Kitabı oku: «Белый олень. Часть 3. Одинокий волк под луной», sayfa 2

Глава 2

На новом месте работы не случилось решительно ничего из того, что представлялось Сергею. Прошедший срочную службу, он думал, что, надев форму военного летчика, станет ходить на утренние и вечерние построения части, на дежурства по гарнизону, слоняться по городу начальником патрульной группы, заниматься с личным составом строевой подготовкой, проводить техническую учебу, дежурить по столовой, выполнять роль начальника караула и еще массу подобных обязанностей, свойственных военному быту… Но ничего этого не было и в помине – бушующая на Северном Кавказе война многое упразднила и диктовала теперь совершенно иные правила жизни офицерского состава Внутренних войск.

Пройдя медицинскую комиссию, для чего ему пришлось провести десять дней в окружном военном госпитале и отлетав положенные проверочные полеты с летчиком-инспектором, Сергей с нетерпением ждал назначения. Вскоре он был вызван на аудиенцию к командиру отдельного авиаформирования, полковнику Кубасову. Столь высокое звание было вполне объяснимо – в недалеком будущем три сводных эскадрильи предполагалось развернуть в полк, возглавить который должен был именно Кубасов. Знакомство Сергея с ним состоялось в кабинете полковника:

– Я только что из командировки, капитан, поэтому с вами еще не пересекался, – тучноватый Кубасов изучал придирчивым взглядом нового офицера. – В нашу «контору» каким ветром занесло?

– Ветром повальных сокращений в Аэрофлоте и полугодовой невыплатой зарплаты. Жить не на что, честно говоря.

– Понятно… – мрачновато изрек полковник, затем поинтересовался. – Характер новой службы как себе представляете, капитан?

– Думаю, что буду заниматься тем же, чем и занимался, – транспортными перевозками.

– Все верно, вам придется усиленно работать по замене личного состава федеральных сил на подразделения МВД и Внутренних войск, – подтвердил Кубасов. А Сергей не преминул поинтересоваться:

– А чем, собственно, вызвана эта замена? Ведь воевала же армия до этого и ничего, справлялась…

– Причин тут много, капитан, но я бы выделил две, основные, – стал объяснять Кубасов. – Первая: это мнение некоторой части высшего генералитета о том, что главная роль регулярной армии – противостояние внешней агрессии, а не ведение боевых действий против своего народа на территории собственного государства. И с этим сложно не согласиться – армия в локальном конфликте – что слон в посудной лавке! Ей нужны территории, размером с Сибирь, фронты по тысяче верст, операции стратегического характера. А силовые акции в отношении боевых террористических формирований обязаны проводить полицейские структуры – так заведено во всем цивилизованном мире. – Полковник придвинул к себе графин, налил в стакан воды, залпом выпил и снова заговорил:

–Причина вторая: вся зарубежная пресса пестрит возмущенными публикациями о России. Главная тема – война в Чечне и нарушение при этом прав человека. Мировая либеральная общественность буквально вопит о том, что вводить в действие по восстановлению конституционного порядка армию, это преступление! Больше всего надрываются американские деятели, чьё государство воюет, где хочет, с кем хочет и когда хочет! Но наше Правительство почему-то идет на поводу у этих, с позволения сказать, партнеров. Хотя вполне можно было отправить их по известному адресу… Вот такая на данный момент военно-политическая ситуация, капитан Романов.

– Понятно… – сосредоточенно пробормотал Сергей, а Кубасов продолжил:

– Но вернемся к нашим проблемам, работа для вас будет знакомая, но действовать придется в несколько непривычной обстановке, поэтому я обязан ввести вас в курс дела, так что слушайте и запоминайте, -полковник взял указку, подошел к висящей на стене карте, Сергей внимательно следил за ним.

–Военное положение на территории Чечни в данное время выглядит так: наземная операция находится в своей активной фазе, федеральные войска заняли треть территории к северу от реки Терек и освободили от боевиков населенные пункты: Гудермес, Ачхой-Мартан, Урус-Мартан, Аргун, Ханкала и Шали, – Кубасов поочередно прикоснулся кончиком указки к соответствующим точкам на карте. – Это позволило взять в окружение довольно крупную группировку противника и блокировать ее. Сейчас возникла оперативная пауза, войска готовятся к дальнейшим действиям по вытеснению боевиков с равнинной Чечни. Согласно разведданным, они концентрируют свои силы для прорыва из кольца, чтобы уйти в Аргунское ущелье и раствориться в горах. Наша задача состоит в том, чтобы блокировать эти действия, запереть боевиков в ущелье и покончить, наконец, с ними. И, казалось бы, все развивается как надо, но опять препона, уж и не знаю, какая по счету, черт бы ее побрал! – чертыхнулся Кубасов и раздраженно бросил указку на стол.

– И в чем она состоит? – поинтересовался Сергей.

– Да в этой самой замене войск! Ведь это время, повышенные затраты ресурсов и новые жертвы! Но деваться некуда, нам приказано перевезти огромное количество личного состава ВВ и прочих подразделений МВД, и мы уже приступили к этой работе. – Кубасов помолчал и снова заговорил, резко сменив тему. – Я краем уха слышал, что вы в Афганистане воевали, отметина оттуда? – он глазами указал на рассеченную бровь и шрам на лбу летчика.

– Нет, поближе место нашлось… – неохотно обронил тот.

– Ясно, – заметив это, не стал вдаваться в расспросы полковник. – А класс пилота и налёт у вас какой?

– Класс первый, общий налет по типам: АН-2, Ан-24, Ан-26 – десять тысяч часов, из них командирский – пять с половиной тысяч.

– О-о-о… – удивленно и уважительно протянул полковник. – Неплохо, весьма неплохо… В нашем ведомстве таких цифр не бывает, тысячи три-четыре к концу службы, это в лучшем случае. Мне доложили, что вы были командиром эскадрильи?

– Так точно.

– Прекрасно, у нас аккурат есть такая вакансия! – обрадовался Кубасов, его озабоченно-мрачноватое лицо чуть просветлело. – Давненько к нам не поступали специалисты такого уровня. А личный метеоминимум² вам какой присвоен?

– Пятьдесят на семьсот.

– Отлично! Только жаль, что здесь, к великому сожалению, он неприменим. Теперь у вас будет минимум: «двести на тысячу пятьсот», уж такой порядок и ничего тут не поделаешь… Правого летчика, штурмана и борттехника дадим вам опытных, так что помощники будут толковые. Но всё это – потом, а пока вам предстоит выполнить первое задание, капитан. Вы появились у нас как нельзя вовремя, свободных командиров экипажей нет, а нам надо срочно перегнать Ан-двадцать шестой из Владикавказа в Горноозерск. Дело в том, что с экипажем этого самолета произошло ЧП – он остался без командира.

– Что, погиб?! – вскинулся Сергей.

– Да нет, все значительно проще…– досадливо поморщился Кубасов. – Доставили они в Чечню наш местный ОМОН и на следующий день должны были вылетать домой, а тут на тебе – острый приступ аппендицита у командира корабля. Страшного ничего не произошло, прооперировали капитана, сейчас он госпитале Владикавказа лежит, через неделю выпишут. Но когда его врачи до полетов допустят – неизвестно. Короче говоря, командир на излечении, экипаж в гостинице, борт простаивает без дела уже пять дней. А с самолетами у нас полный завал – четыре в строю, два в рембазе, и один вот без командира… Личный состав сюда прибывает и прибывает, все казармы уже им забиты. Да и в Чечне готовы к убытию домой полсотни человек, вместо положенных двух месяцев, распочали третий и ждут замену. Так что вся надежда на вас, капитан. Завтра утром в Ростов-на-Дону летит борт Ту-134 ВВС ЗАБВО, я договорился с их начальством – вас возьмут. А уже из Ростова будете добираться, как говорится, на перекладных, там не далеко, чуть больше шестисот километров. Командировочное удостоверение вам оформим, а как лететь во Владикавказ, сориентируетесь на месте. При'мите самолет, погрузите личный состав, больного капитана Карпухина и срочно домой. Вот таким будет ваше начало службы у нас. И это, кстати, неплохо – познакомитесь с экипажем, понюхаете, что называется, обстановку, пролетите по данной трассе.

– Кто-то из начальства провезет меня по новому маршруту?

–Нет у меня свободного начальства! Да и война внесла кое-какие коррективы в нашу работу, на многое приходится закрывать глаза… – не промедлил с ответом Кубасов. – И потом, вы летчик первого класса, значит имеете право летать без провозного полета по новой для вас трассе.

Сергей кивнул, чуть помолчал, осмысливая поставленную задачу и спросил:

– Мне еще на выдали личное оружие, как быть с этим?

– Пока обойдетесь без него, воевать не придется, не та у вас задача… Когда вернетесь, организуем для вновь прибывших офицеров курсы, проведем тренировочные стрельбы и решим эту проблему. Еще вопросы есть?

– Никак нет, товарищ полковник.

– В таком случае, я вас больше не задерживаю. Получайте документы, собирайтесь, и в добрый путь.

– Есть, – Сергей привычно взял под козырек и именно в этот миг вдруг окончательно и бесповоротно понял, что его военная служба началась.

***

Дежурный комендант военного аэродрома «Ростов-Центральный», старший лейтенант Заварзин был энергичным, схватывающим все на лету, парнем. Когда Сергей изложил ему свою ситуацию, он без лишних расспросов снял с аппарата телефонную трубку:

– Данилов, здравия желаю! Скажи, у тебя на Чечню или Ингушетию что-то запланировано сегодня, а то я не в курсе, только на дежурство заступил… Ага, улетел три часа назад. Очень жаль… Да тут капитан до Владикавказа добирается, ему приказано Ан-двадцать шестой в ЗАБВО перегнать, надо бы помочь человеку… А еще что-нибудь есть?

В ответ Заварзину что-то долго объясняли, и он время от времени поддакивал:

– Так… Хорошо… Я тебя понял… Еще перезвоню… – он положил трубку и повернулся к терпеливо ожидавшему Сергею. – Значит так, капитан, утром был спецрейс Ан-12 на Чечню, ты на него не успел. Но есть еще вариант – вчера с рембазы Энгельса пришел армейский Ми-8, скоро он полетит во Владикавказ. Чтобы не гнать порожняком, принято решение отправить на нем местную сводную группу СОБРа и контрактников из семнадцати организмов, они вот-вот должны подъехать. Если есть желание, то можно устроить тебя на эту вертушку. Лететь, правда, три часа, но зато без посадки, это ведь лучше, чем здесь сутки торчать, с военной гостиницей у нас туго, набита под завязку.

– А как «восьмерка» может лететь три часа без дозаправки? – поинтересовался Сергей.

– Все очень просто, – объяснил комендант. – Все борты после рембазы оборудуются дополнительными внутренними баками. Правда, из-за этого вместо двадцати восьми пассажиров, берут на борт не более семнадцати, но зато дальность полета увеличивается вдвое. А здесь лететь всего шестьсот сорок верст… Ну так что, капитан, просить у оперативного дежурного «добро» или остаешься до завтра? Только имей ввиду – погода на Кавказе неустойчивая, зарядят дожди и будешь здесь торчать до рождества Христова.

– Разумеется, я лечу! – обрадованно сказал Сергей. – Огромное спасибо тебе, старлей.

– Да брось ты, это же моя работа… – отмахнулся тот и снова снял трубку. – Данилов, это опять я: капитан к вылету готов… Что? Я не понял, повтори! А-а-а, да проверил, проверил, можешь не волноваться: не террорист и не дудаевец – с документами все в порядке. А кроме этого еще и депеша есть из их конторы: просили оказать содействие, поддержать и все такое… Короче, я его отправляю на нашей «дежурке»… Стоянка какая, говоришь? – и, вставая, протянул Сергею руку. – Спускайся вниз, капитан, там стоит наша комендантская развалюха, скажи сержанту Киселеву, чтобы отвез тебя на вертолетную стоянку номер восемь. СОБР уже прибыл, вылет по готовности.

***

Командир группы ростовского СОБРа³ майор Крикунов оправдывал свою фамилию полностью. Нормально разговаривать он почти не умел, его резкий высокий голос с командными интонациями постоянно срывался на крик. Невысокого роста, коренастый, широкоплечий, подвижный как ртуть, он неожиданно возникал то тут, то там и везде слышались его бесконечные указания. Сергей познакомился с ним полчаса назад при погрузке личного состава на борт вертолета Ми-8.

– Майор Крикунов, можно просто – Иван Иванович.

Пожимая ответно его цепкую сильную пятерню, Сергей окинул взглядом офицера: энергичное лицо с неожиданно маленьким, чуть проваленным ртом, светлые бедовые глаза, короткий седоватый ёжик на лобастой голове.

Разгоряченный, потный, он держал защитную кепку-афганку в руке. Крутое плечо майора опоясывал узкий ремешок с автоматическим пистолетом Стечкина в деревянной кобуре-прикладе.

– Ну что, капитан, летим? – разжимая ладонь, громогласно спросил он. И не успел Сергей ничего ответить, как резко повернувшись, Крикунов заорал на кого-то из своих:

– Софронов, горе ты луковое! Ну куда ты тащишь жратву? Я же приказывал сперва боеприпасы грузить… Захотите обедать, где потом искать продукты? – и снова обращаясь к Сергею, наблюдавшему за погрузкой, затараторил как ни в чем не бывало. – Так значит, вместе «духов» давить будем?

– Нет, майор, – невесело усмехнулся тот. – Давить, это по твоей части. Моя задача немного проще: перевозить давителей…

***

Ровно гудят могучие турбины, автопилот управляет вертолетом без участия летчиков, за хвостовым винтом машины осталась половина пути. Семнадцать человек в новенькой камуфлированной экипировке спят безмятежно. Молодежь скрючилась на боковых откидных сиденьях, в обнимку с «калашами», а «старики» вольготно разлеглись на рифленом вибрирующем полу, постелив моторные чехлы и забросив подальше осточертевшее оружие.

Призадумался, глядя на спящих ребят, Сергей. Вспомнилось: вот так же, восемнадцать лет назад он, выпускник десантной учебки, желторотый необстрелок с лычками младшего сержанта на погонах, летел над заснеженным Гиндукушем в грохочущий войной враждебный Афганистан. О чем думалось тогда, припомнить бы? О смерти, пожалуй, меньше всего, это совершенно точно. Не было и большого страха. По-настоящему томила лишь неизвестность. А в основном все виделось в ярких тонах, полутона отсутствовали напрочь. Причин тому было несколько: юношеский максимализм, еще достаточно глупые мозги и бесконечная самоуверенность, основанная лишь на мощных накачанных бицепсах, способных разорвать стропу ШХБ-125⁴.

Все представлялось примерно так: вот он, Серега Романов, в одиночку отстреливается из автомата от наседающих со всех сторон «духов». Вот к нему на помощь приходят боевые товарищи и душманы в панике отступают. Сергей организует преследование и в бою, коротком и яростном, уничтожает бородатого главаря моджахедов, какого-нибудь там курбаши Мохаммада.

И вот он, тот самый великий миг в жизни настоящего мужчины-воина, ради которого стоит жить: перед парадным строем полка генерал вручает ему орден… Потом будет еще много таких вот героических и обязательно победных операций, и целый ряд новеньких орденов и медалей засияет на груди героя Воздушно-десантных войск. И не стыдно будет вернуться в родное Забайкалье уже гвардии старшему сержанту Сергею Романову…

Он горько усмехнулся про себя. Да, не зря говорят на Ближнем Востоке: «Кто не был глуп, тот не был молод!» Розовые иллюзии рассеялись уже через пару недель после прибытия в провинцию Куна'р, когда из расположения роты исчез друг Сергея по учебке Сашка Поспелов. Его безрезультатно искали несколько дней, прочесали почти всю «зеленку» вокруг расположения части. Наконец, над лесом взлетела условная ракета: три черных звезды – «Нашли!»

Развернувшись, двинулись в нужном направлении. Из-под чахлого куста вдруг прянула вверх огромная кобра, вздулся ее ужасный капюшон, раздалось леденящее душу шипение. Двухметровое, словно набранное из колец темно-коричневое тело с черными опоясками по желтому брюху напряглось перед броском, плоская голова с блестящими глазами угрожающе закачалась. Сергей оцепенел, руки на автомате вдруг стали чужими. Толчок прикладом, жесткий и болезненный, пришелся в левый бок, и он отлетел в сторону. Прогрохотала короткая очередь, кобра переломилась надвое, ее хвост судорожно забился на камнях.

– Только так и никак иначе, понял, салабон!? – подняв Сергея за шиворот, прошипел будто та же кобра сосед по цепи, рядовой Юрка Большаков, здоровенный рыжеволосый детина. – Ты что, ссучара, застыл как памятник? Ждал, когда она тебе в харю вцепится? А если бы это был «дух»? Тоже бы е..лом щелкал? Запомни, пацан: тут середины нет: или – ты, или – тебя! Пошел вперед, да под ноги смотри, а то еще «растяжку» зацепишь, и твои яйца будут болтаться на кустах.

… Сашку нашли висящим вниз головой на горизонтальном суку, высохшего, твердого как камень, карагача. Цепляясь когтистыми мохнатыми лапами, помогая себе редкими взмахами серых с белым подбоем крыльев, огромный остроклювый гриф тянул из распавшегося живота человека внутренности и улетел лишь тогда, когда цепь солдат приблизилась к казненному однополчанину. Многих необстрелков, в том числе и Сергея, стошнило, широким рукавом маскхалата он обтер рот, отошел в сторону. Глядеть на убитого товарища не было сил. Это с его кроткими, как у новорожденного телёнка, синими глазами, он каждое утро встречался взглядом после сигнала: «Рота, подъем!» – их койки в учебном подразделении стояли рядом. Все тот же Большаков, дембель, процедил угрожающе:

– Смотри и запоминай, соплежуй! Да другим салабонам расскажи про этот бакшиш⁵. То, что ты сейчас видишь, называется «красный тюльпан», усёк?

Сергей судорожно кивнул, но что такое «красный тюльпан» понял значительно позже. Это была одна из самых жутких средневековых смертельных пыток, которую душманы применяли к русским пленникам. Человек, с которого содрали кожу, еще долгое время оставался живым, пока муравьи, мухи и стервятники не завершали начатое моджахедами-изуверами жуткое действо.

… Так началась для Сергея его война. Впервые он увидел смерть на расстоянии вытянутой руки. Это была не какая-то абстрактная и чья-то далекая смерть, о которой узнаёшь понаслышке примерно так: «Ты в курсе, что Ванька Сидоров вчера дуба дал?» Это была смерть друга, которого ты знал целых полгода, с которым сидел рядом в одном учебном классе или на соседних креслах десантного самолета перед выходом в километровую пустоту.

Ужасная война, ужасная смерть, и ужасен тот день, когда месяц спустя, Сергей принял участие в боевом выходе, где роте предстояло прочесать «зеленку» в районе уезда Асадаба'д. Новичков инструктировали, что называется, до слез. Растолковали все до мелочей: во время прочесывания держать в цепи визуальный контакт, внимательно контролировать местность на звук, как можно чаще смотреть под ноги, а в случае обнаружения противника, действовать смело и инициативно.

Сергей был настроен решительно и собран как никогда. Богатое воображение молодого человека рисовало радужные картины обязательно победного боя, а в голове уже сложился некий результат этой спецоперации: вот он, Сергей Романов, обнаружил лагерь душманов, а когда они пошли на прорыв, захватил в плен одного из полевых командиров так называемого «Нового джихада»… И конечно же, им оказался известный на весь Афганистан курбаши Рахматулло, а еще лучше, если это будут курбаши Юнус Халес или Мовлан Джабар… Об этих кровавых головорезах, приходилось слышать не раз в учебном подразделении, а еще чаще здесь, в провинции Кунар.

В начавшейся рукопашной схватке победу, конечно же, одерживает младший сержант Романов из 56-й гвардейской десантно-штурмовой бригады. Сергей, не посрамил чести этого прославленного соединения и притащил в качестве «языка» одного из перечисленных бандитов, известного своей беспредельной жестокостью.

С такими мыслями Сергей вместе с однополчанами приступил к прочесыванию указанного района. Шел осторожно, предельно внимательно озирая местность и контролируя обстановку на слух. Но почему-то не заметил, как огибая непроходимые заросли, на какое-то время утратил визуальную связь с товарищами и вырвался вперед. Именно в этот момент произошло неожиданное: из высокой травы вдруг резко вскочил вооруженный человек. Как ни настраивал себя Сергей на первый боевой выход, как ни проникся глубоким инструктажем опытных командиров, а от неожиданности застыл в двадцати шагах от противника с обмершим, сорвавшимся с ритма сердцем. По всему телу сверху-вниз заструилось тепло, ощущение было такое, что выброшенный в кровь адреналин медленно стёк в сапоги.

В жизни всё оказалось значительно проще: впервые увиденный им враг, увы, не был одним из тех курбаши, о которых думалось перед началом операции. Седобородый гигант Арифхан, криворотый Рахматулло и уж тем более толстяк Юнус Халес, фотографии которых разведчики заучивали на память, никак не соответствовали тому человеку, которого лицезрел сейчас растерявшийся Сергей.

Он видел перед собой насмерть перепуганного мальчишку, года на два-три моложе себя. Судя по всему, его назначили в боевое охранение, а он, разморившись на жаре, задремал, позволив тем самым приблизиться к себе вражескому солдату. Зрение Сергея отсекло и зафиксировало его узкое смуглое лицо с горящими на нем пронзительно черными раскосинами заспанных глаз, прыгающие от страха губы, худенькие руки, судорожно сжимающие обшарпанный английский «Бур». Должно быть точно такую же картину являл в эту минуту и сам Сергей, но он не мог видеть себя со стороны, лишь обостренно ощущал, как онемело и оделось льдом все тело, как одеревенели губы. Он не знал, что ему делать, а сознание для чего-то подсказало, что этот мальчишка по национальности – пуштун, ибо на его голове красовался знаменитый головной убор-блин, под названием паку'ль⁶, или как его еще называли русские солдаты «пуштунка» или «нуристанка». Одет парень был почему-то в черно-белый демаскирующий, плохо подходящий для партизанских действий пуштунский хет парту'г⁷, обут в ча'бли, некое подобие сандалий.

Кто-то из двух юношей: афганец или русский, должен был выстрелить первым, чтобы убить другого… Кто же? Неизвестно, сколько бы еще длилась эта немая сцена, если бы молодой пуштун не начал поворачивать в направлении русского парня свою неуклюжую винтовку. Наверное, он имел больше прав, чтобы начать первым, потому что стоял на своей родной земле, защищал ее от чужеземца, лучше вооруженного, лучше одетого, сытнее накормленного, пришедшего из далекой загадочной северной страны для того, чтобы рыскать по лесам и горам, вылавливать и расстреливать его соплеменников, братьев, сестер, родителей, друзей…

Так или не так он думал, Сергей не знал, да и не мог знать, а молодой душман уже прищуривал левый глаз, поудобнее прилаживал впалую щеку к прикладу своего допотопного оружия. Если бы он не стал это делать, а бросился наутек, то Сергей точно не выстрелил бы ему в спину, а пальнул бы в воздух, чтобы предупредить товарищей. Отслеживая его движение, Сергей вдруг отчетливо понял, что мальчишка еще никогда и никого не убивал – опытный боец не стал бы в этой ситуации целиться в голову противника, а выстрелил бы навскидку в грудь или в живот, куда промахнуться было просто невозможно на этом расстоянии.

По самоощущениям Сергея, всё происходило как в замедленной киносъемке, но на самом деле действие развивалось стремительно. То, что не успел сделать юный афганец, сделал опомнившийся, наконец, Сергей, за его плечами все же была учебка десантных войск, кузница универсальных воинов, а еще в этот самый миг его мозг пронзила короткая, но яркая вспышка памяти: сухой черный карагач и на его толстой ветке окровавленное тело Сашки Поспелова. Именно это воспоминание помогло сконцентрироваться, чтобы отомстить за смерть друга и спасти самого себя. Стремительно и гибко пригнувшись, как учили, не вскидывая автомата, а прямо от бедра, Сергей надавил на спуск и тут же ощутил, как оружие забилось в его руках.

Он не видел того, что произошло дальше. Пришел в себя лишь тогда, когда автомат перестал дергаться – в магазине закончились патроны. Открыв глаза, понял, что стрелял, зажмурившись от страха, и сперва никого не увидел перед собой. Потом рассмотрел – впереди что-то белело. Сделал несколько тяжелых шагов, словно ступал по вязкому болоту.

Автоматная очередь уронила мальчика навзничь. Он лежал на спине и, казалось, еще живыми глазами смотрел в безрадостное афганское небо. Сбитый с головы пакуль валялся рядом, взгляд выражал боль, а на лице застыла печать величайшего изумления. Винтовку он выронил, ладони были прижаты к изрешеченной пулями груди, словно пытались остановить алую кровь, потоками льющуюся из ран и убегающую в песок.

И вместо того, чтобы в диком ужасе бежать с этого проклятого места, чтобы не видеть того, что он сотворил, чтобы не видеть алой дымящейся крови, залившей одежду мальчишки, и этих, исходящих дикой болью черных глаз, – вместо этого, Сергей вдруг опустился на колени перед убитым им человеком и замер, стискивая автомат за раскаленный ствол и не ощущая того, что он нещадно обжигает пальцы.

А впереди уже грохотал бой. Цепь прочесывания, наткнувшись на расположение противника, прижала его огнем к земле, загибала фланги, охватывая душманов полукольцом. Раздавшийся за спиной треск кустов заставил Сергея оглянуться. Подбежал запыхавшийся вездесущий Большаков, бывалым глазом оценил ситуацию.

– Ну, молодчик, капрал, не сдрейфил! Значит, первый нарвался на «духов»? С-суки, где оказались, а! И не подумаешь, ведь плоскоти'на кругом, обычно они в скалах хоронятся. Ты одного завалил? Строчил-то долго… Чё молчишь, хвастайся! – нагнувшись, он цепко схватил Сергея за плечо и тряс, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Да не психуй, пацан! Так их с-сучар черножопых и надо гасить! Ротный приказал выяснить, кто первый духов обнаружил? Так что сверли дырку на робе – самое малое «За отвагу» отхватишь или на худой конец, «За бэ зэ».

Сергей медленно поднял на него глаза, опираясь на автомат с трудом встал, распрямился, резким движением сбросил руку Большакова с плеча, не оглядываясь, продираясь сквозь колючие кусты, пошел туда, где слышалась дробная разноголосица автоматных и пулеметных очередей вперемешку с резкими хлопками подствольных гранатометов и оглушительными разрывами гранат.

… Медаль «За боевые заслуги», полученную за ту операцию, Сергей долго носил в нагрудном кармане. А когда после замечания, полученного от командира взвода, прикрепил ее на гимнастерку, то вдруг до боли отчетливо ощутил, что является теперь носителем некоего знака, отличающего его, Сергея Романова, от других, не имеющих такого отличия, и не особо страдающих от этого. Потому, что данный знак означал, что на руках его владельца была чужая кровь, чья-то отнятая жизнь, и это угнетало Сергея.

Он долго не мог стереть из памяти тот роковой день. Постоянно ловил себя на мысли, что, стреляя в афганца, стрелял словно бы в самого себя. Было жутко и больно осознавать, что он, Сергей, живет, а тот мальчик уже нет. Умом понимал, не сделай он этого, пуштун безусловно убил бы его. Но не рациональный разум, призванный оправдывать и щадить человеку самого себя, а нечто иное, неуправляемое, запрятанное где-то глубоко внутри его сути, уже не позволяло существовать спокойно и безмятежно, как раньше. Даже месть за казненного друга не умаляла ответственности за убийство.

Но вместе с этими терзаниями, в душе Сергея зарождался и рос некий внутренний протест, не дававший ему покоя. Оказавшись на войне, он, еще не вкусивший всех ее драматичных подробностей, уже понимал, что так, как умер его друг Сашка Поспелов – солдат не должен умирать. А уж если случилось такая неизбежность, то это должна быть «нормальная» солдатская смерть: от пули, от штыка, от осколка гранаты или мины… Но уж никак не от «красного тюльпана»!

Афганский мальчишка, застреленный русским солдатом Сергеем Романовым – умер обычной смертью воина. Когда его тело передадут родителям, им будет кого оплакивать, обряжая в погребальные одежды… А кого будет оплакивать мать Сашки, вырастившая его в одиночку: сына или кусок обезображенной окровавленной плоти? Понятно, что в таком виде Сашку не покажут, истерзанное палачами тело запаяют в цинк, иначе мать просто сойдет с ума из-за того, что увидит.

…Конец душевным терзаниям Сергея положил все тот же рядовой Большаков – как-то раз им пришлось совместно стоять в боевом охранении. Разговор затеял Юрка-дембель:

– Гляжу на тебя, Романов, и думаю: чё ты всё ходишь враскоряку, будто в штаны навалил? Смурной, как с бодуна', не базаришь ни с кем, постоянно один да один… За того «духа» переживаешь, что ли?

– А если и так, то тебе-то какое дело? – угрюмо проронил Сергей.

– Брось ты на хрен эти самокопания! – презрительно сплюнул Большаков. – Меня по первости тоже корёжило, а потом все прошло. Сейчас на моем счету пять «духов», и я об этом не жалею. Доведется еще пятерых завалить – завалю и глазом не моргну.

– А это ничего, что ты живешь, а их нет? – Сергей неотрывно смотрел в Юркины шалые водянистые глаза. – Ведь не они же пришли к тебе домой, а ты к ним припожаловал, чтобы убивать.

– О'паньки! – изумленно воскликнул Большаков. – Ишь куда тебя занесло, капрал! Если будешь так рассуждать, то пришибут тебя скоро или сам себя грохнешь из-за своих переживаний… – и твердо отбивая слова, закончил. – Ты – солдат! И находишься здесь не по своей прихоти, а по приказу! А поэтому, должен выполнять то, что положено.

– Где что-то положено, там часовой стоит, понял? – криворото усмехнулся Сергей.

– А чё это ты «дедушке» дерзишь, салага? – угрозливо набычился Юрка. – На'прочь берега' потерял или расслабо'н словил?

– А не пойти ли вам, «дедушка», на три известные русские буквы? – Сергей недвусмысленно положил ладонь на рукоятку автомата – нравы были военные, психика на пределе.

– Ишь ты – гроза к ночи… – Юрка внимательно отследил это движение, как-то истолковал его, чуть сбавил напор и уже примирительно продолжил. – Я к тому, что нечего распускать сопли, раз нам выпала такая судьба… Тут много думать не надо, за нас думают важные московские дядьки с большими звездами на погонах. А солдатне эта война – до жопы! Как говорится:

«Ху'басти, чету'расти,⁸ – попал в Афган по дурости!»

– А что, был шанс не попасть? – усомнился Сергей.

–Конечно, был, – уверенно подтвердил Юрка. – Да только ума не хватило им воспользоваться… А в общем-то, я не жалею, что довелось повоевать, теперь хоть знаю, что это такое.

Они долго молчали, Сергей, остекленело глядя себе под ноги, и Юрка, смотревший на прилегающую местность в направлении длинного пулеметного ствола.

– Так что завязывай переживать, Серега, – наконец оторвался он от прицела. – Или оцинкуют тебя после очередного боевыхода, и полетишь ты к мамочке в «черном тюльпане»⁹ грузом «двести» … А оно тебе надо? Еще и девку, поди, за титьку ни разу не подержал, а собрался на тот свет.