Kitabı oku: «Видящая»
Глава 1
Его руки держали крепко. Было больно. Кожа горела огнем. Он тащил меня вниз по старым деревянным ступеням, как мешок с мукой, нисколько не заботясь о сохранности. В спину летел крик отца и плач матери. Ему не было до них никакого дела. Он выполнял свой долг. Протащив мое извивающееся тело по дорожке, а после, небрежно закинув в машину, имперский агент сел рядом – я это чувствовала. Меня резко отбросило назад, и спина вжалась в мягкое кожаное сиденье. Он увозил меня из отчего дома. Навсегда. Даже не дав попрощаться с родными…
Я резко дернулась и проснулась. Лицо было мокрым от слез. Руки болели как тогда. Чуть выше локтей. Казалось, что это чудовище все еще держит меня. Колени, даже спустя шестнадцать лет, помнили каждый камень и каждую ямку на тропинке, что вела к калитке. Но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри меня. И хотя в спецшколе, где я провела четырнадцать лет, из моей души и головы тщательно выбивали и вырывали все чувства, связанные с домом и семьей, не гнушаясь никакими методами, мне все же удалось сохранить хотя бы часть их и не превратиться в бездушную машину, исполняющую приказы. Сколько я при этом получила синяков и кровоподтеков, причем не только на теле, не описать ни в одном кошмаре. Со временем я научилась скрывать свои чувства. Не до конца, конечно. От нашего наставника эст Натрига скрыть что-то было невозможно. Он во время постоянных проверок залезал к нам не в голову, а под кожу, сдирая ее живьем и обнажая самое сокровенное. От воспоминания об этом видящем меня передернуло. Как же я его ненавидела! Мечтала убить! Расчленить! Разорвать на куски! Медленно, наслаждаясь его криками. Он знал об этом. И испытывал извращенное удовольствие, смакуя мое желание и, казалось, каждый раз добавляя все новые и новые причины моей ненависти к нему.
Я отбросила одеяло в сторону и коснулась босыми ногами прохладного пола. Внутренние часы подсказали, что до рассвета еще долго. Но уснуть уже не удастся. Так бывало всегда, когда мне снилось прошлое. Я нащупала в изножье кровати халат и, встав, набросила его на плечи, не завязывая. Половицы под ногами поскрипывали, когда я не спеша шла на кухню. Светлячок мне был не нужен – все равно ничего не увижу, потому что родилась слепой. Впрочем, не совсем. Окружающий мир видела размытыми пятнами, и это не давало натыкаться на людей и предметы. Но зачастую даже цвет различить не могла. А сейчас шла по памяти – за два года жизни в этом казенном доме уже знала каждый поворот и каждую трещинку в полу и стенах.
Кухня была небольшой, но все в ней располагалось вдоль стен – для удобства слепых. Я без труда нащупала чайник. Вода в нем была всегда. Этого я требовала от приходящей домработницы. Их приставляли ко всем видящим. Как выглядела моя, я не имела ни малейшего понятия, зато прекрасно чувствовала ее эмоции. Будучи обычным человеком без капли магии, она не умела их скрывать. Страх – что я в любой момент могу узнать ее маленькие интимные секреты, ненависть – что приходится прислуживать видящей, отвращение – смотреть в пустые глаза таких, как я, непросто. Но уволиться Тайрин не могла, потому что крепко была связана контрактом до тех пор, пока я либо не умру, либо не буду казнена за измену империи. Дело в том, что видящие – привилегированная ячейка общества, которую боятся, ненавидят и обходят стороной, но причинить вреда не могут. Это тут же влечет за собой лишение жизни без суда и следствия. Видящие – неприкосновенны. В прямом и переносном смысле. Ведь такие, как я, рождаются редко, а ценность их велика. Почему так происходит, ученые не знают до сих пор. И ни одна семья не застрахована от того, что у них родится ребенок-видящий. Причем это никогда не считалось великой радостью – только страшным горем.
Чайник затих – вода нагрелась. Я бросила в чашку щепотку листьев араны и залила их кипятком. В мой чувствительный от природы нос ударил сладковато-горький запах. Скоро он стал слабее, оставив после себя едва заметный шлейф. Прихватив чашку, я вышла в гостиную и устроилась с ногами в мягком кресле. Весна в этом году выдалась прохладной. Снег давно сошел, но часто лили дожди, сменяясь пронизывающими ветрами. Солнца почти не было. Вот и вечером, когда я ложилась спать, в стекло впивались мокрые капли. Сейчас было тихо. Но ночная сырость осторожно пробиралась в дом, не сдерживаемая более жаром камина. Он прогорел. Придется ждать утра, когда придет Тайрин, а пока – согреваться горячим чаем.
Вчера пришел ответ из архива – второго по счету. И снова ничего. Моя семья как сквозь землю провалилась. Ни в той деревне, где мы жили, ни в городе, где я родилась, никакого упоминания о них не было. Словно бы их и не существовало. Но ведь так не бывает. Что делать дальше, я не имела ни малейшего представления. Писать во все архивы подряд? Можно было, конечно, сразу сделать запрос в главный императорский архив, но тогда о моем желании разыскать родителей и брата сразу стало бы известно. И не поздоровилось бы никому: ни мне, ни им. Я выпустилась из спецшколы два года назад, поэтому воспоминания о жестокости наставников-видящих все еще были живы. И они до сих пор заставляли мое тело сжиматься в тщетной попытке защитить себя. Я усмехнулась. Защититься там было невозможно. Это только усиливало раздражение наставников, за что следовало очередное наказание. И лишение ужина или обеда было ерундой по сравнению с тем, на что толкала их извращенная фантазия.
Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я сосредоточилась на чашке, которую держала в ладонях. Неспешно отхлебнула крепкий, чуть горьковатый чай и закрыла глаза, наслаждаясь тем, как он медленно наполнял мое тело теплом. Редкое удовольствие для видящих. И то тайное. На людях мы были обязаны выглядеть собранными, сосредоточенными и хладнокровными. За это нас тоже ненавидели. Слишком безупречные, слишком самоуверенные в себе. Знали бы окружающие, чего стоило выработать в себе способность превращаться в ледяную высокомерную статую. И сколько оставалось на теле шрамов после сиюминутного проявления хоть малейшей эмоции. Раны, конечно, потом залечивали целители. Следов не оставалось. При этом не знаю, что было страшнее, наказание или лечение после него. Потому что никто с нами в школе не церемонился. И складывалось впечатление, что каждый считал своим долгом унизить, причинить новую боль и лишний раз напомнить об отношении простых смертных к видящим. Несмотря на то, что нас причисляли к высшей ячейке общества, все годы обучения мы чувствовали себя ничтожествами. Особенно на начальном этапе, когда еще неразумными и напуганными детьми привозились в закрытые каменные корпуса – по сути, в тюрьму.
Я вздрогнула, вспомнив первые дни и недели в школе. Чай выплеснулся на колени. Хорошо, что уже успел остыть. Сегодня у Тайрин добавится работы – стирка. Впрочем, жалости у меня это не вызывало. Мы с домработницей заключили негласное соглашение – терпеть друг друга. И не более. Оставив чашку на кухонном столе, я вернулась в спальню. В среднем ящике комода нащупала тонкий шелк ночной рубашки. Пижамы ненавидела со школы. Переодевшись и бросив испачканное белье на пол, я забралась под одеяло. Холод обнял меня, заставляя тело сжаться и подтянуть колени к животу. В голове мелькнуло воспоминание о другом месте и времени, когда я дрожала, прижимаясь к ледяным и сырым камням в подвале школы – очередное наказание за непослушание. Убедить себя, что ты уже не девятилетняя трясущаяся девочка и лежишь в чистой теплой постели, было непросто, даже спустя столько лет. Понадобилось несколько минут, прежде чем тело расслабилось, вытягиваясь на постели. Интересно, другие мои сокурсники испытывали нечто подобное или нет? Спросить возможности не было. За все время обучения в спецшколе никто из нас так и не смог завести друзей. На то и был расчет всей системы. Мы, как голодные дикие волчата, натравливались друг на друга, используя соседей по комнате как дополнительные тренажеры для своих способностей. А как можно общаться и дружить с тем, кто видит тебя насквозь, твои самые тайные и сокровенные мысли? Да и желание выслужиться перед наставниками играло не последнюю роль в появлении враждебности между учениками. Никогда не понимала, чем нам это могло помочь в будущем? Почему дружба и взаимная симпатия так порицались в обществе видящих?
Мне казалось, что я только успела закрыть глаза, когда в сон ворвался стук в дверь. Надолго затих и снова повторился.
– Какой-то нерешительный гость, – подумала я, нехотя откидывая одеяло в сторону.
Соседи меня не жаловали. Друзей не было. А это могло означать только одно – полиции в очередной раз понадобились мои услуги.
Я надела халат, делая это нарочито медленно – пусть подождет. Нащупала на тумбочке тонкие перчатки – обязательный атрибут всех видящих. Без них выходить на улицу или принимать гостей было запрещено. Не спеша надевать, взбила пальцами волосы. В детстве они были длинными. Мама всегда заплетала мне две косы. В школе же первым делом подстригли под мальчишку. И только на высшей ступени обучения позволялось иметь короткие волосы. И то они непременно должны были быть собраны в тугую строгую прическу, чтобы ни один волосок не выбивался. Сейчас я находилась дома, поэтому могла позволить себе распустить их. Жаль, что не было возможности увидеть цвет волос. Но мама всегда говорила, что они как солнышко.
Я заставила себя подавить улыбку, услышав новый стук. Уже настойчивее и громче. На ходу надевая перчатки, дошла до дверей. Открывать не боялась. Нападать на видящего – верх идиотизма.
– Здравствуйте, эста Рин.
Голос полицейского курьера я узнала сразу. Он изо всех сил старался быть вежливым, но едва заметные вибрации в голосе выдавали страх и недовольство одновременно.
– Доброе утро, Айрис, – я специально обратилась к нему по фамилии и без звания, тут же ощутив его плохо скрытое возмущение и злость, которые окутали меня колючим облаком. – Чем обязана?
– Следователь Оллир просит вас прибыть на место преступления, – сухо ответил курьер.
Просит! Я чуть не рассмеялась. Можно подумать, у меня был выбор: отказать или согласиться.
– Подождите, я оденусь, – сообщила Айрису и закрыла дверь перед его носом. Пусть постоит на холодном ветру и померзнет. Все-таки уроки в спецшколе не прошли даром – мы ненавидели других так же, как они ненавидели нас. И при малейшем удобном случае старались показать им свое превосходство. Вот и сейчас я не спеша приняла душ, не торопясь высушила волосы, надела белье, чулки и черное, наглухо закрытое платье – униформу видящих. Ноги легко нырнули в такие же черные сапоги на сплошной подошве. Носить каблуки запрещалось. Да и не очень удобно, если учесть специфику работы. За столько лет практики даже вслепую с легкостью соорудила на голове тугую шишку и, прихватив перчатки, прошла на кухню. Работать без завтрака не собиралась.
Не спеша наслаждаясь лаффе – напитком из обжаренных корней вечно зеленного одноименного растения, я смаковала хрустящее печенье и живо представляла, как зубами скрипит сейчас за дверью Айрис. Подгонять меня он не имел права. А я пока своих полномочий не превышала. Не отказалась же поехать на место преступления? Нет. Значит, все в рамках регламента. А то, что собираюсь долго, так извините, слепота к скорости не располагает.
Наконец, устав издеваться над курьером, я надела пальто, небольшую шляпку с вуалью и вышла в стылое весеннее утро. Айрис топтался у низкого крыльца. Его раздражение уже давно переросло в злость.
– Я готова, – сообщила я, протягивая ему руку. Конечно, дойти до калитки могла и сама, но он обязан был меня сопровождать и направлять.
Айрис не сразу пристроил мою ладонь на свой локоть. Я чувствовала, как было напряжено его тело, как он с трудом сдерживал себя, чтобы не отойти в сторону, не избавиться от моего присутствия. И внутри меня растекалось удовольствие, поэтому и шла я нарочито медленно. К сожалению, из-за перчаток и одежды, эмоции Айриса сглаживались, были не такими острыми. Иначе я, наверное, задохнулась бы от их силы.
Курьер помог мне устроиться в машине. Спустя несколько мгновений и сам сел рядом, стараясь держаться как можно дальше. Вот только полицейские машины были не настолько просторными. Думаю, если бы у Айриса был выбор, он предпочел бы ехать снаружи, привязанным к крыше.
Пол под ногами мелко завибрировал – это активизировался магический генератор.
– Центральный городской парк, – произнес Айрис. Меня слегка утопило в сиденье – машина тронулась с места.
До самого места преступления ехали молча. Расспрашивать курьера о подробностях дела было бессмысленно – он бы все равно ничего не рассказал. Во-первых, это не входило в его обязанности, а во-вторых, промолчал бы чисто из вредности. А зачем лишний раз давать Айрису повод утереть мне нос? Ничего, потерплю.
Машина мягко остановилась. Я дождалась, когда курьер откроет дверь с моей стороны и подаст руку. Воздух был пропитан влагой. Ее мельчайшие капли неприятно ложились на лицо. Не дождь. Возможно, туман. Было холодно и противно.
– Сюда, – произнес Айрис, словно я могла видеть.
В ответ только склонила голову набок, как бы спрашивая:
– Ты серьезно?
Мою ладонь тут же положили на локоть. Мы шли медленно. Скоро каменная дорожка под ногами закончилась, сменившись чем-то мягким.
– Земля, – догадалась я. – Мокрая и грязная.
Пару раз поскользнулась, но Айрис удержал меня от падения.
– Следователь Оллир, – выкрикнул курьер. Я поморщилась от громкости его голоса. Мы, наконец, остановились. До меня донесся хлюпающий звук шагов – широких и уверенных. И он приближался.
– Эста Рин, доброе утро, – поздоровался следователь. В голосе была холодная вежливость и ничего больше. Он давно смирился с тем, что был вынужден работать с видящим.
– Вы полагаете, утро, когда вас вызывают работать с трупом, можно назвать добрым? – усмехнулась я.
Следователь заговорил не сразу. Прошло несколько секунд, прежде чем он произнес:
– Идемте. Я провожу вас к месту преступления, эста Рин.
Мою ладонь резко пристроили на локоть. От Оллира несло глухим раздражением, но не только им.
– Позвольте полюбопытствовать, вы так недовольны, потому что приходится с утра пораньше лицезреть меня или потому что пришлось раньше времени покинуть постель невесты? Скажу вам по секрету, у нее ужасные духи, – произнесла я самым светским тоном, словно говорила о погоде.
– Вы, как всегда, милы, эста Рин, – съязвил в ответ следователь.
– Благодарю, – вернула ему колкость с улыбкой и решила, что на этом достаточно любезностей. – Просветите меня насчет преступления?
– Убийство, – тут же отозвался Оллир.
– И что в нем особенного, если вам понадобилась я?
– Убит маг. Катир Алий.
– Никогда о нем не слышала.
Мы остановились.
– Он преподавал в городской магической школе. Специализировался на артефактологии.
– Где он? – спросила хладнокровно. Мне не было никакого дела до личности жертвы. Хотелось поскорее закончить неприятную процедуру и вернуться домой.
Мы прошли еще несколько шагов. Моя ладонь соскользнула с локтя следователя. Я глубоко вдохнула воздух, пропахший сырой землей, тиной и древесной корой.
– Мы возле озера? – уточнила у Оллира.
– Да, – коротко ответил он.
Еще один глубокий вдох, медленный выдох – и мир подергивается белесой дымкой. Я больше не слышу ни дыхания следователя, ни тихих разговоров других полицейских, медленно погружаясь в момент преступления. Если жертву убили здесь и сравнительно недавно, то это место еще помнит подробности.
…Темно. Ночь. Но слабый свет луны позволяет увидеть размытую фигуру, стоящую на берегу озера. Я не вижу лица, но знаю, что это мужчина. Он прячет руки в карманах короткого пальто. В воздухе застыло ожидание. Появляются шаги. Быстрые, нетерпеливые, рваные. Вторая фигура ниже ростом. Нервничает. Короткий разговор. Слов не разобрать. Высокий достает из кармана сверток. Не сразу, но передает его низкому. Тот тут же прячет вещь во внутренний карман пальто. После пристально смотрит на собеседника. Сомневается… Боится… Решается. Толчок – и высокий с коротким криком летит в озеро. Низкий делает два шага от берега, но совсем не уходит, наблюдая, как жертва в отчаянии беспорядочно бьет руками по воде, все чаще и чаще исчезая под ее толщей. Крики становятся реже, пока не стихают совсем. Ночной парк снова погружается в тишину. Убийца пятится назад. Чувствую его острое сожаление и вину. Но они быстро сменяются спокойствием…
Возвращаться в реальность всегда непросто, поэтому я выдержала долгую паузу. Мне это было нужно, чтобы привести в порядок собственные чувства и отделить их от эмоций жертвы и убийцы. Оллир терпеливо ждал – он привык.
– Он не умел плавать. Убийца это знал, поэтому назначил встречу у озера. Перед смертью убитый что-то ему передал.
– Что? – тут же ухватился следователь за последние слова.
– Не знаю. Сверток. Небольшой. Умещается в кармане.
– Артефакт, – задумчиво произнес Оллир.
– Убийца был ниже жертвы. Но это мужчина, – проигнорировала я высказывание полицейского. – Он нервничал, когда шел на встречу, но не до конца был уверен, что хочет убить. Сомневался до последнего, но ушел не сразу – убедился, что этот маг утонул.
– Что-то еще? – спросил следователь, поняв, что продолжения не будет.
– Нет. Это все.
– Маг торговал запрещенными артефактами?
– Этот вопрос не ко мне.
– Эста Рин, вы можете узнать, кого он ждал? – нетерпеливо спросил Оллир.
Я предпочла бы ответить категоричное: «Нет!» Но, увы, вопрос был риторическим. Впрочем…
– Я могу попробовать, – произнесла, ничего не обещая.
Всегда ненавидела в школе практические занятия по криминологии. Никогда не забуду, когда впервые прикоснулась к трупу. Мертвенный холод, обреченность и дикий страх. За собственный крик я была наказана – ночь в морге в полном одиночестве. Мне тогда было тринадцать. Я забилась в угол и, обняв колени, плакала несколько часов. А потом поняла, что если утром меня найдут в таком состоянии, то наказание последует куда страшнее, поэтому остаток ночи провела в тесном общении с трупами – пыталась «увидеть» момент их смерти. Хорошо, что получалось далеко не всегда: навыков не хватало. Но и того, что я увидела, обычному человеку вполне хватило бы, чтобы заработать сердечный приступ и не один.
Я вынырнула из воспоминаний, обнаружив себя на корточках. Тело, лежащее на земле, выглядело для меня бесцветным пятном, разве что чуть светлее других из-за цвета защитного покрывала. Послышался шорох. Кто-то приподнял его, позволяя мне «лицезреть» жертву.
– Что-то не так? – услышала над головой насмешливый тон Оллира. Отвечать не стала – слишком много чести. Вместо этого я медленно, растягивая каждое мгновение, сняла перчатку с правой руки. Пальцы сначала коснулись мокрой грубой ткани, заскользили выше, пока не уперлись в застывший ледяной подбородок, вызывая перед глазами яркую вспышку.
…Он спешит, часто оглядывается, зябко ежится. Даже поднимает воротник, чтобы согреться. Не понимает, почему клиент назначил встречу в таком месте и в такое время. Лезть в грязь не хочется, поэтому маг недолго топчется у края дорожки, прежде чем сойти с нее и углубиться в деревья. Раздражение растет, медленно перерастая в злость. Дойдя до озера, он проверяет карман. Заказ на месте. Осталось вручить его клиенту, получить деньги и вернуться домой. Но тот опаздывает. Маг нервничает и злиться. Он терпеть не может непунктуальных людей. Да и холод, который уже давно пробрался под пальто, не добавляет радужности настроению. Наконец, до его слуха доносятся шаги. Среди деревьев в свете тусклой луны мелькает темная фигура. Маг облегченно выдыхает – скоро все закончится. Прежде чем передать заказ, он сомневается. Слишком нестандартным было требование заказчика. Но мысль о деньгах перевешивает. Сверток передан. Осталось получить оплату. Клиент платить не спешит, глядя на него. У мага появляется недоброе предчувствие, но уже поздно. Удар в грудь и он летит в озеро. Страх. Ужас. Они сковывают его подобно крепким путам, мешая связно мыслить. Боль в легких. Немеют руки, устав молотить по воде. Мокрая одежда тянет на дно. И он сдается…
Я моргнула и убрала руку от лица жертвы, разрывая связь. Медленно поднялась и неспешно натянула перчатку, чувствуя, как сильно замерзли пальцы. Впрочем, я вся замерзла. И не только из-за погоды.
– Ну что? – поторопил меня Оллир.
Прежде чем ответить, я сначала стряхнула с рукава невидимую соринку и поправила воротник пальто. От следователя пришла волна нетерпеливого ожидания и раздражения.
– Если он и знал имя того, с кем встречался, то думал о нем исключительно в статусе «Заказчик». И да, он собирался продать ему какой-то заказ. За весьма приличную сумму. И заказ этот был не совсем стандартным.
– Что это значит? – в голосе Оллира появилось напряжение.
– Не знаю. Так думал убитый.
– А как выглядел заказ? Это был артефакт?
– Не имею ни малейшего понятия, – с удовольствием разочаровала я следователя.
– Есть что-то, что вы, эста Рин, еще не сообщили мне?
– Нет. Это все, что я могу вам сказать.
– Айрис, – тут же выкрикнул Оллир, заставив меня вздрогнуть. Он не желал больше ни секунды находиться рядом со мной. – Проводи эсту Рин домой. Когда вы нам понадобитесь, мы сообщим.
Моя ладонь легла на напряженный локоть курьера. К машине мы шли быстрее, чем от нее. Да и обратная дорога домой показалась куда короче. Там меня поспешно довели до крыльца и, попрощавшись сквозь зубы, удалились. Но день только начинался. И внутри меня ждала Тайрин, ярко излучающая страх и брезгливость. У порога я сняла пальто, шляпку и сапоги. Перчатки остались при мне. В гостиной было тепло, и я повернулась к его источнику. Домработница уже растопила камин. Сама же активно громыхала кастрюлями на кухне. Я устроилась в кресле поближе к огню: слишком замерзла во время вынужденной прогулки по парку. Жар уверенно коснулся моих стоп, отогревая их и медленно поднимаясь выше. Захотелось закрыть глаза и вздремнуть. Но Тайрин…
– Ты решила разгромить всю кухню? – холодно спросила я, чуть повернув голову в ее сторону.
– Я готовлю обед, – она старательно пыталась спрятать недовольство.
– Для этого обязательно швырять кастрюли об стены? – от моего спокойствия веяло ледяным бешенством.
– Я не швыряю. Всего лишь взбивала яйца, – оправдывалась Тайрин.
– Делай это потише. Я не люблю громких звуков, – вежливая просьба скрывала приказ.
Домработница не ответила. Но погром прекратился. Я довольно закрыла глаза, тут же отгородившись от эмоций и чувств Тайрин. За окном снова начался дождь.
