Людей всегда тянуло к великим историям, уводящим в мечту. Так они наделяли свой мир смыслом.
— В жизни каждого из нас, — начал он, — иногда случаются дожди. Но среди туч всегда светит лучик надежды.
Если живешь бездумно, всё кажется чудесным.
Если разозлишь Ананси, ни в одну сказку больше не попадёшь.
Дейзи посмотрела на него с таким выражением, с каким Иисус мог бы посмотреть на человека, который только что сообщил, что у него, кажется, аллергия на хлеб и рыбу, и попросил по-быстрому приготовить ему салат с курицей: в этом взгляде были жалость и почти бесконечное сострадание.
Невозможное случается. Когда такое происходит, большинство людей справляются как могут. Сегодня, как и в любой другой день, приблизительно пять тысяч человек на планете столкнутся с событием, вероятность которого одна на миллион, и никто не откажется верить своим глазам и ушам. Большинство (каждый на своем языке) скажут что-нибудь вроде «Странная штука жизнь, верно?» — и займутся своими делами.
— Чтобы носить шляпу, сынок, нужно настроение, нужен подход, ни больше ни меньше…
/…/
Чарли сдвинул шляпу на макушку. Некоторые шляпы можно носить, только если готов щегольнуть, залихватски сдвигать их и идти пружинистой походкой, словно тебе всего один шаг до танца. Такие шляпы требуют многого, и Чарли был готов рискнуть.
Толстый Чарли поднялся в свой номер цвета подводного царства, где на комоде красовался — точно статуя маленького зелёного Будды — лимон.
— Помощи от тебя никакой, — сказал он лимону.
А вот это было нечестно. Это же был всего лишь лимон, и ничего особенного в нём не было. Он делал, что мог.
Молодая женщина за стойкой портье попросила у него паспорт и номер заказа. Доставая бумажник, Толстый Чарли положил лимон на стойку.
— У вас есть багаж?
— Нет, — ответил, извиняясь, Толстый Чарли.
— Никакого?
— Никакого. Только вот этот лимон.
Дейзи издала неопределённый звук, не означающий ни «да», ни «нет». Такой звук издают, говоря, мол, я знаю, что кто-то что-то сказал, и если я его издам, может, они уйдут.