Kitabı oku: «Русские государи в любви и супружестве», sayfa 5

Накануне Грозного Царствования

После кончины царственного молодая супруга великая княгиня Елена Васильевна Глинская осталась с двумя малолетними сыновьями на руках и оказалась в окружении озлобленных удельных князей, да жестокосердного крамольного боярства. Эта свора, пользуясь малолетством Иоанна Васильевича, мечтала прорваться к власти и разорвать Русскую землю на лакомые для себя куски. В истории еще не было случая, чтобы одуревшие от богатств эксплуататорские классы, жаждавшие все новой и новой наживы, думали о судьбе всего государства в целом. Они забывали даже о внешней опасности, забывали, что, гоняясь за лакомыми кусками и вырывая их правдою и неправдою друг у друга, могут потерять все. Ни о судьбе страны, ни тем более о судьбе народа, они не думали. Не была исключением и эпоха Иоанна Грозного.

Недаром мыслитель русского зарубежья, создатель фундаментального труда «История русского масонства», известный нам под псевдонимом Борис Башилов – настоящая фамилия – Борис Платонович Юркевич (1908–1970), – писал: «В значительной степени… история России – это история почти непрекращающихся войн. История России – это история осажденной крепости». Столь меткое определение, данное великому прошлому России, мыслитель подкрепил вполне конкретными фактами: «С 1055 по 1462 годы, по подсчету историка С.М. Соловьева, Россия перенесла 245 нашествий. Причем двести нападений на Россию было совершенно между 1240 и 1462 годами, то есть нападения происходили почти каждый год. С 1365 года по 1893 Россия провела 305 лет в войне».

Другой выдающийся мыслитель русского зарубежья Иван Лукьянович Солоневич сделал вывод, что Русская Держава смогла выстоять только потому, что «государственная организация Великого Княжества Московского и Империи Российской всегда превышала организацию всех своих конкурентов, противников и врагов».

Это во все времена очень хорошо понимали враги Русской Державы, и потому, едва лишь разлился над Русью свет православного самодержавия, самим Богом через Откровения Святой Богородицы врученный Андрею Боголюбскому, зашевелились на Западе те оголтелые шакальи стаи, что, бессовестно прикрываясь именем Христа, служили темным силам зла. Борис Башилов указал: «Не случайно советником Батыя был рыцарь святой Марии Альфред фон Штумпенхаузен», агент папы римского. Этот советник согласовывал действия Орды и темных сил Запада по задачам, времени и рубежам. Справедливо замечание историка, что западный мир во время татарского ига воспользовался несчастным положением Руси: «Вскоре после нападения татар на Русь объединенные войска римского епископа и Ордена меченосцев захватили северную часть принадлежавших Пскову и Новгороду земель. В то же время шведский король (отвечая на призыв папы римского о необходимости распространять католичество силой) послал на Новгород сильное войско, которым командовал его зять Биргер».

Добавим, что в том же 1240 году Орда начала разорительный поход против Южной Руси. Совпадение? Нет. Нужно было помешать русским княжествам объединиться для отражения нашествия шведских крестоносцев. Александр Ярославич блистательным ударом разгромил биргеровских крестоносцев, причинил врагу значительный урон и получил за эту победу прозвание Невского.

Когда немецкие псы-рыцари двинулись на Русь в 1242 году, в Орде, словно по случайному совпадению, были собраны русские князья для упорядочения получения дани с «Русского улуса». Это «совпадение» не давало возможности княжествам выступить на помощь Александру Невскому. Но и здесь враги просчитались. С девизом: «Не в силе Бог, а в Правде» – великий князь, названный потомками Солнцем Земли Русской, вышел навстречу врагу и разбил его 5 апреля 1242 года на Чудском озере. Папа римский проклял новгородцев, мужественно защищавших свою землю.

Незадолго до нападения Батыя на Русскую землю «папа Григорий, – как сообщает Б. Башилов, – запретил католическим купцам продавать в Русские Земли корабельные снасти, лошадей, разные изделия».

Русская православная церковь, освященная верой христовой, стояла за объединение Русских земель, и всячески содействовала подготовке к ликвидации ордынского ига. Вспомним, каких славных иноков взрастил преподобный Сергий Радонежский, ушедший от ордынской заразы в глухие леса и построивший там обитель, которую знаем мы ныне как Троице-Сергиеву лавру. Сотня могучих рыцарей из этой обители сражалась на поле Куликовом. Первые из черносотенцев – иноки Персвет и Ослябя – стали символом Русской славы, показали пример борьбы «За Веру, Царя и Отечество!».

Крепла Святая Русь, освященная православной верой, впитавшая в себя идеалы Православного Русского Самодержавия.

Снова обратимся к работам Бориса Башилова, чтобы проиллюстрировать подвиг строительства Руси: «В 1480 году европейская Россия имела только 2,1 миллиона людей (почти в пять раз меньше Австрии, в два раза меньше Англии, в четыре с половиной раза меньше Италии, в четыре с половиной раза меньше Испании, в девять раз меньше Франции). Спустя 100 лет, в 1580 году, Россия имела 4,3 миллиона. В 1648 году в России было всего 12 миллионов, а во Франции 19 миллионов. В 1480 году население Московской Руси равнялось только 6 % самых крупных государств Европы того времени: Англии, Германии, Испании, Франции, Австрии и Италии. В 1680 году 12,6 миллиона, в 1770 году 26,8 миллиона, в 1880 году 84,5 миллиона – в два с половиной раза больше Австрии, Италии, Франции, Англии, в три с лишним раза больше Италии и в четыре с половиной раза больше Испании. А накануне Первой мировой войны Россия имела около 190 миллионов населения (130 миллионов русских), а все шесть названных стран вместе имели только 260 миллионов жителей. Не будь революции, в 1950 году Россия имела бы больше трехсот миллионов жителей».

И это, несмотря на почти беспрерывные войны, несмотря на то, что за первое наиболее близкое знакомство с Западом – Смутное время – Россия заплатила семь миллионов жизней, а за уже более детальное сближение с Европой через «окно», прорубленное Петром I, при преобразованиях русских православных традиций в чужебесие, потеряла, по мнению В.О. Ключевского, треть своего населения. И это вместо прироста, который должен был быть солидным за солидный период петровского властвования. Ведь при других государях Россия население не теряла, несмотря на многочисленные войны.

Твердый прирост населения России объясняется, во-первых, высоким духом народа, во-вторых, государственной организацией русского народа.

Дух русского народа подвергался самым жесточайшим испытаниям. После победы на Куликовом поле беды не окончились. Велики были потери в той битве, и Дмитрий Донской не сумел в 1382 году собрать достаточно сил для отражения набега Тохтамыша. Москва была сожжена, уничтожены тысячи экземпляров бесценных книг, хранящихся в Кремлевских храмах, перебито свыше 20 тысяч жителей. При приближении к Москве Дмитрия Донского с ратью, собранной в Волоке Ламском (Волоколамск), Тахтамыш бежал.

В 1395 году Тамерлан прошел огнем и мечом до города Ельца. В 1408 году Мурза Едигей дошел до Москвы, взял выкуп и заставил возобновить выплату дани. В 1439 году хан Улус-Махмет казанский опустошил обширные районы близ Москвы. В 1445 году он вновь совершил набег и взял в плен Василия Темного. В 1415 году на Русь напал хан Мазовша. В 1472 году сарайский хан Ахмет осаждал Алексин, а в 1480 году достиг Воротынска. После стояния на Угре официально ордынское иго прекратило свое существование. Но ужесточились набеги крымских татар, которые действовали совместно с казанскими. В 1521 году Россию опустошили Махмет-Гирей крымский и Саип-Гирей казанский. В 1537 году казанский хан и крымский царевич Сафа-Гирей снова бесчинствовали в Московском царстве. В 1552 году крымцы с казанцами дошли до Тулы.

Непрерывными были набеги из Сарая, из Казани, из Крыма. Так сколько же мирных дней оставалось у русского народа для созидания?! Историк верно подметил: «России оставалось или стереться и не быть, или замирить буйных соседей оружием». Ведь только с XV по XVIII столетия, по подсчетам известного слависта В.И. Ламанского, татарами и турками было уведено в рабство около 5 миллионов русских. «Все домашние рабы в Константинополе, – пишет Б. Башилов, – как у турок, так и у христиан, по свидетельству венецианских дипломатов, состояли из Русских. Много Русских находилось в рабстве в Египте. С начала XVIII века на большинстве французских и венецианских галерах гребцами были Русские рабы, пожизненно прикованные цепями к скамьям галер. Когда венецианцев, главных торговцев Русскими рабами, упрекали в бесстыдной торговле христианами, они, улыбаясь, отвечали: “Мы прежде всего венецианцы, а потом уже христиане”. Таково западное христианство, уже давно ничего общего не имевшее с истинным учением Христа Спасителя и ставшее ярым врагом истинного Православия».

Мы отвлеклись от повествования, чтобы показать, в каком положении была Русь, когда ушел в мир иной сильный духом, твердый волей благоверный государь Василий III Иоаннович, когда царем стал малолетний его сын, которому шел четвертый год, а правила Московией его матушка Елена Васильевна.

В книге «Царь всея Русь Иоанн IV Грозный» говорится: «После похорон Великого Князя Василия Иоанновича, при торжественном собрании духовенства, бояр и народа, митрополит Даниил благословил в Успенском соборе четырехлетнего Великого Князя Иоанна Четвертого на властвование над Русской Землей; правительницей же, за его малолетство, являлась, естественно, по древнему Русскому обычаю, его мать – Великая Княгиня Елена Васильевна. Свое вступление в управление она начала с милостей: сидевший в тюрьме за самовольный отъезд к брату покойного Великого Князя, Юрию, князь Андрей Михайлович Шуйский был выпущен на свободу. Затем богатые дары готовились для раздачи – в память об усопшем Великом Князе – его братьям и близким людям».

Но, увы, пораженные грехами тщеславия и сребролюбия люди, забывшие Бога ради утоления своих «многомятежных человеческих хотений», не понимают языка добра. «Но уже через неделю, – говорится в упомянутой выше книге, – Великой Княгине пришлось начать беспощадную борьбу с врагами государства, которые, видя малолетство Великого Князя, не замедлили поднять свои головы. Твердо и решительно расправлялась молодая правительница с внутренними врагами России от имени своего малолетнего сына».

А враги были совсем рядом… Едва выпущенный на свободу князь Андрей Шуйский стал уговаривать князя Горбатова бежать к брату покойного Василия Иоанновича – Юрию. Он говорил: «А здесь служить – ничего не выслужишь; Князь Великий еще молод, и слухи носятся о Юрии; если князь Юрий сядет на Государство и мы к нему раньше других отъедем, то мы у него этим выслужимся».

Но Горбатов ехать не согласился. Шуйский испугался того, что тот сообщит о его предложении великой княгине, и поспешил к ней с клеветническим доносом. Однако Елена Васильевна не спешила казнить без разбору, а призвала к себе Горбатова, и тот сумел оправдаться. Шуйский был схвачен и вновь отправлен в заточение.

Ближние бояре, обеспокоенные тем, что вокруг князя Юрия собирается крамола, посоветовали правительнице взять его под стражу. Елена Васильевна сказала им: «Как будет лучше, так и делайте». Князя Юрия посадили в ту же камеру, где сидел его племянник, внук Иоанна Третьего.

Разные сведения имеются о том периоде, но вот как рассуждает наш знаменитый историк Сергей Михайлович Соловьев: «Правительство не было расположено верить всякому слуху относительно удельных князей… Если оно решилось заключить Юрия, то имело на то основания».

Александр Нечволодов писал о том времени: «Вскоре затем молодой правительнице Государства пришлось проявить свою твердость и по отношению своего родного дяди – князя Михаила Глинского, прощенного по ее просьбе покойным мужем за измену. Михаил Глинский и дьяк Шигона Поджогин были на первых порах, после смерти Василия Иоанновича самыми близкими к ней людьми. Мы уже видели, каким необузданным властолюбием обладал Михаил Глинский, правивший почти единолично Литвой при короле Александре и затем дважды изменявший своим государям, сперва Сигизмунду польскому, а затем и Василию Иоанновичу Московскому, за то, что не давали достаточно простора его честолюбию; ясное дело, что теперь, как родной дядя правительницы Московского Государства, он желал сам править всеми делами; что же касается Шигоны Поджогина, этого дьяка, облагодетельствованного покойным Великим Князем Василием, то мы тоже видели, что он, стоя у смертного одра своего Государя, – позволил себе оспаривать его последнюю волю – желание облечься в схимну пред смертью».

Елена Васильевна продолжила дело покойного супруга. В книге «Царь всея Русь Иоанн IV Грозный» повествуется и о многих внутренних делах великой княгини: «Деятельно занимаясь подавлением крамолы среди близких себе сильных людей и сложными внешними отношениями, Елена Васильевна обращала большое внимание и на внутренние дела; особенно заботилась она о создании новых крепостей и городов, а также о восстановлении сгоревших от пожара: Перми, Устюга, Ярославля, Владимира и Твери. Ею же, по мысли покойного мужа, был обнесен стеной Китай-город в Москве».

Большое значение для государства имели ее распоряжения, касающиеся борьбы с фальшивомонетчиками, которые наносили колоссальный ущерб. Елена Васильевна запретила обращение поддельных денег под страхом самой суровой казни и приказала перечеканить их, причем на прежних монетах, которые выпускались государственной казной, великий князь изображался теперь с копьем, отчего монеты получили название «копейные». Впоследствии они стали копейками.

«Моя благочестивая матушка…»

Елена Васильевна Глинская по числу скабрезных анекдотов о ней значительно уступает Екатерине Великой. И тем не менее ей тоже досталось от жалких людишек, любивших подсматривать в замочную скважину.

Злопыхатели сочинили миф о том, что своего сына Иоанна, будущего Грозного Царя, она родила не от законного супруга государя Василия Третьего, а от боярина Овчины-Оболенского. Эта выдумка полностью опровергнута проведенными недавно антропологическими исследованиями, установившими, что Иоанн Васильевич является сыном своего отца Василия Иоанновича.

Впрочем, особенно дерзкой и безнравственной клевете подвергнуты годы правления Елены Васильевны, когда она осталась без мужа с двумя малолетними детьми на руках во главе всего Государства Московского. В те времена и поползли сплетни, авторами которых стали бояре-крамольники, коих не устраивала централизованная самодержавная власть в России, а развили их в так называемых исторических опусах, разумеется, как всегда, иноземцы, для которых клевета на Русскую землю была делом привычным. Ну а поскольку многие наши учебники истории во многом состоят из клеветнических мифов иноземцев, о правительнице Елене Васильевне сложилось «мнение как о женщине, позорившей мужнее ложе».

Изучая наследие Иоанна Васильевича Грозного, я обратил внимание, что государь называет в своих трудах Елену Васильевну не иначе как «Моя благочестивая матушка». Подумайте сами, стал бы сын, имея иные факты, как говорят, дразнить гусей постоянным применением эпитета «благочестивая»? Написал бы скорее просто – «матушка». Поиск привел к тому, что удалось найти источник злопыхательства. Первым озвучил сплетню, если, конечно, не придумал ее сам, некий Сигизмунд Герберштейн в своих насквозь лживых «Записках о Московии». В сем, с позволения сказать, труде говорится о том, что Елена Васильевна позорила мужнее ложе с боярином Иваном Федоровичем Овчиной Телепневым-Оболенским. В комментариях к «запискам», выпущенным в 1988 Издательством Московского университета, указано: «Сведения о том, что И.Ф. Овчина был фаворитом Елены Глинской, содержат лишь “Записки о Московии” Герберштейна, который получил их, скорее всего, от И.В. Ляцкого». По данным официальной летописи, арест И.Ф. Овчины после смерти Елены Глинской 3 апреля 1538 года – результат «самовольства» князя В.В. Шуйского, недовольного тем, что «его государь великий князь в приближении держал». Согласно сообщению той же Никоновской летописи, «посадиша его в палате за дворцем у конюшни и умориша его гладом и тягостию железной».

То, что боярин Овчина был приближенным государя Василия Третьего, известно. Известно и то, что перед смертью государь просил опекать его малолетнего сына Иоанна до того, как наберет он силы для царствования. Помня об этом, Елена Васильевна дала власть боярину даже в ущерб своего дяди и других бояр.

Александр Нечволодов указал: «Несомненно, великая княгиня Елена Васильевна, глубоко проникнутая всеми заветами собирателей Русской Земли, весьма скоро убедилась, что Михаил Глинский и Шигона Поджогин намерены преследовать свои личные цели, и вовсе не будут верными и беззаветными слугами ее маленького сына, как от них требовал того умирающий Василий. Всю свою привязанность и доверие правительница перенесла на мамку маленького великого князя – Аграфену Челяднину и на ее брата Ивана Овчину Телепнева-Оболенского. Аграфена Челяднина с братом были вполне искренно привязаны к своему Государю и его матери, причем князь Иван Оболенский обладал при этом чрезвычайно твердой волей и большими воинскими дарованиями».

Крамольным боярством двигали зависть и страсть к обогащению за счет государства, которое осталось после смерти Василия Третьего на трехлетнем царе Иоанне. Это было время, когда удельные князья и большие бояре несколько изменились по сравнению с тем, что представляли собой их предки, служившие великим князьям Московским в годы борьбы со страшным ордынским игом. Тогда стоял вопрос о том, быть или не быть Московскому княжеству. И боярство на время оставило мечты об утолении «многомятежных человеческих хотений», думая о том, как уцелеть. Но вот иго было сломлено, а великие князья Московские, потомки победителя Мамая Дмитрия Донского, стали постепенно превращаться в полновластных Самодержавных Государей, сосредоточивающих в своих руках власть над всею Русской землей. При Дмитрии Донском в Москву тянулись для того, чтобы собраться с силами и отстоять Русь от орды. Теперь, когда страшная опасность, по их мнению, миновала, они стали с ревностью относиться к тому, что полную власть над Русской землей получили потомки Дмитрия Донского, что изменилась сама структура власти, что они лишились возможности беспредельничать в своих вотчинах, жестоко эксплуатируя народ. Они очень надеялись, что, пользуясь малолетством Иоанна Васильевича и правлением слабой женщины, смогут хорошо поживиться и вновь обрести былую власть, урвав себе хорошие куски. Но Елена Васильевна показала себя правительницей строгой и твердой, что и взбесило жадных до добычи крамольников, иные из которых даже продались иноземцам, чтобы вместе пограбить на Руси.

Елена Васильевна Глинская была отравлена и оклеветана, однако хотя бы малейших документальных фактов о ее неблагочестии просто не существует в природе, ссылка же на некоего Ляцкого, который якобы рассказал о том Герберштейну, доказательством не является. Мало ли кто и кому мог что-то рассказать. Этим сплетням противостоит утверждение самого государя Иоанна Васильевич Грозного, что матушка его была благочестива. Справедливее верить сыну, нежели какому-то сплетнику.

Царь Иоанн Грозный и его жены (любимая и необходимые)

«Не прикасайся к Помазанникам Моим!»

Судьба распорядилась так, что сыну Василия Третьего и Елены Васильевны Глинской Иоанну Васильевичу, будущему Грозному царю, довелось еще в раннем возрасте увидеть и осознать то, что увидел и испытал святой благоверный князь Андрей Боголюбский в возрасте зрелом и от чего он сложил голову. Уже отроком Иоанн ощутил на себе все коварство, всю злобу и ненависть крамольного боярства.

Князю Андрею Юрьевичу удалось покинуть Вышгород, оторваться от старой, прогнившей системы власти, перебраться в свободный от алчного боярства Владимир и с помощью опоры на «мизинных людей» начать строительство Самодержавия. Но Андрей Боголюбский рос, окруженный заботой и вниманием, воспитывался в лучших традициях, заведенных его дедом Владимиром Мономахом. Князю Андрею было 16 лет, когда умер дед, и 47 лет, когда умер отец.

Иоанну Васильевичу деда увидеть не довелось вовсе. Ему было всего три года, когда слуги темных сил отравили отца, Василия Третьего, а вскоре и его мать, правительницу Елену Васильевну Глинскую. Затем они перебили всех, кому завещал Василий III довести сына до совершеннолетия.

За сухими документальными фактами историки зачастую просто забывают о том, что значит для человека в трехлетнем возрасте потерять отца, а в восьмилетнем – мать. И поэтому особенно трогательно читаются строки из книги Валерия Ерчака «Слово и Дело Иоанна Грозного». Автор показывает великую жизнь великого русского царя, он показывает строгого и мудрого правителя, талантливого военачальника, но он останавливает наше внимание и на том горе, которое перенес будущий Грозный царь:

«Скорбь по убиенной матери на всю жизнь отложила свой отпечаток на Иоанна. Человек с очень тонкой и ранимой душой, он плакал у ее изголовья, не имея сил воскресить дорогое создание. Народ Православный на Руси поет трогательную песню “Мама”:

 
Слово “мама” дорогое, им и надо дорожить.
С ее лаской и советом легче нам на свете жить.
Когда был еще младенцем, то она в тиши ночной,
Словно Ангел, у постели охраняла мой покой.
В раннем детстве беззаботном я не знал, как трудно жить.
Мать и день, и ночь трудилась, чтоб кормить меня, поить.
Помню, как в часы беседы говорила мне о том,
Чтоб был тихим и смиренным, свою жизнь связал с Христом.
Если мать еще живая,
Счастлив ты, что на земле
Есть кому, переживая,
Помолиться о тебе…
 

Наверное, эту народную песню написал сам Иоанн Васильевич Грозный».

Здесь конец цитаты – именно такой вывод делает в своей книге Валерий Ярчак. И пусть это авторский домысел, он сердечен, он берет за душу.

Воспоминания о детстве у будущего царя печальны, ибо боярам было не до него и не до его глухонемого брата Юрия. Иоанн вспоминал, что «оставалась… надежда только на Бога, и на Пречистую Богородицу, и на всех Святых молитвы, и на благословение родителей наших».

Евангельская Истина, вынесенная в наименование главы, как увидим далее, имеет прямое отношение к судьбе царя Иоанна Грозного, детство которого было совсем не царским. С горечью и болью писал сам царь Иоанн Грозный о том времени: «Нас с единородным братом моим… Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле, и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет – не как родитель, не как опекун и уж совсем не как раб на господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные бессчетные страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Все расхитили коварным образом…»

Немногие историки «послекарамзинского периода» упоминали о том, что писал о своем детстве сам государь Иоанн Васильевич. Они все больше старались множить клевету изменника Курбского, который выдумывал всякие небылицы о русском царе, находясь в стане врага. С безбожным ожесточением сочинял он нелепицы о жестокости юного царя, а эти отвратительные выдумки перекочевывали затем в так называемые научные труды, так называемые художественные произведения, а недавно вся православная Россия содрогнулась от пошлости и лжи, когда на экране телевидения появился фильм ужасов, совершенно несправедливо названный «Иван Грозный». Заменить название, изменить имена героев на западноевропейские, тогда, может, еще он приблизится к опусу о западной инквизиции.

Клеветы на Иоанна Грозного сочинялись в определенное время и с определенной целью, а если точнее, по конкретному заказу врагов Московского государства. Заправилы Запада требовали, чтобы русский царь показан был жестоким и деспотичным. Это давало им возможность несколько затушевать свои жестокости. За выполнение заказа принялись Антонио Поссевино, Генрих Штаден и конечно же изменник Курбский.

Но «свет по тьме светит»… Были на Русской земле честные летописцы, их труды сумели отыскать честные исследователи старины. Выдержки из книг одного из них мы уже цитировали. Это Александр Нечволодов, который не грешил против правды. Старался, сколь можно, не грешить против правды и знаменитый историк С.М. Соловьев. Это выражение «сколь можно» я применил не случайно.

Историки XIX века писали свои труды под жестким прессом ордена русской интеллигенции, тайного идеологического заместителя запрещенного императором Николаем Первым масонства.

Честным исследователям старины приходилось собирать правду об Иоанне Грозном по крупицам, поскольку все было запружено клеветой, ничем не подтвержденной, никакими документами не обеспеченной. Но таков уж нелегкий путь у правды. К примеру, нет ни одного доказательства убийства Грозным царем своего сына Иоанна. Но все верят картине Репина, написанной по заданию ордена русской интеллигенции на основании клеветы Поссевина, Штадена, раздутой Карамзиным. Но стоит только сказать, что Иоанн Грозный сына не убивал, как раздается хор голосов: докажите, что не убивал… Странно. Доказательств того, что убил, никто не требует.

На счастье, сохранилось наследие самого царя Иоанна Васильевича, хотя и не обширное – значительная часть пока еще скрыта от нас. Мы можем опереться и на труды тех, кто не склонил голову перед орденом русской интеллигенции. На подлинных документах и на трудах честных исследователей и остановим мы свое внимание. И конечно, в первую очередь, на первоисточниках, коими является то, что писал сам царь и что, как увидим далее, подвергалось шельмованию путем отрывочного, калейдоскопического цитирования с дописыванием в качестве купюр извращенных измышлений потерявших советь историков. Мы будем касаться, насколько возможно, того, что писал сам царь, ибо брать за основу измышления врагов Русской земли и его врагов, по меньшей мере, неразумно. Итак, еще раз напомним, что Иоанн Васильевич, будущий Грозный царь, родился 25 августа 1530 года. Вплоть до XVII века принято было указывать одну дату, без всяких там приставок, касающихся нового стиля. Это после «реформ» Петра I стали учитывать: в XVIII веке разницу в 11 дней, в XIX – в 12 дней, в XX (до 1917 года) – 13 дней.

Царь Иоанн Васильевич впоследствии вспоминал: «Когда по Божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, Василий Государь Великий, оставил это бренное Земное Царство и вступил на вечные времена в Царство Небесное, предстоять пред Царем Царей и Господином Государей, мы остались с покойным братом, святопочившим Георгием; мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая Царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь. Со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников (это Царь Иоанн Васильевич предателю Курбскому. – Н.Ш.), пришлось претерпеть разные невзгоды и печали – князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву, и куда только они не бегали, взбесившись, – и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на Православных. Но, Слава Богу, ничего из этого не вышло – по Божьему заступничеству, и Пречистыя Богородицы, и великих чудотворцев, и по молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела. Потом изменники подняли против нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду (вот кого ты хвалишь и называешь доброжелателями, готовыми положить за нас душу), а от нас в это время отложились и присоединились к князю Андрею многие бояре во главе с твоим родичем князем Иваном, сыном князя Семена, внуком князя Петра Головы Романовича, и многие другие. Но с Божьей помощью этот заговор не осуществился. Не то ли это доброжелательство, за которое их хвалишь? Не в том ли они за нас душу кладут, что хотели погубить нас, а дядю нашего посадить на Престол? Затем же они, как подобает изменникам, стали уступать нашему врагу, государю литовскому, наши вотчины, города Радогощь, Стародуб, Гомель, – так ли доброжелательствуют? Если в своей земле некого подучить, чтобы погубили славу Родной Земли, то вступают в союз с иноплеменниками – лишь бы навсегда погубить Землю!»

Обратите внимание на ясность и четкость мысли Иоанна Грозного. Такую ясность и четкость только Бог дает и дарует ее лишь тому, кто достоин этого дара. У клеветников всех мастей, именуемых историками, среди сплошного нагромождения – реже фактов, чаще выдумок – очень трудно выделить что-то главное и важное, о чем спокойно и ясно написал благоверный государь.

Безбожным «ваятелям» Бог такой легкости и ясности мысли и точности письма не дает. Многие, вероятно, и сами уже убедились, сколь трудно читать клеветнические опусы Карамзина. Косноязычен сей клеветник благоверного православного царя, местночтимого святого Иоанна Васильевича.

С легкостью и точностью оперирует Иоанн Грозный в своих посланиях к изменнику Курбскому фактами из Священного Писания, многими Евангельскими цитатами. Мы не будем опускать малоизвестные широкому кругу читателей понятия, но, напротив, постараемся обращать на них внимание. Это станет наилучшим доказательством того, что не зря об Иоанне Грозном один из современников сказал: «Муж чудного рассуждения, в науке книжного почитания доволен и многоречив».

В.О. Ключевский признал: «От природы он (царь Иоанн Грозный. – Н.Ш.) получил ум бойкий и гибкий, вдумчивый и немного насмешливый, настоящий Великоросский, Московский ум».

Попробуйте проверить себя, сравнив свои познания с познаниями Грозного царя, которого нам со школьной скамьи старались представить как малообразованного, жестокого безумца. Возьмем такой пример: Иоанн Грозный пишет, что «замыслы рассыпались, как заговор Ахитофела». Вполне понятно, что при написании письма человек не роется в справочных изданиях, чтобы выбрать то, что поможет блеснуть красноречием, ведь сравнения, уточнения, иллюстрации вплетаются в ткань повествования только тогда, когда они в достаточной степени отложились в сознании.