролезая через дырку в заборе, проникали в сердце стройки, и носились вдоль котлована. Из него еще не успели откачать воду, и в коричневой от глины воде завелись головастики. Тая и ее друзья с визгом их вылавливали, и, набивая ими полные карманы, тащили лягушат к себе во двор. Естественно, головастики такое путешествие пережить не могли, а у детей, ко всему прочему, начали появляться бородавки. Само собой разумеется, что причина появления бородавок была не в лягушках, но родителям этого было не понять. Кто-то из них нажаловался бригадиру стройки, и дырку в заборе заделали. В глубине души Тая подозревала, что этот кто-то была ее мама…
Как-то раз, прибежав домой на обед, девочка застала дома родителей Гриши. Бабушка, как всегда с идеально прямой спиной, сидела в кресле, а мама и папа Гришки напротив на диване.
– Таюша, подожди, пожалуйста, в своей комнате. Мы как договорим, я тебя сразу же покормлю, – ласково сказала Анна Аркадьевна внучке.
Тая, поздоровавшись с родителями друга, юркнула в комнату, предварительно не забыв оставить дверь открытой.
– Понимаете, он же ничего без нее делать не хочет, – продолжила разговор мама Гриши. – Представляете, дедушка таким трудом достал ему путевку в «Орленок», вы же наверняка сами знаете, что туда берут только школьников, но учитывая спортивные достижения Григория и его рослость нас были готовы взять, а он отказался! – сетовала женщина. – Сказал, что без Таи никуда не поедет.
Таино лицо в соседней комнате расплылось в улыбке.
– Анна Аркадьевна, – продолжил папа Гриши. – Он ведь ее увидел в первый день, как мы сюда переехали, им тогда и пяти еще не было. Как сейчас помню, он яблоко грыз и в окно смотрел. Ну и увидел, как вы с ней по двору идете. Тая с бантиками была и в платье каком-то светленьком. Гриша застыл, как вкопанный, и сказал мне, что это самая красивая девочка на свете. Я тогда серьезно к этому не отнесся, учитывая их юный возраст, – засмеялся мужчина. – Но потом, пару месяцев назад, когда Гриша в нее камнем кинул… – он на секунду откашлялся.
– Вы простите нас, пожалуйста. Анна Аркадьевна, вы ни в коем случае не подумайте, что мы антисемиты. Мы Григория таким словам не учим, и Володя, наоборот, его поругал тогда, – вмешалась мама мальчика.
– Что вы, я все понимаю, – ответила Анна Аркадьевна. – Я со Львом Константиновичем не один год прожила. Мы ведь и здесь не без помощи его фамилии оказались.
Пожилая женщина обвела комнату взглядом.
– А вы, простите, кто в девичестве? – зачем-то уточнил папа Гриши.
– Грейг, – Анна Аркадьевна загадочно улыбнулась. – Знаю, вам было любопытно.
Брови мужчины поползли вверх.
– Вы ведь родом из Ленинграда, насколько я знаю… Неужели те самые Грейг? – еще больше удивился мужчина.
– Те самые, – ответила она все с той же загадочной улыбкой.
Родители Гриши многозначительно переглянулись.
– А Тая, она же совсем на вас не похожа. Такая беленькая… – отважилась полюбопытствовать женщина.
– Ой, я вас умоляю! Каких только кровей на Руси не перемешалось. Так какой у вас был вопрос касательно моей внучки? – Анна Аркадьевна перевела тему.
– Ах, да, – папа Гриши опять закашлялся. – Мы тут перед школой на Черное море решили ребят свозить. Первый класс же на носу.
– И мы знаем, что наш мальчик без Таи никуда не поедет, – с отчаянием в голосе добавила его жена. – Просто ваша дочь, Елена, – было видно, как женщина пытается тщательно подобрать слова, – она такая консервативная, вот мы и решили сначала с вами поговорить…
– Так сказать, получить добро у самого старшего члена вашей семьи, – закончил за нее муж.
– Вы хотите взять Таисию с собой? Я вас правильно поняла? – уточнила Анна Аркадьевна.
Супруги закивали.
– Мне надо будет поговорить с Таей. Сейчас я не готова вам что-либо ответить…
– Да-да, конечно! – закивали родители мальчика.
Анна Аркадьевна поднялась.
– Может все-таки чаю? – предложила она гостям, по всей видимости, не в первый раз.
– Ой, нет, спасибо большое! Мы уже пойдем.
Пара тоже встала и пошла на выход.
– Спасибо большое! Вы удивительная женщина, – сказал ей на прощание мужчина.
– Тая, до свидания, – крикнули родители Гриши и ушли.
Услышав их последние слова, Тая пулей вылетела из комнаты.
– Бабулечка, красотулечка, моя самая любименькая, ну, пожалуйста, ну я тебя умоляю, можно я поеду с ними, можно? – затараторила внучка.
– Подожди, Таюша, успокойся, – засмеялась женщина. – Расскажи мне, моя птичка, что у тебя там с твоим Гришкой?
– Он мой лучший друг! – восторженно ответила девочка.
– То есть, он уже не дурак? – брови бабушки хитро поползли вверх.
– Бааа, ну ты же сама говоришь: кто старое помянет, тому глаз вон, – захныкала Тая.
– Это все в прошлом. Бабуль, ну пожалуйста!
– Подожди с «бабуль»! А что там насчет любви? Его папа с мамой сказали, что он без тебя ни есть, ни пить может. Так влюблен, что даже от Черного моря отказывается, бедолага.
Было видно, что сложившаяся ситуация забавляла Анну Аркадьевну.
– Ну да, говорит, что любит, – засмущалась ее маленькая внучка.
– А ты? – допытывалась бабушка.
– Я его тоже, бабуль, очень сильно люблю. Почти как тебя! – искренне ответила Тая.
Анна Аркадьевна улыбнулась еще шире и прижала к себе внучку.
– Птичка ты моя невеличка. Ваша дружба с Гришей – это самое светлое и доброе, что бывает в детстве. Вы вырастете, повзрослеете, каждый пойдет своей дорогой, но несмотря на расстояние и время, вы непременно будете вспоминать с теплотой в душе ваши первые чувства. Запомни свои ощущения и крепко-крепко береги их в своем сердце.
Тая слушала внимательно и слегка нахмурившись.
– А почему ты решила, что мы когда вырастим, разойдемся? Вы же с дедушкой всю жизнь прожили вместе.
– Действительно, что это на меня нашло?! – чуть погрустнев, ответила Анна Аркадьевна. – Жизнь ведь удивительна и непредсказуема! Кто знает, как у вас все сложится… хочешь со своим Гришкой на море?
– Очень хочу! – взмолилась Тая, сложив руки перед собой.
Бабушка посмотрела в ее горящие глаза и опять улыбнулась.
– Мамы там не будет и бабули тоже. Не испугаешься?
– Ну, там же будет мама Гриши и его папа…
– А папа его не вызывает у тебя ужас? – Анна Аркадьевна прекрасно знала, какие чувства испытывает Тая к кавалеру своей дочери.
– Не, ты что. Он же не такой усатый, как Борис Сергеевич. И вообще не строгий. Они очень добрые. И братишка у него просто прелесть!
– Ну, если так, то тогда твоей старенькой бабушке бояться нечего. Пойдем пюре с котлетками кушать.
Убедившись, что внучка действительно хочет на море со своим другом и его семьей, Анна Аркадьевна решила вечером поговорить о заманчивом приглашении со своей дочерью.
– Нет, нет и еще раз нет! – вскричала Лена, услышав про гипотетическую поездку Таи на Черное море.
Разговор состоялся на кухне после того, как молодая женщина вернулась с работы.
– Мы что нищие? – продолжала возмущаться она. – Они думают, что я не в состоянии свозить сама своего ребенка на море?!
Тая, слыша спор между бабушкой и мамой, забилась в угол кухни.
– При чем тут «нищие»?! – возмутилась в свою очередь Анна Аркадьевна. – Дети дружат, семью Григория мы прекрасно знаем, я уже не в том возрасте, чтобы совершать такие поездки, а у тебя, между прочим, отпуска летом больше нет. Ты уже съездила… – кивнула она в сторону комнаты, где, как обычно, восседал в кресле Борис Сергеевич.
– Ты на что намекаешь? – вспылила Елена.
– Я ни на что не намекаю, – поджала губы Анна Аркадьевна. – Я просто ясно вижу твои приоритеты. Тобой движут непонятные мне эмоции и комплексы, а я лишь призываю тебя включить разум и реально оценить ситуацию: у моей внучки и твоей дочери есть хорошая возможность провести время на море, а ты по каким-то сугубо личным причинам хочешь ее этого лишить!
– Мама, о каких еще приоритетах идет речь? Мне уже почти тридцать лет, а я еще ни разу не была замужем. Неужели я не имею права пожить для себя?! Разве я не заслуживаю своего собственного счастья?!
– Доченька моя, о каких годах ты говоришь? Тебе ВСЕГО ЛИШЬ почти тридцать! У тебя еще вся жизнь впереди! Ты уверена, что хочешь прожить ее вот так: с абсолютно безучастным и вечно просиживающим свои штаны в кресле мужчиной? Так ты представляешь свое семейное счастье? А о Тае ты подумала?
– А при чем тут вообще Тая?! Это была твоя идея сохранить…
– Значит так, – оборвала ее на полуслове Анна Аркадьевна, – я не спрашиваю у тебя разрешения, а ставлю перед фактом, что Таисия едет на Черное море. Точка! И если ты позволишь, я продолжу убирать со стола, а тебя ждет телевизор и твой прекрасный гражданский муж.
Анна Аркадьевна повернулась к дочери спиной и принялась смахивать со столешницы крошки, давая понять, что разговор окончен.
Ошарашенная Лена открыла было рот, чтобы что-то сказать в ответ, но потом передумала и, немного сникнув, вышла из кухни. На Таю она даже не взглянула.
Тая же, сидя в своем укрытии, разрывалась от совершенно противоположных чувств. С одной стороны, она была безумно благодарна бабушке за то, что та так рьяно отстаивала ее интересы. С другой стороны, ей было очень страшно, что мама теперь на нее рассердится и еще припомнит этот случай. Она никогда до этого не слышала, чтобы бабушка повышала голос, тем более на маму…Тая захныкала.
– Таюш, подойди ко мне, – позвала ее ласково бабуля. – Ну не плачь, все хорошо. Прости нас, пожалуйста, что мы, как бабки на вокзале, раскричались.
Тая вылезла из укрытия и кинулась к ней на шею.
– Спасибо тебе, – с жаром шепнула она в ухо пожилой женщине. Тая чувствовала, как ее соленые слезы размазываются по бабушкиной щеке.
Анна Аркадьевна улыбнулась и крепко прижала к себе внучку. В глубине души она безумно злилась, прежде всего, на себя, что Таюша стала невольным свидетелем их очередной ссоры с дочерью. Видимо, она стареет, раз позволила себе на секунду потерять контроль. Нужно беречь и без того расшатанную психику ребенка… В следующую минуту пожилая женщина почувствовала резкую нарастающую боль в голове, затем головокружение и яркую вспышку света перед глазами. Сердце больно сжалось в груди, а дыхание стало сбивчивым и поверхностным.
– Скорую… – из последних сил сказала она.
Через секунду Анна Аркадьевна потеряла сознание.
Глава 3
– Ну же, милая, очнитесь. Вы меня слышите?
Пожилая женщина с трудом открыла глаза. Перед ней маячило белое пятно с женским голосом.
– Вы помните, как вас зовут? Назовите ваше имя, – продолжил задавать вопросы женский голос.
– Мама, ты нас слышишь? Видишь?
Анна Аркадьевна узнала голос дочери и легонько кивнула.
– Попробуйте улыбнуться, – попросило ее белое пятно.
Анна Аркадьевна выжала из себя подобие улыбки, силясь разглядеть черты человека, разговаривающего с ней.
– Мимика пострадала не сильно, – удовлетворительно кивнуло белое пятно с женским голосом. – Скажите теперь: «Тридцать три» и вытяните руки перед собой.
– Тлицать тли, – язык отказывался ее слушать. С большим трудом у нее получилось вытянуть вперед только одну руку. Левая не шевелилась.
– Моторика практически в норме. Речь, думаю, восстановится, – задумчиво произнесло белое пятно.
– Я ас не ижу, – с ужасом в голосе сказала Анна Аркадьевна.
– Милая моя, не нервничайте, пожалуйста. Вам сейчас крайне важно сохранять спокойствие. Вы перенесли ишемический инсульт. Сейчас вы находитесь в реанимации. Мы вам дали препараты, позволяющие восстановить мозговую деятельность. В первое время после нарушения мозгового кровоснабжения очень часто наблюдается частичная потеря речи и моторики. Зрение – это, по всей видимости, побочный эффект от инсульта. Дайте вашему организму время, чтобы адаптироваться и восстановиться. А учитывая ваш преклонный возраст, для вас сейчас самое главное – покой и сон. Завтра утром мы возьмем анализы и проведем необходимое обследование.
Белое пятно встало.
– Отдыхайте!
– Доктор, можно я останусь с ней еще на ночь?
«Еще на ночь?!» Анна Аркадьевна слышала, что голос дочери встревожен. Воздуха по-прежнему не хватало, а каждый вздох давался ей с болью.
– Острой необходимости в этом нет. Не волнуйтесь – она здесь под присмотром высококвалифицированных специалистов. Лучше поезжайте домой и выспитесь.
Анна Аркадьевна попробовала кивнуть в знак согласия – дома Тая.
– Видите, ваша мама не против, – подытожило белое пятно. – Все будет хорошо! До завтра.
Елена подошла к матери и неловко коснулась ее руки.
– Мам, я поехала. Умоляю тебя – не нервничай. Ты же все слышала – покой и сон.
Анна Аркадьевна моргнула глазами. Сил говорить у нее совсем не осталось.
Лена наклонилась, чтобы поцеловать морщинистую щеку мамы, но потом, помедлив, неуклюже чмокнула ее куда-то в висок и вышла, оставив после себя лишь аромат терпких духов.
Анна Аркадьевна осталась в палате одна. Первое, о чем она подумала – это сколько же дней она здесь провалялась. Бедная ее маленькая птичка! Вот уж, она, наверное, испугалась, когда старая бабка рухнула на пол кухни. Лежит, наверное, сейчас на диванчике, вытаращив свои глаза-блюдца, и боится… Пожилая женщина поежилась, представив свою внучку одну в комнате – напуганную и одинокую.
Анна Аркадьевна изо всех сил попыталась сфокусировать зрение, чтобы осмотреться в палате. Все вокруг было размытым. Приблизив руку к лицу, она разглядела нечеткие контуры пальцев и ногтей. А посмотрев в окно, поняла по багряным оттенкам, что день близится к концу. На секунду ей стало страшно от того, что больше она никогда в жизни не сможет увидеть закаты и рассветы солнца, перестанет различать лики природы и лица родных ей людей. Память пронесла перед глазами калейдоскоп из таких дорогих ее сердцу женщин: нежная и немного задумчивая Лиза с длинными волосами цвета кофейных зерен, заносчивая и бойкая Белла с орлиным носом и черной как смоль густой шевелюрой, кудрявая и всегда чем-то озабоченная ее кареглазая Лена и маленькая, беленькая и такая тоненькая Тая… Анна Аркадьевна сжала, насколько ей хватило сил, кулаки.
«Прости меня, Левушка! Но мне еще рано к тебе. Еще лет десять, пожалуйста. Знаю, что прошу о многом. Но я ведь тебя никогда ни о чем не просила, мой родной. Мы еще обязательно свидимся, только не сейчас… Чуть позже. Умоляю тебя, дай мне еще немного времени. Вот закончит Таюша школу, и я сразу к тебе. Раньше я на свадьбе ее мечтала погулять, но сейчас понимаю, что глупо все это и наивно. Руки уже не слушаются, ноги еле ходят, а глаза так вообще отказываются видеть. Но я буду держаться и крепиться. Сколько я всего на своем веку пережила, неужто я с инсультом не справлюсь?! Если бы ты видел, какая у нас Таюша замечательная получилась, ты бы сразу меня понял. Глазки умненькие, живые, а любопытная до чего! Левушка мой… Единственный мой… Сердце разрывается от того, что мы не вместе. И жизнь без тебя уже не жизнь, но не могу я ее подвести. Душа у меня болит за нашу внучку… Пожалуйста, подожди меня еще чуть-чуть, самую малость. И я приду к тебе, обязательно приду. Обещаю…»
Анна Аркадьевна горько заплакала.
В это же время за десятки километров от здания больницы в доме с огромными окнами и толстыми стенами из красного кирпича лежала на маленьком диванчике худенькая светловолосая девочка с голубыми глазами и тоже горько плакала. Больше всего на свете она боялась, что никогда больше в жизни не увидит свою любимую всегда опрятную и элегантную старенькую бабушку: непременно с белоснежным воротничком, аккуратно уложенными волосами и обязательно с небольшой сумкой в тон туфель…
Через две недели Анну Аркадьевну наконец-то выписали из больницы – похудевшую, уставшую и немного сломленную… Левая рука по-прежнему плохо слушалась, а зрение, хоть и частично восстановилось, но все же было уже не таким острым, как раньше. Анне Аркадьевне пришлось постричься под каре, так как непослушные пальцы никак не могли уложить волосы в привычную ей аккуратную прическу.
Само собой разумеется, что деятельная Белла Львовна прилетела из Ленинграда к маме на выписку. Ворвавшись в квартиру, словно вихрь, она первым делом бросила презрительный и высокомерный взгляд на атрибуты появившегося в этом доме мужчины: одеколон «Шипр», бритвенный станок, стоптанные кеды и одинокий, видавший виды плащ на вешалке в коридоре. Затем, переодевшись в спортивный костюм и соорудив высокую прическу, как у китайского императора, со свойственной ей энергией и напором Белла принялась убираться в квартире: безжалостно кидая в мусорное ведро баночки, пакетики и всевозможные коробочки, натирая до блеска полы и стены, словно в их доме побывала великая чума, выбивая до одури ковры и подушки и со свирепостью кентавра передвигая с места на место тяжелую дубовую мебель. При виде Беллы Борис Сергеевич тут же вспомнил, что как раз собирался навестить своего брата в деревне, о котором до этого, к удивлению, никто и не слышал, а Леночка неожиданно засобиралась на работу доделать неотложное дело, но под строгим и волевым взглядом сестры стушевалась и, собрав все комнатные цветы в горшках, удалилась в ванную комнату протирать им листочки. Ничего не понимающая еще в тонкостях бытия Тая с удовольствием помогала тете Белле с уборкой, радуясь в глубине души тому, что волосатый Борис Сергеевич наконец-то куда-то уехал из ее любимого дома. А Анна Аркадьевна с равнодушным видом царицы расположилась в кресле и смотрела телевизор, который в кои-то веки никто не охранял, и лишь легкая ухмылка на губах выдавала то, как забавляет ее сложившаяся ситуация.
Покончив с уборкой и выпустив весь свой гнев, Белла Львовна натерла чесноком курицу, почистила картошку и, поставив все это в духовку, наконец-то немного успокоилась. Достав из сумки привезенный армянский коньяк и разлив его по рюмочкам, она вытащила Лену из ванной, насильственно оторвав ее от горшков с цветами, и усадила на разговор, которого, очевидно, было не избежать.
Белла достала пачку сигарет и закурила прямо на кухне.
– Лен, вот ты же нормальная баба, – начала она, глубоко затянувшись.
Лена поморщилась от табачного дыма и ничего не ответила – она знала, что за этим многообещающим началом последует очередная крамольная мысль от старшей сестры.
– И не смотри на меня так – я не пойду в подъезд, как какая-то малолетка. Если я приняла решение курить, то буду это делать с достоинством, а не прятаться по углам, стесняясь того, что делаю. – Белла еще раз глубоко затянулась и выпустила дым практически Лене в лицо.
– Ты нарочно? – возмутилась сестра. – Кури хотя бы в форточку, весь дом от тебя провоняет.
– Уж лучше от меня, чем от кого-то другого, – фыркнула ей в ответ Белла. – И чтобы ты знала, мама разрешает мне курить, а хозяйка в этой квартире она, если вдруг кто-то об этом забыл.
– Ты сейчас на что намекаешь?! – брови Лены поползли вверх от негодования.
– Знаешь, я не намекаю, а я злюсь, потому что мне вообще непонятно, что за освенцим ты тут устроила! Мама и Тайка вынуждены ютиться в комнатке, телевизора, который, на минуточку, покупал папа, они лишены, им даже вечером чай попить нельзя, потому что здесь поселился какой-то козел, из-за которого у моей красавицы сестры совсем поехала крыша. Лен, собственно, с чего я начала, ты же нормальная баба, не на помойке себя нашла… Зачем он тебе? Неужели все нормальные мужики в городе закончились? В комиссионке решила прибарахлиться?
Белла еще раз глубоко затянулась и затушила бычок в маленькой элегантной пепельнице, которую извлекла из той же сумки, что и коньяк.
– Леночка, ну ты же невероятная умница, – продолжила она чуть мягче, – поверь мне, ты заслуживаешь лучшего! Что ты вцепилась в этого угрюмого усача?
Лена сидела напротив и молчала.
– Вот, честно, – продолжила Белла. – С мужчиной нужно жить, если ты голову потеряла от страсти и любви, потому что он атлетичный красавец и неутомимый любовник. А это, очевидно, не наш случай, – поморщилась она и залпом опрокинула в себя рюмку коньяка. – Ну или это такая партия, что тут без вариантов – будешь, как сыр в масле кататься и горя не знать, потому что умен, богат и перспективен, ну или хотя бы перспективен, как наш покойный папочка, только тот еще был атлетичный красавец, и судя по четырем дочкам, неутомимый любовник, – Белла хихикнула. – Да, и мамочку нашу на руках носил. А твой Боря что? Ни рыба ни мясо, да еще и, по всей видимости, алкаш.
– Почему это алкаш?! – удивилась Лена.
– А ты вообще с мамой часто разговариваешь? Ты в курсе, что он вашу водку втихую пьет, которую мама с Таей в очереди полуторачасовой получают???
– Ты что меня еще водкой вздумала попрекать?! – возмутилась ей в ответ сестра. – Нашла из-за чего! Можно подумать мне или маме, или, тем более, Тайке нужна эта водка! – фыркнула она.
– Удивительный ты человек, Елена Львовна! А каким это чудесным образом эта квартира обслуживается, ремонтируется, а холодильник никогда в ней не бывает пустой?! Ты вообще видишь, как люди в стране живут и хоть на секунду представляешь, насколько мама облегчает твою жизнь? Это тебе не кудри крутить и на заводе на каблуках перед твоим усатым мерином гарцевать! – было видно, что Белла завелась не на шутку. – Живешь на всем готовом, – продолжила она. – Мама сначала в очередях за продуктами стоит, потом готовит тебе, договаривается со всякими алкашами из домуправления, если что-то сломалось, водку меняет на бананы, Таей с утра до вечера занимается, а ты это все как должное воспринимаешь! Более того, у тебя еще хватает совести чуть что рявкать на нее. Ты ничего не перепутала, сестренка?
– Ой, вот только не надо тут жертв из всех делать. Мама взрослый человек, и я ее с собой жить не заставляю. Не нравится, пусть не живет!
– Вот ты свинья, Ленка! – лицо Беллы исказилось от гримасы. – Это ты можешь здесь не жить, если тебе что-то не нравится! Напомнить еще раз, чья эта квартира?
– Ты меня выгоняешь? – повысила Лена голос на сестру.
– Нет, на место ставлю. И, кстати, если тебе так нужен этот Борис Сергеевич, что ж ты у него не живешь, или ненаглядному Борису Сергеевичу самому негде жить? – Белла язвительно улыбнулась.
Лена ничего не ответила и выпила.
– Ну скажи мне, Лен, ну неужели ты в него по уши влюблена? Ну правда?
Молодая женщина посмотрела на курящую напротив сестру и тяжело вздохнула.
– Знаешь, Белл, как я этой жизнью сыта по горло? Вот до сих пор, – Лена выразительно провела ребром ладони по горлу.
– Так сыта, что самой противно, – продолжила она. – До рвоты, понимаешь? Ты хоть представляешь себе, что такое быть младшей сестрой, когда две твои старшие – первые умницы и красавицы. Куда ни придешь, тебя все спрашивают: «А, это ты сестренка Лизы и Беллы?». Что бы ты ни сделала, тебя постоянно сравнивают с твоими легендарными сестрами. А вещи? Это вам хорошо было – вы погодки. А я в глаза ни одной новой тряпки не видела – все приходилось за вами донашивать!
– Да, как ты можешь… – опешила Белла.
– Вы только и делали, что сначала от пятерок отмахивались, а потом от пацанов, которые перед вами штабелями падали. А я, как ваша бледная тень, только со стороны на это смотрела и восхищалась…
– Лен, да ты же самая красивая из всех нас…
– Ой, ладно, не утешай меня, – отмахнулась она. – А потом Салават, и все по-другому… Кто-то хоть в первый раз на МЕНЯ посмотрел, понимаешь?! А что в итоге? Был мальчик да сплыл и оставил мне подарочек в подоле… Что теперь ко мне ни один нормальный мужик подойти не может! Потому что я как проклятая! Девка гулящая, которая нагуляла непонятно где и непонятно от кого! А что мне им сказать? Что про Тайкиного деда теперь в газетах можно прочитать, а его отец на новенькой Волге по Москве катается? Чем мне похвастаться??? Да я уже семь лет от этого позора отмыться не могу, как бы ни старалась и сколько бы ни гарцевала на своем заводе, как ты выражаешься… Да я благодарна этому козлу Борису Сергеевичу, как вы его с мамой называете, что у него хотя бы встал на меня, и что у меня наконец-то за столько лет появился мужчина. И пока вы тут с твоим интеллигентным до мозга костей муженьком вершите судьбы Советского Союза, я буду скромненько жить в своей провинциальной дыре… – голос Лены перешел на крик.
– Лена, успокойся! – Белла попыталась ее обнять.
Женщина отмахнулась и вскочила на ноги.
– Я всю жизнь жила по вашим сценариям: «Лена, читай, будешь умной, как Лиза с Беллой! Лена, занимайся балетом, будешь стройной, как Лиза с Беллой! Лена, нужно поступить в авиационный, будешь востребованной, как Лиза с Беллой! Лена, найди хорошего парня, выйдешь замуж, как Лиза с Беллой!» А я терпеть не могу читать, ненавижу балет и всегда хотела стать врачом, но разве мое слово или желание что-то стоит против вашего? А где ваш обещанный брак? Ведь я же встретила отличного парня! Только что не так?
Щеки Лены раскраснелись.
– А я тебе скажу, что не так! Мы с тобой, моя дорогая сестричка, еврейки! И таких, как мы, в печках сжигали за непригодность! Только ты хитрая, как змея, и мужа себе нашла соответствующего – партийного и властного! Чтобы никто никогда не смел спросить какая же это в девичестве у Беллы Львовны была фамилия, потому что боятся его и тебя, по всей видимости.
– Сучка!
– Кто бы говорил! Только я не такая хитрая, и не умею, как сирена, песнями своими голову капитанам морочить. Вот и достался мне заводчанин с дипломом ПТУ. И раз вы такие с Лизой умные, занимайтесь своей жизнью, а мою оставьте в покое! Я живу с тем, кого заслужила и работаю там, где могу. Нет у меня больше ни сил, ни желания мечтать о принце и лучшей жизни. Намечталась уже…
С этими словами Лена встала из-за стола и закрылась в ванной комнате, громко хлопнув дверью. По шуму открывшегося на полную мощность крана с водой можно было понять, что женщина решила принять ванну или заглушить душившие ее рыдания.
Белла сидела на кухне и молча курила, когда вошла Анна Аркадьевна.
– Судя по всему, разговор не получился, – усмехнулась пожилая женщина.
Дочка грустно покачала головой ей в ответ.
– Мам, ты слышала? Она же нас всех ненавидит… – в ужасе прошептала Белла.
– Слышала, – грустно кивнула Анна Аркадьевна.
– Но как? Вы же всех одинаково любили, и вещи папа всегда всем привозил, и игрушки… Она же самая младшая была. Мы ее все наряжали, как куклу!
– Знаю, Беллочка, – Анна Аркадьевна положила свою морщинистую руку на руку дочери.
– Это меня в детстве вороной звали за черные волосы и большой нос, а она же всегда как принцесса была – самая красивая из всех нас! – продолжала в ужасе причитать Белла. – Как она может считать себя некрасивой?!
– Много я об этом думала, доченька… Себя прежде всего винила, что где-то недоглядела. То ли от любви ее неудачной беды пошли, что она так озлобилась на весь мир, то ли всегда она была с червоточинкой, но любящее родительское сердце мешало эту червоточинку разглядеть. Не знаю, моя хорошая…
– Мамочка, давай я тебя от этой стервы заберу. Будешь с нами жить, нервы свои беречь.
– Белла, Белла, не говори так про мою дочь. Вы все: ты, Лена, Лиза – мои дети, и что бы вы ни сделали, что бы ни сказали, я всегда буду на вашей стороне, понимаешь? Я могу вас поругать, сделать замечание, но обижать вас никому не позволю. Тем более друг друга.
