Kitabı oku: «Девочка со шрамами. Истории, которые помогают жить», sayfa 2
Долгое время эпизоды, которыми Июлина решила поделиться со мной, были белыми пятнами. Воспоминания начали всплывать во время рождения одной из песен. Сперва пришли строчки, а вслед за ними картинки. Картинки, от которых хотелось плакать и бежать подальше. Бежать домой. Только вот дома нет.
Всплыл тот день в комнате с тусклым светом и тремя кроватями, всплыло это беспросветное одиночество, детская растерянность и много-много вопросов, обиды, злости.
Куда ты меня везешь?
Нам же было так хорошо.
Ты говорила, что любишь,
Но вот уже и снег пошел.
А я в белых стенах, крича в
Полотенце, останусь одна.
В меня закрылась дверца.
Мама песню слышала. Но сначала ничего не сказала. Сделала вид, что не про нее, не про них. А Июлина чувствовала, что нужно поговорить, есть потребность высказаться и услышать, задать вопросы и получить ответы, попробовать нащупать хоть какую-то ниточку между ней и мамой. Но не знала, как подступиться. Начинать подобные разговоры страшно.
Говорят, что рано или поздно момент наступает. Так случилось и в этой истории. В один день совпали: обострившееся в карантин ощущение одиночества, интервью известной актрисы с похожей проблемой и мамин звонок. Плотину прорвало.
Будет ложью сказать, что после этой беседы все вдруг изменилось и отношения стали ближе. Нет, пока это не так. И пройдет еще немало времени до того момента, когда дистанция между Июлиной и ее мамой сократится.
Но стало понятнее. Стало прозрачнее. Стало яснее. Стало объемнее.
А это уже очень-очень много. Именно от понятности и видимости позиции второй стороны нам становится легче. Мама рассказала, что в тот день, оставив Июлину в интернате, она долго плакала по дороге домой, и ей тоже было страшно, грустно. Рассказала, что чувствовала вину и дома, и приезжая навестить дочь. Рассказала, что разрывалась между авторитетным мнением бабушки Насти, которой не смела перечить, и ощущением себя плохой матерью, оставившей ребенка.
Благодаря этому разговору из бесчувственной предательницы мама превратилась в живого человека, со своими слабостями, сложностями, чувствами и переживаниями.
Невозможно прожить жизнь и не столкнуться с болью, с потерями, с разочарованиями. Это неизбежность. Можно научиться с ними справляться. Худо-бедно, но справляться. Бывает так, что после одного предательства, сильно ранившего нас, мы отказываемся от отношений с другими людьми во избежание риска. Наряжаемся в доспехи и живем в них. Грустим, но ощущаем себя будто под защитой. Это, конечно, иллюзия. Самообман. От всех потрясений на свете защититься нельзя. Так и так придется переживать что-то неприятное. А вот хорошему, светлому, важному не дается даже шанса подойти к нам.
Плохая стратегия.
#ЗАМЕТКИНАПОЛЯХ
Июлина никогда не сможет ни забыть, ни смириться с тем, что ее вот так оставили когда-то, бросили в отдельную жизнь, словно щенка с лодки.
Нельзя просто взять и вычеркнуть такой объем неподъёмных для ребенка переживаний. В какой-то части взрослой, успешной, классной и веселой девчонки всегда будет жить та маленькая, растерянная, брошенная девочка, ищущая маму в разных людях.
Но обходиться с этой данностью можно по-разному.
Июлина старается сделать так, чтобы история ее детства не была основополагающей в жизни. Многому приходится учиться с нуля: открываться, доверять, общаться, сближаться, прощать, отпускать. Она старается говорить про то, что случилось, выпускает это и ищет пути преодоления всей той боли и страха, одиночества, отвержения, что когда-то на нее навалились. И… получается. Появляются друзья, появляется доверие, появляется желание быть с кем-то, обустроить собственный дом. Это небыстрый путь, местами тернистый, но преодолимый.
В профессиональной зоне своей жизни Июлина абсолютно счастлива. Она яркая артистка, блестящая певица, классный композитор и текстовик, с ней хотят работать, ее хотят видеть, ее ждут на сцене. Она любит свое дело, и рада тому, что может делать его профессионально.
Рядом с Июлиной очень тепло и спокойно. Вот есть такие люди, от которых идет мягкий свет. Не блаженный, не сверкающий, а именно мягкий. Я не знаю, замечает ли это свое сияние сама моя героиня, но мне кажется, что оно тоже про переработанный опыт, про выбор быть живой, несмотря на то, что внутри бывает очень одиноко и холодно.
В зоне отношений есть сложности, и назвать Июлину счастливой там пока вряд ли получится. Но. Она уже очень много смогла. И всяческие личные радости, благополучие и красивую любовь тоже обретет, нет никаких сомнений.
– Скажи, если бы вот сейчас, из этого момента, была бы возможность отправиться в тот день. Ты остановила бы маму?
– Нет.
– Ты бы дала оставить себя в интернате?
– Да. Но я бы сделала это по-другому.!!!!
Глава 2
Аня
Соседка по палате уже в третий раз звонила своему возлюбленному и, не стесняясь окружающих, отчитывала его за то, что он принес клубнику не того размера. «Ну неужели так сложно найти крупную! Ну почему я должна с этой мелкой возиться? Мыть неудобно, есть неудобно! Ты знаешь, я люблю большую ягоду! Большую!»
Аня поглядывала на вынужденную товарку с плохо скрываемым отвращением. Эта склочность, ноюще-обвиняющий тон и все поведение девушки вызывали раздражение и желание кинуть в нее чем-нибудь, желательно тяжелым. Лениво перебирая в голове варианты: тумбочка, стул, подушка, кружка, книжка – и представляя, как сейчас одним движением прекратит этот невыносимо противный поток слов, Аня не сразу услышала, что ее зовет медсестра.
– Ильина! Ильина! Да что ты будешь делать?! Оглохла, что ли? Ильина, к врачу зайди в кабинет. Господи, сил нет никаких, пока до всех докричишься. Дел других у нас, можно подумать, нет, бегать их, красавиц, по палатам собирать.
– Простите, я не услышала. Иду! Бегу!
Посылая в никуда проклятия, смешанные с причитаниями, медсестра, женщина лет пятидесяти, удалилась. Аня же вскочила, наскоро натянула мягкие флисовые пижамные штаны с разноцветными кляксами, сунула ноги в тапочки и заспешила к кабинету врача. Быстрый шаг до сих пор отдавал болью в низ живота, поэтому девушка морщилась при каждом движении.
– Артур Викторович, можно?
– Да-да, Анна, проходи.
– Сказали, вы звали. Еще один осмотр?
– Нет, чего тебя мучить, утром же смотрели. Анализы пришли. Все хорошо, можем выписывать. Домой-то хочется, наверное?
Доктор улыбнулся, протягивая Ане какой-то листок, испещренный показателями, данными.
– Хочется, конечно. А… а дальше как?
– Ну дальше, недели две на реабилитацию. Воздержание и от секса, и от спорта. Хорошие впечатления, не нервничать, не перетруждаться, в идеале бы съездить в отпуск. Там уже придет генетическая экспертиза, и по ее результатам можно будет начинать снова планировать.
На словах «снова планировать» Аня вздрогнула, да так, что Артур Викторович заметил.
– Чего такое? Ты что трясешься?
– Да я как-то пока, наверное, не хочу планировать.
– Ну ты обожди. Время пройдет, время, Анечка, все лечит. Главное – не раскисай. Всякое бывает. Не ты первая, не ты последняя. Природа, знаешь, мудрая. Принимает порой такие решения, ей виднее. Отойдешь, развеешься да забеременеешь еще раз, будешь еще вон у меня в родильном проклинать и сущность женскую, и весь род мужской.
– Наверное…
– Вот твоя выписка, можешь собираться. Звони своему супружнику, пусть приезжает, забирает. И печать не забудь поставить, а то больничный не оформят.
– Да мне не надо, я фрилансер.
– Фрилансер не фрилансер, а по правилам нужна печать. Все, жду тебя через две недели на контрольный осмотр.
– Спасибо, Артур Викторович.
Осторожно ступая, чтобы не спровоцировать очередной спазм в животе, Аня вышла из кабинета. Задержалась на минуту у двери, набирая сообщение мужу, после двинулась в палату.
Соседка остервенело чистила мелкую клубнику. Ее живот выпирал так, что пуговицы на халатике то и дело расходились. Аня старалась не смотреть в ее сторону. В другом конце палаты еле слышно постанывала девочка, недавно переведенная из реанимации. Она мучительно отходила от наркоза. Несколько дней назад Аня выглядела точно так же. Осторожно подойдя к кровати незнакомки, Аня прислушалась, вдруг пить просит или еще чего. Но та просто тихонько всхлипывала то ли от боли, то ли от осознания утраты, то ли от всего вместе.
Бывает, смотришь на какой-то человеческий опыт и думаешь: «Ну вот зачем? Какой в этом смысл? Зачем человеку эту потерю дали? Чтобы что?»
А потом приглядываешься и начинаешь замечать последовательность событий и последующих шагов, которые привели этого человека в какое-то хорошее место. И понимаешь: вот ту потерю не выкинуть, иначе вся конструкция рухнет.
#ЗАМЕТКИНАПОЛЯХ
Не знаю, какого уровня нужно иметь человеколюбие и дзен, чтобы не начать в этот момент люто ненавидеть и девушку эту, и ребенка ее, и весь мир, и себя, свое тело, которое устроило тебе вот такую подставу.
Вещей оказалось немного, Аня собралась за двадцать минут. Потом зашла к медсестрам, поблагодарить за заботу. Та ворчливая дама, хоть и возмущалась всю дорогу по любому поводу, а опекала хорошо. В ночь после операции просидела около Аниной кровати, не отходя, так как состояние было непростое: рвота, сильные боли, температура, да и уколы потом ставила аккуратно. Аня знала, что такое отношение – редкость. Ее прошлый опыт лечения в больнице был совсем другим. Оставив конвертик и заранее купленные конфеты, спустилась вниз, забрала куртку у старенькой гардеробщицы и вышла на улицу. Вокруг цвела весна.
Капель, лужи, игривые лучи солнца и особенный запах. Удивительно, как это бывает: твоя жизнь, кажется, кончается, а вокруг все только начинается.
В кармане завибрировал телефон. Марк, параллельно чертыхаясь в сторону соседа по пробке, сказал, что все еще едет, и придется подождать. Обратно в больницу идти не хотелось, да и нужды не было. Тепло, ветра нет, идеальное время для посидеть на лавочке, жмурясь и никуда не торопясь.
Мыслей не возникало. Чувств тоже.
– Нюся, а ты что тут-то торчишь, а?
Прорвавшийся сквозь пробки Марк неожиданно появился перед Аней.
– Замерзла же, наверное! Не хватало сейчас еще сверху заболеть. Давай бегом в машину. Это все? Все вещи?
– Да-да, все. Не замерзла, теплынь же вон какая. Ты как?
– Нормально, прости, долго ехал. Пробки – жуть. Ну что, домой?
– Домой.
Дома было хорошо. Лучше, чем в больничной палате, с чужими людьми, уколами, очередью в душ. Аня даже как-то приободрилась, заулыбалась. Марк явно готовился к ее возвращению: в вазе стояли цветы, холодильник забит едой, посуда перемыта, и кот Гриня вычесан.
Потекли размеренные будни. Аня не стала откладывать возвращение к проектам, работа отвлекала, занимала мысли и время. Восстановление шло быстро, на плановом осмотре Артур Викторович был доволен, хвалил.
Вскоре пришли результаты генетического анализа. Набор медицинских терминов врач перевел как: «Все нормально, можно стараться дальше, просто не повезло, так бывает».
Так бывает…
К той, оборвавшейся беременности Аня и Марк готовились год. Оба с обстоятельным подходом к здоровью, они прошли обследования, сдали анализы, придерживались здорового образа жизни, отказались не только от спиртного, но и от кофе, принимали витамины. Инициатором был Марк. Аня скорее шла ему навстречу. У нее не возникало какого-то невероятно сильного желания прямо сейчас обзаводиться потомством, но, рассудив для себя, что, наверное, момент «я сто процентов готова» никогда не настанет, она решила: почему бы не сейчас? Работа есть, собственная квартира есть, карьерные амбиции на текущий период жизни удовлетворены. Договорились, что чрезмерно зацикливаться не будут, пусть идет как идет. Никакого секса по расписанию, специальных поз, магии для привлечения души ребеночка и прочего.
