Kitabı oku: «Волчий билет», sayfa 2

Yazı tipi:

– И долго намереваетесь разыскивать? – Генерал сел в кресло.

– Зависит от везения и господа бога. Но меня нельзя запугать и бессмысленно шантажировать, господин генерал-полковник. – Гуров достал сигареты и закурил.

– Наглость у вас наследственная или благоприобретенная? – поинтересовался генерал.

Гуров увидел глаза замминистра и неожиданно понял, что его элементарно испытывают на прочность. Генерал хочет знать, как далеко пойдет разыскник, какой прессинг выдержит? Гуров почувствовал, что бывший борец, ныне большой начальник, не противник, а союзник.

– Полагаю, наглость у меня врожденная и десятилетиями вытренированная, – ответил Гуров.

– Хороший сплав, друга ради принципов похороните.

– Принципы – понятие отвлеченное, – ответил Гуров.

– Честь, жизнь – очень конкретны.

– Глупости, Алексей Алексеевич. – Гуров открыто улыбнулся. – Смотря чья честь и чья жизнь.

– Повторяю, народ желает узнать, кто конкретно убил невинных детей, – генерал слегка повысил голос.

– Народ желает получить зарплату и выпить стакан водки. А если господин Сергеев со товарищи желают скандала, они его получат. А преступник либо существует, либо нет. Если он существует, то мы его установим. И очень возможно, что господин Сергеев подбросит мне пару миллионов долларов, чтобы я имя преступника быстренько забыл.

Грозное лицо генерала просветлело, он обаятельно улыбнулся, посмотрел заинтересованно.

– Неужели вы сегодня, не располагая никакими фактами, можете предположить, кто убийца? – На лице генерала появился совершенно детский интерес.

– Я могу с некоторой долей вероятности назвать имя заказчика, – ответил Гуров. – Только договоримся раз и навсегда, Алексей Алексеевич, вам я докладываю только доказанные факты. Мои предположения являются моей личной собственностью, которой я никогда не делюсь ни с начальником, ни с другом, ни с любимой женой.

– У вас удивительно красивая жена, полковник.

– Ходят такие слухи, генерал, – ответил Гуров, решив, что если начальник опускает слово «господин», то умышленно и не желая унизить, а, напротив, призывая к сближению.

– Какие слухи, сам видел, и неоднократно. Лев Иванович, между нами, красивая жена – это хорошо или не очень?

– Если красивая и любимая, так врагу не пожелаю. Конечно, можно привыкнуть. Ведь тигр красавец, а его чуть ли не за хвост дергают. Я с Марией всегда настороже, живу, случается, даже счастливо. – Гуров окинул генерал-полковника оценивающим взглядом. – Вы Сергеева видели? Он сына любил или на его смерти желает заработать дивиденды?

– Кабы я знал. – Бодрашов пожал широкими плечами. – Работайте, Лев Иванович, вы человек умный и удачливый.

– Извините, забыл, господин генерал-полковник, группе необходима машина. Есть свой транспорт, но одной машины не хватает.

Видимо, генерал нажал кнопку вызова, так как дверь распахнулась, вошел дежурный офицер.

– Василий Петрович, распорядись, чтобы с завтрашнего дня за группой Льва Ивановича закрепили машину. Переговори с начальником гаража, узнай, что требуется – письмо, телефонограмма, распоряжение черта? Но чтобы машина была. Понял?

– Будет сделано, господин генерал-полковник, – ответил дежурный и исчез.

Нестеренко и Котов стояли у подъезда многоквартирного дома, на противоположной стороне улицы вдоль тротуара тянулся невысокий, в рост человека, зеленый металлический забор, далее газон, небольшая стоянка для машин. И, наконец, дом, сложенный из светлого кирпича, большие сверкающие окна, лоджии не иссечены веревками, на которых полагается сохнуть белью. Лифчиков и трусиков нет, хорошо, но ведь и ни одного цветка не видно. За зеркальными окнами кое-где светлые занавесочки, в некоторых – массивные шторы. Красивый дом, солидный и молчаливый, будто неживой. Но на воротах парень с кобурой на боку и ленивыми глазами. Он давно заметил оперативников, наблюдает, хотя и догадывается, глаз-то наметанный.

– Квартирки здесь, думаю, подходящие, – задрав голову, сказал Нестеренко. – Шестой этаж нестандартный, потолки выше, окна выдаются. Они даже среди своих иерархию устанавливают.

Котов листал блокнот, делал пометки.

– Многие на даче живут, иные в отпусках, – рассуждал он. – Оправдаться всегда можно, только факт остается фактом: почти половину нужных людей мы не повидали. Лев Иванович нас не поймет, а Станислав скажет слова недобрые.

– Если людей нет, где их взять? – философски спросил Нестеренко. – Да и кто в шесть утра в окно смотрит?

– Славянская у тебя душа, Валентин, широкая и спокойная. И работаешь ты как истый комсомолец. Честно, но от сих и до сих.

– Твой Христос чему учит? – беззлобно ответил Нестеренко. – Возлюби ближнего… А ты меня целый день грызешь, словно у меня нужный свидетель есть, да я его прячу. Правильно вас, евреев, не любят, беспокойный народ. Не был бы ты отличным мужиком и хорошим напарником, послал бы я тебя. Долго мы еще тут будем топтаться? Вон отставник уже второй раз своего вислоухого гулять повел, а я с трех часов не евши.

– Не заработал. – Котов взглянул на часы. – Куда же запропастилась бабка из сорок восьмой квартиры? Соседи говорят, она больше чем на час не уходит. Универсам и обратно.

– Это не она? – Нестеренко был дальнозорким и увидел худую женщину, которая вышла из подворотни, неторопливо, но уверенно направляясь в их сторону.

Котов прищурился, пробормотал:

– Может случиться, она тут еще не проходила.

– Пока мы по лестницам лазали, тут полк солдат мог пройти, – ответил Нестеренко.

– Сходи к вертухаю, узнай, который час. Нечего бабушку вдвоем пугать.

Нестеренко послушно перешел на другую сторону улицы. Котов отошел от подъезда, когда женщина приблизилась, шагнул навстречу.

– Здравствуйте, – вежливо сказал он и поклонился.

– Здравствуй, сынок, – ответила женщина.

– Александра Матвеевна? – спросил Котов.

– Она самая. Только не говорите, что вы из ЖЭКа. Вы из милиции.

Котов открыл перед ней дверь, ответил смущенно:

– Александра Матвеевна, не от хорошей жизни к вам пристаю. Знаете, в доме напротив несчастье произошло, разобраться следует, – пустил пробный шар Котов, открывая дверь лифта.

– Ужас! Видела! А делом вы нужным занимаетесь и вежливый, говорите приятно. – Брикова достала из сумки ключи, отперла дверь.

Котов тщательно вытер ноги, прошел за хозяйкой в большую светлую комнату, огляделся, подошел к окну, дом «слуг народа» гордо возвышался напротив, но был на три этажа выше. Опер сразу отметил, что около окна стояло кресло с гнутой спинкой, видно, лет ему было примерно столько, сколько и хозяйке. На широком подоконнике лежала открытая книга, очки и театральный бинокль.

Хозяйка заметила интерес милиционера, молодо рассмеялась.

– Мой наблюдательный пункт, – поспешно добавила. – Вы не думайте, что я больно любопытная, только день сейчас длинный, читать устаю, так за людьми наблюдаю, интересно. Я сейчас вас чаем угощу, варенье у меня – просто объедение.

– Спасибо, Александра Матвеевна, чаю выпью с удовольствием, а варенье – увольте, нельзя мне сладкое. – Котов подумал: пенсионерка, лишнего иметь не может. Он оглядел комнату, отметил множество фотографий, чистоту, свежий воздух и невидимый достаток. Обстановка старинная, но крепкая, видимо, реставрированная, потолок побелен, обои свежие.

Хозяйка была наблюдательна и любопытство гостя заметила.

– Повезло мне, сын старший в министерстве служит. Начальник. Деньгами помогает, недавно меня к себе на дачу отвез, ремонт сделал.

Котов знал: перебивать хозяйку не следует, одна живет, у нее потребность поговорить.

– У сына большая семья? – спросил он.

– Семья! – Хозяйка махнула рукой. – Слезы. Не будем об этом, да и вам недосуг, у вас свои дела, вас же эти несчастные интересуют. Я почему в милицию позвонила? Хотя и видела мало, решила – а может, людям нужно. Но у вас на телефоне такой хам, ужас просто. И не выслушал, говорит мне: мол, гражданочка, у нас каждый день из окон бросаются, оставьте телефон, я к вам человека пришлю. Я рассердилась, думаю, болтает парень, булку прожевать не может. Он, когда разговаривал, жевал.

Чайник вскипел, хозяйка накрыла на стол, чашки были прозрачные, страшно в руку взять, вазочка с вареньем тоже старинная.

Котов пригубил чай, сказал:

– Чай у вас, Александра Матвеевна, отменный. Так в котором часу вы встали?

– Проснулась я сегодня без пяти пять. – Хозяйка указала на большие, висевшие на стене ходики с гирьками. – Я эти часы с рождения помню, они нас переживут. Ну, полежала немного, чувствую, не засну, начала подниматься. Кровать застелила, присела, старыми костями хрустнула, привычка такая с юности – физкультурницей прежде была. Чайник поставила, умылась, то да се, смотрю, уже без пятнадцати шесть. Думаю, сейчас седой в красном костюме побежит, я к окну подошла. В этом доме начальство живет, один седой первым выбегает. Но, видно, рано было, я его не увидела, взгляд подняла, а на крыше парочка сидит, милуется. Я так в кресло и осела. Время-то – шести нет, а они уже на крышу забрались, отчаянные ребятишки, я им крикнуть хотела, да решила, не услышат. Я про чай и забыла, сижу, смотрю, бинокль мамин взяла, он театральный, но все одно видно лучше. Девушка ему голову на плечо положила, а он как бы ее обнимает.

Александра Матвеевна платочком смахнула слезу.

– В глазах стоят, голубки. Тихо сидят, не разговаривают, и музыка откуда-то идет. Я еще подумала, музыка ребятам совсем не подходит. Вроде как церковная, музыка-то. – Хозяйка замолчала, повернулась к иконе, перекрестилась. – Вот и тогда перекрестилась. – Голос у нее треснул, женщина беззвучно заплакала.

– Александра Матвеевна, голубушка, не обессудьте, сядьте, пожалуйста, в кресло, – сказал Котов, хотел женщине помочь подняться, но она отстранилась, встала сама, выпрямилась, кивнула на стену, увешанную фотографиями.

– Я, сударь, своих сколько схоронила, мне грех свою слабость показывать.

Подошла к окну, кресло слегка передвинула, взяла бинокль.

– Так я сидела, на секунду на Божью Матерь взглянула. – Она указала на икону. – Перекрестилась трижды, повернулась к окну… А они летят. Он чуть впереди… Летят, и словно не люди, а игрушки сломанные…

Котов так ясно представил летящие «игрушки», что шумно выдохнул и глотнул уже остывшего чая.

– Молодые, им только жить… Они еще и не начинали. И чего им так плохо было?

– Считаете, сами… Никто не подтолкнул? – спросил Котов.

– Да кто же мог? Они же одни на крыше сидели. – Александра Матвеевна замолчала, отвернулась.

Котов молчал, чувствовал: хозяйка что-то вспоминает и хочет вспомнить.

– Одни, – не очень уверенно повторила Брикова, перекрестилась. – Надо же было мне в тот самый момент к богу повернуться. И крестилась трижды… Видно, черт попутал?

– Александра Матвеевна, может, видели кого? Тень мелькнула? Нам каждая малость важна. – Котов взглядом не сверлил, смотрел в сторону. – Если виноватый есть, его найти необходимо. Люди ведь погибли.

– Да что ты меня уговариваешь? – неожиданно вспылила хозяйка. – Я сама себе покоя не даю. Не знаю я! Вроде почудилось. Я же на несчастных глядела, только потом взгляд подняла, и вроде тень мелькнула. Там крыша плоская, а я снизу смотрю. Если у края человек стоит, его видно, а два шага отойдет – и пропадет. Года три тому рабочие там шурудили, я такой феномен и отметила. То человека видно, а чуть сдвинется – пропадет. Вот тебе крест!

– Да я вам верю, Александра Матвеевна. Вы валерьяночки выпейте, я схожу вниз, пошлю товарища на крышу, вернусь, мы вместе посмотрим.

Котов спустился, объяснил напарнику ситуацию, сказал:

– Лезь, а я из окна гляну.

Нестеренко кивнул, глянул на охранника, провел ладонью по лицу, вспомнил, что был полковником, и словно затвердел.

– Иди, Гриша, я там буду, – и пошел к калитке. – Сержант, как на крышу подняться? – Достал из кармана удостоверение, не развернул: частное сыскное агентство было у ментов не в почете.

Сержант на «ксиву» даже не глянул, кивнул:

– Я вас давно заметил, открыто держитесь, понял, снова «контора» вернулась. На крышу уже лазили, лазили… – Он махнул рукой. – Как туда подняться, не знаю, я тут стою. Вроде дом обойти требуется. В нем холуев хватает, подскажут.

– Спасибо. – Нестеренко прошел на заповедную территорию. В это время к воротам машина подошла, страж бросился открывать.

«Вольво» поравнялся с Нестеренко, остановился, шофер грубо спросил:

– И долго вы тут ходить будете?

– Пока не надоест. – Нестеренко сейчас был снова полковником. Он обошел машину, взглянул на номера.

– Работайте, работайте! – донесся низкий голос из-за тонированных стекол. – Платону Викторовичу поклон и искренние соболезнования.

– Спасибо. – Нестеренко глянул на водителя, который как-то сразу лицом одернулся, словно усох. – Служба, как на крышу подняться?

– Черным лифтом наверх, там покажут, – ответил шофер и поторопился уехать.

Котов с хозяйкой сидели у окна, увидели Нестеренко, который к самому краю не подошел, был виден по колено. Затем опер сделал шаг назад, исчез по пояс, еще шаг – торчала лишь голова, затем исчезла. Нестеренко появился снова, Котов махнул рукой, и напарник ушел. Появиться и исчезнуть можно было практически за секунду.

– Спасибо вам огромное, Александра Матвеевна. – Котов поцеловал хозяйке морщинистую руку. – Может, и напрасно я вас побеспокоил, время покажет. А тому человеку, что, разговаривая с вами, булку жевал, мы объясним, не беспокойтесь. Если вас из отделения беспокоить будут, покажите эту карточку, – и протянул хозяйке визитку Гурова. – Они сразу очень вежливыми станут. Понадобится – звоните, здоровья вам. – Котов раскланялся и вышел.

Глава 2

Группа собралась снова лишь в десять вечера. Котов и Нестеренко отписали рапорта, Гуров уложил их в папку не читая, хватило устного доклада.

– Верим мы в существование убийцы, не верим, разыскивать его обязаны, – сказал он. – Придется ходить по квартирам, говорить неизвестно о чем, и неприятностей у нас будет, мало не покажется. Завтра с утра ребята, – Гуров кивнул на Котова и Нестеренко, – начнут обход. Легенда – ищем рабочего, сантехника, электрика, другого мастера, который работал в эти дни.

– За решетку не пустят, а если пройдешь, начнется скандал, – ответил Нестеренко. – Дом наверняка охраняется ФСБ, им о моем визите уже доложили.

– Извините, Лев Иванович, но предлагаемая вами работа пустая, – вежливо сказал Станислав. – Если ребят столкнули, значит, имеется заказчик. Человек этой среды не станет обращаться к сантехнику. Хотя… – Он замолчал, поднял глаза на Гурова, увидел на лице старшего усмешку, но упрямо продолжал: – Согласен, предполагаемый убийца не может быть водопроводчиком, но рядиться будет под работящего, иначе ему на крыше делать нечего.

– Не хватает информации, – сказал Котов. – А домом пускай занимается контрразведка. Лев Иванович, у вас там друзья, это их работа.

– Думаю, они в курсе, даже наверняка. Но без приказа никто лишнего на горб не взвалит, – сказал Гуров, взглянул на часы, снял телефонную трубку, набрал номер начальника контрразведки генерал-лейтенанта Кулагина. Они приятельствовали давно, раньше служили в равных должностях и званиях. Кулагин ладил с начальством лучше и рос, Гуров застрял на месте. Но контрразведчик был человек умный, понимал: как был сыщик сильнее в разыскном деле, так и остался, никакими звездочками положение не изменишь.

– Кулагин, – услышал Гуров и улыбнулся.

– Гуров беспокоит. Здравствуй, Паша. Сидишь? Взгляни на часы.

– Здравствуй, Лев Иванович, нынче темнеет поздно, – ответил Кулагин. – Меня предупредили, что ты на мою территорию залез.

– Места всем хватит, Павел, а неприятностей никто не ищет. Мы предполагаем, что в момент, когда ребята прыгнули с крыши, на ней находился еще один человек, – сказал Гуров. – Мы, естественно, начнем его разыскивать, переворошим дом, и по шее получишь ты лично.

– Хороший ты человек, за то и люблю. Считаешь, мне именно этого не хватает? – Кулагин вздохнул. – У меня по данному делу приказа нет. Я не сомневаюсь, завтра утром ты мне его обеспечишь. В таких делах твои ребята сильнее.

Гурова подмывало спросить: а в каких делах разыскники слабее? Но не спросил, тем более что подобные дела имелись.

– Я через верха ходить не люблю, – сказал Гуров. – И нашей с тобой власти хватит. Решай, как тебе лучше, целесообразнее. Дом курирует толковый парень?

– Нормальный. Хотя общение с высокими лицами человека портит.

– Это уж точно, – согласился Гуров. – Я потому мужик отличный, что из канализации не вылезаю.

– Ты отличный? – Кулагин рассмеялся. – Ну-ну, блажен, кто верует.

– Уж и пошутить нельзя. Паша, даю тебе сутки. Пусть твой опер посмотрит личные дела техперсонала, выяснит, не появился ли среди обслуги новый человек. Не приходили ли чинить антенну, и вообще, кто сегодня по крыше лазил. Выполнишь, я пожму твою мозолистую руку, нет, так через сутки тебе прикажут. Извини. – Гуров развел руками, прижав трубку плечом.

– Хороший ты мужик, Лев Иванович, прямой, уважаю. Я генерал-лейтенант, ты полковник ментовки, устанавливаешь мне сроки, условия…

– Павел Константинович, – перебил Гуров. – Я все делаю для пользы дела и стараюсь уберечь твое здоровье. Тебе было бы очень хорошо, подай я рапорт по инстанции, что нами выявлен подозреваемый?

– Ну отличный ты мужик! Отличный! Спи спокойно, не ворочайся. А ребята с крыши просто свалились. Ширнулись и полетели. Ты заключение медиков получил?

– Завтра, Паша, только завтра. Но ты своего парня намылишь сегодня. Договорились? Обнимаю.

Актриса театра и кино Мария Строева принадлежала к категории женщин, на которых в любой компании мужчины независимо от возраста и вероисповедания обращали внимание. Кроме внешности, жена Гурова обладала незаурядным умом и имела прекрасное образование. Последние свои качества Мария умело скрывала и врагов в актерской среде имела в умеренном количестве. Любовь к мужу ее порой раздражала, врожденный лидер не терпит рядом равных, а в некоторых вопросах и вышестоящих. Но сыщик не страдал комплексом неполноценности, легко уступал, супруги жили почти без стычек, чтобы не потерять форму, порой проводили легкие тренировочные бои. И хотя женщина отлично понимала, что муж часто играет в поддавки, сбрасывает втемную козырные карты, ее такое положение вполне устраивало.

Спектакли в театре еще не начались, но главреж репетировал новую пьесу, и сегодня Мария вышла из театра около десяти. Увидев «Мерседес» Станислава, актриса одновременно обрадовалась и расстроилась. Станислав славный мужик, с ним легко, можно молчать, он сам говорит без остановки, словно радио в парикмахерской. Но раз они приехали вместе, значит, у мужа свежие неприятности, к которым Мария хотя и привыкла, но сейчас была не в настроении на них реагировать.

Гуров выскочил из машины, дежурный полковник обреченно отошел в сторону, Мария взяла у мужа цветы, чмокнула, как покойника, в лоб, вошла в роскошный лимузин, опускаясь на сиденье, сказала:

– Мальчики, привет, спасибо за внимание. Кого сегодня убили? – Она поцеловала мужа, погладила Станислава по голове. – Извините, наш юмор не годится для вашей профессии.

– Маша, тебе отлично известно, что лучшее средство от головной боли – гильотина. – Станислав тронул с места, спросил: – В доме спиртное имеется или остановиться у палатки?

– Лучше остановиться, имею вино, которое переводить на ментов – все равно что заправлять машину «Шанелью». Но в палатке, Станислав, тебе дадут такое…

– Обижаете поклонников! – перебил Станислав. – Народ знает своих героев. Я заезжаю в палатку, как вы, мадам, входите в театр! – Он припарковался.

Из палатки мгновенно выскочил человек нерусской национальности, склонился к окошку водителя:

– Здравствуйте. Такой гость – большая радость для хозяина, – сказал он и зыркнул в сторону Марии.

– Парень, отрави их к чертовой матери! – сказала Мария. – Только не до смерти.

– Как можно, красавица? – Глаза у торговца стали еще больше и темнее. – Для гостей всегда имею натуральный продукт.

– Тогда бутылку «Смирновской», – сказал Станислав.

– Момент. – Хозяин исчез.

– Слова выучил. Чем же он простых людей поит?

– Он сам не делает, ему привозят. Но ящик нормальной водки у него всегда в загашнике. Над Ахметом смеяться – все равно что дергать мартышку за хвост. Она без хвоста по деревьям лазить не сможет, – философствовал Станислав. – Если он самопал не возьмет, его либо сожгут, либо вежливо из столицы выселят. Поставь русского, будет то же самое.

– Хуже, – заметил Гуров. – Русский еще воды добавит.

– На кой черт, спрашивается, нужны вы, с золотыми погонами, вооруженные до зубов? – возмутилась Мария.

– Чтобы пить нормальную водку, – быстро ответил Станислав.

Подбежал Ахмет, передал Станиславу большой сверток, быстро заговорил:

– Не обижай, начальник! Я знаю, с кого сколько полагается…

– Заткнись! – Станислав протянул хозяину сто рублей. – Я дома посчитаю, как довезу. Будешь спорить, я твою черную задницу надеру. Обещаю.

– Знаю, знаю! Зачем так? – Ахмет пробежал несколько шагов за машиной.

Дома Мария отправилась в ванную, оперативники занялись столом. Станислав, обладая феноменальной памятью, подсчитал стоимость пакета, который ему вручил Ахмет, решительно сказал:

– Это последний раз. Дорого, а я у него копейки не беру, завтра надо завезти долг.

– Ему, думаю, «крыша» нужна, возможно, с соплеменниками перессорился или его менты из отделения прихватили, – сказал Гуров.

– Беспредел. Москва большая, всем поможем. Я переключаюсь на универсам, – ответил Станислав.

– Черствый ты человек, Стас.

– Мягкости у тебя займу.

– Если у него занять, голый кремень останется, – входя на кухню, сказала Мария. – Ну, выкладывайте, бедолаги, чем могу помочь?

Гуров коротко, не называя имен, изложил историю.

– Никому не говорю, Маша, – закончил Гуров, – но от этой истории плохо пахнет.

– А ребята – дети олимпийских богов? – спросила Мария. – Безусловно. Иначе делом занимался бы участковый. Ищите наркотик. Утром езжайте в морг, возьмите кровь, сдайте втихую на анализ независимому эксперту. Иначе вы получите заключение, что в крови у него ничего, кроме божьего наследия, не обнаружено. Да сами вы все лучше меня знаете.

– Если не наркотик? – спросил Гуров.

– Тебе и карты в руки, ты сыщик. В сто раз хуже тебя разбираюсь, но чувствую женщину. У мужика рука грубее и точнее, здесь слишком много «если». Проверьте на всякий случай несчастную любовь. Беременность, невозможность брака. Я лично в такой вариант не верю. Как я понимаю, парень – «сынок»? Значит, на учете в психушнике не состоит. Проверяйте через друзей, лучше меня знаете, ваш хлеб. У меня есть интересная мысль, я ее пока придержу. Выдохнетесь, поговорим.

К столу даже не подошли, никто грамма не выпил.

Утром Станислав поехал в морг, а Гуров остался в кабинете. Котов и Нестеренко отправились в университет. Хотя занятия еще не начались, но оперативники рассчитывали найти кого-нибудь из преподавателей.

Гуров смотрел в окно, пытался заставить себя не думать о происшедшем, хотя бы до получения результатов экспертизы. Он боялся создать версию и попасть под ее влияние. Такое случалось, когда опер, уверовав в свое чутье, строил мостик, а потом не желал с него слезать, неумышленно подгоняя условия задачи к заготовленному ответу.

Можно сколько угодно заставлять себя о чем-то не думать, но мысли, хотя и наши, не очень нас же и слушаются.

Вопросы «кто?» и «кому выгодно?» сыщик убрал легко, а вот «каким образом?» – зудело в голове, словно назойливая муха.

Как парочка проникла на крышу и с какой целью? Романтика? Чувство одиночества? Магнитофон? Сыщик несколько раз прослушал кассету, он слабо разбирался в музыке, выяснил только, что звучат фуги Баха.

«Если самоубийство, то ничего не клеится. Ни способ, ни время суток, ни идиотский магнитофон. Можно понять – бутылка шампанского либо коньяка. Хоть как-то объяснимо. Но магнитофон? Возможно, данная музыка каким-то образом связана с судьбами ребят? А если это закодированный сигнал к действию? Кому опасны такие дети? Я прослушал запись несколько раз. Бах. Музыка невеселая, но и ничего угрожающего. Ненаучная фантастика. Хотя при современной технике?.. Надо проконсультироваться у профессионалов. Возможно, под крылом ФСБ существует какая-то хитрая лаборатория, исследующая воздействие звуковых волн на человеческий мозг. Какие-то исследования в данном вопросе ведутся наверняка.

Если убийство, то каким образом заманили на крышу? Главное, к чему такие сложности? Ежедневно убивают десятками, почти по-деревенски, колом или кирпичом. Более современно – пуля, нож, удавка, газ.

Все чепуха, должен быть простой, естественный ответ.

Пока я не узнаю, как жили ребята, что любили, что ненавидели, я с места не сдвинусь».

Зазвонил телефон, Гуров снял трубку, продолжая находиться в потустороннем мире.

– Можно полковника Гурова?

– Здравствуйте, Гуров слушает, – сказал сыщик.

– Здравствуйте, Лев Иванович, беспокоит полковник Кузькин. Ребята упали с крыши, а у тебя она поехала? Мне принесли результаты анализов девушки и парня. За вчерашний день истрепали все нервы. Кто только не звонил. Так у ребят все в норме, за исключением жизни. Никаких намеков на алкоголь или наркотик. Может, парень банку пива и выпил, но не более.

– Спасибо, Валера, – сказал Гуров, удивленный звонком начальника криминалистического управления. Обычно звонил секретарь, сообщал, что можно получить заключение. – Кто звонил, чем интересовался?

– Мне легче тебе перечислить людей, которые не звонили. – Полковник сытно хохотнул. – Интересовались погодой на Ямайке и прочими глупостями. Мальчик на сто процентов чистый. Анализ состава крови нормальный.

– А девочка?

– У нее на левой руке имеются три следа уколов, но старые, в крови ничего, – ответил Кузькин. – Ну все, успеха, у меня другой аппарат связи.

От звонка остался неприятный осадок. Не так уж они с начальником ЭКУ были близки, чтобы очень занятой человек сам звонил, когда и говорить-то нечего. И эти следы уколов у девушки? Что они сохраняются длительное время, Гуров не знал. Надо взглянуть на протокол осмотра тела, может, следы уколов зафиксированы при первичном осмотре? И полковник был вынужден о них упомянуть? Почему ему звонили? Кто? Стремятся замять факт, что ребята были наркоманами? Не хотят газетной болтовни, что сын одного из крупнейших финансистов России покончил жизнь самоубийством? Стоит ли из-за этого поднимать такую волну?

Вновь зазвонил телефон, сыщик уже находился в реальном мире, снял трубку, сухо ответил:

– Гуров.

– Здравствуйте, Лев Иванович, вас беспокоит Сергеев Платон Викторович, несчастный отец мальчика, которого сбросили с крыши.

– Примите мои самые искренние соболезнования, Платон Викторович, – ответил Гуров. – Мне необходимо с вами встретиться, но до похорон не хотел вас беспокоить.

– Антону уже все безразлично, а я хотел бы вас увидеть, задать некоторые вопросы, – Сергеев говорил неуверенно, словно пьяный.

– Пожалуйста, Платон Викторович. Как вам удобнее, можете приехать ко мне, могу я подскочить к вам, – ответил Гуров.

– У вас строгое учреждение, если вы можете подъехать… Я пришлю за вами машину, – Сергеев говорил медленно, не очень уверенно и связно.

– Машину мне дадут, – неизвестно почему слукавил Гуров. – Когда вам удобнее?

– Допустим, через часок. Адрес знаете? Вахту я предупрежу.

– Разыщу, и через вашу охрану как-нибудь просочимся, – ответил Гуров.

– Конечно-конечно, я не подумал, – бормотал Сергеев. – Жду.

Года два назад Гуров познакомился с крупным финансистом Юрием Карловичем Горстковым. У него случились неприятности с дочерью, начальство приказало, и Гуров с группой оказывал Горсткову помощь. Миллионер оказался добрейшим человеком, умницей, не имел ничего общего с представителями новой русской волны, обогатившимися неизвестными способами.

Сыщик не то что подружился с финансистом, но достаточно сблизился, однажды они с женой обедали у магната. Гуров разыскал его визитку и позвонил.

– Лев Иванович! Здравствуйте, куда пропали? – У Горсткова был густой уверенный голос.

– Здравствуйте, Юрий Карлович. Как здоровье? Как супруга? Дочка не вышла замуж?

– В пути, я в дамские вопросы не лезу. Чего не звоните? Заскочили бы на рюмку чая!

– Ну, Юрий Карлович, дорогой мой, вы человек неординарный, а разговариваете черт-те как!

– Обидеть не хотел, – поспешил сказать Горстков. – Я совершенно искренне.

– Я знаю, иначе бы и не звонил. Парадокс, но все говорят одни и те же слова. Куда пропал, почему не звонишь? Так ведь это я вам звоню, а не вы мне! Значит, и вопросы задавать должен я, а не вы. – Гуров рассмеялся, представляя, как магнат сопит, думает, сдвинув густые брови.

– Да, верно, – наконец произнес он. – Чертова жизнь. У меня тут небольшой юбилей состоялся, я вас и не пригласил. Позор. Ну, женщины, знаю, вы не любите слово «бабы», хотя они типичные бабы. Ладно, проехали. У меня дела, вы тоже не в шашки играете, потому мы не перезваниваемся. Хотя, когда меня припекло, я время находил, и мы с вами неоднократно виделись, беседовали. Я, так понимаю, зачем-то понадобился. Прошу, вечерком подъезжайте, обсудим. Чем могу – с радостью.

– С удовольствием, Юрий Карлович, подъеду, не сегодня, так днями. Мне справочка нужна. Сергеев Платон Викторович из вашей команды? – спросил Гуров.

– Олигарх по-сегодняшнему, – сказал Горстков. – Ну, род занятий у нас, можно сказать, один – финансы. Личных отношений не поддерживаем, видимся редко, я для него пожилой старомодный человек, не более того.

– А он для вас? – спросил Гуров.

– Молодой… А вы не гибелью его сына интересуетесь? Впрочем, не такой он, Сергеев, и молодой, если сыну за двадцать. – Горстков помолчал. – Ничего о Сергееве, к сожалению, сказать не могу.

– Спасибо, что истратили на меня время.

– Лев Иванович, я вас жду, хозяйка будет рада.

– Скажите, Юрий Карлович, почему Сергееву надо, чтобы я дал заключение, что его сына убили, а не произошел несчастный случай? – спросил Гуров.

– Хочет выглядеть жертвой? – предположил магнат.

– Слабо, недостаточно, еще раз спасибо, в ближайшее время позвоню.

– Всего доброго, буду ждать, – ответил Горстков и положил трубку.

Он невысокого мнения о Сергееве, говорить не хочет, понял сыщик и отправился к генералу Орлову.

– Просил не беспокоить, но если нужно… – сказала Верочка.

– Пустяки, девочка, передай шефу, я поехал к Сергееву. Запиши, забудешь.

Гуров уперся бампером в ворота и не выходил из машины, пока охранник не открыл ворота, проехал на стоянку, вошел в центральный подъезд.

Молодой пенсионер, явно из спецслужб, срисовал Гурова профессиональным взглядом, спросил:

– К Платону Викторовичу?