Kitabı oku: «История Мексиканской революции. Том III. Время радикальных реформ. 1928–1940 гг.»

© Платошкин Н. Н., 2011

© Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2011

Предисловие

Настоящий том книги посвящен самым радикальным преобразованиям в истории Мексики, которые ознаменовали одновременно пик и конец мексиканской революции, начавшейся в 1910 году.

Речь идет о правлении президента Ласаро Карденаса и предшествовавшем этому периоду, времени так называемого максимата, когда судьбы Мексики находились в руках Плутарко Кальеса.

Почти двадцать лет с начала революции мексиканские рабочие и крестьяне ждали удовлетворения своих сокровенных чаяний – земли, бесплатного образования и достойных условий труда. Но только после прихода к власти Карденаса в 1934 году эти мечты смогли осуществиться, хотя и далеко не полностью. К сожалению, довольно радикальные реформы 30-х годов держались в Мексике на воле одного человека, и после того, как согласно Конституции Карденас покинул свой пост в 1940 году, в стране наступили совсем другие, уже не революционные, а эволюционные времена.

До сих пор Ласаро Карденас остается главным героем мексиканской истории, личностью, о которой спорят и по сей день. Оценки его деятельности полярны: кто-то считает его коммунистом, кто-то – чуть не сторонником фашизма.

В отечественной историографии есть всего одна, зато прекрасная и не потерявшая своей актуальности работа по истории Мексики 30-х годов – фундаментальный труд А. Ф. Шульговского «Мексика на крутом повороте своей истории» (М., 1967). Именно Шульговский ввел в научный оборот термин «революционный каудильизм» для описания механизма политической власти в Мексике в 20-е – 30-е годы. Этот термин прижился и во многих зарубежных, в том числе мексиканских исследованиях.

Думается, что для российского читателя особый интерес представляет схожесть исторических судеб Советского Союза и Мексики в 30-е годы. Обе страны считали себя революционными, обе стремились совершить мощный рывок в социально-экономическом развитии. Подход СССР был гораздо радикальнее, сопровождался серьезными лишениями для населения страны, но результат был достигнут блестящий – примерно за 10 лет аграрная и отсталая Россия превратилась в мощное индустриальное государство, с которым приходилось считаться всем державам того времени. Без трудного успеха 30-х годов СССР не смог бы противостоять сильнейшей армии гитлеровской Германии, на которую работала экономика почти всей Европы. Но Советский Союз не только выстоял, но и победил, доказав, что выбор пути в 20-е – 30-е годы был верным.

Мексика при Карденасе тоже пыталась идти к социализму, но постепенно, включая «островки» социалистического образа жизни (школа и кооперативы) в море капиталистической экономики. Этот путь был обречен – симбиоз двух противоположных по целям общественных систем пока еще не удалось построить ни в одной стране на планете Земля. Попытки Карденаса апеллировать к совести предпринимателей, к их патриотизму не увенчались успехом – и не могли им увенчаться. Если целью человека является максимальное извлечение прибыли, то ему нет никакого дела до целей общества. Сограждане воспринимаются такими людьми только как объект для наращивания за их счет собственного благополучия. У автора нет сомнения, что Карденас это понимал. Но пойти на окончательный разрыв с имущими классами он не сумел, в чем и заключалась известная ограниченность реформ этого безусловно честного и достойного человека. Человека, который умел чувствовать несчастье других людей как свое собственное.

Однако при всех неудачах Карденаса Мексика всегда будет воспринимать его как национального героя, как символ нации, как пример беззаветного служения трудящимся классам – тем, кто своими руками и головой создает то, что мы именуем прогрессом. Такие люди, как Карденас, – соль земли, и автор надеется, что у читателей сложится схожее мнение после знакомства с жизнью этого человека.

Глава 1. Кризис 1928–1929 годов

Убийство Обрегона 17 июля 1928 года коренным образом поменяло расклад политических сил в Мексике и ввергло страну в опасный кризис.

В своей предвыборной борьбе Обрегон опирался на Национальную аграристскую партию во главе с Сото-и-Гамой и Аурелио Манрике. Естественно, Обрегона поддерживали также большинство армейских генералов и многие губернаторы штатов. Компартия Мексики тоже рекомендовала своим членам и сочувствующим поддержать Обрегона как представителя национальной буржуазии. Действующего президента Кальеса коммунисты примерно с 1927 года однозначно относили к марионеткам США.

Главным противником Обрегона во время предвыборной борьбы были КРОМ во главе с Моронесом и представляющая политические интересы КРОМ Лабористская партия.

Сначала лабористы в Конгрессе безуспешно пытались не допустить принятия поправки к Конституции, которая дала бы Обрегону возможность баллотироваться на второй срок¹. Полемика между Моронесом и Обрегоном достигла наивысшего начала в мае 1928 года, когда первый пообещал вывести свой профцентр на баррикады в случае победы последнего. Обрегон, как мы помним, не жалел, в свою очередь, самых презрительных эпитетов в адрес Моронеса, обвиняя лидера КРОМ в коррупции и моральном разложении.

Неудивительно, что после убийства Обрегона многие газеты и общественность Мексики приписали КРОМ и лично Моронесу «интеллектуальное авторство» убийства.

Но пикантность ситуации состояла в том, что Моронес был еще и министром промышленности в кабинете президента Кальеса, причем считался близким другом последнего. Кроме того, сам Кальес в 1923 году был выдвинут на пост президента именно Лабористской партией. Естественно, возбужденные люди на улицах мексиканских городов и сел открыто обвиняли Кальеса в том, что он стоит за убийством Обрегона. В Мексике прекрасно помнили, что в 1923 году отдельные депутаты Конгресса обвинили Кальеса в убийстве Панчо Вильи. Мнение улицы и сейчас разделяли многие депутаты², а также некоторые генералы. В воздухе носились все более сгущавшиеся слухи о предстоящем военном мятеже против Кальеса.

Действительно, многие офицеры-обрегонисты, узнав о покушении, перестали ночевать дома, опасаясь, что Кальес прикажет их расстрелять. Через два дня после покушения Рикардо Топете, глава Националистического обрегонистского блока, куда входили партии, поддержавшие Обрегона на выборах, предложил своему брату, генералу Фаусто Топете, только что избранному на пост губернатора штат Сонора, немедленно начать вооруженное восстание против Кальеса в столице Мексики, где можно было рассчитывать на помощь некоторых военных частей³. Брат в принципе не возражал, но предлагал начать вооруженное выступление не в Мехико, а в северных штатах.

Узнав о покушении на Обрегона, несколько групп обрегонистов, вооруженных пулеметами, по всей столице искали Моронеса, чтобы убить его на месте. Поиски оказались безуспешными только потому, что Кальес приказал Моронесу и его соратникам укрыться в подвале одного из военных заводов.

В этой непростой для себя обстановке Кальес полностью проявил основные черты своего характер: решительность, твердость, бескомпромиссность и трезвый политический расчет. Он немедленно собрал 30 наиболее влиятельных генералов мексиканской армии и заверил их, что будет советоваться с армией при выборе нового кандидата в президенты⁴. Одновременно Кальес предложил, чтобы будущим президентом стал гражданский политик. Конечно, он не обманывался на тот счет, что мятежа удастся избежать совсем, однако теперь был уверен, что не все генералы примут участие в путче.

Разобщив армейскую верхушку, президент решил поступить точно так же с политическими лидерами обрегонистского движения. Кальес прекрасно понимал, что ни один из соратников Обрегона даже отдаленно не может сравниться с убитым вождем по влиянию на умы населения. Поэтому здесь для президента главным было успокоить общественное мнение, для чего он решил пожертвовать Моронесом.

17 июля 1928 года, в день убийства своего вождя, в Мехико на совещание собрались самые видные обрегонисты: губернатор штата Нуэво-Леон Аарон Саенс, губернатор штата Тамаулипас Эмилио Портес Хиль, политики Марте Гомес и Луис Леон, генерал Антонио Риос Зертуче.⁵ По воспоминаниям Портеса Хиля, группа решила обсудить с Кальесом сложившуюся ситуацию⁶.

Президент встретил обрегонистов в компании генерала Франсиско Мансо и был настроен не очень приветливо. Портес Хиль от имени всей группы констатировал наличие в стране серьезного кризиса. Лично он, дескать, не верит, что Моронес и «его группа» стоят за покушением на Обрегона, но не считаться с настроенным иначе общественным мнением тоже нельзя. Поэтому следует немедленно заменить генерального инспектора полиции⁷, который будет вести расследование событий 17 июля. В беспристрастность нынешнего шефа полиции генерала Роберто Круса никто не верит. Кальес был неприятно поражен таким требованием: По его личному указанию Крус еще осенью 1927 года проводил расстрелы без суда участников так называемого путча генералов Гомеса и Серрано. Этот человек, отвечавший за правопорядок в столице, был безоговорочно предан Кальесу.

Не скрывая раздражения, Кальес спросил, почему, собственно, Крусу нельзя доверять. В ответ Портес Хиль прямо сказал, что Крус «не был другом сеньора генерала Обрегона в последние месяцы»⁸ и в ходе предвыборной кампании проявил себя как противник Обрегона. Президенту пришлось спросить, кого обрегонисты предлагают на пост шефа полиции. В ответ была названа кандидатура генерала Зертуче⁹. Кальес согласился, чем выбил из рук сторонников Обрегона главный козырь: правительство якобы мешает следствию и скрывает неудобные для него факты.

Зертуче немедленно отправился на место покушения, чтобы сохранить все улики. Репортерам и взволнованным гражданам, осаждавшим ресторан «Ла Бомбилья», он посоветовал успокоиться. В штаб-квартире полиции фактически обосновались лидеры аграристов Сото-и-Гама и Аурелио Манрике, которые ждали хотя бы малейшего факта, подтверждавшего их версию о причастности Кальеса и Моронеса к смерти Обрегона.

Однако после разговора с убийцей Зертуче быстро объявил мексиканской и иностранной прессе официальную версию следствия: «Генеральная инспекция полиции, в настоящее время находящаяся под моим управлением… официально заявляет, что ответственным за преступление является римско-католический клир»¹⁰. Эту версию в своем собственном официальном заявлении немедленно подхватил и Кальес: «Преступник полностью сознался, что его акция была мотивирована религиозным фанатизмом. Больше того, власти нашли еще больше сведений, подтверждающих прямое участие клерикалов в этом преступлении»¹¹.

Такую версию косвенно подтверждало и неуклюжее заявление главы мексиканского епископата архиепископа Леопольдо Руиса-и-Флореса, находившегося в эмиграции: «К сожалению, более чем естественно, что избранный президент погиб от насилия. Он вызвал смерть стольких людей, что рано или поздно друзья тех, чью кровь он пролил, убили бы его». Примечательно, что официальный печатный орган Ватикана «Оссерваторе Романо» с версией архиепископа не согласился: «В дополнение к преследованиям, которым подвергаются сейчас мексиканские католики, добавляется еще и оскорбительное утверждение, приписывающее им преступление, которого они не совершали, так же как и в первые столетия существования Церкви Нерон, который хотел предать христиан смерти, приписал им поджог Рима»¹².

Интересно, что сожаление по поводу смерти Обрегона выразил некогда ближайший его друг, живший тогда в эмиграции США бывший временный президент Мексики Адольфо де ла Уэрта. Правда, мотивация этого сожаления отнюдь не была преисполнена сочувствием к самому Обрегону. Смерть этого человека, по мнению де ла Уэрты, не дала возможности привлечь его к ответственности за совершенные преступления.

Тем не менее иностранные, прежде всего американские СМИ благожелательно комментировали следствие. Они отмечали, что обвиняемого не пытают, его даже показали журналистам через три дня после покушения. В прессе нет цензуры, уличным митингам никто не препятствует. Приятно удивило американцев и то, что убийцу будет судить гражданский суд: в США прекрасно помнили, как еще осенью 1927 года без всякого разбирательства были расстреляны десятки участников так называемого мятежа генералов Гомеса и Серрано. Характерно, что американские СМИ приписывали такое «благоприятное» развитие событий в Мексике положительному влиянию посла США в Мехико Морроу на президента Кальеса.

Морроу действительно убеждал Кальеса подготовить максимально открытый судебный процесс над убийцей Обрегона, чтобы Мексика выглядела в мировом общественном мнении цивилизованной страной¹³.

Однако если Кальес и выиграл время, передав следствие в руки обрегонистов, его политическое положение продолжало оставаться весьма шатким. В резиденцию президента почти никто не приходил, что ясно сигнализировало: политический истеблишмент ждет отставки главы государства.

27 июля 1928 года к Кальесу пришли Портес Хиль, Марте Гомес и Луис Леон. Вежливо, но твердо они потребовали отставки Моронеса и прочих недругов Обрегона в правительстве¹⁴, чтобы спасти самого Кальеса от «сползания в бездну». Поначалу Кальес был тверд и по-своему логичен: если он уберет Моронеса из кабинета, то только подтвердит этим его причастность к убийству Обрегона, а для этого у следствия пока нет никаких оснований. К тому же Моронес его друг, а он друзей в беде не бросает. Однако, сославшись на «мнение улицы» и на то, что сами друзья президента не сообщают ему истинных настроений в стране, делегации обрегонистов удалось убедить Кальеса, у которого, кстати, уже имелось заявление Моронеса об отставке. Кроме Моронеса в отставку с государственных постов подали его ближайшие соратники по «группе действия» КРОМ Гаска и Монеда. Публично этот шаг был мотивирован «самопожертвованием» во имя сохранения единства «революционной семьи»¹⁵.

Поражает объяснение Кальеса того факта, что он как президент разрешал членам кабинета министров, особенно Моронесу и заместителю министра обороны генералу Мигелю Пинье во время предвыборной кампании выступать с нападками на Обрегона. Он якобы таким образом хотел дать понять общественности, что кандидатура Обрегона не навязывается правительством. Однако с такой аргументацией плохо вяжутся слова тогдашнего министра промышленности и торговли Моронеса: КРОМ не допустит Обрегона до президентского кресла.

Неудивительно, что обрегонисты продолжали считать Кальеса причастным к убийству их лидера. Особенно усердствовали в этом отношении лидеры аграристской партии, депутаты Конгресса Сото-и-Гама и Манрике, который обвинял Кальеса у трупа Обрегона в присутствии самого президента. В конце июля 1928 года в Мехико состоялась встреча видных обрегонистов, среди которых были губернаторы Синалоа и Соноры, а также глава военного командования в Соноре генерал Франсиско Мансо. Собравшиеся решили предъявить Кальесу прямой ультиматум с требованием уйти в отставку. Портесу Хилю удалось убедить обрегонистов в том, что лучше пока добиться от Кальеса отставки наиболее враждебно настроенных по отношению к Обрегону членов правительства, что и было сделано на описанной выше встрече Портеса Хиля с Кальесом.

Однако Портес Хиль не обманывался насчет истинных настроений ближайших соратников Обрегона: Манрике и Сото-и-Гама были непримиримыми противниками президента. В тот период именно эти два человека считались выразителями интересов обрегонистского лагеря. Отсюда вытекало, что мятеж обрегонистов против Кальеса – лишь вопрос времени.

Кальес и здесь обыграл своих оппонентов. 18 августа 1928 года он назначил министром внутренних дел (фактически вторым человеком в правительстве после самого президента) губернатора Тамаулипаса Портеса Хиля, считавшегося не только истинным обрегонистом, но и непримиримым противником КРОМ. Теперь лагерь обрегонистов оказался расколотым: им пришлось бы идти на путч против своего собственного сторонника в кресле министра внутренних дел.

Кальесу удалось обмануть даже американскую разведку: военный атташе посольства США в Мехико полагал, что в правительстве теперь тон будут задавать радикалы-обрегонисты. Американцы отмечали, что один из новых министров Луис Леон был в Советской России в 1921 году (что уже наводило военную разведку США на неприятные подозрения), а Аурелио Манрике они характеризовали как «театрального большевика»¹⁶.

Таким образом, в июле – августе 1928 года Кальес в полной мере проявил свое недюжинное политическое мастерство. Ему удалось не только остаться у власти, но и расколоть лагерь своих противников. Теперь президент фактически превращался в арбитра споров между различными политическими группами страны. Правда, этот успех объяснялся еще и тем, что после убийства Обрегона в стране просто не было другого политического деятеля, который мог бы сравниться с Кальесом по влиянию в стране.

Точно к таким же выводам пришел советский полпред в Мексике Макар, когда сообщал в Москву о политической обстановке в Мексике в июле-августе. Макар писал о разрозненности обрегонистского лагеря, в который входят «официальная» аграристская партия, «часть бюрократической машины, местные почти самостоятельные «князьки», то есть губернаторы, и небольшая часть военной верхушки. Все эти силы, объединенные Обрегоном, вряд ли могут остаться едиными после смерти вождя; но их может еще на некоторое время объединить общий враг, лидер рабочего реформистского движения Моронес»¹⁷. Именно этого общего врага Кальес и убрал, лишив обрегонистов общего знаменателя. К тому же Национальная крестьянская лига, которая руководилась коммунистами и была отнюдь не менее влиятельной, чем аграристская партия, «в специальном воззвании отмежевалась от агрессивных намерений аграристской партии, направленных против КРОМа, настаивая только на смене лидеров КРОМа».

Макар совершенно верно отмечал: «Кальес пожертвовал Моронесом и другими (которые подали в отставку, как только обрегонисты официально бросили им ответственность в моральном соучастии), в значительной мере уменьшил возможность дальнейшего наступления обрегонистов на КРОМ. То, что, может быть, удалось бы Обрегону (разгром организации КРОМа), конечно, не удастся его наследникам. Да Кальес теперь, когда нет Обрегона, никогда и не допустит этого. А он теперь в стране единственная моральная и физическая сила (армия в общем и целом в его руках, Обрегон не успел еще сделать необходимую ему перестановку). Лавируя между обрегонистами и КРОМом, сделав некоторую уступку первым (отставка Моронеса и других, назначение нового начальника полиции – обрегониста и прочее) без больших пожертвований со стороны КРОМа, Кальесу удалось занять среднюю линию поведения, обеспечивающую ему несомненный успех. Если бы обрегонисты теперь, когда волна возмущения значительно остыла, вздумали предъявить Кальесу неприемлемые для него требования, они натолкнулись бы на непреодолимое сопротивление: вызвать гражданскую войну им, вероятно, не удалось бы, несмотря на то влияние, которое они имеют в правой крестьянской партии»¹⁸. Под «правой крестьянской партией» полпред имел в виду аграристов.

Этот блестящий анализ не оправдался только в одном аспекте – позже выяснилось, что Кальес готов пожертвовать не только Моронесом и его окружением, но и КРОМом как таковым. Однако в августе 1928 года президент еще считал, что КРОМ как базу его личного влияния можно сохранить.

В августе начала распадаться объединенная Обрегоном разношерстная коалиция политических сил. 3 августа 1928 года Аарон Саенс распустил Национальный директивный центр обрегонистов, который отвечал за предвыборную кампанию Обрегона и был своего рода ставкой соратников убитого «каудильо». Саенс мотивировал свой шаг тем, что у центра более нет никаких задач¹⁹. На самом деле он просто хотел лишить инструмента политического влияния Сото-и-Гаму и Манрике, которые считали себя идейными наследниками Обрегона и непримиримыми противниками Кальеса. А вот Саенс уже был не прочь договориться с президентом.

1 сентября 1928 года президент Кальес должен был выступить со своим последним посланием к Конгрессу (срок его полномочий истекал 1 декабря). Выступление президента произвело сенсацию. К удивлению многих, Кальес заявил, что трагическая смерть Обрегона имеет для Мексики и позитивное значение. Умер последний вождь-«каудильо», власть которого держалась не на законах, а на личном влиянии. Другого такого вождя в стране не осталось. Поэтому у Мексики появляется уникальная возможность стать страной, где главенствуют не личности, а закон. Кальес подчеркнул, что мог бы, «если бы… совесть не запрещала» ему, «под маской желания содействовать общественному благу продолжать исполнять обязанности» президента²⁰. Однако теперь он торжественно заявляет, что никогда больше не займет президентское кресло.

Вторая часть речи Кальеса была не менее сенсационной. Впервые с момента триумфа революции в 1917 году он, видный революционер, предложил, чтобы побежденная «реакция» (сторонники Порфирио Диаса и католическая церковь) получили представительство в Конгрессе страны, став своего рода легальной оппозицией. Присутствие реакционеров в обеих палатах парламента «не представляет опасности для гегемонии Революции, которая уже триумфально победила, завоевав сознание общественности, и может открыть себя для конкуренции, которая в конечном итоге принесет благо всей нации»²¹.

Фактически своей речью Кальес объявил о завершении революции и переходе Мексики на путь поступательного эволюционного развития. Нет сомнения, что по крайней мере вторая часть выступления была если не инспирирована послом США Морроу, то согласована с ним. После выступления президента Морроу, в нарушение принятого дипломатического этикета, открыто аплодировал. В ходе длительных бесед в 1927–1928 годах послу США удалось убедить Кальеса, что все социально-экономические преобразования, прежде всего аграрная реформа, вносят в экономику Мексики только сумбур и не дают стране активно развиваться.

Однако в этом аспекте с Кальесом и Морроу не соглашались подавляющее большинство мексиканцев. Да, страна жаждала внутреннего мира, но основная часть ее населения, рабочие и крестьяне еще более страстно желали, чтобы революция наконец удовлетворила их многолетние чаяния – право на землю и достойные условия труда. Все это декларировала революционная Конституция 1917 года, однако в реальной жизни, как мы видели, эта Конституция применялась еще очень мало.

Эмилио Портес Хиль, президент Мексики в 1929–1930 годах

5 сентября 1928 года Кальес собрал ведущих генералов, прибывших в столицу для того, чтобы прослушать его послание Конгрессу. От Портеса Хиля он наверняка уже знал, что генералы собираются предъявить ему ультиматум и готовы к открытому мятежу. Не теряя присутствия духа, президент ясно дал понять, что выдвижение любым из генералов своей кандидатуры на предстоящих внеочередных президентских выборах приведет к гражданской войне²². Поэтому президентом должно стать авторитетное гражданское лицо. Тогда два генерала, бывший шеф полиции Роберто Крус и Хесус Агирре предложили на пост временного президента Портеса Хиля, известного обрегониста. Кальес видел на этом посту губернатора Коауилы Мануэля Переса Тревиньо, но возражать не стал.

В целом же собравшиеся военные постановили, по предложению генерала Альмасана, что проблему наследования президентской власти надо поручить решить самому Кальесу. Нейтралитет армии на данный момент был обеспечен.

Еще 19 июля 1928 года кандидатуру Портеса Хиля в качестве временного президента предложили Кальесу лидеры аграристской партии Сото-и-Гама и Манрике. Они, правда, требовали от Портеса Хиля порвать все контакты с Кальесом. Но Портес Хиль, юрист по образованию, отвечал, что не сделает этого, пока не появятся четкие улики, подтверждающие причастность Кальеса к убийству Обрегона.

Эмилио Портес Хиль родился 3 октября 1890 года в штате Тамаулипас. Получив юридическое образование в Мехико, Портес Хиль в 1915 году стал адвокатом. Еще до этого, в декабре 1914 года он прибыл в Веракрус и предоставил себя в распоряжение Каррансы, который в тот момент, казалось, вот-вот проиграет гражданскую войну против Вильи и Сапаты. Карранса, никогда не доверявший военным и, наоборот, всячески выдвигавший молодых образованных гражданских политиков, назначил адвоката заместителем начальника Департамента военной юстиции. Затем Портес Хиль занимал ряд постов в судебной системе. Работая в 1917 году официальным юрисконсультом Военного министерства, он близко сошелся с тогдашним главой этого ведомства Альваро Обрегоном.

Неудивительно, что Портес Хиль поддержал мятеж Обрегона в 1920 году и стал в результате временным губернатором своего родного штата Тамаулипас. Затем, будучи депутатом Конгресса, Портес Хиль сделался одним из лидеров Национальной кооперативистской партии. Однако когда партия в 1923 году поддержала кандидатуру де ла Уэрты на президентских выборах, Портес Хиль перешел на сторону соперника де ла Уэрты и ставленника Обрегона Кальеса, чего тот, естественно, не забыл. В качестве награды Портес Хиль в 1925 году стал постоянным губернатором Тамаулипаса, где его и застало известие о смерти Обрегона²³.

Следует отметить, что Портес Хиль по мексиканским меркам был прогрессивным губернатором. Он активно проводил аграрную реформу²⁴ и покровительствовал рабочим организациям, с одним, правда, исключением – был ярым противником КРОМ. Интересно, что владельцы первой же асиенды, у которой губернатор Портес Хиль отобрал 426 гектаров для распределения среди крестьянских общин, в свое время финансово поддерживали его учебу в Мехико.

Портес Хиль всячески содействовал деятельности в Тамаулипасе Национальной крестьянской лиги, во главе которой стоял член мексиканской компартии Урсуло Гальван²⁵. Причем и Портес Хиль, и Марте Гомес, в отличие от федерального правительства Кальеса, делали ставку не на частного мелкого собственника, а на общинное, коллективное землевладение в рамках «эхидо». За время своего губернаторства (1925–1928 годы) Портес Хиль передал крестьянам на временной основе 57 706 га земли (по закону губернатор мог принять решение только о временной передаче, окончательную передачу утверждала федеральная Национальная аграрная комиссия в Мехико) и 5359 га – в постоянное владение.

У Портеса Хиля не было ни военного опыта, ни влияния в армии, хотя он и имел военный чин еще с 1914 года. Как и многие губернаторы штатов в то время, Портес Хиль создал собственную региональную партию – Социалистическую приграничную партию²⁶. Она оказалась первой в истории Мексики, куда принимали и женщин, достигших 18-летнего возраста. На тот момент это была самая прогрессивная и радикальная массовая партия в стране наряду с Социалистической партией Юго-Востока в Юкатане.

В апреле 1924 года Портес Хиль предложил создать объединение региональных партий Мексики, чтобы судьбы штатов в столице не решали без их участия.

В 32 года он случайно встретил на железнодорожной станции молоденькую девушку из штата Нуэво-Леон. Кармен Гарсиа Гонсалес было всего 17 лет, и она приезжала в Тамаулипас навестить свою сестру. Портес Хиль активно взялся ухаживать за красавицей и довольно быстро получил согласие на брак. В 1928 году 23-летняя Кармен Гарсиа Гонсалес стала первой леди Мексики.

Советский полпред Макар в августе 1928 года называл среди кандидатов в президенты Аарона Саенса, формально возглавлявшего предвыборный штаб Обрегона, губернатора Веракруса Техеду – «от левых крестьян и части рабочих… Над всеми ними пока все еще стоит признанный всеми «организациями революции» нынешний президент Плутарко Элиас Кальес. Останется ли он президентом на ближайшие два года (в качестве временного назначенного) или уступит эти два года другому кандидату с тем, чтобы в 1930 году быть выбранным на 6 лет – во всяком случае, это будет определять Кальес и его приверженцы»²⁷.

После того как Сото-и-Гама и Манрике стали активно продвигать кандидатуру Портеса Хиля на пост временного президента, Техеда, пользовавшийся среди крестьян не меньшим авторитетом, чем Портес Хиль, снял в его пользу свою кандидатуру. 25 сентября 1928 года Конгресс единогласно избрал временным президентом страны Эмилио Портеса Хиля²⁸. Правда, лидеры аграристов Сото-и-Гама и Манрике покинули зал заседаний в момент голосования и тем самым оказались единственными депутатами, кто не поддержал нового президента. Таким образом они выразили Портесу Хилю свое недовольство тем, что он отказался убрать Кальеса из политической жизни страны.

В целом избрание Портеса Хиля на пост временного президента было обусловлено тем обстоятельством, что он оказался единственным обрегонистом, который поддерживал с Кальесом тесные отношения. Однако он считался независимым от Кальеса, поскольку никогда не входил в его правительство²⁹. К тому же Портес Хиль был ярым врагом КРОМ.

Еще на посту министра внутренних дел Портес Хиль потребовал от Кальеса прекратить ненужные преследования священников со стороны властей, если те не нарушают закон. Став министром, он убедился, что военные и полицейские проводят активные аресты сторонников «кристерос», а потом вымогают с них деньги за прекращение уголовного дела. В тюрьмах страны широко практиковались пытки, с помощью которых от арестованных добивались любого признания. Кальес не возражал, заметив, что «устал» от действий своих подчиненных, извращающих смысл законов, касающихся взаимоотношений государства и церкви³⁰.

При вступлении в должность Портес Хиль обещал организовать президентские выборы 1929 года так, чтобы исключить всякое вмешательство в них органов государственной власти. В своей деятельности президент обещал руководствоваться «высокими идеалами равенства и социальной справедливости».

Уже через несколько дней после вступления в должность президента Портес Хиль дал понять Кальесу, что не собирается быть марионеткой в его руках. Новый президент узнал, что министр финансов Монтес де Ока, который поддерживал тесные связи с послом США Морроу, предложил впервые с момента победы революции заложить в бюджет на 1929 год 10 миллионов песо для выплаты компенсации помещикам и иностранцам, потерявшим землю в ходе аграрной реформы. Несомненно, это предложение было согласовано с Кальесом, который до 1 декабря 1928 года все еще оставался президентом. Как юрист Портес Хиль заявил Кальесу, что ни Конституция республики, ни закон об аграрной реформе от 6 января 1915 года не обязывают государство выплачивать такую компенсацию. К тому же земель уже конфисковано столько, что никаких 10 миллионов песо для компенсаций не хватит³¹. Кальес возражал, считая, что надо прекратить распределение земли, так как это вносит «беспорядок» в экономику Мексики³². Однако его не мог не убедить следующий аргумент Портеса Хиля: военный мятеж все равно неминуем, и только вооруженные крестьяне смогут, как и в 1923 году во время мятежа де ла Уэрты, противостоять регулярной армии путчистов. Но если прекратить аграрную реформу, то на вооруженную поддержку крестьян рассчитывать не приходится. Однако Кальес продолжал упираться и сдался только тогда, когда Портес Хиль пригрозил отказаться от поста временного президента.