Kitabı oku: «Железные цветы»

Нелли Бородянская

Yazı tipi:

Иллюстратор Нелли Бородянская

ISBN 978-5-0051-5188-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Библиотека Беляевского фонда поддержки и развития литературы

Несколько глотков из Иппокрены

…там, где, сливаяся, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
струи Арагвы и Куры…
М. Ю. Лермонтов

Знающие люди утверждают, что петербургский поэтический мейнстрим – стихотворения для души. И это несомненная правда, наглядным подтверждением чему служит новая книга петербургской поэтессы Нелли Бородянской. Она звучит детскими голосами, волнует чувственными обертонами зрелой женщины, мягкой акварелью и балтийским графитом набрасывает скетчи уличных сценок. Впечатления от путешествий и встреч становятся миниатюрами в легкой музыкальной тональности рифм и ритмических рисунков. Но как же они рождаются?

По наитию, говорят одни. Когда потребует поэта к священной жертве Аполлон, утверждают другие. Когда б вы знали, из какого сора, признаются третьи… Да вот беда: все эти высказывания в действительности ничего не объясняют. А может, правда – все это вместе: стоит Аполлону призвать поэта, как на того снисходит Бог весть откуда наитие, и вот уже изо всякого сора рождается…

Стоп! Отнюдь не из мусора! У Бородянской, например, для этого нужно взять легкое дыхание, немного иронии, музыку детского спектакля, щепотку морали, чуточку вуайеризма, горсточку обиды, заправить талантом и… результат неожиданно разбегается по разным главам. В одной шмель грубо, в лучших басенных традициях мнет чувствительную ромашку, в другой лучшим подарком для мамы становится снежинка. Только поверишь в детскую непосредственность автора – и сразу под южным небом звучит танго в Иудее, Персей и Андромеда творят легенду в Яффо (то бишь нынешней Яффе), а Пилат строит храм в Кейсарии (не путать это основанное в 1977 году поселение с древней Кесарией Палестинской, существовавшей во времена пятого прокуратора Иудеи в другом, расположенном юго-западнее месте). И снова петербургские акварели, призраки, сны, воспоминания…

Немного морали в сторону московского золотого тельца – и вас ожидает внезапное падение на темную сторону силы, а затем: «Выпью бокал вина и начну ваять /Рунами алых рифм эпилог любви…». Приходится соглашаться с поэтессой, что «В красном платье шикарном я фатально- вульгарна, /Но животно-желанна». А когда среди самоироничных рассказиков в стихах неожиданно тяжело падают обсидиановыми бусинами русского хокку в могилу слова: «не пугай меня, проснись, мама» – невольно подступают слезы. И это все та же традиция имперской северной столицы.

Но постойте, если вернуться к началу нашего разговора, необходимо признать, что литературный мейнстрим (напомню для тех, кто изучал не английский, а скажем, маорийский, нганасанский и суахили, что на языке родных осин это просто-напросто «главный поток»), подобно речным потокам складывается из вод нескольких притоков. Иначе не бывает. Так что в петербургской традиции, пусть даже не в такой степени, как стихи для души, распространены и стихотворения для ума. И опять-таки у Бородянской игры в женщину-вамп прекрасно сочетаются с обращением к Татьяне Лариной и библеистическими текстами. Что никоим образом не удивительно: ведь поврозь бездушный ум не менее страшен, чем безумная душа…

Но простите, отвлекся. Библейские сюжеты плавно продолжают книгу, одновременно выявляя воды еще одного притока, питающего петербургский мейнстрим – культурную традицию. Хотите убедиться – обратите внимание на сноски, сопровождающие стихотворения на библейские (Саломея, Юдифь) или исторические (Замок Павла I) мотивы.

Наконец, завершение сборника – ранние, трогательные стихотворения, которые так будят воспоминания беззащитной юности, за пахи и ароматы весны. Казалось бы – рецепт хорошей книги прост, но под этой обложкой собрано несколько маленьких сборников, в каждом из которых своя большая изюминка для взыскательного читателя.

И надеюсь, чтение этой книги доставит вам, досточтимые читатели и читательницы, не меньше живительной влаги для ума и души, чем вашему покорному слуге

Андрею БАЛАБУХЕ

Из цветочной серии

Роза

Под жарким солнцем поникла Роза —
Почти не дышит,
А все прекрасна…
Шипы сухие немой угрозой
Глядят капризно, торчат опасно.

Еще шикарна… еще богемна…
Еще пленяет… еще волнует…
Что снится Розе? – Сады Эдема,
И гордый рыцарь, что расколдует.

Прискачет к Розе в лучах рассветных
Герой достойный из древней саги…
В кошмарах Роза боится ветра
(А пуще ветра боится влаги).

Так в полудреме —
Цветов царица —
Скучает Роза от жизни прозы…
И верит в сказку,
Что в стане принцев
Найдется рыцарь, достойный Розы.

Мечтала Роза – ждала героя…
Пришел садовник в дешевых туфлях,
Облил «царицу» речной водою —
Забили соки… бутоны взбухли…

Стыдливо Роза кривила губы:
– Какая низость!
Какая наглость!
Пьянела Роза от ласки грубой…
Алела Роза…
и распускалась.

Ромашка

Погожим днем повеса-Шмель
Летел долиной —
Был респектабелен и смел
Полет шмелиный.

Под ним, во всей красе – ярки
И многолики
Благоухали цветники —
Герань, Гвоздики…

Раскрыв фиалок паруса
Без церемоний
Затмила напрочь бирюза
Кармин Бегоний…

Затерли желтым Васильки
Мимоз кудряшки…
Лишь безучастно у реки
Росла Ромашка.

Не леди и не топ-модель —
Простолюдинка.
– Не на нее ль… повелся Шмель?.. —
Шипит Кувшинка.

Бушует Фрезий акварель
Под стон Гортензий:
– Очками розовыми Шмель
Глаза завесил!

А Шмель уже Ромашку мнет
И опыляет —
Ломает почки, стебель гнет
В песок вжимает…

Слетает желтая пыльца
С его тельняшки…

Что ж ты, любимая, в слезах?
– Терпи, Ромашка!

Подорожник

Подорожник расцвел —
в его листьях устроилась фея,
Позволяя ему
созерцать неземную красу.
Он был рад быть лакеем,
в парадной зеленой ливрее,
Собирая в листочки,
как в ковшики, фее росу.

А она без стесненья
топтала сорняк-подорожник,
Добавляя в истерики
слезы и долю острот.
Подорожник живуч —
переедет его внедорожник —
Будет более гибок…
А значит, и строже подход!

Он терпел, упрекая
себя за нехватку терпенья,
Он старался для феи
драконов окрест одолеть.
А она, как актриса,
в экстазе своих выступлений,
Чтоб форсировать боль,
применяла то пряник, то плеть…

Он лечил ее нимбы
и рвал свои листья – на крылья,
Пересохший, усталый
и яростно втоптанный в грязь,
Выживал на пределе…
потом отлетел от бессилья.
А она ему вслед:
«Оборванец! Ничтожество! Мразь!»

Он летел во весь дух,
становясь по дороге сильнее,
Познавая взаимность
любви и пределы чудес,
Оставляя в минувшем
проклятья покинутой феи,
Постигающей боль
просыпаться мучительно без…

Фиалка

Лазурью платья пленяя взгляды
В тенистой роще росла Фиалка.
Оболтус-Жук был иного склада —
Любил сраженья и догонялки.

Соприкоснулись они случайно
И опьянели в одно касанье…
Напрягся стебель, и зазвучали
В бутонах струны от колебаний…

И для Фиалки Жук стал героем,
Ее кумиром, ее владыкой…
(Хотя водился он с мошкарою
И слыл повесой да прощелыгой).

Но грянул с неба громадный дятел
И в одночасье склевал героя…
Порвались струны. Завяло платье.
И почернела Фиалка с горя.

Но как-то утром тень Махаона
Цветок накрыла крылом махровым —
Запели струны внутри бутонов…
И распустилась Фиалка снова.

Одуванчик

Он был одним из тысяч одуванчиков,
Ничем не выделяясь из сословия.
Но, видимо, Амур стрелой обманчивой
Случайно зацепил нутро коровье.

Корова Одуванчика не трогала.
Из-за него не ладила с сестрицами —
Хранила… Да губами нежно чмокала
И хлопала огромными ресницами.

Но только краток век у одуванчика.
И, невзирая на ее старания,
Он как-то раз рассыпался фонтанчиком
От одного неловкого дыхания…

Из детской серии

Снежинка

У окна стою в пижаме.
Снег кружится – я смотрю.
На Восьмое Марта маме
Я снежинку подарю.

Сестра

Я так люблю свою сестру,
Но смех ее веселый
Я редко слышу —
Поутру
Она уходит в школу.

Приходит – достает тетрадь
И аккуратно очень
В ней начинает рисовать
Почти до самой ночи.

Вот и сегодня у нее
До вечера мороки,
Опять тетрадку достает
И делает уроки.

Но позвала сестренку мать,
А я один остался —
Открыл заветную тетрадь
И сразу разобрался:

Нашел фломастеры в столе —
Размашисто рисую
Бабу Ягу на помеле
И тройку удалую,

На два листа морскую гладь
И танкер супермощный…
Теперь сестра оценку «пять»
Получит в школе точно!

Перед выходом в школу

Перед выходом в школу
Столько страхов и дум…
Но портфель упакован,
Отутюжен костюм,
Блуза белого цвета,
Как тетрадка, чиста,
Не забыты конспекты,
И указка взята,
Туфли новые впору…
Но не чувствует ног
Перед выходом в школу
Молодой педагог.

Триптих про папу

Лужи

В апрельском солнце лужи
Горят со всех сторон!
Зачем же держит папа
Меня за капюшон?

Мне б хоть одним ботинком
В такую наступить
И топнуть, чтоб на брызги
Блестящие разбить,

Чтоб в небеса взметнулся
Сноп капель золотой…
Я вырвался от папы —
Бултых! И под водой…

Сверкающие брызги
Летят со всех сторон…
И снова тащит папа
Меня за капюшон…

Несет домой… Я плачу —
Ну, как тут не рыдать,
Когда такие лужи
И хочется гулять?!…

Ботинки

Ура! Пришел с работы папа,
И я к нему скорей бегу!
Сниму с него, подпрыгнув, шляпу,
И шарф стянуть я помогу…

Несу ему из кухни плюшку…
Танцую… – папа, посмотри!
Веду его к своим игрушкам —
Что хочешь, папочка, бери…

Вот «Мерседес», вот фура мчится,
Вот самосвал и трактора…
Но за компьютер он садится —
Своя у папочки игра…

Зеленый танк и два пикапа,
Кавалериста на коне…
Я положу в ботинки к папе —
Пусть утром вспомнит обо мне!