Поцелуй

Мое настроение сегодняшнего дня? Интересное ощущение, когда рисуешь другого человека. Мне понравилось ее рисовать, и я подумал, что могу это делать периодически, например, во время самостоятельных и контрольных. Я чувствовал волнение и внутренний подъем, и мне захотелось сделать что-то значимое, важное, может быть, что-то, что изменит мир. Наверно, это и называется вдохновением. Ведущая попросила обменяться рисунками. У меня в голове было только беспокойство, что Аделаида подумает насчет моего видения, но, когда в руках у меня оказался ее рисунок, я был искренне удивлен. В зеленой траве вырос цветок. Серединка желтая, а лепестки светло-голубые. Может, она хотела нарисовать их белыми, но на белой бумаге их было бы не видно.

Я молча уставился на этот цветок, не понимая, что она хотела этим выразить, как услышал смешок. Она смотрела на моего домовенка и, широко улыбаясь, прямо-таки светилась, прикрывая улыбку ладонью. Я тут же забыл про ее цветок и почувствовал себя очень счастливым. Она повернулась и улыбнулась, чуть поджав губы, кивнула мне. Я не ожидал, что ей понравится: больше похож на крашеного рыжего негритенка. Ведущая подошла к нам, посмотрела на наши рисунки и тоже улыбнулась. Наверно, она улыбалась на все рисунки, хотя я могу ошибаться. Про моего домовенка она ничего не спросила, а вот цветок ее больше заинтересовал. Аделаида сказала ей, что я у нее как молодой человек ассоциируюсь с молодостью, чистотой и непосредственностью восприятия, жизненной силой, стремлением к росту и развитию, что у меня еще все впереди, и поэтому ей захотелось нарисовать именно так. Это не портрет, а символ. И с ее сегодняшним настроением это тоже связано: тоска по лету, теплу и сочной зелени.

Внутри все сжалось от сразу нахлынувших воспоминаний о первой встрече с ней, о прогулке почти вдвоем тем единственным летним вечером. Невыносимо, почти больно. И снова это предчувствие. Что-то еще обсуждали, говорили, и я тоже, а что, не могу вспомнить. У меня не было намерения после мастер-класса хватать ее, настигать, обязательно говорить с ней. Как будто мне хватило этих рисунков и того, что она сидит рядом, пусть и через проход, улыбается мне. Наоборот, захотелось отстраниться, побыть в стороне. Как будто, если стану к ней ближе, мне будет очень больно, обнажится какая-то незаживающая рана, и она коснется ее и…

После занятия девчонки столпились в проходе, бурно обсуждая рисунки и прочее. Я терпеливо ждал. Наконец, мы вышли всей кучей на улицу. Холодный ветер стих, и стало тепло. Воздух был такой нежный, хотелось вдыхать его глубоко и как можно больше. Высказали предложение прогуляться, я не отказался. Аделаида тоже согласилась. И мы пошли. В ближайшем вагончике купили кто чай, кто кофе, шоколадки. Она первая делала заказ и попросила черный чай с имбирем и лимоном. Я подумал, что ей и вправду не хватает тепла, и мне захотелось угостить ее, я обрадовался этой возможности. Чтобы не вызвать подозрений, я объявил, что угощаю всех. Народ воспринял мой жест восторженно и с искренней благодарностью. Я почувствовал, что стал своим, и на душе потеплело и полегчало.

Мы прошли, болтая и смеясь, добрых четыре квартала и вышли на главную площадь. У остановки стали рассаживаться по свои автобусам. Я провожал всех: мне хотелось еще пройтись, продлить этот вечер, еще побыть в мире, где есть она. А она стояла рядом и махала уезжающим рукой. Мое сердце колотилось: на какой автобус она сядет, ведь все, что здесь проходят, уже уехали. В моем бедном сердце затеплилась слабая надежда. И вот мы остались вдвоем. Она сказала, что хочет еще пройтись и попрощалась. А я, конечно, напросился составить ей компанию, и она согласилась. На предпраздничной площади было очень красиво.

Сначала мы шли молча, пошли вокруг по площади. Она любовалась огнями, на ее лице переливались разноцветные подсветки зданий. И я чувствовал ее напряжение: наверно, пожалела, что согласилась на мое сопровождение. Я заговорил первый, спросил, живет ли она в нашем городе. Она ответила, что живет здесь примерно два года, и поинтересовалась, так ли очевидно, что она не коренная жительница. Мы были уже на «ты». Снова подул холодный ветер, стало довольно зябко, а мы оказались у дверей кафе. Я предположил, что она проголодалась, и сказал, что тоже перекусил бы и выпил горячего чего-нибудь. Мы вошли и устроились у окна, внутри было довольно уютно, тепло, цветы и свечи на столике.

Когда официант ушел с нашим заказом, я, наконец-то, позволил себе просто смотреть на нее. Ведь до сих пор у меня не было такой возможности – сидеть напротив наедине. Я смутил ее: щеки у нее загорелись. Я извинился и сказал, что знаю, что она родом не отсюда. Спросил, помнит ли она меня, ведь мы уже знакомы. Она удивленно молчала. Я рассказал ей о том дне. Не стал говорить о своих чувствах, хотя очень хотелось. Не стал говорить, что я женат и у меня есть дочь. Не смог и отложил разговор до десерта: не стоит вываливать на нее все это, по крайней мере, в самом начале… Может быть, подумал я, вообще не говорить ей ничего, просто начать сначала…

Аделаида сказал, что ей было очень плохо в тот день, она явно перепила и в ее возрасте по ночам уже надо спать, а не гудеть до утра, даже если повод серьезный. В ответ я наговорил ей комплиментов, и говорил искренне, и рад был хотя бы это ей сказать. А она искренне поблагодарила, сказала, что приятно слышать такие вещи от молодого человека. Ах, возраст! В ее взгляде светилась грусть, и я спросил, когда человек переходит сорокалетний рубеж, действительно ли все становится настолько серьезно. Спросил и обомлел: как будто что-то тяжелое опустилось позади нее, и она чуть улыбнулась, посмотрев в сторону, затем усмехнулась, а потом подняла на меня глаза, бездонные как изумрудный космос, в которых огоньки рассыпались на миллиарды звезд. А потом сказала, что с тем опытом, который у нее есть теперь, она бы начала все сначала.

Официант принес наш заказ как раз в тот момент. Мы молча расставили свои тарелки на небольшом столике. Официант ушел, а я не мог найти что сказать. Не то чтобы нечего – наоборот, в голове роились тысячи вопросов. Она тоже молчала и начала есть. Я последовал ее примеру. Наконец, высказал догадку, что переезд – это шанс начать новую жизнь. Она с улыбкой встретила мое предположение и закивала головой, опустив взгляд в тарелку: она как раз пыталась поместить порцию длиннющих спагетти в рот, и они никак не заканчивались. Мы посмеялись. А она спросила, как я устроился после окончания университета, чем занимаюсь, есть ли семья и прочее. Мне показалось, что ей было это действительно интересно.

А я взял да и сказал все, как есть, а потом брякнул, что развожусь. Сам не ожидал, но не хотел ставить стену между нами. Оправдывал себя тем, что если у нас с ней – Боже, помоги! – начнутся отношения, я действительно разведусь. Господи! И не хотелось, чтобы между нами были недомолвки и недоразумения. Но ведь я совсем ничего не знаю о ней самой, только то, что она переехала сюда два года назад. И спросил, как здесь у нее складывается жизнь. Она подняла брови, при этом опустив веки, как бы задумавшись – ей не хотелось говорить об этом. Сказала просто, что как раз перед дипломом развелась, через какое-то время переехала, когда нашла работу, теперь живет здесь, воспитывает сына. И все. С замиранием сердца я спросил, не собирается ли она снова замуж. И она заявила, что не планирует серьезных отношений в ближайшее время. Сказала, глядя мне прямо в глаза.

Было что-то жесткое и безапелляционное в ее взгляде. Предупреждение? Типа, не против развлечься, ничего серьезного, так? Ну, нет, милая, так не пойдет, ты нужна мне вся! Честно сказать, внутри сначала я спасовал. Оглядел эркер, внутри которого мы сидели, по дуге снизу вверх и опять вниз. Пока я проделывал этот финт, решил, что в этот раз я ее не упущу, сделаю все возможное и невозможное. И посмотрел на нее снова. Мой взгляд был полон решимости, и, думаю, она поняла. Ее взгляд смягчился, она улыбнулась и откинулась на спинку кресла. Сказала, что объелась. Я тоже расслабился – а не надо было. Спросил, где она успела побывать, порекомендовал места, где ей, на мой взгляд, будет интересно, и вдруг предложил вместе сходить в комнату смеха в одном из развлекательных центров, сказал, что это отличная разрядка и я сам с удовольствием сходил бы. Она посмеялась и сказала, что подумает. Я осмелился попросить ее номер. Она написала его на салфетке, я тут же набрал и попросил ее сохранить мой.