Kitabı oku: «Когда я встречу тебя вновь. Книга 1: Любить нельзя забыть», sayfa 27
Ох! Чем дальше, тем хуже. Когда уже закончится этот вечер? Как бы мы не поубивали друг друга к тому моменту.
Шандор устремил на меня свой полупьяный взгляд исподлобья, а потом, не оборачиваясь к Юле, все еще висящей на его плече, довольно внятно, будто и не пил вовсе, сказал:
– Неси каталог, я буду петь.
– Тогда давай споем вместе, – предложил Денис.
Юля принесла им каталог, и Шандор погрузился в поиск знакомых песен. Я видела, как он жмурил глаза, будто бы наводя резкость, и я попросила Дениса прийти ему на выручку, иначе это затянется надолго. Кравченко вышел из-за стола и пересел к Шандору. Довольно быстро он нашел подходящую песню из шансона, и, выйдя в центр зала, набрал ее номер пультом. Когда появились первые строчки песни, они с Шандором затянули в два голоса. Хотя исполнение Слободы трудно было назвать «голосом». Скорее это напоминало плохой речитатив. Но все вокруг, кроме, пожалуй, меня, были довольно пьяны, и, кажется, даже не замечали ужасного исполнения одного из вокалистов.
Правда, после этого караоке всем надоело, и снова включили магнитофон. Денис вернулся ко мне за стол, а Шандора Юля увлекла танцевать.
– Я сделал все, что мог, чтобы предотвратить его позор, – улыбаясь, сказал Кравченко.
– Спасибо, Денис. Жаль только, что это не позволило насладиться твоим голосом.
– Лиз, что происходит?
– В каком смысле?
– Между вами со Слободой.
– А ты не видишь?
– В том-то и дело, что вижу. Вы соревнуетесь, кто сделает другому больнее?
– Я не знаю, Денис. Что-то сегодня с самого начала пошло не так. Мы оба на взводе, и я с нетерпением жду, когда все это закончится. Ты поможешь мне отвести его домой? Он живет недалеко отсюда.
– Конечно, не вопрос.
К нам подсел Санек и стал нести всякую ахинею, из которой я и половины не понимала. Мне казалось, толкни я его лицом в тарелку, он упадет и уже из нее не поднимется. И, не пытаясь разобрать его пьяного лепета, я предоставила его Денису, а сама направила свой взгляд на Шандора.
Он выплясывал с девчонками и другими парнями, но его телодвижения были более энергичными и не вполне соответствующими тому темпу, который задавала музыка. В какой-то степени это было связано не только с отсутствием слуха, но и с его опьянением. Периодически к нему пристраивалась кто-нибудь из девушек, и они начинали танцевать дуэтом. Я видела, как его руки соединялись с их руками, как он обнимал их за талии, кружил с ними по кругу, сцепившись сгибами локтей. Сейчас он совсем не походил на того Шандора, который шарахался от любого прикосновения с девушками. Он будто бы забыл о моем существовании и за те пять минут, что я за ним наблюдала, ни разу не удостоит меня даже случайным взглядом.
Может быть, оно и к лучшему? Может мне надо запомнить именно этот день, а все остальные забыть? Тогда мне будет проще расстаться с ним и открыться навстречу новым чувствам, эмоциям и впечатлениям.
Ах, если бы все было так просто.
Вдруг одна песня закончилась и без паузы началась другая. Медленная. Шандор схватил за руку первую попавшуюся девушку, а ей оказалась Таня Сизых, и, притянув второй рукой ее к себе за талию, стал танцевать с ней «медляк», размашисто покачивая бедрами. От такой близости они едва держались на ногах, потому что оба были пьяны, и высокий каблук Тани усугублял и без того их шаткое положение.
Но не эта картина сразила меня больше всего. Из колонок звучала та композиция, под которую мы с ним танцевали после госэкзамена, и с некоторых пор я считала ее нашей песней. Только нашей. Она будила во мне трепетные воспоминания, и видеть в этот момент в объятьях Шандора другую девушку было нелегко. Кроме того, больно и обидно.
– Денис, – резко подскочив на ноги, сказала я, не отрывая взгляда от Шандора, – пойдем, потанцуем.
Это был не вопрос, скорее приказ. Денис продолжал сидеть, и я повернула к нему голову. Он взглянул на Шандора и сразу все понял.
– Лиза, может не надо?
– Надо, Денис. Я бы позвала Сашу, но боюсь, он уже не в состоянии.
Нехотя Кравченко поднялся, и мы вышли из-за стола на танцевальную площадку. Я вцепилась в плечи Дениса, не оставив ему выбора, за какую часть тела ухватить меня. Обе его руки оказались на моей талии. Он был также высок, как Шандор, и я едва видела, что происходит за спиной Дениса, тем более за моей.
– Он смотрит на нас? – спросила я.
– Пока нет.
– А что он делает?
– То же что и мы.
– Денис, поцелуй меня, – резко сказала я, подняв голову к своему партнеру.
– Лиза, ты с ума сошла? У меня еще зубы мудрости не выросли, а ты хочешь, чтобы Слобода приложился к моим передним?!
– Денис, – взмолилась я, – ну сделай что-нибудь, чтобы он нас заметил.
И вдруг Денис громко засмеялся. Звучали не самые смешные слова в песни, и этот смех был более чем неуместен, но возымел должный эффект. Взгляды всех обратились в нашу сторону. Хоть я не всех видела, но почувствовала это каждой клеточкой своего тела.
– Денис, ничего смешного, все так и было, – подыграла я Кравченко, и все выглядело так, будто я сказала ему что-то комичное.
И вот Слобода уже около нас, отпихивает Дениса от меня, будто тот ничего не весит, и, уперев ему указательный палец в грудь, грозно процедил:
– Убери руки от моей девушки, я еще не уехал!
– От твоей… кого? – не удержалась я.
Шандор повернулся и навис надо мной словно туча:
– Мы кое с чем не закончили…
И в одно мгновение он обхватил руками мое лицо и приник к моим губам своими губами. Это оказалось так неожиданно, что я едва не задохнулась. Я вцепилась в его запястья и сделала полшага назад правой ногой, упершись носком в пол. Шандор шатался, и я боялась, как бы мы с ним вместе не упали. Со всех сторон послышался свист и крики: «Горько!». Его язык проник в мой рот и стал описывать круги вокруг моего языка. Это был самый горький поцелуй в моей жизни. Горький во всех смыслах этого слова.
Он оторвался от меня также неожиданно, как и набросился. Все еще не отпуская моего лица, он сказал:
– Та́к ты себе представляешь прощальный поцелуй на перроне?
– Так. Только я надеялась, горечи в нем будет поменьше.
Я искоса посмотрела на Кравченко, который стоял растерянным и не знал, как себя вести.
– Денис, Шандору пора домой. Помоги, пожалуйста.
Слобода не стал сопротивляться. Словно он только и ждал этого момента. Я забрала наши сумки, перекинулась парой слов с Юлей, которая обещала заглянуть ко мне завтра, выслушала прощальную речь Шандора в адрес девчонок, в которой он признался им всем в любви и обещал встретиться с ними через пять лет – в тот же час на том же месте, и с Денисом, который взял Шандора за плечо, мы вышли из кафе.
Уже давно стемнело, и зажглись фонари. Улица пустовала, и не было видно даже машин. В воздухе стояла духота, и это подсказывало мне, что завтра или уже сегодня ночью, будет дождь. Словно природа работала по чьему-то сценарию. Дождь на прощание – это что-то символическое. Все началось с дождя, им и закончится.
По дороге Слобода брыкался и просил отпустить его, но стоило Денису это сделать, как он чуть не упал, и только мгновенная реакция Кравченко помогла предотвратить падение. После этого Шандор уже не сопротивлялся, и даже на какое-то время притих.
– Я напился как свинья, да? – заговорил он, приближаясь к своему дому.
– Рада, что ты это понимаешь. Но иногда человеку надо сделать что-то нехарактерное ему, чтобы впоследствии на всю жизнь испытать к этому отвращение.
– Если бы ты знала, как мне сейчас… паршиво.
– Знаю, Шандор.
– Ах, да, ты знаешь. А ты, Денис, знаешь? – и, не дождавшись ответа, добавил: – Береги ее, Денис.
– Болван! – выпалила я. – Какой же ты болван, Слобода!
– Да, я болван. Потому что на краткий миг поверил, будто могу все изменить и подарить тебе счастье. Счастье себе.
Он замолчал, и это заставило меня посмотреть на Шандора.
– Что это был за миг? – не удержалась я от вопроса.
– Когда я стоял на коленях перед отцом и просил его благословить на брак с тобой. Но он посмотрел на меня как на ничтожество и сказал: «Нет, сынок, дал слово держи. Если не тряпка».
– Ты бредишь? – не поверила я своим ушам.
Денис тоже с удивлением смотрел на Шандора.
– Нет, помнишь, я уезжал, когда мы писали диплом? Я ездил домой. Я больше не мог выносить того, что происходило с тобой, со мной. Я знал, что моя попытка не принесет должного результата, но подумал, что если вообще ничего не сделаю, чтобы исправить ситуацию, то буду жалеть всю жизнь. Если бы он только пошел мне навстречу, я думаю, он бы нашел выход, как все решить мирным путем. Но все бесполезно. Я женюсь. Увы, на Раде.
Я не буду думать об этом сейчас. Иначе мой мозг взорвется от напряжения. Я подумаю об этом потом.
Когда мы оказались в подъезде, где в этот раз горела лампочка, Шандора так развезло от жары, что Денис его практически нес на себе. Он нашел ключи в его кармане, я открыла дверь и вошла первая, чтобы зажечь свет и закрыть шторы. Все-таки первый этаж и зрители нам не нужны. Кравченко затащил Слободу в комнату и положил на диван. Тот плюхнулся на него и тут же уснул. Я заметила собранную дорожную сумку. Шандор заранее побеспокоился о вещах. Видимо, имел явное намерение напиться.
– Лиза, ты не знаешь, есть у него аспирин или анальгин? Завтра ему будет хре… плохо. А у него поезд.
– Не знаю, Денис, я здесь впервые.
Если Кравченко и удивился, то ничем не выдал этого.
Я пробежала глазами по комнате. Кроме дивана здесь находился квадратный лакированный стол цвета красного дерева, на нем лежали какие-то журналы и газеты, пару карандашей и ручка. И еще будильник – большой, круглый с крупными цифрами и фосфорными стрелками. К столу придвинуты два стула с мягкой спинкой и сиденьем. Темное покрытие на ножках поцарапанное, со сколами, а ткань поблекла и на ней затяжки. Лакированный шкаф на высоких подпорах с тремя дверцами той же расцветки, что и стол, громоздился в углу за диваном. В Союзе такие называли шифоньерами. На полу красный ковер с узорчатым рисунком, а на окне шторы персикового цвета с крупными алыми цветами. Потолок оклеен пенопластовой плиткой, в центре люстра с тремя круглыми ободками, на которых висят пластиковые сосульки. На люстре паутина и пыль – к ней давно никто не прикасался. На стенах светлые обои с чередующимися бежевыми и коричневыми вертикальными полосами. В промежутке между прихожей и кухней большое прямоугольное зеркало, расположенное напротив дивана, над ним на стене небольшой светильник.
– Я, наверное, пойду, – неуверенно сказал Денис. – Ты со мной или останешься?
Он стоял посреди комнаты и головой задевал висюльки на люстре.
– Я останусь… ненадолго. Только проверю, чтобы все было хорошо, что он действительно уснул, и поеду домой.
– Уже поздно. Хочешь, я позвоню твоему отцу из дома и скажу, чтобы он тебя забрал? Он сегодня дома?
– Да, дома. Хорошо, позвони.
– Когда сказать, чтобы он приехал?
Я посмотрела на спящего на боку Шандора и, не имея четкой мысли, для чего мне здесь находиться, все же сказала, что мне нужно два часа.
– Только два часа начнутся, когда ты будешь звонить отцу.
– Хорошо, я понял.
Мы вышли в прихожую.
– Ты точно не хочешь, чтобы я остался с тобой? Вдруг он проснется и станет буйным.
Я невесело усмехнулась.
– Не переживай, Денис, я не дам себя в обиду.
Кравченко взял меня за руку и с сочувствием сказал:
– Как бы мне хотелось тебе помочь, но я не знаю, как.
– Пригласи меня прогуляться в парк. Завтра, например. Ты, я и Люся.
– Хорошая мысль. Тогда я завтра позвоню.
– Спасибо, Денис. За все.
– Ты только держись, не кисни.
– Это был ужасный день, но к счастью, мы его почти пережили.
– Ладно, я пойду. Твой отец приедет где-то через два с половиной часа. Может через три. Не наделай глупостей за это время.
Я крепче сжала его руку.
– Все будет хорошо, – сказала я.
И Денис ушел.
Шандор спал. Под его головой была декоративная подушка с бахромой, он обхватил ее двумя руками, согнул ноги в коленях и чуть улыбался во сне. Что ему снилось? Может быть я?
Позволив своим мыслям вернуться на несколько минут назад, я задумалась над словами Слободы, произнесенные им по дороге домой: «…я стоял на коленях перед отцом и просил его благословить на брак с тобой. Но он посмотрел на меня как на ничтожество и сказал: «Нет, сынок, дал слово, держи. Если не тряпка».
Я села на диван рядом с Шандором. Мой взгляд упал на его спящее лицо, и мои губы тронула легкая улыбка. Он просил у отца разрешения на брак со мной. Не побоялся заявить обо мне. Он, действительно, меня любит! И не хочет расставаться. Сотни бабочек полетели вокруг, осветив ярким красочным светом эту мрачную комнату. Любит! Хоть ни разу открыто в этом не признался.
«Если бы он только пошел мне навстречу, я думаю, он бы нашел выход, как все решить мирным путем. Но все бесполезно». Свет померк, и горькая правда легла на мои плечи. Я закрыла глаза и представила, как Шандор стоял на коленях, но его мольбы не были услышаны. Отец не позволил нам быть вместе. Я никто, я русская! Я женщина! Как же я возненавидела его в этот момент! Гозело, вершитель судеб, как смеешь ты лишать своего сына права быть счастливым?! Как можешь претендовать на его любовь и уважение, если сам ни во что не ставишь желания своего отпрыска?! Кто дал тебе право решать за сына, кто подходит ему в жены, а кто нет?!
Гнев проник во все части моего тела. Мне хотелось бить, ломать, крушить. Я снова взглянула на Шандора, тихо и мирно спавшего рядом. В памяти всплыли слова Марка: «…иногда алкоголь может сослужить хорошую службу. С его помощью создался ни один брак». Вот выход. Шандор пьян. Остальное – дело пяти минут. Раздеться, лечь рядом и вместе проснуться. Даже не потребуется объяснять, что произошло. Шандор не сможет меня оставить после такого. Будет зол, возможно, напуган, но не посмеет меня бросить. Ведь я не такая, как Лисицкая. И то, что он до сих пор не спал со мной, лишнее тому доказательство. Я заполучу Шандора навсегда. И пусть отец шлет на него свои проклятия, главное, что его сын останется со мной! Я сделаю его счастливым, буду ему хорошей, любящей женой. Он поступит в аспирантуру, окончит ее, станет преподавать в вузе. И все у нас будет замечательно. Появятся дети. Цыгане любят детей, семья простит Шандора и вернет к нему свое расположение. Ведь у нас появятся их внуки. Какая яркая и счастливая картинка возникла в моем воображении! И такая реальная.
Или просто оставить записку, сообщив, что произошло между нами. Однажды Шандор мне рассказывал о цыганской свадьбе. Как в разгар празднования молодожены уходят в отдельную комнату, и возвращаются из нее уже с доказательствами невинности невесты, оставленными на белых простынях. Я могу приложить простыню со следами своей крови. Шандор может усомниться, что это именно та самая кровь, но против совести не пойдет. А когда обман раскроется, уже будет поздно. «Цветок сорван», придется жениться.
Я улыбалась своим мыслям, а из зеркала напротив на меня смотрела незнакомая женщина. В глазах дьявольский огонь, рот искривлен, разве что клыки не торчат. Я испугалась, закрыла лицо. Открыла его, снова посмотрела в зеркало. Узнала себя. Милую, добрую девушку с косой, которую когда-то Шандор выделил среди других. Не могла она так поступить с ним. Не могла обманом и коварством принудить его к браку на себе. Это подлость, мерзость. Это не принесет счастья ни ей, ни ему.
Я подскочила с дивана и схватилась за голову. Надо что-то делать, надо выгнать эти дурные мысли из головы. Таблетки. Денис спрашивал о таблетках. Нужно поискать их. Я, конечно, не знаток, но если Денис интересовался, значит, они помогают при похмелье.
Я поочередно открыла все дверцы шкафа, но на полках не было никаких лекарств, только полотенца, постельное белье и ветхое покрывало. Я прошла на кухню, осмотрела все ящики, и в одном из них обнаружила небольшую коробочку с таблетками. Отлично, есть аспирин. Я набрала воды в граненый стакан и вместе с таблетками отнесла его в комнату.
Установила будильник на пять часов. Чтобы он не проспал свой поезд. Среди журналов и газет нашла бумагу, взяла ручку и написала Шандору записку: «Любимый Шандор, сожалею, что не могу попрощаться с тобой лично. Хочу, чтобы ты знал, я никогда тебя не забуду. И пока не уверена, что смогу разлюбить. Ты лучшее, что было в моей жизни. Желаю тебе счастья! Надеюсь, твой выбор окажется верным, и ты никогда не пожалеешь о нем. Всегда твоя Лизавета». Зачеркнула «всегда твоя».
Я отложила ручку и посмотрела на Шандора. Неужели это все? Это конец? Я уйду и отпущу его? И никогда не узнаю, что значит быть им любимой? У меня не останется ничего, кроме воспоминаний? Я помотала головой, во мне снова заговорили демоны. Нет, я не могу. Я хочу быть с ним. Я хочу, чтобы он стал первым. Пусть завтра он уедет, но сегодня мы будем вместе. Об этом буду знать только я, но мне этого достаточно. А вдруг мне повезет, и я забеременею. У меня будет его ребенок. Такой же милый мальчик как на его детских фотографиях – с черными кудрями, угольными глазками и ямочкой на подбородке. И с необыкновенно добрыми глазами. Такой же умный и ответственный. Его сын! Возможно, Шандор никогда не узнает о его существовании, но у меня останется его частичка, и я буду любить нашего ребенка больше всех на свете. Как любила его отца. Это станет мне утешением, я буду жить ради этого, я снова буду счастливой.
Я легла рядом с Шандором на краешек дивана, коснулась его лица своей ладонью, провела пальцами по его губам. От него исходил крепкий запах алкоголя, но я старалась не обращать на это внимание, сказала себе, что потерплю, главное, чтобы это случилось. Я стала расстегивать его рубашку, нерешительно, боязливо, с дрожью в руках. Словно совершала преступление. Стук своего сердца я отчетливо слышала в ушах. Это был страх, что Слобода проснется и возненавидит меня за то, что я делаю, но перед глазами стоял уходящий поезд, в котором Шандор, и мое беспросветное будущее без него, и я вершила свое злое дело. Но свято верила, что делаю это, пусть не ради совместного, но собственного счастья.
Последняя пуговица поддалась моим дрожащим пальцам, и я распахнула полы его сорочки. Моему взору предстал темноволосый треугольник на его груди. Боже, какой он мужественный! Как я хочу, чтобы он был моим! Я приподнялась и коснулась губами его обнаженной груди. Как же бьется его сердце – бьется для меня, ради меня. Какое-то безумие завладело моим телом, я поднялась выше и поцеловала его в губы. Я ждала, что он ответит, ведь он не может не чувствовать поцелуй, даже несмотря на то, что пьян. Одной рукой я проникла под его щеку, второй – под его рубашку и стала гладила спину: широкую, крепкую, горячую. Он должен проснуться, должен отреагировать, ведь с ним не кто-нибудь, а я.
И вдруг Шандор встрепенулся, приоткрыл глаза. Мне показалось, сердце мое перестало биться, и сейчас я умру. Если он прогонит меня, окатит презрением, это конец. Мне никогда не отмыться в его глазах.
– Лизавета? – еле внятно пробормотал он. – Ты мне снишься?
Я выдохнула.
– Да, Шандор, я твой сон, – сказала я чужим голосом. – В нем ты волен делать все, что хочешь.
– Я хочу тебя…
И Шандор завладел моими губами, подмяв меня под себя. Я погрузила свою руку в его шевелюру и стянула резинку. Мне хотелось чувствовать шелковистость его волос между своих пальцев и вспоминать эти ощущения, когда мы расстанемся. Другой рукой я вцепилась в его плечо, отвечая на поцелуй. Это не тот поцелуй, какой был в лекционном зале. В нем неистовство и голод. Моя правая нога инстинктивно согнулась в колене и прижалась к его бедру. Его плоть напряглась, и что-то сжалось внизу моего живота. Божечки, что это? Решительными движениями он стянул с моих плеч рукава и обнажил грудь. Меня бросило в жар, когда я ощутила его ладонь на моей груди – набухшей, как почка на дереве весной. Грудь четко вошла в его руку, точно была для нее создана. Горячая волна обожгла мои внутренности и двинулась к лону. А там какая-то неведомая мне пульсация грозится вырваться мощным потоком наружу и затопить все вокруг. И поцелуи Шандора, устремившиеся от моих губ к шее, лишь усиливали трепет, сосредоточившийся внизу живота. О, Господи, что со мной? Это и называется желанием? Страстью и томлением? О, это самое лучшее из того, что случалось со мной прежде.
С моих уст сорвался тихий стон, и непроизвольно я подтолкнула его тело спуститься ниже. Он приник губами к моей груди и завладел соском. Я снова застонала, мое дыхание участилось, и я вся превратилась в средоточие безудержного желания, что разгорелось в нижней части моего тела.
Пока его губы переходили с одной груди на другую – то посасывая соски, то покусывая, его рука спустилась ниже и, скользнув по ноге, проникла под платье и коснулась трусиков. Он одним рывком стянул их с меня, и мне оставалось только помочь ему ногами скинуть их с себя. Шандор нащупал пальцами потаенный бугорок между двух горячих створок и стал его поглаживать. Новая волна возбуждения разлилась по всему моему телу, я вонзила ногти ему в плечи, и из моего горла вырвался более громкий сладострастный стон. Он снова стал целовать мои губы, засасывая их своими губами, лаская языком и вновь проникая им в мой рот. Я ощутила, как из глубин моего тела излилась влага, и я не в силах сдерживать эмоции прогнулась в пояснице, откинула голову назад и вновь застонала. Эти звуки эхом отозвались в мужском теле. Бедром я ощущала напряжение в брюках Шандора и пульсацию с каждым моим стоном. Я должна что-то сделать с его желанием, как-то помочь ему высвободиться, но руки перестали меня слушаться, и я никак не могла нащупать его замок на брюках.
– Шандор, о, Шандор…
Сквозь заложенные от страсти уши, я услышала его стон и почувствовала, как его два пальца спустились ниже и проникли в мое лоно, увлажненное и разгоряченное. Ох… Ох…
– Пожалуйста, Шандор… Я прошу тебя…
– Сейчас, потерпи, детка, я уже иду, – услышала я, и он закопошился со своим ремнем.
Что? Он назвал меня деткой? Я – детка?! Это Шандор сказал или мне послышалось?
– Нет, нет, я не хочу! Я не могу. Нет!
Меня охватила паника, и я стала вырываться из его рук. Мне удалось высвободиться, кажется, я даже его ударила по лицу, быстро подскочила с дивана, отбежала на два шага, и, машинально выставив руки вперед, умоляла его не приближаться. Он уперся рукой в диван и в этом полусидящем положении жмурил глаза, словно не мог избавиться от пелены, застилавшей их, и тряс головой, будто бы прогоняя видения. Потом он поднял на меня глаза и недоверчиво произнес:
– Лизавета? Что ты здесь делаешь?
Пока он приходил в себя, я успела поправить одежду, и боязливо озиралась по сторонам в поисках своих трусиков. Его вопрос привел меня в дикий ужас, и я не знала, что ответить. Если он сейчас вспомнит, что произошло, он возненавидит меня и тогда мне лучше умереть, чем жить с этим всю оставшуюся жизнь.
– Ты пьян, Шандор, я привела тебя домой. У тебя завтра поезд.
– Поезд… – он снова тряхнул головой. – Сколько время?
– Еще ночь. Но тебе надо поспать. Ложись.
Я боялась к нему приблизиться, и только звуками своего дрожащего голоса пыталась воздействовать на его сознание.
– Спи, Шандор. Тебе надо поспать.
– Да, мне надо выспаться.
Он упал на подушку и тут же уснул.
Я находилась в плену бушевавших во мне эмоций и плохо соображала. Меня всю трясло, сердце выпрыгивало из груди, а в горле пересохло. Дрожащими руками я провела по волосам, словно пытаясь привести мысли в порядок. Я вспомнила про стакан воды, быстро направилась к нему и осушила его в один миг. После этого я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов и почувствовала, как страх и волнение отступили от меня. Встряхнув головой, я попыталась понять, что пошло не так.
Ведь все начиналось так… умопомрачительно хорошо. Я впервые испытала страсть, желание, и мое лоно требовало, чтобы его довели до экстаза. Оказалось, что кроме самых глубин моего тела, есть еще другие места, способные привести меня в сладостное исступление. И даже сейчас, вспоминая об этих ласках, мое нутро томно сжималось и пульсировало. Поцелуи Шандора усиливали мое возбуждение, и я жаждала принять его в себя. А что потом? Я прикрыла глаза и как будто бы вернулась на несколько секунд назад, чтобы вновь пережить те мгновения. Я снова ощущала его пальцы между ног, скольжение ими по влажной коже вглубь моего тела, блаженство и острое желание, которое требовало удовлетворения.
А потом он назвал меня деткой.
Я открыла глаза. Вот что возмутило меня. Я думала, что готова на все, чтобы забеременеть от него, но одно короткое и режущее слух слово свело мою решимость к нулю. Как если бы он назвал меня чужим именем. Он был не со мной. И это слово предназначалось не мне. Он бы никогда не назвал меня деткой. О ком он думал? О Лисицкой? Хотел меня, а представлял ее? Или как? Что произошло с его сознанием, пока он ласкал меня? Или это нормальное обращение к женщине – любимой женщине – в постели? И это я́ ненормальная? Но не детка же! В этом слышится какая-то пошлость и вульгарность. И никак не вяжется с образом Шандора. Того Шандора, которого знала я. Наивная и невинная девочка.
Нет, не гожусь я для душегубства. Шандора ни соблазнить, ни женить на себе не могу. И он уедет, а я останусь одна. Без него и без ребенка. Но с чистой совестью.
Отец порадуется такому исходу. Он воспитал хорошую дочь. Только почему меня не разбирает чувство гордости за эту воспитанность, а я вновь чувствую себя поруганной, как после разговора с Леной? Будто быть правильной грешно и позорно. И от этого и правда подташнивает.
Я нашла свои трусики и прошла в ванную, чтобы привести себя в порядок. Из зеркала, висящего над раковиной, на меня смотрела какая-то новая девушка. Те же глаза, тот же вздернутый нос, те же впалые щеки. Но что-то в ней изменилось. Она как будто стала старше.
Вот так жизнь откладывает на нас свой отпечаток, и мы, оставаясь с теми же чертами, стареем. Или это не старость, а опыт? Но опыт призван чему-то научить, так чему же я учусь? Быть сильной и честной? Или мудрой? Может быть завтра я и почувствую в себе эти качества, но сегодня я слаба… и опустошена.
Мой взгляд скользнул по шее. Что это? Какие-то пятна. Аллергия? Но почему на шее? И вдруг я вспомнила Марка. Несколько лет назад я видела такие же пятна у него. И он глумился надо мной, рассказывая о природе их происхождения. А я краснела и просила его не вдаваться в подробности. То были засосы. И это засосы. Но я думала, что их возникновение должно бы причинять боль. Но ее не было. Я помню только удовольствие и наслаждение. Оказывается, и от удовольствия могут быть синяки. О, боже, что же скажет мама?
Изучение шеи напомнило мне еще об одном важном моменте, наступление которого я ждала несколько месяцев. И даже сегодня я об этом думала, перекладывая золотую цепочку из одной сумочки в другую. Я нашла свой подарок и застегнула его на шее у Шандора. Утром он взглянет на цепочку другими глазами, и не посмеет от нее отказаться. Иначе ему придется приехать ко мне, но тогда он опоздает на поезд. Нет, все правильно. Это самый удачный момент для ее вручения. И она уедет с ним.
После этого я застегнула все пуговицы на его рубашке и убедилась, что застегнута и его ширинка. Всё! Вокруг не осталось никаких следов нашей страсти. И он никогда не узнает о том, что здесь произошло. В каком-то смысле он стал первым, и я этого никогда не забуду. Потому что первых не забывают.
Я снова присела на диван к Шандору. Он мирно спал и посапывал. Я погладила его по голове, протянула между пальцев его волосы, наслаждаясь их волнистостью и мягкостью.
Он хочет, чтобы я вышла замуж за другого, чтобы у меня с тем, с другим были дети. Но смогу ли я когда-нибудь разлюбить Шандора? Есть ли на земле еще один такой, как он, который сможет вытеснить Слободу из моего сердца? Нет, это невозможно. Я буду любить его. Любить и помнить.
Увидимся ли мы когда-нибудь снова? Приедет ли он на встречу выпускников, как обещал сегодня девчонкам, вспомнит ли он эти слова завтра? Будет ли он желать нашего свидания, как я?
Мы еще не расстались, а я уже ждала, когда мы свидимся вновь. Ведь не может быть, чтобы этого не случилось. Я буду верить, что вижу его не в последний раз. Потому что без этой веры я не смогу жить. И если он хоть изредка будет мне звонить, это облегчит ожидание и наполнит мое существование смыслом. Я буду знать, что где-то далеко у меня есть друг, и он думает обо мне. Я не забыта. И может чуточку любима.
Неожиданно – сегодня очень многое происходило именно так – я подумала о паспорте Шандора. Там есть его адрес, и мне захотелось его узнать. Наверное, я не смогу воспользоваться этой информацией в будущем, но отчего-то считала, что было бы неплохо иметь его контакты. Просто для того, чтобы обозначить на карте место, где он встречает свои рассветы и провожает дни с закатами. Это где-то недалеко от Сочи, но все же не Сочи, а какое-то село недалеко от Хосты. Я переживала, что если не узнаю его адреса сейчас, то когда-нибудь об этом пожалею.
Я нашла в его барсетке паспорт и, открыв страницу с пропиской, переписала адрес на бумажку. Сложила ее несколько раз и убрала к себе в сумку. Сразу стало как-то спокойнее. Словно я собиралась его найти и теперь имела такую возможность.
Я снова прилегла с ним рядом. Хотела в последний раз почувствовать тепло его тела. Я больше не пыталась соблазнять его. Я решила уйти из его жизни достойно, но боже, как тяжело мне это давалось!
Вдруг обнаружила, что плачу. Горькие слезы разлуки катились по щекам, смывая остатки туши на глазах.
Наверное, мне тоже надо было сегодня напиться и не думать о предстоящем расставании. Проснулась бы завтра и столкнулась с неизбежностью. Он уехал и его не вернуть. А так мучаю себя, не зная, как проститься и принять эту правду жизни. И даже мечтаю, чтобы сейчас он открыл глаза и сказал, что останется со мной, что без меня не мыслит своего существования, мы вместе навсегда.
О, какой бы счастливой я стала тогда! И уже не слезы горя, а слезы радости катились бы по моим щекам.
Но Шандор также сопел на подушке и не знал, какие страсти кипят в моем сердце. И никогда не узнает.
Мои веки тяжелели, и на глаза накатывал сон. Но нет, я не могу уснуть. Скоро приедет отец. Мне надо домой. Туда, в новую жизнь, которую я начну без Шандора. Я научусь. Я смогу. Я буду сильной…
Продолжение следует
