«Тарас Бульба» kitabından alıntılar

Отец любит свое дитя, мать любит свое дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь свое дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь – и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдет до того, чтобы поведать сердечное слово, – видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ни есть в тебе, а… – сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: – Нет, так любить никто не может!

И вся сечь молилась водной церкви и готова была защищать ее до последней капли крови,хотя и слышать не хотела о посте и воздержании.

– Неразумная голова, – говорил ему Тарас. – Терпи, козак, – атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.

В то вре­мя, ког­да про­ис­хо­ди­ло опи­сы­ва­емое со­бы­ти­е, на пог­ра­нич­ных мес­тах не было еще ни­ка­ких та­мо­жен­ных чи­нов­ни­ков и объез­д­чи­ков, этой ст­раш­ной гро­зы пред­п­ри­им­чи­вых лю­дей, и по­то­му вся­кий мог вез­ти, что ему вз­ду­ма­лось. Если же кто и про­из­во­дил обыск и ре­ви­зов­ку, то де­лал это боль­шею час­тию для сво­его соб­с­т­вен­но­го удо­воль­с­т­ви­я, особ­ли­во если на возу на­хо­ди­лись за­ман­чи­вые для глаз пред­ме­ты и если его соб­с­т­вен­ная рука име­ла по­ря­доч­ный вес и тя­жес­ть.

Как же может статься, чтобы на безделье не напился человек? Греха тут нет.

Есть ещё порох в пороховницах?!

— Батько! где ты! слышишь ли ты всё это?

— Слышу!

Крепко задумался Бульба . Вспомнил он , что велика власть слабой женщины, что многих сильных погубила она.

— Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжелый XV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников… Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма.