Нуар

Под одеялом было душно и темно, Андрей Иванович не мог уже терпеть, потеть и прятаться, он яростно отбросил одеяло и вскочил с кровати. Андрей Иванович вновь подбежал к окну, смотрел в густую мглу, он видел псов, он слышал, как они скулят и воют. Большой и чёрный всё обнюхивал землицу, тот, что чуть меньше и ещё чернее, выл на луну, а может просто в небо, но ужас наводил другой, наверное, из них, он самый был большой и чёрный, тот пёс почти сливался с темнотой. Пёс-темнота КОПАЛ! Он рыл когтями лап передних, землю, он выгребал её, он издавал негромкий рык. И комья вырытой земли летели в морду чёрному-большому, который всё пытался нюхать дальше или глубже, и иногда сбивали с воя пса поменьше, но чернее. Андрей Иванович похолодел, его ладони были мокрыми от пота, его колени задрожали, словно листья на ветру, а сердце бешеным мотором пыталось развивать, наверно, скорость света. Он побежал к кровати, но на полпути остановился, подбежал опять к окну, и вновь уставился сквозь стёкла на собак, они всё совершали непонятный ритуал, Андрей Иванович почувствовал ещё волну холодного, как рыба, страха. Он развернулся, побежал к двери, но вновь, на полпути остановился и вернулся, взглянул на небо, нет, грозы пока не будет.

Андрей Иванович торопливо надевал сапоги, прямо на босые ноги, которые всё не могли попасть туда, куда положено попасть ноге, когда ты надеваешь сапоги. Его всё подгонял назойливый, как стая комаров, собачий вой, вот, наконец, он выскочил из дома, он побежал туда, где рылись псы. Он выбежал из-за угла, в кирзовых сапогах, в трусах семейных и алкоголичке-майке. Он застыл, он смотрел, как две собаки, тот, что большой и чёрный, и тот, который Тьма, копали землю, а тот, что меньше, но чернее первого, всё воет в небо, всё пощады просит, а может это что-то большее, другое? Андрей Иванович к ним побежал, но через несколько шагов остановился, развернулся, побежал обратно, вернулся в дом, закрыл дверь на засов и к ней припал спиной. Одышка, стуки в голове, вой псов, дрожат колени. Он вновь засов откинул и выбежал на улицу, рванул за угол, побежал к собакам, а те его не замечали, они всё рыли, выли и скулили. Андрей Иванович к ним подбежал, большой и чёрный высунул из ямы морду и уставился на человека, смотря ему в глаза, большими чёрными оливами. О Господи! У них ещё и чёрные глаза! Увидев это, Андрей Иванович сорвался с места и побежал обратно, к дому. Он хлопнул дверью, он схватил лопату, он снова побежал туда, где рыли землю псы. Пока бежал, Андрей Иванович смотрел на небо, там были звёзды и безоговорочно луна светила. Грозы пока не будет. Он подбежал к собакам, яростно размахивая штыковой лопатой, и тот, что меньше, но чернее, немного испугался, перестал вопить и отошёл на несколько шагов назад, а тот, который Тьма, не прекращал копать, лишь бросил резкий взгляд на человека. И в этом взгляде человек увидел силу, решимость и блестящие искры упрямства, близости цели. Андрей Иванович метнулся в сторону дома, но через пару шагов остановился и вернулся к яме, Тьма, вывалив язык и тяжело дыша копал, а большой и чёрный вновь стал нюхать мокрую землицу. Собаки вырыли вглубь уже сантиметров сорок, и по периметру квадрат, он получился почти идеальный, метр на метр. Над головою пролетела птица, а может быть, летучая мышь, они всегда летают ночью, над теми местами, где копают ямы.