Kitabı oku: «Развод. Его случайный ребенок», sayfa 4

Глава 17

Карина

Остаток смены проходит штатно. Много осматриваю, консультирую, кого-то радую, кого-то отправляю на комплексное обследование. Много рожаем и помогаем чудесным малышам появиться на свет. И наконец, вечерний обход завершает сегодняшний рабочий день.

Без зазрения совести спихиваю жену собственного мужа другому доктору. Жаль, Яна взяла отгулы за свой счет как раз на те дни, когда Милана будет лежать в нашей клинике. Как знала, что Милана окажется у нас…

Коллега, на удивление, безропотно принимает дополнительную работу. Раньше я бы много чего выслушала, а здесь – уверенный кивок, краткое «Хорошо» и странный, с долей жалости, взгляд в мою сторону.

Похоже, вопли Аркаши не остались не услышанными. И на ближайшие дни я и моя покалеченная семейная жизнь – сплетня номер один.

Спасибо, муженек, даже тут умудрился поднасрать.

С остервенением сбрасываю с себя медицинскую форму и натягиваю платье. Подгоняет то, что я наконец-то увижусь с главным и самым дорогим мужчиной моей жизни. Смогу обнять, затискать, зацеловать пухлые щеки и вдохнуть невероятный аромат детской макушки.

Счастливая улыбка растекается по губам, стоит мыслям о Максике завладеть мной полностью. Правда, сынок терпеть не может, когда я так его называю.

«Это по-девчачьи», – морщит носик мой маленький храбрый мужчина. – «Я – Максим Владимирович», – не выговаривая «Р», но все равно гордо вскинув подбородок, заявляет этот царь, как я его дома называю.

И неспроста.

У Макса очень сложный и упрямый характер. Сын очень привязан ко мне. С самого рождения не отпускает ни на шаг. И очень ревностно относится к моему окружению, никого не подпуская близко и, как храбрый воин, защищая маму от всех и вся.

Улыбаюсь, вспоминая, как он включал сирену в младенчестве, стоило кому-нибудь потянуться ко мне, чтобы обнять. Даже Аркаше пришлось не один месяц искать подход к моему маленькому царю. И то Максик не принял его до конца, а лишь заключил перемирие ради меня, видя, как мне был важен Аркаша. Смирился, но не сломлен.

Кто-то мог бы сказать, что такое отношение ребенка – адская мука. Не иметь ни миллиметра личного пространства, все время быть с малышом, не спускать его с рук двадцать четыре на семь, быть единым целым и не иметь возможности почувствовать себя просто женщиной – самое сложное испытание, приводящее к депрессии и выгоранию, по мнению большинства новоявленных мамочек.

Кто-то, но не я.

Для меня сын – самое настоящее чудо. Больше, чем все. Макс – моя жизнь, мой воздух. Тот, кто сделал меня мамой, когда я на это уже почти не надеялась. Может, звучит дико, невозможно, но у меня случилось именно так: именно Макс подарил мне жизнь и раскрасил ее новыми красками. Без него меня нет и никогда больше не будет.

Поэтому я вылетаю из клиники, но на самом пороге резко торможу, растерянно оглядывая парковку. И только потом вспоминаю, что моя машина у Наглеца. Надеюсь, вернет, – хихикаю про себя, вызывая такси.

А в следующий момент с уверенностью вспыхивает в голове: вернет. Царев не похож на того, кто разбрасывается словами и относится пренебрежительно к женщинам.

К моему счастью, такси приезжает быстро, и уже через пятнадцать минут я переступаю порог маминой квартиры.

– Мама! – из комнаты выглядывает темноволосая макушка с торчащими в разные стороны вихрами. И в следующую секунду срывается с места и запрыгивает в мои объятия. Я только и успеваю упасть коленями на пол. – Мамочка! Моя мамочка! Моя хорошая! Любимая, – мурлычет, как котенок, поглаживая меня, словно не верит, что я стою перед ним.

Время для нас останавливается. Все становится таким неважным.

Зацеловываю сына как в последний раз. Этот котенок заливисто хохочет и подставляет мне свои пухлые щечки. Крепко обнимает меня за шею и прижимается всем телом, показывая, как я ему нужна.

Каждый раз сердце разбухает до невероятных размеров и готово вырваться из груди. Невозможно описать то, что я чувствую в этот момент. А я просто наслаждаюсь каждым мигом. Записываю все на подкорку сознания и бережно складываю все воспоминания в копилку. Чтобы осторожно перебирать их, когда мой котеночек вырастет и уже не будет так со мной ласкаться.

– Мама, а почему ты такая грустная?

Вскидываю брови. Неужели так заметно? Я ведь так старалась скрыть свое состояние именно от Макса…Но мы настолько близки, что чувствуем друг друга на самом высоком уровне. Даже слова никакие не нужны.

– Я не грустная, сынок, – вру сквозь силу. – Все хорошо. Просто очень устала. Но ты меня обнял, и стало легче.

– Мамочка, а где дядя Аркадий? – неожиданно спрашивает Макс, чем вновь заставляет мои брови взметнуться вверх.

– У него много работы, сынок…

Максик дует губы, хмурится и тщательно что-то обдумывает. Заглядывает мне в глаза и медленно выдает:

– Мам, а давай мы уйдем от него? И будем жить отдельно.

Напрягаюсь. Как бы мой муж не нравился Максу, он никогда не просил меня его бросить. Знал, как Аркаша был мне важен. Жаль, что только мне одной…

Переносицу снова ломит, а в глаза как будто песка насыпали.

– Почему сынок? Что-то случилось, о чем я не знаю? – шепчу, стараясь сдержать слезы.

Мой проницательный и такой не по годам все чувствующий мальчик нежно проводит ладошкой по моей щеке и при этом жестко припечатывает:

– Он мне не нравится! Он нас не любит! И ты сейчас грустишь и плачешь из-за него! – ловлю губами центр ладони сына и оставляю легкий поцелуй под его тихое хихиканье. Но моего царя не так-то просто провести. – Мамочка, давай искать другого папу, а? Этот дядя мне не нужен!

Прижимаю своего мальчика к груди и глажу его по спине, успокаивая.

– Хорошо, Максик…

Вздрагиваю, не договорив. Сталкиваюсь с холодным, колючим взглядом матери. Осуждающим.

– Здравствуй, Карина. Хорошо, что ты зашла. Нам нужно поговорить.

Глава 18

Карина

Вздохнув, поднимаюсь на ноги. Внимательно смотрю в лицо матери, но не вижу там ни тревоги, ни страха, ни растерянности. Вообще никаких эмоций. К сожалению, так было всегда в моем отношении.

Поначалу мама и внука не принимала. Не одобряла мою беременность, воротила нос и никак не помогала ни до родов, ни в первый год жизни Макса. Впрочем, это было ожидаемо, и я изначально не возлагала больших надежд на нее. Я четко знала, что могу надеяться только исключительно на себя.

Но, когда мама увидела Макса в его первый годик, она резко оттаяла. И это тоже было ожидаемо. Невозможно устоять перед харизмой, обаянием и улыбкой Максика.

Вот и моя железобетонная мама не смогла.

Она стала активно участвовать в жизни внука. Баловать, целовать, гулять, ходить на все утренники в саду и тихонько вытирать слезы украдкой, когда он рассказывает стишок на восьмое марта. А позже и забирать к себе с ночевкой, чтобы провести время исключительно вдвоем и побаловать Макса так, как балуют бабушки: сладости, мультики и бесконечное количество аттракционов.

Другими словами, мама отрывается на внуке и дает то, чего по какой-то неведомой причине лишила меня в свое время…

Удивительный человек – такое разительное отношение к собственной дочери и внуку! Как будто я давно ее чем-то обидела, и мама с тех пор не может меня простить. Для меня – это дичайший абсурд. Я сама будучи мамой, не представляю, что так можно относиться к своему единственному ребенку.

Треплю сына по плечу и слегка подталкиваю в гостиную.

– Макс, иди, можешь посмотреть мультики по телевизору, а я пока пообщаюсь с бабушкой.

– Хорошо, мамочка! – и уносится в указанном направлении.

Ангел, а не ребенок!

Следую за мамой на кухню, спинным мозгом чувствуя, что разговор будет не из приятных.

Так и есть.

Едва прикрываю дверь на кухню и опускаюсь на стул, мама разворачивается и упирается бедрами в подоконник. Смотрит свысока, как в детстве, когда отчитывала за то, что я получила четверку вместо пятерки.

Мама пронзает меня взглядом и продолжает молчать. Словно это не она, а я предложила поговорить. И такое ее поведение здорово нервирует и злит.

Когда я, достигнув своего предела, поднимаюсь, чтобы просто уйти и больше не тратить своего времени, мама все-таки решает снизойти до меня.

– Ты же не собираешься натворить глупостей? – выплевывает холодно и снисходительно. Как с дурой разговаривает.

– Не понимаю, о чем ты.

– О разводе с Аркадием и потаканию детских причуд. Даже не вздумай, Карина.

Вскидываю бровь и внимательно осматриваю мать. Она не выглядит удивленной, ошарашенной или сбитой с толку. Абсолютно спокойна и непоколебима.

Подготовленной – да. И что-то мне подсказывает, ее ввели в курс дела. И это не Максик.

– Я думаю, я сама разберусь со своим мужем, мама. И да, для меня важно мнение моего ребенка. И я буду его учитывать при принятии решения. Всегда.

Делаю шаг по направлению к двери. Я не намерена больше говорить на эту тему. Берусь за ручку, и в этот же момент, как камень в спину, прилетает:

– Не повторяй моих ошибок.

Медленно разворачиваюсь. Смотрю на маму, склонив голову набок. Догадка быстро созревает и дает первые росточки. Они слабые, неуверенные, но им все равно удается пробить мою броню, которую я наращивала много лет.

– Потом все время будешь жалеть, – каждым словом как гвозди забивает прямо в меня. – Как я.

– Жалеть о чем, мама?

– О разводе. О том, что ты на всю жизнь останешься одна…еще и с ребенком на руках.

Медленно оседаю обратно на стул. Внимательно скольжу взглядом по лицу мамы. И нахожу на нем лишь глубокую печаль, обиду и сожаление.

– Ты жалеешь…– шепчу сквозь слезы. Неожиданная догадка, как молния ударяет в голову. Грудь сдавливает словно тисками, и вся обида рвется наружу. – О том, что я мешала тебе устроить личную жизнь? Поэтому ты меня никогда не любила?

Мама отводит взгляд в сторону. Не отвечает.

Но тут уже не нужны слова. Ее молчание вместо тысячи слов.

– Я люблю тебя, – все же выдавливает из себя мама. – Именно поэтому стараюсь вправить мозги. Предостеречь. Кто, если не я? Подумай, Карина, кому ты будешь нужна?

Глава 19

Карина

Утираю влажные дорожки со щек. Как и все четыре года, мысль о сыне делает меня сильнее.

– Я в первую очередь сыну нужна. Мужчина – преходящий, а ребенок со мной на всю жизнь.

– Ты избалуешь его, а по итогу Макс сядет тебе на шею. А потом не успеешь обернуться, а сын уже строит свою жизнь, а про тебя забудет.

Мама отворачивается. Поджимает губы. Ее плечи слегка подрагивают: видно, что она сдерживается, чтобы не заплакать. Но у меня нет никакого желания ее утешить.

– Знаешь, мама. Если мужчина по-настоящему любит женщину, он полюбит все, что с ней связано. И ее ребенка тоже! И я про тебя никогда не забывала, – добавляю надломленно шепотом. – Просто ты сделала все, чтобы меня оттолкнуть…

– В тебе говорит максимализм! Детский сад! Пора взрослеть, Карина! Лучше синица в руках, чем мифический журавль хрен знает, где. У тебя очень хороший муж. Добрый, заботливый, умный, хваткий…Ты с ним горя не знаешь, Аркаша тебя всем обеспечивает!

– Прежде, чем толкать меня к умному и заботливому мужу, ты бы поинтересовалась причиной развода и у меня тоже. А не только то, что Аркаша тебе на уши развесил! К твоему сведению, он мне изменяет. Изменяет давно. Да так, что она не просто любовница, а его вторая жена! И я лично принимала у нее роды! Сын родился у Аркаши, но не от меня!

К концу своей бурной речи я повышаю голос. Чувствую, как лицо краснеет, а щеки жжет от соленых слез.

Но моя мама – человек с камнем вместо сердца.

Внимательно разглядывает, слегка вздернув бровь. Скользит взглядом сверху вниз и обратно. И лишь слегка пожимает плечом и бросает небрежно:

– Ты сама виновата.

– Что?!

И, пока я задыхаюсь от возмущения, мама назидательным тоном учит меня жизни:

– Мужик, Карина, он ласку любит. Ему внимание уделять нужно, порой даже больше, чем ребенку. А ты же помешана на сыне и работе своей. Брала бы поменьше смен, да и вообще перешла бы на полставки! Проявила заботу о муже. Устраивала бы романтики, свидания только для вас двоих, и тогда бы Аркаша даже не глядел бы на сторону! В конце концов, забеременела бы, чтобы его удержать!

Замираю на последних словах.

Мама не в курсе моей проблемы. Собственно, мы никогда не были близки, чтобы я призналась ей в том, что еще до тридцати лет у меня стремительно развивалось бесплодие. Вот такая вот ирония судьбы – я помогаю женщине обрести счастье материнства, а сама вряд ли еще когда смогу…

И теперь моя мама, сама того не зная, вонзила в открытую рану ржавый нож и от души его прокрутила.

– Странно подобное слышать от тебя, мама. Отца почему-то не удержали ни твои пироги, ни то, что ты стелилась перед ним ковриком, ни ребенок. То есть я.

Мама вздрагивает как от пощечины, прошивает злым ненавидящим взглядом насквозь. Сжимает челюсти, и ее глаза мгновенно наполняются слезами.

Но мне плевать на ее чувства. Я терпела всю жизнь, искала материнской любви и ласки, но не находила. Сейчас же я просто научилась давать сдачи.

– И передай Аркаше, что настоящие мужчины со своими семейными проблемами разбираются сами, а не вмешивают в это дело тещу.

Я успеваю выйти в коридор, крикнуть Максу и взять его рюкзак с вещами. Прохожу мимо кухни, а мама так и стоит, замерев в одной позе. Смотрит в одну точку и не дышит.

Я прохожу мимо, помогаю сыну обуть сандалии, когда мать все же выплывает в коридор. Вроде такая же, вот только взгляд стал более жестоким и арктически холодным.

– Не вздумай разводиться, Карина. Имей в виду, если ты уйдешь от мужа, я тебя не приму и не пущу.

Кажется, только что моя мать добровольно отреклась от меня…

Глава 20

Карина

Следующие два дня я усиленно ищу квартиру, где мы с Максом спокойно будем жить, пока идет бракоразводный процесс и раздел имущества.

Да, это и моя квартира тоже, и я не обязана съезжать, да еще и с ребенком. Но, учитывая какой-то маниакальный настрой моего будущего бывшего, спокойно он мне жить тут не даст. Да и после новости о его измене мне претит сама мысль находиться с ним на одной территории. Не хочу, чтобы с этим кобелем меня хоть что-то связывало. Особенно быт и общая квартира.

Аркаша, как выяснилось, уехал в срочную командировку. Едва я это выяснила, в голове промелькнула злорадная мысль, что муженек помчался за утешением к третьей любовнице. Но следом вспомнила, что Милана только родила от этого Аркаши, и стало как-то ее жалко. Не хотела бы я оказаться на ее месте. Это самая ужасная шутка судьбы – узнать, что ты у мужа не единственная в момент, когда наиболее уязвима и нуждаешься в его поддержке.

Тишину квартиры разрывает громкий звонок. Отставив в сторону чашку с чаем, вздохнув, иду к двери. Внутри зреет глухое недовольство.

– Опять так рано? – бурчит показавшийся в коридоре сын. Он хмурится и трет глаза кулачком. Сонный, взъерошенный он мне больше всего напоминает домовенка Кузю. – Если это дядя Аркадий, то давай его прогоним.

– Обязательно так и сделаю, – отвечаю, распахивая дверь.

За ней, ожидаемо, курьер с очередным дорогущим веником.

– Доброе утро, – парень, который за эти два дня стал мне как родной, приветливо улыбается. Взглядом указывает на икебану в своих руках. – Этот тоже не нравится?

– Не-а, – складываю руки на груди, прислоняюсь плечом к косяку. В его же манере киваю на мусоропровод. – Может, сегодня сам выбросишь? Мне на работу нужно собираться.

– Вы же знаете, я не могу. Не имею права. А мне нужна эта работа, я на учебу коплю.

Вздохнув, выхватываю букет и сбегаю на пролет ниже и без каких-либо угрызений совести выбрасываю его. Туда же отправляется бельгийский шоколад.

Расписываюсь, и парень, отсалютовав мне, шагает к лифту. Но в последний момент разворачивается и выпаливает:

– Могу спросить: почему вы выбросили все букеты? Настолько не любите цветы? Аллергия?

– Их дарит не тот мужчина, – отвечаю, не задумываясь. И я довольная собой, захлопываю дверь.

И это вторая веская причина, по которой я хочу съехать из собственной квартиры.

Дело в том, что Аркаша решил не мытьем, так катаньем завоевать мое прощение. Шлет мне по пять раз в день цветы и на работу, и домой. Мой любимый шоколад, чай, клубнику, фрукты и даже ювелирные украшения. Все без зазрения совести выбрасываю, а сладости раздаю коллегам.

Тем временем, я знаю, что мой общественный муженек Милане, женщине, подарившей ему сына, прислал цветы лишь однажды. И от этого Аркаша не просто опустился на самое дно в моих глазах, а закопался в иле.

Завожу сына в садик, приезжаю в клинику, и привычная рабочая смена затягивает в свой водоворот.

Слегка стучу в дверь и прохожу в палату, не отрывая взгляда от карты Наташи.

Замираю.

Забываю, как дышать.

Чувствую, как по моему телу один Наглец проезжается взглядом. Как от него жжет кожу. И сносит с ног волна эмоций и желания. Кажется, даже воздух в палате становится терпким.

Низ живота теплеет и сводит от желания. Губы горят, а щеки покрываются румянцем – вспомнила наглый украденный поцелуй.

Осторожно вскидываю голову. И в груди печет от представившейся картины.

Глава 21

Карина

Ярослав держит на руках племянницу. Он покачивает ее, как будто делал это не один и не два раза. Как будто за плечами огромный опыт в обращении с детьми. Наглец ласково улыбается девочке и осторожно, как будто она хрустальная, поправляет шапочку на голове.

В его руках малышка хоть и выглядит хрупкой и еще меньше, чем есть на самом деле, я уверена, находится под надежной защитой.

Неожиданно. Учитывая, с какой стороны открылся мне Наглец в первый день нашей встречи, я даже представить не могла, что он может быть таким ласковым, заботливым и нежным.

Но в то же время это так естественно, что ловлю себя на безумной мысли…

И тут же топчу ее, чтобы потом не было мучительно больно.

Но при этом Наглец пожирает меня взглядом, не стесняясь сестры. Его глаза вспыхивают и горят, заставляя в моей голове зажигаться картинки с рейтингом восемнадцать плюс.

– Извините, я, кажется, не вовремя, – бормочу, пятясь спиной к двери, но не разрывая зрительного контакта. – Я позже зайду на осмотр. Дайте знать, нажав кнопку вызова, когда освободитесь.

– Нет-нет, все хорошо, – восклицает Наташа, поудобнее устраиваясь на койке. – Карина почти уснула. Представляете, она моментально успокаивается у него на руках. Мой братец, кажется, прирожденный отец.

И я согласна с Наташей на все тысячу процентов. Вид Ярослава с младенцем на руках будоражит сознание похлеще виагры.

Снова ловлю на себе взгляд Наглеца. Вот только на этот раз он с какой-то примесью горечи и тоски…

А потом до мозга доходит другая, не менее важная информация.

– Как вы сказали…

Наташа серьезно, без тени веселья, кивает.

– Я назвала дочь Кариной. В вашу честь. Если бы не вы…страшно представить, чем бы это все закончилось. И для меня, и для ребенка. Еще раз спасибо вам, что спасли нас! И простите, что так вышло с вашей машиной…

– За это не переживайте, – наконец подает голос Наглец. Он тихий, окутывает меня своей бархатной хрипотцой, заставляя сердце биться, как птица, пойманная в клетку. – Вопрос уже решен. Машина будет готова через пару дней. Я сам ее пригоню, куда скажешь.

– Спасибо.

Ярослав, как хищник, осторожно и бесшумно подходит ко мне. Вернее, к кувезу, рядом с которым я стою. Бережно опускает уснувшую девочку и похлопывает ее по спинке. Сердце и душа буквально захлебываются от нежности и милоты.

И от безумной мысли – я бы хотела, чтобы у Макса был именно такой отец…

– Мне пора – у меня совещание через час. Я постараюсь вечером заехать, – стреляет в меня многообещающим взглядом, и уголок губ дергается в предвкушающей улыбке. Ясно дает понять, что последнее сказано специально для меня.

Спешу отвернуться, чтобы Наглец не заметил моего расшатанного состояния. И того, что подсознательно я желаю, чтобы он поцеловал меня еще раз.

Едва Ярослав скрывается за дверью, приступаю к своим прямым обязанностям – осмотру пациентки.

– А вы очень хорошо смотритесь вместе, – широко и довольно улыбается Наташа. А мое лицо заливает краска смущения. Ну, как школьница, ей-богу!

– Не понимаю, о чем вы…

– Ой, бросьте! – отмахивается пациентка. – Я хорошо знаю своего брата. Он женщин меняет чаще, чем носки. Мне кажется даже, что он их имен не запоминает. Но никогда еще у него не горели глаза при взгляде на девушку. А вас он сожрал едва ли не с порога. Но и вам он не безразличен. От вас обоих искрит так, что мне прямо неловко было за вами подсматривать.

Закусываю губы, чтобы не выдать своего состояния. Заполняю карточку, не поднимая головы. Мне дико неудобно. Но тем не менее, глупая улыбка так и тянет губы.

А еще совершенно нет желания возражать. Да, мне сейчас не до отношений, но и отрицать наше с Наглецом влечение друг к другу глупо.

– Было бы здорово, если Ярик нашел свою вторую половинку. Я от всей души желаю ему счастья. Он заслуживает его как никто другой. Особенно после всего того, что случилось в его жизни…

Резко вскидываю голову. В душе кометой проносится тревога.

Наташа сжимает губы в тонкую линию, окидывает меня грустным взглядом. Медленно качает головой, отвечая на мой немой вопрос:

– Простите, я не могу рассказать вам. Ярик насмерть запретил распространяться о прошлом. Он сам поделится, если посчитает нужным.

Киваю. В конце концов, мы с Наглецом виделись всего два раза. С чего вдруг он должен мне душу выворачивать?

Завершив осмотр, делаю последние пометки в карте Наташи. Желаю хорошего дня и иду к следующей пациентке. Я настолько погружена в свои мысли, что не слышу, как меня окликают несколько раз.

– Карина Владимировна, да стойте же!

Не сразу соображаю, что голос кажется мне знакомым. А когда разворачиваюсь, уже становится поздно.

Потому что ко мне спешит…Милана!